Роковой сорок первый
Роковой сорок первый
Наступил роковой сорок первый. Поток информации о предстоящем нападении немцев возрастал. Вместе с тем информация зачастую была отрывочной и противоречивой, особенно в отношении сроков нападения. Естественно, что Сталину докладывался далеко не каждый из поступающих документов. Некоторые руководители органов государственной безопасности и военной разведки, опасаясь попасть в опалу, часто подстраивались под настроение и особенности характера Сталина, смягчали содержание острой разведывательной информации, а иногда и уклонялись от своевременного доклада объективных данных.
Однако, как отмечал впоследствии бывший в то время начальником Генерального штаба РККА Г.К. Жуков, не вся получаемая даже по линии военной разведки информация поступала руководству Генштаба. Начальник Разведывательного управления РККА Ф.И. Голиков, сменивший репрессированного И.И. Проскурова, стремился докладывать всю информацию сначала напрямую И.В. Сталину, а уже последний оценивал ее, учитывая мнение Л.П. Берии (до марта 1941 года курировавшего внешнюю разведку НКВД), и лишь та информация, которая соответствовала его внешнеполитической концепции, считалась «достоверной», «проверенной» и предоставлялась Г. К. Жукову. Об этом же пишет в воспоминаниях бывший в то время начальником Информационного отдела Разведывательного управления РККА В.А. Новобранец.
И все-таки, знал ли Генеральный штаб обстановку? «Знал, — пишет в своих воспоминаниях Г.К. Жуков. — Мы хорошо знали о сосредоточении в Польше войск. Знали о сосредоточении авиации и прочего, многократно докладывали Сталину по этому вопросу: что вызывает тревогу. Особенно в последнее время (апрель—май 1941 года. — И.Д.), когда они активизировали свою воздушную разведку, когда началось проникновение всяких диверсионных банд, террористических и прочих, до бандеровских организаций включительно».
Вряд ли можно полностью согласиться с тем, что вся информация сначала докладывалась Сталину, а затем «дозированно» спускалась в Генштаб. Многие из документов разведки вообще никому из высшего руководства не докладывались, а зачастую просто подшивались к делам. Так случится и с драматическим личным письмом A.M. Короткова на имя Берии (об этом позже) и со многими другими документами.
Но перейдем к некоторым документам, поступившим от военной и внешней разведок, от пограничников и из других источников в период с января по 22 июня.
Из разведывательной сводки № 2 Управления погранвойск НКВД УССР 16 января 1941 года:
«9 декабря 1940 года г. Санок посетил главнокомандующий сухопутной армией генерал-фельдмаршал фон Браухич…
12 декабря 1940 года из г. Влодава через г. Холм в направлении ст. Замостье проследовало 7 эшелонов немецких войск…
Во второй половине декабря 1940 года во всех населенных пунктах погранполосы генерал-губернаторства, расположенных вблизи границы и на глубину 12 км, немцы взяли на учет квартиры и сараи для размещения немецких подразделений… Ведется строительство казарм….»
Однако и в этой сводке, как и во многих других, отмечается усиленное и открытое строительство немцами огневых точек и других оборонительных сооружений, что опять-таки могло служить подтверждением отсутствия агрессивных намерений.
Обширный доклад о положении на советско-финской границе на 24 января 1941 года свидетельствовал о том, что сразу же после окончания советско-финской войны «финское правительство начало проводить подготовительные мероприятия к новой… войне с СССР». Далее приводятся многочисленные конкретные факты.
10 июня 1940 года в Москве была подписана Конвенция между Союзом ССР и Германией по разрешению пограничных конфликтов и инцидентов на границе. Эта Конвенция исключала возможность для Германии прикрыть вероломное нападение на СССР ссылками на какие-либо пограничные инциденты. Как отмечалось в докладе начальника погранвойск НКВД Белоруссии, с момента заключения Конвенции по 1 января 1941 года всего на границе с Германией возникло 187 различных конфликтов и инцидентов. «Как правило, — указывается в докладе, — германские представители все претензии представителей СССР признавали…, и они были разрешены в пользу СССР». Таким образом, надо признать, что обстановка на границе была спокойной.
Тем не менее с приближением войны меняется характер задач и состав агентуры гитлеровской разведки. Начиная с января 1941 года в советский тыл засылались преимущественно высококвалифицированные агенты, снабженные портативными радиостанциями.
Количество вражеской агентуры, задержанной или уничтоженной пограничными войсками в первом квартале 1941 года, увеличилось в 15—20 раз по сравнению со вторым кварталом 1940 года.
В 1940 году и первом квартале 1941 года в западных областях Украины, Белоруссии и Прибалтийских республиках было разоблачено 1596 немецких агентов, из них арестовано 1338 человек.
О слухах, распространяющихся среди дипломатического корпуса в Москве насчет готовящегося нападения Германии на СССР, сигнализировало 7 февраля 1941 года контрразведывательное управление НКГБ СССР:
«Как передает Депастас (1-й секретарь миссии Греции в СССР. — И.Д.), за последнее время в дипкорпусе сильно окрепли слухи о возможности нападения Германии на Советский Союз.
По одной версии, это произойдет после разгрома немцами Англии, по другой, которая считается наиболее вероятной, Германия нападет на СССР до удара по Англии с целью обеспечить себе тыл и снабжение независимо от исхода решительной схватки с Англией.
Существует предположение, что Германия ударит с нескольких сторон одновременно, используя своих союзников, таких, как, например, Финляндия и Румыния, которые имеют желание свести счеты с Советским Союзом.
Целью нападения Германии, по словам Депастаса, являются южные районы СССР, богатые хлебом, углем и нефтью. По словам Депастаса, греческий посланник Диамантопулос, считавший ранее подобную версию фантастической, в настоящее время ее также разделяет.
Депастас в беседе с сотрудником греческой дипломатической миссии Костаки сказал, что английский посол Криппс передал греческому посланнику, что во время его беседы в Анкаре с Иденом последний высказал ему уверенность на основании сведений, которыми он располагает, что Германия в самом непродолжительном времени нападет на Советский Союз».
11 марта 1941 года НКГБ СССР сообщил, «что 6 марта сего года английский посол Криппс собрал пресс-конференцию, на которой присутствовали английские и американские корреспонденты. Предупредив присутствующих, что его информация носит конфиденциальный характер и не подлежит использованию в печати, Криппс сделал следующее заявление…
«Советско-германские отношения определенно ухудшаются, и… советско-германская война неизбежна. Многие надежные дипломатические источники из Берлина сообщают, что Германия планирует нападение на Советский Союз в этом году, вероятно летом. В германском генеральном штабе имеется группа, отстаивающая немедленное нападение на СССР. До сего времени Гитлер пытается избежать войны на два фронта, но если он убедится, что не сможет совершить успешного вторжения в Англию, то он нападет на СССР, так как в этом случае он будет иметь только один фронт… Отвечая на вопросы, Криппс заявил, что германский генеральный штаб убежден, что Германия в состоянии захватить Украину и Кавказ, вплоть до Баку, за две-три недели».
31 марта 1941 года начальник внешней разведки направил в адрес наркома обороны, маршала С.К. Тимошенко, развернутое сообщение о продвижении германских войск к границе СССР на территориях Восточной Пруссии и генерал-губернаторства.
Представляет интерес перехваченная и расшифрованная телеграмма турецкого посольства в Москве министерству иностранных дел Турции:
«7 апреля 1941 года. Конфиденциально.
Добавление к телеграмме № 1141.
1. Из тех же источников поступают сведения о том, что немцы готовятся к наступлению на Россию… Югославский посол позавчера в Кремле после подписания договора о дружбе беседовал со Сталиным и сделал ему некоторые заявления в духе тех, о которых я сообщал в вышеуказанной телеграмме. Сталин выслушал его заявление с большим интересом и, дважды поблагодарив посла за информацию о сроках возможного нападения немцев, сказал: «Мы готовы, если им угодно — пусть придут».
2. Английский посол, узнав из белградских источников о том, что месяца два тому назад во время свидания принца Павла с Гитлером последний сказал Павлу, что собирается напасть на Советский Союз, по телеграфу из Афин попросил Идена проверить правильность этих слухов. Идеи в своем ответе указал, что он через короля Георга навел справку у принца Павла и что Павел подтвердил, что Гитлер ему действительно сказал о том, что он решил начать наступление на Россию в середине июня. Хайдар Актай».
О содержании беседы Гитлера с югославским принцем Павлом органами госбезопасности СССР 10 апреля 1941 года была направлена телеграмма И.В. Сталину и В.М. Молотову.
Еще один перехваченный турецкий документ — телеграмма министерства иностранных дел Турции посольству в Москве 7 апреля 1941 года:
«…Цель немцев — свергнуть Московское правительство и оккупировать Украину и Кавказ. Один полковник швейцарского генерального штаба доверительно сказал, что, по данным разведки, немцы, закончив войну на Балканах, к концу мая перейдут к акции против России».
8 апреля 1941 года в НКГБ СССР поступило спецсообщение НКВД о концентрации германских войск на границе с СССР. В нем, в частности, сказано:
«По данным закордонных источников пограничных войск НКВД Белорусской ССР, германскими властями в последних числах марта сего года отдано работникам государственных учреждений — немцам распоряжение эвакуировать в период 7—15 апреля сего года свои семьи из районов Варшавы на территорию собственно Германии.
Некоторым железнодорожным служащим-немцам на территории генерал-губернаторства выданы предписания с назначением их на работу на железной дороге в г. Белосток (на территории Белорусской ССР. — И.Д.).
Среди населения генерал-губернаторства распространены слухи, что 15 апреля сего года должны начаться военные действия между Германией и СССР…
…Среди населения, в том числе и германских офицеров, распространены разговоры о том, что в ближайшие дни начнутся действия против СССР.
Сведения проверяются».
9 и 12 апреля 1941 года НКВД УССР направил в ЦК КП(б) Украины спецсообщения №А-1250/СН и № А-1292/СН о крупных передвижениях войск из Германии на территорию генерал-губернаторства и к границам СССР.
«Только 22 марта через станции Гливице—Катовице—Освенцим проследовало 75 эшелонов… 25 марта на пограничную станцию Журавица прибыло 45 эшелонов немецких войск… На новых автострадах, переделанных из старых дорог, установлены таблички, отмечающие расстояния до Львова…» (находящегося на советской территории. — И. Д.)
Начальник внешней разведки НКГБ 10 апреля 1941 года направил в Разведывательное управление Генштаба Красной армии сообщение о концентрации немецких войск на советско-германской границе и строительстве аэродромов, дорог и укреплений в ближайшем тылу.
В еще одной телеграмме МИД Турции своему посольству в Москве от 16 апреля 1941 года, перехваченной нами и расшифрованной, сказано, «что немцы концентрируют войска против России и что в начале или в конце мая (здесь и далее по датам предполагаемого нападения курсив мой. — И.Д.) они нападут на Россию».
21 апреля за подписью наркома внутренних дел Берии на имя Сталина, Молотова и Тимошенко направлены разведывательные данные, полученные пограничными отрядами НКВД, относительно концентрации немецких войск на советско-германской границе и о нарушениях границы немецкими самолетами (с 1 по 19 апреля — 43 случая).
Отчет о работе внешней разведки НКГБ СССР за период с 1939 по апрель 1941 года состоит из 26 пунктов, в которых сказано:
«…Из наиболее интересных материалов, добытых за это время нашей агентурой, можно отметить следующие:
Сведения о подготовке Германией вооруженного выступления против Советского Союза. Сущность сведений сводится к тому, что Герингом отдано распоряжение о переводе русского отдела штаба авиации в активную часть, разрабатывающую и подготавливающую военные операции; в широких масштабах производится изучение военных объектов бомбардировок на территории СССР; составляются карты основных промышленных объектов; разрабатывался вопрос об экономическом эффекте оккупации Украины».
Надо с сожалением отметить, что этот — единственный — пункт о реальной угрозе самому существованию нашего государства, вместо того чтобы «кричать», составлен в эпически спокойном тоне, неспособном донести до руководства страны степень существующей опасности. А ведь до начала войны оставалось менее двух месяцев!
За подписью наркома государственной безопасности Меркулова 5 мая 1941 года на имя Сталина, Молотова, Тимошенко и Берии направлено сообщение о военных приготовлениях Германии на оккупированной территории Польши. По существу, это первый обобщенный документ по этому поводу, доложенный Сталину. Приводим несколько отрывков из него.
Военные приготовления в Варшаве и на территории генерал-губернаторства проводятся открыто, и о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно как о деле, уже решенном. Война якобы должна начаться после окончания весенних полевых работ. Немецкие солдаты, со слов своих офицеров, утверждают, что захват Украины немецкой армией обеспечен работающей на территории СССР «пятой колонной».
С 10 по 20 апреля германские войска двигались через Варшаву на восток беспрерывно как ночью, так и днем. Из-за непрерывного потока войск останавливалось все движение на улицах Варшавы. По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и частями самолетов. С середины апреля на улицах Варшавы появились в большом количестве военные грузовики и санитарные автомобили.
Немецкими властями в Варшаве отдано распоряжение привести срочно в порядок все бомбоубежища, затемнить все окна, создать в каждом доме санитарные дружины Красного Креста. Мобилизованы и отобраны для армии все автомашины частных лиц и гражданских учреждений, в том числе и немецких. С начала апреля закрыты все школы и курсы, их помещения заняты под военные госпитали. Запрещено всякое пассажирское движение по территории генерал-губернаторства, кроме пригородного по линии Варшава— Отвоцк…
Штаб армии восточного фронта расположен в Отвоцке. Немцы рассчитывают якобы сначала забрать Украину прямым ударом с запада, а в конце мая через Турцию начать наступление на Кавказ.
Немецкие офицеры в генерал-губернаторстве усиленно изучают русский язык, а также топографические карты приграничных территорий СССР, которые каждому из них розданы… Проводится заготовка переправочных средств через р. Буг…»
В тот же день и тем же адресатам направлено спецсообщение РУ РККА, подписанное Голиковым. В нем указывается, что общее количество немецких войск против СССР «достигает на 5 мая 103— 107 дивизий (увеличилось за два месяца на 37 дивизий). Обращает на себя внимание особое увеличение числа танковых и моторизованных дивизий. Отмечаются усиленное строительство вторых железнодорожных линий, ведущих к советской границе», складов боеприпасов, горючего и других видов военного обеспечения, расширение сети аэродромов и посадочных площадок и другие военные приготовления.
5 и 31 мая 1941 года были перехвачены телеграммы японского консула в Кенигсберге Сугихара японскому послу в Москве. В первой из них, в частности, указано, «что в июне германо-советские отношения должны будут как-то определиться. Отдано распоряжение о том, чтобы большинство немецких офицеров к концу мая в обязательном порядке овладело русским языком хотя бы в рамках чтения». Во второй говорится о концентрации германских войск и приводится такой факт: «пассажирский поезд, который вышел из Берлина утром 29 мая и прибыл сюда в тот же день вечером, на пути разминулся с 38 порожними воинскими составами. Военные перевозки по линии Познань—Варшава проходят более оживленно, чем в этом районе». Отмечаются и другие факты. Телеграмма заканчивается словами: «Все это наводит на мысль о начале войны».
2 июня уполномоченный ЦК ВКП(б) и СНК в Молдавии С.А. Гоглидзе направил в ЦК телеграмму о концентрации крупных частей немецкой и румынской армий на границе с СССР. В телеграмме, в частности, говорится: «Среди узкого круга офицеров румынской погранохраны имеются высказывания, что якобы румынское и немецкое командование 8 июня сего года намеревается начать военные действия против Союза ССР». С начала июня сообщения о предстоящем нападении немцев в ближайшие дни стали поступать из разных источников не только ежедневно, но и по два-три в день. Уже не могло быть сомнений в том, что немцы нападут, речь могла идти лишь о различных сроках.
Например, японский журналист Маэсиба сообщил, что на банкете у японского посла говорили, что начало военных действий ожидается 15 или 20 июня. Правда, тот же Маэсиба сказал, что «группирование Германией на западных границах Советского Союза крупных военных сил и продолжающееся продвижение к советским границам германских военных частей — это факты, о которых рассказывают очевидцы. Все же остальное — порожденные этими фактами слухи, предположения и сведения из шведской, турецкой и американской печати, которая старательно пропагандирует идею германо-советской войны…
Угроза войны используется как средство давления на Советский Союз. Такое предположение обосновывают, в частности, тем, что сведения о германской подготовке к войне против Советского Союза поступают в печать нейтральных стран из германских источников». (Данные 2-го Управления НКГБ СССР.)
В справке заместителя наркома внутренних дел УССР от 12 июня 1941 года говорится: «Среди немецких солдат идут разговоры, что 14 июня Германия якобы должна начать войну с СССР».
Но в этот день война еще не началась.
14 июня 1941 года состоялось последнее перед нападением на СССР совещание высшего командного состава вооруженных сил Германии. На нем были заслушаны сообщения командующих группами армий о готовности их войск. На совещании выступил Гитлер. Центральным пунктом его выступления было утверждение, что Советский Союз — это главное и последнее препятствие на пути Германии к мировому господству. Нападение на СССР Гитлер назвал «последним великим походом войны», предпринимая который не следует останавливаться ни перед какими соображениями морального или этического порядка.
14 июня 1941 года знаменательно тем, что в этот день было опубликовано печально известное заявление ТАСС, в котором говорилось, что распространяемые иностранной, особенно английской печатью заявления о приближающейся войне между СССР и Германией не имеют никаких оснований, так как не только СССР, но и Германия неуклонно соблюдают условия советско-германского договора о ненападении. «По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Текст этого сообщения накануне был передан германскому послу в Москве Ф. Шулленбургу. Германское правительство не реагировало на это сообщение, даже не опубликовало его в Германии.
17 июня 1941 года Верховным главнокомандованием вооруженных сил Германии (ОКБ) был отдан окончательный приказ, в котором указывалось, что осуществление плана «Барбаросса» должно начаться 22 июня 1941 года.
Эту дату (17 июня) следует запомнить. Ибо все домыслы тех, кто пишет, что еще задолго до нее некоторые выдающиеся агенты называли точный день нападения Германии на СССР — 22 июня — и являются домыслами. Ни один агент не мог знать этого дня, ибо его не знало ОКБ, а может быть и сам Гитлер, принявший окончательное решение между 14 и 16 июня.
18 июня 1941 года немецко-фашистские соединения в ночное время начали выдвигаться на исходные позиции для наступления.
Через три дня на границе все было готово для наступления на Советский Союз.
В декабре 1944 года мне с товарищами пришлось заночевать в польской деревне вблизи станции Тересполь, на левом берегу Буга, напротив Бреста. Хозяйка, полька, рассказывала, что в 1941 году они видели, что немцы подтягивают силы, готовятся к войне, и говорили об этом нашим железнодорожникам. Из Бреста в Германию из СССР шли сотни эшелонов с продовольствием и нефтью, в Тересполе их перегружали. 21 июня стало ясно, что война начнется не сегодня — завтра. Об этом тоже сказали железнодорожникам. А те ответили: «Войны не будет, вон в Брест привезли пушки и разобрали их». Ее рассказу можно верить. Во всяком случае, он отражает обстановку июня 41-го.
Об этом случае мне напомнило спецсообщение НКГБ БССР в НКГБ СССР от 19 июня 1941 года, выдержки из которого я просто не могу не привести:
«13 мая сего года на ст. Тересполь прибыл железнодорожный батальон… в 28 вагонах… В ночь на 15 мая на ст. Тересполь выгружено три эшелона танковых войск (сведения получены нашим закордонным агентом „Локтионовым“ от железнодорожного служащего ст. Тересполь 15 мая).
27 мая на ст. Тересполь в 48 пассажирских вагонах прибыли офицеры и унтер-офицеры германской армии, которые выгрузились и проследовали в окрестности Тересполя (сведения получены нашим закордонным агентом «Лаптевым»).
28 мая на ст. Тересполь прибыли немецкие военные летчики (сведения получены нашим закордонным агентом «Быковым» в разговоре со служащим ж.д. ст. Тересполь).
За последнее время на ст. Тересполь… стали прибывать вагоны и паровозы новой конструкции. Специально сконструированное приспособление позволяет сделать быструю передвижку скатов и тормозных башмаков, что дает возможность переставлять паровозы и вагоны с западноевропейской колеи на широкую колею, применяемую в СССР…
…Как показывают (захваченные) диверсанты, срок начала военных действий определен на первые числа июля…»
И так далее в том же духе.
Ежедневный перехват итальянской и японской переписки тоже приносил тревожные сведения:
Из Хельсинки в МИД Италии итальянский посол Чикконарди 19 июня сообщал: «Всеобщая мобилизация, неофициально объявленная, сейчас завершена. Страна находится на военном положении. Продолжается прибытие германских вооруженных сил. Считается, что Германия немедленно примет решение в отношении СССР».
Оттуда же посол Японии Сакая в тот же день сообщал в Токио: «Учитывая обстановку, существующую здесь, я сжег секретные нижеследующие документы: 1) все военно-морские шифры, шифры „Канада“, „Германия“, „Канаэ“, „Зеландия“. „Аляска“; 2) все телеграммы и секретные отношения; 3) все секретные протоколы…»
В тот же день посол Италии в Москве Россо информировал свое руководство: «Срочно. Совершенно секретно. Мой германский коллега поручил одному из своих сотрудников отправиться в Берлин, чтобы собрать информацию по поводу ситуации и добиться инструкций по практическим вопросам, которые должны возникнуть в случае разрыва отношений. Германский посол сказал мне, что его посланец возвратился, не привезя с собой ни окончательных сведений, ни точных инструкций. В строго конфиденциальном порядке он добавил, что его личное впечатление, однако, таково, что вооруженный конфликт неизбежен и что он может разразиться через два — три дня, возможно, в воскресенье.
На следующий день, 20 июня, перехвачена телеграмма японского посла в Бухаресте Цуцуи Кийоси своему коллеге в Москве: «…Утром 20 июня германский посланник сказал мне доверительно следующее: „Обстановка вошла в решающую фазу развития. Германия полностью завершила подготовку от Северной Финляндии и до южной части Черного моря и уверена в молниеносной победе. Румыния также по мере возможности ведет подготовку к тому, чтобы можно было сразу выступить…“
И наконец, разведывательная сводка НКГБ СССР № 1510 от 20 июня 1941 года, в которой, помимо дополнительных сведений о концентрации немецких войск у границы, есть такой знаменательный пункт: «…12. Германская разведка направляет свою агентуру в СССР на короткие сроки — три-четыре дня. Агенты, следующие в СССР на более длительные сроки — 10—15 суток, инструктируются о том, что в случае перехода германскими войсками границы… они должны явиться в любую германскую часть, находящуюся на советской территории».
Докладывались ли все эти и аналогичные материалы Сталину, или те, кто должен был это делать, опасались попасть «не в струю» его мнениям и настроениям? Сейчас это уже нельзя сказать. Возможно, что-то и докладывалось устно, во всяком случае, никаких письменных документов на этот счет не сохранилось.
* * *
Теперь посмотрим, какие же в предвоенный год советская агентура представляла донесения, служившие базой для составления резидентурами информации. Она, в свою очередь, должна была стать основой для сообщений, докладываемых в «инстанцию», то есть в ЦК ВКП(б), СНК и лично Сталину.
Берлинская резидентура внешней разведки.
Начнем с самого конца. 16 июня 1941 года поступило последнее предупреждение агентов «Старшины» и «Корсиканца» из Берлина. В нем, в частности, говорилось: «1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время. 2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС… воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может…»
Сообщение было направлено наркомом госбезопасности Меркуловым Сталину 17 июня 1941 года за № 2279 / М. На препроводительной записке к сообщению рукой Сталина написано: «Т-щу Меркулову. Можете послать ваш „источник“ из штаба германской авиации к… Это не „источник“, а дезинформатор. И. Ст.».(Цит. по книге «Органы Госбезопасности СССР в Великой Отечественной войне», т.1, кн.2, с.237).
17 июня в час дня Сталин вызвал к себе Меркулова и начальника внешней разведки Фитина. Как вспоминал впоследствии Фитин, первыми словами Сталина были: «Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?» Не дождавшись ответа, он продолжал: «Что за человек, сообщивший эти сведения?» Фитин дал подробную характеристику «Корсиканцу» и сказал, что нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации. После окончания доклада Фитина вновь наступила длительная пауза. Наконец Сталин произнес: «Дезинформация! Можете быть свободны».
Придя в Наркомат, Меркулов и Фитин тут же составили шифровку в Берлинскую резидентуру о немедленной проверке присланного сообщения о предстоящем нападении Германии на СССР. Однако ответ на нее так и не был получен.
В тот же день по указанию Сталина Берия отдал Судоплатову приказ о формировании Особой группы при наркоме, как специального органа разведывательно-диверсионных операций на случай начала войны.
По распоряжению Фитина сотрудниками управления был составлен Календарь сообщений агентов Берлинской резидентуры о подготовке Германии к войне с СССР за период с 6 сентября 1940 года по 16 июня 1941 года. Он довольно обширен и может показаться скучным, но прекрасно показывает развитие событий последнего мирного года, напряжение, в котором жила резидентура, и богатство представляемой информации.
При ознакомлении с Календарем бросаются в глаза два момента: при всей своей добросовестности «Корсиканец» и «Старшина» не могли избежать влияния дезинформации, распространявшейся гитлеровскими спецслужбами о переносе либо даже отмене нападения на СССР, и они ее изложили в своих донесениях. И еще одно, на что нельзя не обратить внимания — даты нападения: «начало будущего (то есть 1941) года»; «15 апреля»; «конец апреля или начало мая»; «1 мая»; «весна этого (1941) года, когда русские не смогут поджечь еще зеленый хлеб»; «20 мая»; «в любое время (после 16 июня)».
Календарь был составлен 20 июня, но так и остался подшитым в «дело». Нарком госбезопасности Меркулов отказался подписать этот документ и доложить его Сталину!
Изложенная в Календаре информация, поступавшая от «Старшины» и «Корсиканца» через работавшего с ними Короткова, шла в Москву непрерывным потоком, однако Центр как будто на нее не реагировал. И тогда Коротков решился на беспрецедентный шаг: в нарушение всех правил субординации, минуя резидента, начальника разведки и даже наркома Меркулова, он направил личное письмо на имя Берии («Павла»), который в то время по линии ЦК и Совнаркома курировал и НКГБ. Письмо датировано 1 марта 1940 года (видимо, Коротков волновался и ошибся годом— вместо 1941 написал 1940).
Я впервые увидел это письмо в личном деле Короткова в 1988 году, когда готовил о нем книгу для узкого круга читателей — слушателей Краснознаменного института имени Ю.В. Андропова. Оно потрясло меня, и я не могу не привести его хотя бы в отрывках:
«Тов. Павлу — лично.
Разрешаю себе обратить Ваше внимание на следующее: в процессе работы с «Корсиканцем» от него получен ряд данных, говорящих о подготовке немцами военного выступления против Сов. Союза на весну текущего года. Общая сводка этих сведений коротко дает следующую картину».
Далее Коротков приводит выжимку из сообщений «Корсиканца» с октября 1940 года по март 1941 года. Все они свидетельствуют об агрессивных намерениях Германии. Коротков отмечает, что «Корсиканец» заслуживает полного доверия и что данные о том, «что немцы с полной серьезностью взвешивают вопрос о нападении в скором времени на Сов. Союз, полностью соответствует действительности». Делая оговорку, что его мнение о «Корсиканце» носит во многом личный характер, Короткое высказывает пожелание, чтобы с «Корсиканцем» встретился сам резидент Кобулов, что «облегчило бы задачу для меня и тов. Кобулова, и дачу советов и корректировку со стороны последнего».
Завершает письмо Короткое словами: «Мы дважды писали в Москву, что было бы хорошо сделать „Корсиканцу“ продуктовый подарок. Однако кроме совета дать ему карточки, которых у нас нет, мы ничего не получили. Отношения с К. мы стараемся придать, помимо всего прочего, характер личной дружбы, и такая внимательность с нашей стороны была бы только на пользу дела. В Москве, по-видимому, материалы „Корсиканца“ не сконцентрированы в одном месте…»
Это письмо — крик души честного, преданного Родине и своей службе человека. Его экивок в сторону Кобулова не должен вводить в заблуждение, комплименты ставленнику и другу Берии носят чисто дипломатический характер.
Никакого результата письмо не имело. С ним ознакомилось начальство, и его подшили в дело. Впрочем, я не прав. Один результат все же был. Короткову разрешили сделать «Корсиканцу» продуктовый подарок!
Какие же сообщения поступали от другой агентуры Берлинской резидентуры внешней разведки перед началом войны?
От надежного источника «Франкфуртера» (офицера германской военно-морской разведки) поступила 1 мая 1941 года важная и точная информация о положении в Германии с такими ценными стратегическими материалами, как бензин и каучук, а также с хлебом. Однако о войне — ничего.
В числе источников резидентуры были «Швед», «Грек», «Итальянец», «Турок». Нельзя утверждать, что они были агентами. Возможно, доверительными связями, а то и просто контактами оперативных работников или агентов, например, «Швед» был контактом «Старшины» Так или иначе, о какой-либо информации непосредственно от них, касающейся предстоящей войны, автору неизвестно.
Другое дело — Брайтенбах. В середине марта 1941 года он сообщил о том, что в абвере в срочном порядке укрепляют подразделение для работы против России. На встрече 28 мая рассказал о проводимых в госаппарате мобилизационных мероприятиях. Два дня назад ему предложили составить график круглосуточного дежурства сотрудников его отделения (в гестапо). Когда он попытался навести справки, зачем это нужно, ему ответили, что это секрет. Последняя встреча Брайтенбаха с сотрудником резидентуры Журавлевым состоялась 19 июня. Агент пришел на встречу сильно взволнованный. Он сообщил, что в его учреждении только что получен приказ немецким войскам 22 июня после трех часов утра начать военные действия против Советского Союза. В тот же вечер эта исключительно важная информация была передана в Москву. Ее направили через посла, которым был Деканозов, близкий соратник Берии. Как полагали сотрудники резидентуры, это обеспечивало более быстрое ее прохождение.
Это была единственная достоверная информация о точном времени начала войны, полученная от абсолютно надежного источника! Судьба ее неизвестна, но о ней мы еще поговорим.
Непосредственно на Берлинскую резидентуру замыкалась еще одна — Варшавская. Там находились только два оперативных работника: Иван да Марья — Петр Гудимович и его супруга Елена Модержинская, прибывшие в Варшаву только в декабре 1940 года и не имевшие надежных источников. Тем не менее, приехав в Берлин 20 апреля 1941 года, Гудимович представил свои наблюдения о положении в Польше. Они вошли в сообщение, которое было доложено Сталину 5 мая 1941 года и подтверждало активную подготовку немцев к нападению на СССР.
* * *
Но в семье не без урода. Наряду с честной и добросовестной агентурой Берлинской резидентуры в нее затесался предатель, информация, точнее дезинформация которого сыграла немалую роль в принятии Сталиным неверных решений в дни и часы, предшествовавшие войне.
Произошло это так. Амаяку Кобулову, 33-летнему резиденту и другу Берии, не терпелось отличиться и доказать, что он настоящий разведчик, способный приобретать первоклассную агентуру. В августе 1940 года через одного из сотрудников резидентуры (сам Кобулов немецкого языка не знал) он познакомился с 27-летним латвийским журналистом Орестом Берлинксом. Уже через десять дней он завербовал его, присвоив псевдоним «Лицеист», несмотря на то, что Центр располагал сведениями об антисоветских настроениях журналиста. «Лицеист» оказался подставой германских спецслужб и по их указанию принялся снабжать Кобулова дезинформацией. Она готовилась на высшем уровне.
О том, как это происходило, показал на допросе 21 мая 1947 года бывший гестаповец Зигфрид Мюллер: «…Берлинкс говорил мне, что ему удалось войти в доверие к Кобулову, что последний рассказывал Берлинксу даже о том, что все доклады он направлял лично Сталину и Молотову. Очевидно, все это позволило Гитлеру рассматривать Кобулова, как удобную возможность для посылки дезинформации в Москву, в связи с чем он лично занимался этим вопросом и материалами, предназначавшимися для передачи Кобулову. Практика была такой: Риббентроп готовил эти материалы, затем докладывал их Гитлеру, и только с его санкции материалы передавались агенту Берлинксу, который и доставлял их Кобулову».
В развернутой Берлином беспрецедентной кампании дезинформации, направленной на то, чтобы ввести Сталина в заблуждение, «Лицеист» играл далеко не последнюю роль.
Вполне естественно, что сообщения «Лицеиста», тем более подтвержденные авторитетом Кобулова, друга самого Берии, и совпадавшие с мнением самого Сталина, ставили препону потоку неприятной для Сталина информации о том, что война начнется не сегодня — завтра. Было по-человечески приятнее доверять успокаивающим донесениям берлинского резидента.
«Лицеиста» для его закрепления немцы снабжали и правдивой информацией, но она касалась, например, операций на Балканах или воздушных налетов на Англию.
После войны советская разведка пыталась разыскать «Лицеиста», но безуспешно. Его судьба осталась неизвестной. Существует, правда, версия, что ему удалось эмигрировать в Швецию, где он и дожил до 1978 года… Кобулов в 1953 году был расстрелян как соучастник Берии.
* * *
Какие же тревожные сообщения поступали от агентуры других точек?
Хельсинки. На связи у резидента внешней разведки Е.Т. Синицына находился один из самых ценных источников — «Монах». 11 июня 1941 года «Монах» на срочной встрече с резидентом сообщил следующее: «Сегодня утром в Хельсинки подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в предстоящей войне Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня, то есть всего через 12 дней… Информация достоверная и точная. Мне ее сообщил мой хороший товарищ („Монах“ назвал имя), который присутствовал при подписании документа. Он никогда еще меня не подводил, и я верю ему, как себе…» В заключение «Монах» попросил резидента: «Поспешите, пожалуйста, передать эту информацию в Кремль, Сталину. Еще можно что-то предпринять».
В своих воспоминаниях Синицын рассказывает, что начальник внешней разведки Фитин, по его словам, «17 июня почти текстуально доложил Сталину телеграмму из Хельсинки от 11 июня, добавив, …что „Монах“ — проверенный и надежный источник. Сталин вопросов не задавал… Затем, повернувшись лицом к наркому Меркулову, строго сказал: „Перепроверьте все сведения и доложите!“
«Я задал Фитину вопрос, — продолжает Синицын, — почему нарком по ходу сообщения Сталину не подтвердил, что преданность берлинских источников и „Монаха“ не раз проверена делом. И дополнительная проверка, кроме потери времени, ничего не даст. Фитин ответил, что нарком стоял по стойке „Смирно“ и упорно молчал. К тому же начальник разведки добавил, что его удивило отношение Сталина к докладу. По его словам, Сталин проявлял какую-то торопливость, вялую заинтересованность и недоверие к агентам и их донесениям. Казалось, что он думал о чем-то другом, а доклад выслушивал, как досадную необходимость».
Правда, в воспоминаниях Синицына есть два настораживающих момента. Во-первых, дата, названная «Монахом», вызывает сомнение. Откуда он мог знать ее 11 июня, если сам Гитлер только 15 июня принял окончательное решение о нападении на СССР 22 июня? К тому же Финляндия объявила о состоянии войны с СССР 26 июня, и лишь через три дня немецко-финские войска перешли финско-советскую границу. Во-вторых, Фитин, вспоминая беседу со Сталиным 17 июня, вообще не упоминает «Монаха» и его данные.
Среди агентуры Синицына был человек с уникальной и трагической судьбой — Степан Петриченко, в известной степени «крестник» Сталина. Волею судьбы он находился во главе кронштадтских моряков, поднявших в 1921 году мятеж. После его подавления бежал в Финляндию. Там его пытались привлечь к деятельности белогвардейских эмигрантских организаций, к засылке через границу в СССР террористов и диверсантов. Но он не был антисоветчиком, и его тянуло на родину. С этим он в августе 1927 года пришел в советское консульство в Риге. Его заявление с просьбой о возвращении в Союз председатель ОГПУ Ягода доложил лично Сталину, который сказал: «Право на возвращение нужно заслужить. Пусть послужит Родине за рубежом». Так Петриченко стал советским агентом. Он освещал деятельность эмигрантских организаций, добывал также сведения о финской разведке и контрразведке.
В начале 1941 года от него поступило несколько сообщений о совместной подготовке немецкой и финской военщины к войне с СССР. 19 января 1941 года он сообщил конкретные факты о военных приготовлениях Финляндиях, о прибытии и размещении в стране немецких офицеров. В марте 1941 года информировал Центр о прибытии в район Петсамо немецких дивизий, а еще некоторое время спустя — о получении резервистами военного обмундирования, что означало практически их приведение в полную боевую готовность. Это было последнее сообщение Петриченко. Во время войны он был интернирован финскими властями, а после ее окончания передан советской стороне. В 1945 году Особым совещанием «За антисоветскую деятельность» ему было определено наказание в виде 10 лет лишения свободы. В 1947 году он умер в Соликамском лагере.
* * *
Сообщение резидента НКГБ в Риме от 19 июня 1941 года: «На встрече 19 июня „Гау“ передал сведения, полученные им от „Дарьи“ и „Марты“. Вчера в МИД Италии пришла телеграмма итальянского посла в Берлине, в которой тот сообщает, что высшее военное немецкое командование информировало его о начале военных действий Германии против СССР между 20 и 25 июня сего года. „Тит“.
К сожалению, автор не располагает данными о «Гау», а также о «Дарье» и «Марте» и не может комментировать шифртелеграмму. Известно лишь, что, по свидетельству бывшего резидента в Риме Н.М. Горшкова, телеграмма с сообщением «Гау» была подшита к делу с такой резолюцией: «По указанию Л.П. Берии запрещено посылать это спецдонесение адресатам, так как это похоже на дезинформацию». «Адресатами» разведки в те дни были Сталин, Молотов и нарком обороны Тимошенко.
* * *
К концу 1940 года Германия оккупировала почти всю Европу и сформировала антисоветскую коалицию, в которую вошли Италия, Финляндия, Венгрия, Болгария, Румыния, Словакия. В распоряжении Гитлера оказались военные и экономические ресурсы практически всех европейских стран. В этих условиях перед советской военной разведкой стояла весьма сложная задача — своевременно и точно информировать руководство страны и лично Сталина о планах Германии, в первую очередь касающихся ее возможного нападения на СССР.
Несмотря на проведенную «чистку» и продолжавшиеся репрессии (напомним, что, последний предвоенный — до Голикова — начальник РУ Генштаба РККА Проскуров был арестован и расстрелян в 1940 году), зарубежный аппарат работал успешно. Об этом свидетельствует громадное количество донесений, приходивших из-за рубежа в Центр.
Мы приведем лишь некоторые из них, привязав их к действовавшим в то время легальным резидентурам.
Берлинская резидентура в основном ссылалась на сообщения «Арийца» (Рудольфа фон Шелия), поступавшие через «Альту» (Ильзу Штёбе).
«29.09.1940 г. „Ариец“ провел беседу с Шнурре (руководитель хозяйственной делегации немцев в СССР). Шнурре передал: 1. Налицо существует ухудшение отношений СССР с немцами. 2. По мнению многочисленных лиц (кроме МИДа) причинами этого являются немцы. 3. Немцы уверены, что СССР не нападет на немцев. 4. Гитлер намерен весной разрешить вопросы на востоке военными действиями».
«29.12.1940 г. (через 11 дней после подписания плана „Барбаросса“. — И.Д.) «Альта» сообщил(а), что «Ариец» от высоко информированных кругов узнал, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года».
25/26 апреля 1941 года военный атташе в Германии, генерал-майор В.И. Тупиков, прибывший в Германию только в начале января 1941 года, направил начальнику Разведуправления Генштаба Красной армии генерал-лейтенанту Голикову личное письмо. Оно по духу соответствует тому, которое 31 марта того же года в адрес Берии направил A.M. Коротков. Правда, по стилю оно отличается: более многословно, менее конкретно, содержит много общих рассуждений, хотя в принципе это тот же «крик души» честного человека, болеющего за дело разведчика, не получающего ответа на свои тревожные сообщения. Вряд ли Тупиков перед написанием письма советовался с Коротковым, да и неизвестно, какие отношения у них были между собой.
Вот несколько выдержек из письма: «За 3,5 месяца моего пребывания здесь я послал Вам до полусотни телеграмм и несколько десятков письменных донесений различных областей, различной достоверности и различной ценности. Но все они являются крупинками ответа на основной вопрос: Стоит ли не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом?
Я привел количество посланных донесений. Вы не заподозрили, что я плодовитость на донесения отождествляю с чем-то положительным в работе. Но изучение всего, что за 3,5 месяца оказалось допустимым, привело меня к определенному выводу, который я докладываю Вам. Если окажется, что с изложением моих фактов я ломлюсь в открытую дверь, — меня это никак не обескуражит.
Если я в них ошибаюсь, и Вы меня поправите, — я буду очень благодарен…»
Далее Тупиков в своем письме анализирует результаты визита Мацуока в Берлин через Москву, заключение советско-японского пакта о ненападении и его влияние на политику Германии. Он отмечает, что хотя этот пакт и отсрочил нападение Германии, он не отменил его и политика Германии «осталась ярко выраженной антисоветской».
Тупиков подчеркивает, что сейчас германская армия насчитывает более 9 миллионов человек (против англо-французов Германия выступила с 7 миллионами человек) и «сосредоточение на востоке продолжается». Немцы также учитывают «состояние наших вооруженных сил. Немцы, несомненно, в курсе слабых сторон подготовленности Красной армии в период по 1939 год включительно.
Но они также несомненно и в курсе того, какими темпами идет перестройка в армии и какая именно. А эти данные весьма весомые для выбора сроков ведения с нами войны.
Вывод: Я оговорил вначале, что рассуждения в этом докладе я веду на основе различных конкретных данных, в разное время и в разных документах доложенных Вам. Все эти данные приводят меня к убеждению, что:
1. В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник. 2. Сроки начала столкновения — возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года. Другое дело, что эти сроки могут натолкнуться на нечто подобное поездке Мацуока «в Москву через Берлин и Рим», как ее здесь в дипломатических кругах называют. Но это уже не по доброй воле немцев, а вопреки ей. 3. Очередные, ближайшие мероприятия немцев мне представляются такими: а) Оседлание Турции пактом трех, или каким-либо ему аналогичным, б) Присоединение к пакту трех Швеции, а следовательно, и Финляндии, так как последняя давно готова к нему присоединиться, в) Усиление перебросок войск на наш театр, г) Планируют ли немцы широкие операции на Ближнем Востоке и в Африке, с применением такого количества войск, которое ослабило бы их европейскую группировку, сказать трудно, хотя официально прокламируются такие цели, как Суэц, Мосул, разгром англичан в Абиссинии.
Военный атташе СССР в Германии генерал-майор В. Тупиков».