Новая Академия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новая Академия

1. Основателем Третьей, или Новой, Академии был Карнеад Киренский (214/212 —128 до н. э.), который сопровождал стоика Диогена во время его дипломатического посольства в Рим в 155 году до н. э. Будучи последователем скептика Аркиселая, он учил, что знание недостижимо и что критериев истины не существует. Полемизируя со стоиками, он утверждал, что не может быть такого чувственного представления, рядом с которым нельзя было бы поставить ложного представления, неотличимого от истинного, приводя в пример сны, которые, будучи нереальными, кажутся спящему истинными, а также галлюцинации и видения. Следовательно, впечатления чувств ненадежны, и разум не может их исправить, как думали стоики, поскольку они сами утверждали, что понятия формируются на опыте.

Мы ничего не можем доказать, поскольку любое доказательство строится на допущениях, которые сами нуждаются в доказательствах. Но и эти доказательства, в свою очередь, покоятся на допущениях, и так до бесконечности. Поэтому вся догматическая философия – это замок на песке, поскольку по каждому вопросу можно найти аргументы «за» и столь же убедительные доводы «против». Карнеад подверг критике теологию стоиков, пытаясь доказать, что их доводы в защиту существования Бога звучат неубедительно и что их доктрина Божественной природы содержит противоречия. К примеру, доказывая, что Бог существует, стоики апеллируют к consensus gentium[12]. Но это единомыслие доказывает лишь всеобщую веру в существование богов, но никак не само их существование. А на каких основаниях стоики утверждали, что Вселенная мудра и рациональна? Сначала следует доказать, что она представляет собой одушевленное существо, а этого они как раз и не сделали. Если они говорят, что миром управляет Высший разум, от которого произошел и человеческий разум, то должны сначала доказать, что ум человека не может быть самопроизвольным порождением природы. Аргумент в пользу сотворения мира также неубедителен. Если Вселенная создана, то должен быть и ее Творец; на самом же деле никто не знает, была ли она создана или нет. Может быть, она просто самопроизвольное творение природных сил?

Бог стоиков – это одушевленное существо, которое должно поэтому обладать чувствами. Но если Он может чувствовать и ощущать, тогда Он способен к страданию и, в конечном счете, подвержен распаду. Более того, если Бог рационален и совершенен, как думали стоики, Он не может быть «добродетельным», каким они его считали. Как Бог может быть, к примеру, храбрым или мужественным? Каким Он должен подвергнуться опасностям и страданиям, чтобы доказать свое мужество?

Стоики исповедовали доктрину Божественного Провидения. Но если Провидение действительно существует, то как можно объяснить, к примеру, наличие в природе ядовитых змей? Стоики утверждают, что Божественное Провидение проявляется в том, что Бог даровал людям разум. Но большинство людей используют этот дар для саморазрушения, и для таких людей разум – это скорее бедствие, чем благо. Если бы Бог действительно обладал Провидением, Он бы создал всех людей хорошими и дал бы всем правильный разум. Более того, Хрисиппу не следовало бы говорить, что «Бог пренебрегает», к примеру, «мелочами». Во-первых, то, чем Провидение забыло нас снабдить, вовсе нельзя назвать мелочью; во-вторых, Бог не может пренебрегать намеренно (ибо преднамеренное небрежение к чему-нибудь непростительно даже земным владыкам); а в-третьих, трудно представить себе, чтобы Высший разум мог чем-нибудь неосознанно пренебречь.

Эти и другие аргументы Карнеада против учения стоиков представляют в определенной мере лишь академический интерес. Материалистическая доктрина Бога, которой придерживались стоики, содержит неразрешимые противоречия, ибо, если Бог материален, значит, Он подвержен распаду, а если Он – Душа Вселенной, наделенной телом, то Он может испытывать чувства удовольствия и боли. Но повторяю, подобные доводы против концепции Божества имеют для нас чисто академический интерес. Более того, нам и в голову не могло бы прийти приписывать Богу человеческие добродетели, как это делал Карнеад. Не собираемся мы и доказывать, что все в мире было создано ради блага человека. Тем не менее отдельные проблемы, затронутые Карнеадом, не лишены смысла, и всякая теодицея должна попытаться найти на них ответ. К таким проблемам относится, например, существование в мире физических страданий и морального зла. Описывая теодицею стоиков, я уже сделал несколько замечаний по этому поводу и надеюсь далее показать, как решали эти проблемы философы Средневековья и современности. Однако всегда следует помнить, что даже если человеческий разум неспособен дать исчерпывающие и полностью удовлетворяющие нас ответы на все сложные вопросы, возникающие по поводу какой-либо теории, то из этого вовсе не следует, что надо отказаться от этой теории, если она конечно же покоится на основе убедительных доказательств.

Карнеад понимал, что полное отрицание умозаключения невозможно, и создал теорию пробабилизма (вероятности). Вероятность имеет несколько степеней и является необходимой и достаточной для действия. Он показал, например, каким образом можно приблизиться к истине – несмотря на то что мы никогда не сумеем достичь абсолютной истины, – это делается с помощью накопления доказательств в пользу той или иной позиции. Если я просто увидел силуэт какого-то человека, это может быть галлюцинация, но если я слышу его голос, могу до него дотронуться, если он ест – я могу ради практических целей признать, что мое представление истинно. Эта истина обладает высокой степенью вероятности, особенно если я знаю, что такой-то человек должен находиться в это время в этом месте. Если человек покидает Англию и едет по делу в Индию, то, увидев свою жену на причале в Бомбее, он имеет причины сомневаться в достоверности своего восприятия. Но если, вернувшись в Англию, он видит, что жена встречает его на берегу, то его восприятие с высокой степенью вероятности будет истинным.

2. Академия вернулась к догматической позиции под руководством Антиоха из Аскалона (ум. около 68 до н. э.), который, по-видимому, начинал как агностик, но позже отказался от этой позиции; его лекции зимой 788 года до н. э. слушал Цицерон. Он указал на противоречие, содержащееся в утверждении, что ничто нельзя познать или что все сомнительно, ибо, признавая, что все вызывает сомнения, я тем самым признаюсь в том, что знаю это. Он установил для себя свой собственный критерий истины. Истинными он считал те положения, которые разделяли великие философы, и пытался доказать, что между академической, перипатетической и стоической системами нет принципиальных расхождений. Он в открытую излагал слушателям Академии доктрины стоиков, безо всякого стыда утверждая, что Зенон позаимствовал их у старых академиков. Таким образом, он попытался лишить скептиков одного из их главных аргументов, что между различными философскими системами существуют противоречия. В то же самое время Антиох представлял себя как эклектика.

Его эклектизм проистекал из морального учения. Повторяя вслед за стоиками, что для счастья достаточно одной добродетели, он тем не менее разделял веру Аристотеля в то, что для счастья в его высшей степени необходимы также внешние блага и здоровье. Несмотря на то что Цицерон называл Антиоха больше стоиком, чем академиком, он, несомненно, был эклектиком.

3. Эклектиком был и римский ученый и философ Марк Теренций Варрон (116—27 до н. э.). По его мнению, единственно правильной теологией является та, которая признает одного Бога, представляющего собой Душу мира, которым Он управляет, руководствуясь разумом. Надо отказаться от мифической теологии поэтов на том основании, что она приписывает богам недостойные качества характера и поступки, а физические теологии натурфилософов противоречат друг другу. Не следует, однако, отвергать официальную религию государства, ибо она имеет практическое значение и популярна в народе. Варрон высказал даже предположение, что традиционную религию придумали государственные мужи прошлого, и если бы сейчас потребовалось создать новую религию, то с помощью философии эта задача была бы выполнена куда успешнее.

На Варрона, очевидно, оказал огромное влияние Посидоний, у которого он позаимствовал теорию происхождения и развития культуры, а также его географические и гидрологические воззрения и многое другое. Взгляды Варрона по этим вопросам оказали, в свою очередь, влияние на Витрувия и Плиния. Варрон также перенял у Посидония приверженность к пифагорейскому «числовому мистицизму», что оказало воздействие на взгляды таких писателей, как Геллий, Макробий и Марциан Капелла. Влияние киников очень заметно в произведении Варрона «Saturae Menippeae», от которого до нас дошли только фрагменты. В нем он противопоставлял простоту киников роскоши богачей, издеваясь над их жадностью, и высмеивал перебранки философов.

4. Наиболее известным римским эклектиком был Марк Туллий Цицерон, великий оратор (3 января 106 г. – 7 декабря 43 г. до н. э.). В юности Цицерон был учеником Федра Эпикурейца, Филона Академика, Диодота Стоика, Антиоха из Аскалона и Зенона Эпикурейца. На Родосе он слушал лекции Посидония Стоика. Цицерон посвятил свою юность изучению философии в Афинах и на Родосе, однако б ольшую часть своей жизни он отдал общественной деятельности и обязанностям должностного лица и только за три года до смерти вернулся к философии. Большая часть его философских произведений была написана именно в эти годы (например, «Парадоксы», «Утешение», «Гортензий», «Академика», «О пределах блага и зла», «Тускуланские беседы», «О природе богов», «О старости», «О божественном», «О судьбе», «О дружбе», «О добродетели»). «О государстве» и «О законах» были написаны ранее. В произведениях Цицерона почти не содержится оригинальных идей, что, не скрываясь, признавал и сам философ1: «Я отношусь к числу переписчиков и лишь добавляю слова, которых у меня в избытке». Зато он обладал даром ясно и понятно излагать идеи греческих и римских философов.

Цицерон не смог дать научного опровержения скептицизма (из-за конфликта различных философских школ и идей он сам склонялся к нему) и нашел отдушину в интуитивных озарениях морального сознания, непосредственных и определенных. Понимая, какую опасность представляет для нравственности скептицизм, он стремился вывести моральные суждения из-под его разлагающего влияния и говорил о врожденных понятиях, данных нам от природы. Эти нравственные понятия заложены в нас с рождения и подтверждаются общим согласием.

В своих этических взглядах Цицерон разделял мнение стоиков о том, что для счастья достаточно добродетели, но он не мог отказаться и от учения перипатетиков, которые призывали ценить и внешние блага, хотя по этому вопросу Цицерон высказывал определенные сомнения. Подобно стоикам, он считал, что мудрый человек должен избавиться от страстей, добавляя сюда идею перипатетиков о том, что добродетель – это среднее между двумя крайностями. (Однако следует отметить, что Цицерон считал страсти или душевное волнение противными природе: «Душевное волнение, не усмиренное здравым смыслом, противно природе».) Опять-таки, для Цицерона, как и для стоиков, высшей является практическая, а не умозрительная добродетель.

В области натурфилософии Цицерон склонялся к скептицизму, хотя он ни в коем случае не отвергал эту отрасль человеческой мысли. Его особенно интересовали природные доказательства существования Бога; он отвергал доктрину атеистического атомизма. «Не понимаю, почему бы человеку, который считает, что так могло произойти [то есть мир образовался в результате случайного столкновения атомов], не поверить также, что если изготовить из золота или из какого-нибудь другого материала в огромном количестве всю двадцать одну букву, а затем бросить эти буквы на землю, то из них сразу получатся «Анналы» Энния, так что их можно будет тут же и прочитать»2.

Цицерон полагал, что в интересах всего общества необходимо сохранить традиционную религию, которую, однако, следует очистить от суеверий и от привычки приписывать богам безнравственные поступки (вспомним, к примеру, историю о похищении Ганимеда). Особенно следует укреплять веру в провидение и бессмертие души.

Идеалом Цицерона были братские отношения между людьми (ср. с идеалом Стои). В этом он разделял мнение Платона, высказанное им в девятом письме. «И тот же разум заставляет человека стремиться к людям, объединяясь с ними по природе речью и жизненным опытом, начиная с любви к близким и домочадцам, идти дальше и вступать в сообщество, сначала гражданское, а потом и вселенское, и, как пишет Платон Архиту, помнить, что рождается он не только для себя, но и для отечества и близких, и лишь весьма малая часть его достается ему самому»3.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.