1.1. Контрразведка Российской империи в преддверии мировой войны

1.1. Контрразведка Российской империи в преддверии мировой войны

Начало XX века стало для России временем потрясений. Поражение в Русско-японской войне и последовавшая за ним революция 1904–1905 годов пошатнули основы самодержавия и породили в обществе страх перед будущим. В этих условиях все большую роль в жизни страны начинали играть органы государственной безопасности, призванные обеспечить незыблемость существующего строя.

Это происходило на фоне роста недоверия к Русской армии, оказавшейся не в силах противостоять японским вооруженным силам. Общественные деятели Российской империи стали ратовать за проведение широкомасштабных военных реформ, потеряв веру в боеспособность имперских войск. Издание Манифеста 17 октября дало им возможность открыто высказывать эти суждения в Государственной Думе, что подтолкнуло Николая II к началу преобразований.

В течение 1907–1912 годов в Российской армии были проведены следующие мероприятия. Во-первых, осуществлена реорганизация военного управления, способствовавшая его централизации путем сосредоточения контроля над армией исключительно в Военном министерстве. Во-вторых, введена территориальная система комплектования вооруженных сил, увеличившая их численность. В-третьих, создана Высшая аттестационная комиссия, на которую с 1906 года было возложено определение порядка назначения офицеров на высшие командные должности. В-четвертых, Военное министерство приступило к перевооружению армии современной техникой[4].

В ходе военных реформ помимо вооруженных сил претерпела заметные изменения и система отечественных спецслужб. Активная деятельность вражеской разведки в годы Русско-японской войны была сочтена одной из немаловажных причин поражения России[5]. Поскольку в Российской империи не существовало единого органа по борьбе с иностранным шпионажем, отсутствие четкого разграничения «сфер влияния» в этой области между Департаментом полиции (ДП), Отдельным корпусом жандармов (ОКЖ) и Отдельным корпусом пограничной стражи, а также бессистемность контрразведывательных мероприятий в значительной степени затрудняли выявление агентов противника. Разбалансированность системы государственных учреждений в области контршпионажа вынудила царское правительство пойти на создание специальной службы военного контроля, обеспечивающей борьбу с иностранными разведками как в мирное время, так и в период военных действий.

Следует заметить, что организация профессиональной службы военной контрразведки развернулась в России не на пустом месте. Так еще в 1903 году по инициативе военного министра генерала А. Н. Куропаткина и с согласия Николая II[6] было создано «Разведочное отделение Главного штаба» под руководством жандармского ротмистра В. Н. Лаврова. Это был, без сомнения, выдающийся для своего времени человек, которого характеризовали не только высокий профессионализм в области агентурной работы, но и «наблюдательность, дотошность, умение разбираться в людях и быстро находить выход из самых затруднительных ситуаций»[7].

Возглавляемое им отделение представляло собой немногочисленную (всего 21 сотрудник), хорошо законспирированную организацию, не имевшую, однако, филиалов на местах. Одной из ее задач стало негласное наблюдение за деятельностью иностранных шпионов и их агентов из числа русских подданных.

Конечно, называть это учреждение полноценной службой контрразведки было бы опрометчиво, так как оно далеко не во всем соответствовало основным признакам, превращающим контршпионаж в самостоятельный вид государственной деятельности:

1) возникновение обособленного в структурном отношении органа контрразведки;

2) постановка четких самостоятельных целей и задач перед данным органом;

3) специальное нормативно-правовое обеспечение его организации и деятельности;

4) формирование специальных сил, средств, форм и методов;

5) выделение в государственном бюджете отдельных статей финансирования.

Вообще создание «Разведочного отделения» шло в общем русле развития Европейских служб внутренней безопасности, вызванных небывалым ростом международной напряженности в начале XX века. Главным фактором в данном случае являлось усиление противоречий между Великобританией и Германией, повлекшее за собой серьезную активизацию немецкой разведки, что вынуждало правительства многих европейских стран уделять большое внимание борьбе с иностранными шпионами.

Франция сосредоточила свою контрразведку в ведении «Второго бюро» Генерального штаба, образованного в 1871 году[8]. В 1877 году в Англии с этой же целью был создан Криминалистический департамент расследований[9]. Несколько позже подобную деятельность стал вести и Генштаб Австро-Венгрии[10].

Российская империя серьезно отстала как от своих противников, так и союзников на поприще организации военно-контрольных ведомств, но все же успела создать их до начала мировой войны.

Необходимость создания такой организации, по мнению А. Н. Куропаткина, определялась тем, что «совершенствующаяся с каждым годом система подготовки армии, а равно предварительная разработка стратегических планов на первый период кампании приобретают действительное значение лишь в том случае, если они остаются тайной для предполагаемого противника; поэтому делом первостепенной важности является охранение этой тайны и обнаружение преступной деятельности лиц, выдающих ее иностранным правительствам»[11].

Для того чтобы точнее понять суть деятельности «Разведочного отделения», не лишним будет уточнить терминологический аппарат. Итак, согласно официальной трактовке начала прошлого века, военной разведкой считался «сбор всякого рода сведений о вооруженных силах и укрепленных пунктах государства, а также имеющих значение географических, топографических и статистических данных о стране и путях сообщения, производимый с целью передачи их иностранной державе»[12].

Исходя из этого определения контрразведывательная деятельность заключалась «в своевременном обнаружении лиц, занимающихся разведкой для иностранных государств, и в принятии мер для воспрепятствования разведывательной работе этих государств в России. Конечная цель контрразведки есть привлечение к судебной ответственности уличенных в военном шпионстве лиц на основании ст. 108–109 Уголовного уложения 1903 года или прекращение вредной деятельности названных лиц хотя бы административными мерами»[13].

К слову, названные статьи Уголовного уложения определяли наказанием за умышленный шпионаж в пользу противника смертную казнь, а за передачу секретных сведений вражеским агентам — бессрочную каторгу[14].

За первый же год своего существования подчиненные И. Н. Лаврова раскрыли разведывательную деятельность князя Готфрида Гогенлоэ-Шиллингсфюрста из Австро-Венгрии, немецкого барона фон Лютвица и подполковника Мотоиро Акаши, занимавшегося шпионажем в пользу Японии[15]. Тем не менее эти результаты не были в достаточной степени оценены царским правительством, и начавшийся процесс формирования самостоятельных контрразведывательных органов Российской империи не получил дальнейшего развития вплоть до окончания Русско-японской войны.

В 1906 году в нескольких военных округах была создана сеть специальных отделений, ведавших как разведкой, так и контрразведкой[16]. Однако совмещение этих функций в одних руках при недостаточной конкретизации целей и задач, неразработанности структурно-функциональных связей и малой численности сотрудников не позволило этим учреждениям приступить к полномасштабной борьбе с вражеским шпионажем.

К тому же законы Российской империи давали право производить обыски, аресты и предварительное дознание только работникам МВД и ОКЖ, поэтому штабным офицерам часто приходилось просить санкции на проведение оперативно-следственных мероприятий у местной полиции и жандармерии, что, конечно, затрудняло и усложняло работу. Между тем еще в 1905 году на территории России действовало до 15 германских и австрийских разведывательных организаций[17], и их число постоянно росло.

По данным Департамента полиции и Генерального штаба, «шпионство получило небывалое ранее развитие и в настоящее время уже не имеет, как прежде, случайного характера, а сделалось систематическим и постоянным, обнимая собою собирание самых разнообразных сведений о состоянии вооруженных сил»[18]. Вражеских агентов интересовала любая информация о «1) нравственном элементе русской армии; 2) командном составе; 3) обмундировании; 4) вооружении; 5) снаряжении; 6) воинском обучении; 7) дислокации войск; 8) воздухоплавании; 9) железных дорогах; 10) организации войск на случай войны; 11) русских крепостях; 12) интендантских складах и магазинах»[19] и т. д.

На этом поприще активно действовали не только германские и австрийские, но и японские разведчики. Например, в подобной деятельности русскими властями обвинялось общество «Кёрюминкай», объединявшее выходцев из Страны восходящего солнца на территории Сибири и Дальнего Востока: «общество является лучшей организованной системой шпионства: все пять тысяч японцев, живущих во Владивостоке, входят в постоянную связь через общество с официальным представителем своего государства», «общество служит японскому правительству орудием для собирания через членов общества всех необходимых сведений, благодаря своей массе и в связи с работой профессиональных шпионов»[20].

Несмотря на это, многие офицеры Русской армии были мало знакомы с методами работы иностранных разведслужб и воспринимали просьбы подданных других государств «за вознаграждение сообщать сведения, необходимые для военных целей» как форму литературного творчества, позволяющую зарабатывать по 12 копеек за строчку![21] В то же время Российская империя стала одним из важнейших объектов германской разведки[22], что требовало организации адекватного противодействия.

Тем не менее своеобразным препятствием на этом пути было отношение высших государственных чиновников к борьбе со шпионажем. В частности, по мнению небезызвестного П. А. Столыпина, «контрразведка, в сущности, является лишь одной из отраслей политического розыска»[23]. Военные же вообще считали нецелесообразным выделение в структуре силовых ведомств самостоятельного контршпионского органа, так как военный контроль воспринимался лишь как одна из форм разведывательной деятельности[24].

* * *

Для разрешения возникших противоречий в 1908–1910 годах состоялись два межведомственных совещания, в ходе работы которых все же было принято решение о создании в Российской империи единого органа контрразведки, непосредственно подчиненного Военному министерству, а не МВД, как предлагалось изначально. Тем не менее из-за недостатка денежных средств и бюрократических проволочек ведомства по борьбе со шпионажем получили собственный правовой статус, штатное расписание и финансовое обеспечение лишь в 1911 году после утверждения начальником Генерального штаба Я. Г. Жилинским и новым военным министром В. А. Сухомлиновым «Положения о контрразведывательных органах» и «Инструкции начальникам контрразведывательных органов»[25]. Эти документы составили нормативно-правовую базу, на основе которой развернулось строительство контрразведывательных отделений (КРО) на территории Российской империи.

Согласно «Положению» 1911 года, руководство контрразведкой было возложено на особое делопроизводство при отделе генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, а на местах — на штабы военных округов. Задачи нового ведомства состояли в «обнаружении, обследовании, разработке и ликвидации в кратчайший срок всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера, дабы воспрепятствовать этим организациям и агентам действовать нам во вред». Для исполнения этих функций из государственной казны ежегодно предполагалось выделять 583 500 рублей, то есть 27 % всех «секретных» расходов Военного министерства[26]. Немаловажно, что эти средства не подлежали государственному контролю.

Вместе с тем сторонникам «столыпинской» точки зрения все же удалось частично отстоять свои убеждения, поэтому начальниками новообразованных КРО стали назначать исключительно офицеров российской жандармерии[27]. Этот шаг был одновременно и попыткой решить остро стоявший кадровый вопрос — ведь в империи отсутствовала система подготовки контрразведчиков, а чины ОКЖ обладали достаточным опытом агентурной работы.

Впрочем, несмотря на это, численный состав контрразведывательных отделений все равно не выдерживал никакой критики. Например, штатная численность КРО штаба Иркутского военного округа составляла всего 12 сотрудников, причем в самом Иркутске контршпионажем занимались только 5 агентов, а остальные были весьма неравномерно разбросаны по территории Сибири, организуя агентурное наблюдение за 104 подозреваемыми в шпионаже лицами[28]. Видимо, именно ограниченность кадрового потенциала заставила местных контрразведчиков придерживаться тактики пассивного наблюдения за выявленными агентами.

Также к недостаткам принятых в 1911 году документов можно отнести и чрезмерную секретность военно-контрольной службы. Созданные на территории Российской империи одиннадцать КРО были очень сильно законспирированы, что жестко декларировалось «Инструкцией» их начальникам: «Необходимо принимать все меры, чтобы секретные агенты ни в каком случае не обнаруживали бы своего участия в работе контрразведки и никоим образом не выяснили своей роли на предварительном следствии и суде»[29].

Если обнаруживать иностранных агентов было действительно легче «из подполья», то возбуждение уголовных дел за шпионаж и ведение судебного разбирательства по этим делам без участия контрразведчиков было практически бессмысленно. Отчасти именно из-за этого большинство «шпионских» дел не доходило до суда, а запятнавших себя иностранных подданных просто высылали за пределы страны. Так, из 150 шпионов, выявленных контрразведкой Варшавского военного округа, осуждены были только 29[30]. В Иркутском округе процент оказался еще ниже — из почти 50 подозреваемых, в конечном счете, перед судом предстал только один — японец Х. Кимуро[31].

Другой причиной малого количества судебных приговоров в отношении выявленных агентов были общие недостатки Уголовного уложения, на которые обратил внимание В. А. Сухомлинов в «Объяснительной записке к проекту об изменении действующих законов о государственной измене путем шпионства» от 3 марта 1912 года: «Наше уголовное законодательство дает возможность бороться не с самим шпионством, а лишь исключительно с его проявлениями — передачею и сообщением […] сведений о военной обороне государства». Настойчивость военного министра и его убежденность в своей правоте привели к тому, что Государственная Дума внесла соответствующие изменения в действующий законы уже через 5 месяцев — в июле 1912 года[32].

К главным положительным составляющим нормативных нововведений можно отнести более точную конкретизацию терминологического аппарата контрразведывательной работы. Так, шпионаж был отделен от неумышленного разглашения секретной информации, и уточнено определение сведений, составляющих военную тайну, — под ними понимались «сведения или предметы, касающиеся внешней безопасности России или ее вооруженных сил, предназначенные для военной обороны страны».

В целом можно заключить, что учреждение в 1911 году органов армейской контрразведки далеко не означало создания специализированной системы противодействия иностранному шпионажу. Во-первых, в Российской империи по-прежнему отсутствовал центральный аппарат управления военно-контрольной деятельности, координирующего борьбу с агентурой противника, но именно с момента утверждения «Положения о контрразведывательных органах» и создания КРО при штабах военных округов контршпионаж в России становится самостоятельным видом государственной деятельности.

В то же время отсутствие у службы военного контроля единого управляющего органа, а также удаленность многих КРО от Санкт-Петербурга приводили к значительному повышению уровня автономности контрразведывательных отделений. Деятельность отделений слабо контролировалась как генерал-квартирмейстерами военных округов, так и Главным управлением Генерального штаба. Что касается межведомственного взаимодействия в сфере контрразведки, то оно, по выражению историка Б. А. Старкова, «носило характер переписки по общим вопросам динамики иностранного шпионажа»[33].

Развитие контрразведки сдерживалось и факторами чисто психологического свойства. В частности, по словам историка Н. С. Кирмеля «менталитет кадрового офицерства изначально был негативен по отношению к любому виду оперативного поиска в своей среде»[34]. Это затрудняло выявление завербованных иностранными спецслужбами высокопоставленных офицеров русской армии.

Следует признать, что таких шпионов было не так уж и мало: за период с 1911 по 1913 год отечественная контрразведка смогла задержать полковника Штейна, пытавшегося продать немцам секретные карты Генерального штаба; полковника Лайкова, предлагавшего австрийским агентам мобилизационные планы российских вооруженных сил; а также полковника Леонтьева, решившего передать иностранным разведчикам планы наступления русской армии на случай войны с Германией и Австро-Венгрией.

Между тем иностранные спецслужбы постоянно усиливали свою активность в России. Например, немецкие агенты на Кавказе в одном только 1913 году потратили на организацию разведывательной сети около 10 миллионов марок.

Судьбоносный 1914 год становился все ближе…