Ручей Корабельный
Ручей Корабельный
Трезвый ручей веселым потоком несется в губу Кутовую. Впрочем, он устал, обмелел, оскудел рыбой. А сосед его, тот, что в былинные века помогал поморам волоком перетаскивать суда из Мотовского залива в Варангер-фиорд, и вовсе водой не радует. А ведь мог стать каналом. Была такая мечта у людей.
Лет сто назад в Кутовой поселились рыбаки. В 1926 году в селе Кутовом проживало 6 саамов. В тридцатые годы XX века на смену им пришли военные: сначала пограничники, затем батальон 135-го стрелкового полка и отдельные пулеметные роты. К 1941 году в Кутовой был военный городок, состоявший из трех казарм, здания штаба батальона, клуба, столовой, пекарни, бани и всевозможных складов. У берега моря, в домах, оставленных рыбаками, располагался пост наблюдения и связи Северного флота.
С началом войны батальон стрелкового полка был отправлен для отражения возможных десантов в район Пумманок. Никто не предполагал, что фашисты прорвут нашу оборону на границе и выйдут к Кутовой со стороны перевала. Но вечером 29 июня это случилось.
В бой с горными егерями вступили малообученные солдаты отдельных пулеметных рот, повара, клубные работники и новобранцы из Мурманска, которые еще не успели надеть военную форму.
Противостояли им опытные, хорошо вооруженные солдаты вермахта.
30 июня нашу пехоту поддержали артиллерийским огнем корабли Северного флота. Они помогли удержать перешеек в самый трудный момент обороны.
Из Кутовой хорошо видна высота 122,0, со скал которой корректировал огонь артиллерии офицер Иван Лоскутов - прототип героя поэмы Константина Симонова "Сын артиллериста".
В районе Кутовой много политых кровью мест. Вот (справа от дороги) валун с мемориальной доской. Это в честь артиллеристов батареи Селиверстова, которые в критический момент вступили в бой один на один с пехотой противника.
Левее от дороги высота 47,6, иногда называемая "Бурмистровской". Всю войну командир дивизиона 104-го артиллерийского полка Михаил Бурмистров провел на этой сопке, под обстрелом.
Еще километр - и дорогу пересекает ручей. Прямо к нему приткнулись несколько дотов так называемой Главной линии обороны. Это детище неугомонного человека, автора и строителя единственной в бывшем Советском Союзе Кислогубской приливной электростанции Льва Борисовича Бернштейна.
Не торопитесь пересекать ручей. Обратите внимание - через него переброшен единственный на полуостровах металлический мост. Было это в 1980 году. В то время на базе геологов, что располагалась на перешейке между Средним и материком, работали два парня - Юрий Одинцов и Сергей Бельский. Уверяю вас, они соорудили этот мост по собственной инициативе и совершенно бесплатно. Как не вспомнить их добрым словом!
На Среднем много дорог. Большинство построены на скорую руку в годы войны. Та, что идет вдоль берега Мотовского залива, как бы центральная. Вот она опоясывает гору Сюит-веста-пахта и приводит нас в царство заброшенных построек, котлованов, воронок от бомб.
Среди обширных березовых рощ выделяются сочной травой поляны и лужайки с белоснежными россыпями ромашек и алыми кустиками иван-чая. В траве еле угадываются былые дороги и тропинки.
Где-то здесь в конце прошлого века облюбовал себе место для поселения финн Кейпанен. Вырыл на взгорке у ручья землянку, построил небольшой пирс и сарайчик. Рыбная ловля в Мотовском заливе приносила доход, и в двадцатый век трудолюбивый финн вступил, имея два добротных дома, три сарая, карбасы, баню. Сенокосные угодья позволяли ему содержать шесть коров и больше десятка овец.
Хуторок Кейпанена на картах 1935 года назывался Новое Озерко. А имя Озерко носили четыре дома, у места, где ныне находится воинское захоронение. Еще два поселка с таким же названием находились на противоположной стороне залива. Один у мыса Лазаря (два дома) и второй между ручьями, которые на картах 1923 -1932 годов отмечены как Полтын-Йоки и
Бухта Озерко
Ростой-Йоки. Там было 5 домов. (К слову, другие топонимические названия, употребленные в этой книге, также взяты со старых довоенных и послевоенных карт. - Авт.).
Бухта Озерко
Таким образом берега бухты Озерко по вечерам обозначались светом, исходящим из окон избушек. Днем на гладь воды выходило одновременно до 20 судов.
В атласе 1939 года читаем: "Озерко Малое (так к тому времени назывался бывший поселок Кейпанена. - Авт.) - на западном берегу губы Большая Мотка, в 6 километрах от селения Озерко Большое. В 1938 году население 43 чел.
Озерко Большое - по западному берегу губы Большая Мотка. Возникло как колония в 1860 году на юго-западном побережье Рыбачьего. Впоследствии перенесено на Средний. В 1920 годы было центром Новоозерковской волости. Население в 1926 году - 247 человек, в 1938-м -127 человек. В 1930 году организован колхоз "Пограничный рыбак".
Озерко Восточное - Восточный берег губы Большая Мотка в 5 километрах от Озерко Большое. Население в 1938 году 29 человек".
Итак, доподлинно известно, что на берегах губы Мотки в 1938 году проживало в трех населенных пунктах около 200 человек. Какой контраст с нынешней пустотой и заброшенностью! А ведь земля не стала скуднее. Луга по-прежнему сочные, в заливе ловится рыба...
"Всему вина - военное противостояние", - считает бывший житель Рыбачьего финн Олсен. В какой-то мере он прав.
В марте 1939 года устанавливается более жесткий пограничный режим между СССР и Финляндией. На полуострова переводятся 15, 16, 17 и 18-я погранзаставы. Одна из них размещается недалеко от поселка Кейпанена. Летом сюда же перебирается штаб Озерковского погранотряда. Финнам предлагается забрать имущество и уйти на свою территорию.
Можно ли унести на плечах то, что наживалось десятилетиями? Нет, конечно. Финны оставили дома и хозяйственные постройки, несколько карбасов и десятка два коров. Это и стало основой для развития хозяйства прибывающих воинских частей.
В 1939 году пограничники стали обустраиваться на мысу Пригубный. На отличной лужайке быстро выросли казармы и довоенная гордость Рыбачьего - первый на полуостровах двухэтажный дом. Слово жительнице этого дома, жене офицера-пограничника Зое Николаевне Поповой:
- Мы приехали на Рыбачий в сороковом году. Поселок к тому времени был приличный. За двухэтажным домом стояло еще два дома. В одном из них был магазин, и в нем жил завмаг, во втором - почта и сберкасса. Метрах в трехстах от нас стоял стройбат.
Мы получили однокомнатную квартиру в таком доме. Поверьте, это был рай. В подъезде три квартиры, общая кухня и санузел!
В двухэтажном доме находились столовая, штаб и казарма для красноармейцев. На втором этаже жили офицерские семьи.
Через год соседями пограничников стали артиллеристы 104-го артполка. В плане строительства они, пожалуй, перещеголяли "зеленые фуражки". За год под руководством неугомонного комиссара Дмитрия Еремина поставили клуб на 300 мест, создали драмкружок, оркестр и даже наладили выпуск газеты.
С началом войны все части Рыбачьего были объединены в 23-й укрепрайон сначала 14-й армии, а с июля 1942 года - в Северный оборонительный район Северного флота. Его комендант полковник Красильников оборудовал штаб почти на берегу ручья Корабельного, но вскоре авиация противника сорвала всех с обжитых мест. Из более-менее комфортабельных домов люди ушли в землянки. Берег ручья Корабельного покрылся ими, как бородавками. В редакционной землянке готовились к выпуску номера самой северной фронтовой газеты "Североморец", а Константин Симонов читал свои стихи и делал наброски поэмы "Сын артиллериста". На берегу Корабельного родилась и знаменитая песня "Прощайте, скалистые горы".
Недалеко от ручья располагался заградотряд, а вверх по его течению - штрафбат.
Впрочем, о Корабельном можно книги писать. А нас ждет Рыбачий. Вот впереди виднеется перешеек с причудливой сопкой Порохарью ("Олений хребет") посредине. Интересное место!
В 1496 году по воле государя российского Иоанна Третьего было учреждено посольство в Данию под предводительством дипломата Истомы. Поскрипывая такелажем, суда вошли в отличную бухту, позже названную Федором Литке Озерко. Быть может, Истома наполнял судовые анкерки из ручья Корабельного, отдыхал перед волоком в Варангер-фиорд. В те годы эта дорога была хорошо проторенной.
Только что отпечатанная фронтовая газета отправляется с вестовыми на фронт. Ручей Корабельный. 1943 г.
Впрочем, ею пользовались и гораздо позже. В 1896 году неизвестные "туристы" протащили свой баркас из бухты Озерко в губу Волоковую и обратно всего за 2 часа!
Мысль о водных путях на перешейках между полуостровами и между Средним и материком столетия будоражила умы людей. Человек все время хотел прорыть канал, чтобы укоротить и облегчить дорогу в Норвегию. В начале нашего века при выборе места под строительство города и порта исследователи указывали на Озерко, а будущий город видели непременно с каналом через перешеек.
До сих пор в зарослях березняка недалеко от Озерко можно найти бетонный реперный знак, поставленный в 1916 году членами экспедиции инженера Палчевского, на котором написано: "МТ и П 14.7.1916". Тогда планировалось конечной точкой железной дороги иметь Рыбачий.
Вот так-то, мурманчане!
Перешеек. Маленький, богатый грибами, диким луком и ромашковыми полянами клочок земли. Сколько же он помнит?
В 1900 году здесь заработала паровая машина лесопильного завода. Предприимчивый швед Альфред Лидбек завлек на край земли 150 человек: норвежцев, финнов и своих соотечественников. Дело не заладилось, и заводик перенесли на Печору.
Война расположила на перешейке полевой госпиталь, знаменитый отряд разведчиков капитана Юневича, батальон связи, 338-й отдельный саперный батальон и единственную на полуостровах кузницу.
Не успели обветшать землянки военной поры, как здесь вновь появились люди в погонах. В шестидесятые годы военные строители поставили на перешейке отличные боксы для машин и ракет, склады, котельные. Все это принадлежало 4-му дивизиону ПВО.
Ближе к ручью Донскому вырос поселок. На правом берегу - две казармы, лаборатория контрольно-измерительных приборов и отличный спортивный городок. У самого берега на погибель форели какой-то мудрец спроектировал сараи для подсобного хозяйства. В семидесятые годы там мирно уживались спортивного вида свиньи и флегматичные коровы.
Левый берег назывался офицерским, так как там построили дома для офицеров и прапорщиков. Домики были на две семьи со щелями в стенах и ужасно холодными туалетами.
Половину одного из домов занимал магазин. Помню, что многие моряки из экипажа теплохода "Канин" во главе с боцманом Михаилом Халлиулиным неизменно посещали эту торговую точку, отовариваясь дефицитным майонезом, сгущенкой и тушенкой. К всеобщему огорчению, в 1978 году магазин сгорел. Спустя год такая же участь постигла и одну из казарм. Говорят, причина пожара была до банальности проста - солдат сушил портянки...
Дивизион в просторечии назывался "четверка". В нем, как и в любом другом коллективе, были люди, от которых плачут, когда они есть, и долго помнят, когда их нет. Многим запомнились два прапорщика - братья Половинкины. Они все время ездили на мотоцикле марки "Восход" и вечно попадали в какие-нибудь истории.
Как-то теплоход "Канин" пришел в Озерко с военной комиссией на борту. Возглавлял комиссию генерал. И вот судно пришвартовалось. На причале играет духовой оркестр. Все командование бригады при параде. Брошен трап, по нему неторопливо сходит генерал.
Я по просьбе политотдела фотографирую это событие. И вдруг до слуха доносится трескучий рев мотора. Оглядываюсь: со стороны "четверки" мчится мотоцикл с братьями. Начальник политотдела медленно бледнеет. Впрочем, есть еще надежда, что братья проедут мимо. Нет. Мотоцикл подпрыгивает на угольной кочке, сбрасывает сидящих и бьется в конвульсиях прямо у машины, которая приехала за генералом.
Меня манит рукой начальник политотдела:
- Григорич, ты гражданский, уведи этих циркачей.
- Нет проблем.
Бегу к участникам дорожного происшествия. Поднимаю мотоцикл. Он раза два дергается и глохнет. Сажаю на него прапорщиков, попутно шепотом объясняю, что их ждет, если не уедут. Поддерживаю мотоцикл за сиденье. Братья поочередно молотят сапогами по заводной педали. Мотоцикл не реагирует. Боковым зрением вижу умоляющие глаза проходящего мимо начальника политотдела бригады ПВО. Вот его лицо закрывают погоны генерала. И в это время мотоцикл заводится. Необъезженной лошадью делает рывок вперед и врезается в ближайшую кучу металлолома. Прапорщики, которые только что сидели на мотоцикле, теперь сидят в луже. Но правые руки, как по команде, взметнули к шапкам - приветствуют генерала.
Тот остановился. Сурово сдвинул брови:
- Кто такие?
- Оленеводы, - ответил один из братьев.
- Эх, вы. На оленях надо ездить, - махнул рукой генерал.
Если смотреть на "четверку" со стороны перешейка, то сразу за постройками будет хорошо видна уходящая в сопки дорога. Левее ее стоят конусообразные сопки - "три сестры". Одна из них в годы войны приняла в свое чрево флагманский командный пункт Северного оборонительного района Северного флота.
Капитально построенное подземелье сотнями нитей телефонных проводов соединялось со всеми частями и подразделениями 20-тысячного гарнизона. Здесь утверждались планы боевых операций, вручались ордена и медали.
Внутри подземелья пахнет сыростью. Прогнил пол. Телефонный коммутатор сиротливо висит в углу. Кабинет командующего генерала Кабанова завален обвалившейся кровлей. Еще несколько осторожных шагов - и ноги находят каменные ступеньки. Пронзительно скрипит открываемая крышка запасного выхода. Мы находимся на вершине сопки. Отличный вид!
Справа губа Большая Волоковая. На юго-западе, за полуостровом Средним, хорошо виден хребет Муста-Тунтури и даже еле заметная ниточка дороги через перевал. Южнее - бухта Озерко и темнеющий вдалеке каньон реки Титовки. А вот причал. Повыше - самое крупное на полуостровах воинское захоронение. За ним - мемориальный комплекс в честь защитников Среднего и Рыбачьего, а еще выше - боль всех рыбачинцев, заброшенная их столица, поселок Озерко.