Катастрофа бронепоездов у Сучжоуфу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Катастрофа бронепоездов у Сучжоуфу

В ноябре 1927 г. у станции Сучжоуфу фыновцами были захвачены 4 русских бронепоезда. Произошло это так. Подполковник Николаев писал, что в конце октября русские выполняли боевую задачу у станции Ламфанг на Лунхайской железной дороге. Общая численность русских при этом составляла 900 человек, из них 240 человек было на бронепоездах, остальные составляли пехотную бригаду. Каждый бронепоезд имел по 60 человек команды, 4 орудия, 6–7 бомбометов и 10–11 пулеметов. В пехотной бригаде было 600 штыков, остальные были прислугой 2 горных орудий, 8 пулеметов и 4 бомбомета. Объединенными силами командовал генерал-майор Чехов, начальник броневой дивизии, а пехотой – генерал-майор Сидамонидзе. Тот и другой были капитанами русской службы.

В конце октября бои Русской группы, в которых участвовали броневики и пехота, шли на Кайфынском направлении. Русские продвигались вперед. Около часу дня 31 октября в бою с артиллерией врага был пробит тендер паровоза бронепоезда «Хонан», а под вечер был подбит паровоз бронепоезда «Пекин»[423]. По данным Пурина, это произошло так: «Впереди шел самый крепкий броневик «Пекин». Снаряды полевых пушек противника не пробивали его брони. Со стороны неприятеля тоже шел броневик, по которому «Пекин» выпустил 127 снарядов, в результате чего вражеский бронепоезд был подбит и с помощью нового паровоза был оттащен назад. Когда «Пекин» продвигался вперед, он наткнулся на две кинжальные батареи, которые подвергли его сильному обстрелу. Артиллерия его не смогла сбить батареи, и паровоз «Пекина» был подбит. За ним пришел другой броневик, который оттянул «Пекин», а на его место вышел бронепоезд «Шандун», который вел бой с батареями и пехотой противника. Почти одновременно на задней станции в 3 часа дня в 5 верстах от станции наш броневик «Хонан» был атакован двумя ротами противника, которые вышли в тыл нашим броневикам. Отстреливаясь, «Шандун» сменил «Пекин» на этой станции и с 8 часов вечера до 1 часу ночи вел бой с пехотой противника, который был до того дерзок, что забирался под вагоны нашего бронепоезда. Бронепоезд «Тайшан» тем временем ушел дальше назад. Еще дальше от него находился броневик «Хонан». В это время пехота противника, пользуясь наступлением темноты, когда стрелки не могли вести точный огонь, пыталась захватить обездвиженный бронепоезд «Пекин». Его команда отчаянно отбивалась и подавала тревожные гудки, похожие на рев раненого зверя. К нему направили броневик «Тайшан», который разогнал противника и к часу ночи притащил на буксире «Пекин» к месту сосредоточения всех русских сил. К тому времени, по словам Николаева, обстановка на фронте настолько осложнилась, что бронепоездам приказали отходить к позициям русской пехоты. По словам Пурина, Чехов прибыл на эту станцию с пехотой и бронепоездом «Шандун» около 12 часов ночи с 31 октября на 1 ноября. Подойдя к расположению пехоты, получили приказ посадить ее на бронепоезда. Все указывало на то, что противник уже проник в тыл. Чехов знал это и должен был принять решение об отходе, но не сделал этого, потеряв 12 часов, и только утром он двинулся в свой тыл.

Поэтому все семь поездов двинулись к востоку одной, почти непрерывной колонной. Начиная с 9 часов утра они все время вели бой с угрожающими с обеих сторон частями противника. На всем пути следования встречались мелкие группы противника в виде отдельных рот и батальонов, которые разгонялись артиллерийским и пулеметным огнем. Таким образом прошли три разъезда без всяких потерь с нашей стороны»[424].

К 11 часам поезда начали подходить к мосту западнее разъезда Лиухо (Люхэ). Отсюда до позиций союзного маршала Чу Юпу оставалось 12 километров. Шедшие впереди бронепоезд «Чжили» и вспомогательный бронепоезд подполковника Сакулинского, оторвавшись от остальных, успели благополучно миновать этот мост и разъезд. Остальная колонна подходила к мосту так: бронепоезд «Хонан», имея у себя на буксире подбитый «Пекин», затем «Тайшан», «Шандун» и последним – китайский санитарный поезд. Когда «Хонан» был недалеко от моста, оказалось, что дорогу преградил противник, разобравший путь на расстоянии целого километра и взорвавший небольшой мостик перед главным мостом.

«Хонан» остановился, и не успела выскочить его команда для осмотра пути, как по ним сразу с трех сторон был открыт артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь, который велся слева, из двух деревень, с фронта, из-за окопов у мостов и справа из окопов на поле, из поставленных за ними батарей. Противник находился не более чем в 400 метрах от бронепоездов, но решительности в наступлении не проявлял, отгоняемый от полотна дороги огнем бронепоездов. Видя это, 105-й полк выгрузился с бронепоездов на северную сторону дороги и стал наступать на противника, преградившего путь по железной дороге. Артиллерийский огонь враг сосредоточил главным образом на «Хонане», который стал энергично отвечать, но вскоре от нескольких прямых попаданий бронепоезд окутался клубами дыма и пара. Его паровоз был подбит, и «Хонан» лишился возможности маневрировать. Остальные бронепоезда в панике открыли огонь во все стороны. Под его прикрытием с задних бронепоездов начали соскакивать пехотинцы 106-го полка. Во многом поэтому атака 105-го полка, никем не руководимого и вышедшего в наступление неполными силами, не имела успеха. Видя панику команд бронепоездов и 106-го полка, 105-й полк бросился в северном направлении. Рассыпавшись цепью, русские бросились в незанятый противником промежуток между двумя деревнями севернее и левее железной дороги. По данным Пурина, «спасался каждый, как мог и кто мог. Командование растерялось, и никто никаких приказаний не получал»[425].

Все бомбометы и большая часть пулеметов были оставлены на бронепоездах. Встреченные со всех сторон огнем, люди 109-й Русской бригады устремились в сторону наименьшего сопротивления, на север, в этот промежуток, куда им вместе с командами бронепоездов и удалось прорваться. При этом почти все имущество, как казенное, так и личное, чинов 109-й бригады и команд бронепоездов было брошено. «Солдаты-китайцы 109-й бригады почти все рассеялись во время боя и при дальнейшем поспешном отступлении к Цинину, куда через полмесяца и прибыли русские с погибших бронепоездов во главе с Чеховым»[426]. Во время бегства от моста русские оказались в окружении под ураганным огнем противника, из которого они вышли с большими потерями. После этого разрозненные части команд бронепоездов и пехоты пробежали 12 километров на север, кое-как собрались и стали пробиваться к своим, ежедневно делая по 40 километров. Прибыв в Цинин, Чехов послал Чжан Цзучану телеграмму с просьбой дать эшелон для отправки русских в Цинанфу, на что ответа не последовало. Тогда Чехов проявил запоздалое боевое рвение против союзного поезда, самовольно захватив эшелон. В Цинанфу Чехов отправился в штаб Чжан Цзучана с докладом. Однако тот его не принял, сказав, что сможет разговаривать с ним только на фронте.

Были данные, что позорное бегство русских с поля боя имело место, несмотря на слабость сил врага, преградившего дорогу русским бронепоездам и пехоте, и близость своих частей. Пурин свидетельствует: «Как доказательство, что противник по железной дороге не был силен, является факт, что майор Алексеев с 40 артиллеристами стал отходить по железной дороге через мост и, пробившись, присоединился к главным китайским силам»[427].

Надо отметить, что Нечаев попадал и в более тяжелые ситуации, например под Тяньцзинем в марте 1926 г. Тогда противник зашел в тыл русским частям и отрезал бронепоезда. Однако Нечаев, лично возглавив контратаку, отбросил противника, предотвратил катастрофу и сам разбил наголову неприятеля, и это лишь один из многих эпизодов его боевой биографии. Таким образом, вина за случившееся целиком ложится на Чехова как главного командира и Сидамонидзе. Они не смогли удержать команды бронепоездов и пехоту от паники, не командовали пехотой при контратаке 105-го полка и сами впали в панику, отдав приказ о бегстве. А накануне они медлили с отходом своих частей, особенно Чехов, в чьем подчинении были бронепоезда. Кроме того, они стянули в один район все бронепоезда без достаточно сильного пехотного прикрытия, вместо того чтобы распределить их по железнодорожной линии в условиях стремительного отхода войск Северной коалиции. В итоге потеряли четыре новых бронепоезда со всем вооружением, в два раза усилившие броневые силы Фына, и всю материальную часть 109-й пехотной бригады. А главное – общие потери ранеными, убитыми и пленными достигли 300 человек, из которых около сотни приходится на убитых, так как тяжелораненых во время боя и паники вынести не удалось. Они, чтобы не достаться кровожадному противнику, стрелялись сами, или их добивали фыновцы. Особенно позорным было то, что из оставшихся людей 200 человек пришли без оружия, бросив его в панике[428].

Причина такого разгрома не только в бесталанности Чехова и Сидамонидзе, но и в отсутствии у русских единого командования. По оценке немецких экспертов, «успехи 1924—26 гг. связаны с тем, что командование русскими было сосредоточено в одних руках. Бронепоезда приносили существенную пользу русскому отряду, так как дополняли огневой силой наступление пехоты. Но как только бронепоездам давали самостоятельное поручение или их направляли для совместных действий с китайской пехотой, они терпели неудачу. Бронепоезда являлись очень ограниченным вспомогательным родом оружия, которому китайцы наивно придавали чрезвычайно большое значение»[429].

Чтобы компенсировать потери, Чжан Цзучан снял с должности своего военного советника Макаренко и направил в Цинанфу для руководства строительством двух бронепоездов, так как он уже имел в этом опыт[430]. Когда они были готовы, он поставил во главе их Макаренко.

После катастрофы уцелевшие части прибыли в Цинанфу, но через неделю и их снова вызвали на фронт.

Русские продолжали покидать разваливающуюся группу. В ноябре 1927 г. из Циндао от Пурина пришло сообщение: «В последнее время здесь было много бывших русских чинов армии Чжан Цзучана. Почти все они обращались к старшим русской колонии и к иностранным резидентам с просьбами о предоставлении им какой-нибудь работы либо средств на проезд в Шанхай или Харбин, куда они направляются в поисках службы. Ныне они имеют чрезвычайно жалкий вид: оборванные, больные, голодные и разочарованные во всем. Усматривается из разговоров с ними и из частных писем из Цинанфу, что неудачные бои в начале ноября на Лунхайской железной дороге сильно поколебали значение группы в глазах китайцев и нужны героические усилия, чтобы восстановить положение русского имени, бывшего при Нечаеве. Все в один голос заявляют: нет веры и доверия к начальникам, а раз это так, то надо признать, что начатая Нечаевым работа разваливается и ждать ничего хорошего впереди нельзя. Нельзя возлагать больших надежд на остающуюся Русскую группу, которая осталась почти без солдат. Они вспоминали, что когда во главе группы был Нечаев, начальник с железной волей, то она была многочисленной, так как генерал прилагал все усилия к тому, чтобы все вовремя получали жалование, и заботился о солдатах. Теперь же этого нет. Прошло 10 месяцев со времени ухода Нечаева, и за этот период никто не получал жалования. Бывшее кадровое офицерство частью пало в боях, частью ушло, частью служит рядовыми, но зато, по меткому выражению полковника Лаврова, вчерашние повара стали ныне полковниками и генералами и кричат, что они делают русское национальное дело. Это – грубая ложь. Они губят здесь русское дело и русское начинание. Среди солдат группы царит жестокое озлобление к начальствующим, особенно к Меркулову, играющему в фашизм и сорящему деньгами. Озлобление дошло до того, что в офицерское собрание 105-го полка неизвестно кем была брошена бомба, но об этом замалчивается. В Цинанфу подано до 300 заявлений об увольнении. Если удовлетворить их, то группа останется без солдат. Ходатайства, конечно, остаются неудовлетворенными. Офицерство и солдаты группы возмущенно рассказывают, что наряду с безумными тратами денег можно встретить полную нищету. Одни пользуются лимузинами, пьянствуют, в изобилии льется шампанское, а рядом солдаты не имеют даже кипятка и раненые с трудом, кое-как, плетутся в госпиталь, не имея денег на рикшу. Контрасты – слишком резкие, вызывающие всякого рода разговоры и недовольства»[431].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.