Глава V Английская библия

Глава V

Английская библия

В 1538 г. король Генрих VIII издал указ, предписывающий, чтобы «вся Библия в одной книге самого большого объема на английском языке», была помещена в каждой церкви Англии. Далее указ предписывал духовенству поместить Библию «в доступное место… где прихожанам будет наиболее удобно обращаться к ней и ее читать»; далее в нем говорилось, что «не должно отвращать ни одного любого человека от чтения или слушаний означенной Библии, но следует побуждать и заставлять каждого человека читать оную»¹.

С переводом Библии на английский язык и объявлением этого перевода величайшим авторитетом автономной англиканской церкви, история, традиции и нравственный закон иудеев стал частью английской культуры и на три столетия превратился в самый мощный инструмент влияния на эту культуру. Говоря словами Мэттью Арнольда, Библия связала «гений и историю нас, англичан, с гением и историей иудейского народа»². Это далеко не означает, что Англия превратилась в страну иудофилов, но не будь Английской Библии, сомнительно, что от имени британского правительства когда-нибудь была бы провозглашена Декларация Бальфура или был бы принят Британский Мандат на Палестину — даже учитывая стратегические факторы, которые вступят в игру много позднее.

Повсюду, где пускала корни Реформация, Библия заменяла папу римского в роли высшего духовного авторитета. Чтобы уменьшить притязания Рима, все более и более подчеркивалось палестинское происхождение христианства. Там, где раньше правили папские буллы, теперь взяло верх слово Божие, явленное в иудейских заветах Аврааму и Моисею, Исайе, Илии и Даниилу, Иисусу и Павлу.

«Задумайтесь о великом историческом факте, — писал Томас Хаксли, — что этой книгой было пронизано все, что есть лучшего и благороднейшего в истории Англии, что она стала национальным эпосом Британии»³. Налицо любопытный факт того, как семейная история одного народа становится национальным эпосом другого. После выхода в свет версии короля Иакова в 1611 г. адаптация стала полной. Библия принадлежала Англии так же, как добрая королева Бесс или королева Виктория. Те, кто пишет об Английской Библии, по обыкновению, прибегают к выражениям вроде «эта национальная Библия», «это величайшее произведение английской классики», а Г. У. Хоур в своей «Эволюции Английской Библии», доходит даже до того, что называет ее «освященным веками английским наследием», что показывает, насколько энтузиазм может подвести ученого. Ведь Английская Библия далеко не «освящена веками», поскольку ей не так уж много лет, если сравнивать ее, к примеру, с произведениями Чосера, и не является «наследием», разве что речь идет о переводе. Ее содержанием было и остается происхождение, верования, законы и хронология событий истории еврейского народа Палестины, и большая ее часть написана задолго до того, как кто-либо в Англии научился читать или писать. Однако ни одна другая книга не проникла так глубоко в плоть и дух английской жизни. Когда умирающий Вальтер Скотт попросил Локхарда почитать ему вслух, Локхард спросил, какую книгу, а Скотт ответил: «Есть только одна».

Заключается ли причина столь большого влияния Библии на английский народ в ее внутреннем содержании или в красоте версии короля Иакова — дело мнения. Книг и работ, относящихся только к влиянию авторизованной версии короля Иакова на разговорный язык и литературу Англии, хватит на целую библиотеку. Но тут нас касается не столько литературный аспект, сколько то, какое воздействие Библия оказала, познакомив англичан с еврейской традицией Палестины.

Почему это собрание еврейских семейных историй стало главной книгой английской культуры? Почему Мильтон, собираясь написать эпическую поэму об истоках Англии, обратился вместо этого к библейским темам в «Потерянном рае» и «Самсоне-антагонисте»? Почему Буньян обращается к тому же источнику в «Путешествиях пилигрима», который станет второй Библией во многих домах? Почему, вопрошает валлийский писатель Джон Кауптер Поуис, у англичан такая «мания к Ветхому Завету» и почему «наша англо-кельтская раса обретает свою индивидуальную религию в еврейских эмоциях и в еврейском воображении»? Он предполагает, что «в древних аборигенах этих островов текла прекельтская кровь, причем вовсе не арийская, и именно их прапамять пробуждает в атавистических глубинах эта семитская книга»⁴? Средний англичанин поморщился бы от таких кельтских аллюзий (хотя они могут прийтись по вкусу энтузиастам Англо-израильского движения⁵, которые путем исковерканного толкования случайных отрывков Библии убедили себя, что англичане истинные потомки десяти потерянных колен Израилевых). Но незачем заходить так далеко в атавистические дебри аборигенов-бриттов, чтобы понять привлекательность Ветхого Завета. Главным образом она основывается на двух идеях, которые отличают его от любого другого свода мифологически-религиозной литературы: идея монотеизма и идеал упорядоченного общества, основанного на нормах общественного поведения между человеком и человеком и между человеком и богом. Как раз это возвышенно суммировал мистер Гладстон, архетип англичанина, воспитанного на Библии, который сам, пожалуй, походил на какого-нибудь древнего пророка. Христианство, писал он, обязано иудеям концепцией единства божия, и когда мы теперь спрашиваем, как эта идея, «столь повсеместно отрицаемая в древности, поддерживалась в мире в долгий период всеобщей тьмы и благополучно была передана нам, ответом будет, что поддерживал ее, и только ее одну как живой постулат религиозного долга в одной маленькой стране один маленький и обычно унижаемый народ, и что эта страна и этот народ приняли эту драгоценную истину и сохранили ее в писании Ветхого Завета»⁶.

Единый бог и единый народ, избранный для передачи слова Божия, который стремится, пусть и не безупречно, жить по закону этого слова, — в таком смысле поколение за поколением англичане стали воспринимать Библию. Ее знали все. Во многих домах она была единственной книгой, а потому ее читали и перечитывали, пока ее слова и образы, персонажи и истории не становились такими же привычными, как хлеб. Дети заучивали длинные главы наизусть и обычно знакомились с географией Палестины еще прежде, чем с географией собственной страны. Ллойд-Джордж вспоминал, как при первой его встрече с Хаймом Вейцманом в декабре 1914 г. в разговоре всплывали название мест, «знакомые мне лучше, чем места сражений на Западном фронте»⁷. Биограф лорда Бальфура писал, что интерес Бальфура к сионизму проистекает из изучения Ветхого Завета в детстве под руководством матери. Было ли это библейское образование столь же интенсивным, как у писателя и теоретика искусства Рескина, который на первой же странице своей автобиографии пишет, как по требованию матери должен был прочесть всю Библию «слог за слогом, трудные имена и названия, вслух, от Бытия до Откровений приблизительно раз в год… и на следующий день начинать снова с Бытия»⁸? Вероятно, маленький Рекскин и не подозревал, что делает ровно то, что каждый день делается в еврейских синагогах (хотя и без Нового Завета), но, став взрослым, вспоминал это как «самую драгоценную и в целом единственно существенную часть моего образования».

Невозможно установить точную дату, когда Англия переменилась, став, так сказать, англиканской, когда бог Авраама, Исаака и Иакова стал английским богом, когда герои Ветхого Завета заняли место католических святых. Вся Европа менялась на рубеже XVI столетия, когда Средние века уступали место Ренессансу и Реформации или тому, что люди того времени называли «новой ученостью». Одни ученые датируют конец Средних веков падением Константинополя в 1453 г., другие — изобретением печатного пресса в 1454 г., третьи — открытием Нового Света Колумбом в 1492 г. или восстанием против Рима, сигнал которому был дан, когда Лютер прибил свои тезисы к двери собора в 1517 г. Не одно из этих событий в отдельности, но комбинация и взаимодействие всех их на протяжении приблизительно 50 лет открыли дорогу новой эре. В Англии для упрочения Реформации потребовался весь бурный XVI в., и в каждое десятилетие на плахах катились головы и горели на кострах еретики. Среди тех, кто пролил свою кровь, были переводчик Библии Тиндейл, министр короля Кромвель, несгибаемый католик сэр Томас Мор и столь же несгибаемый протестант Кранмер. Однако работа по переводу Библии упорно продвигалась, пока в первые годы следующего столетия не достигла своей кульминации в Библии короля Иакова. Она далась ужасной ценой, но, как сказал один персидский поэт, роза расцветает краснее там, где кровоточил какой-нибудь цезарь.

Работа, завершившаяся в 1611 г. Библией короля Иакова, на самом деле была начата в 1525 г. Тиндейлом, но он был ни в коей мере не первым, кто сделал перевод этого текста на английский язык. Самые первые переводы были сделаны в период до изобретения книгопечатания, и число экземпляров в силу необходимости ограничивалось трудностью воспроизведения большого числа рукописных копий. Едва был изобретен печатный станок, хлынул настоящий поток, и Английскую Библию было уже не сдержать, поскольку сколько бы церковные власти ни скупали и ни сжигали книг, столько же копий можно было напечатать.

Тот факт, что Генрих VIII пошел против папы римского в деле о разводе и тем самым дал добро на протестантское восстание, был не причиной реформации, а случайностью, заставившей корону стать на сторону реформаторов раньше, чем это могло бы случиться. Реформация все равно имела бы место, даже если бы не существовало Генриха VIII и его вожделения к Анне Болейн. Дух протестантства витал в воздухе и был силен в Англии еще с тех времен, когда Джон Уиклиф и его ллоларды боролись со злоупотреблениями католической церкви в XIV в. Уиклиф вместе с последователями перевел всю латинскую версию Библии в 1380-х гг. Сколь огромна была их преданность своему делу, становится очевидно, если задуматься о масштабе работы. До наших дней дошли 170 рукописных копий Библии Уиклифа⁹. Некогда их существовало много большие, поскольку многие, вероятно, были уничтожены во время гонений на ллолардов как еретиков и еще больше потерялось в последующие годы. Всего было изготовлено две, три, возможно, четыре сотни экземпляров, и каждый был с огромными затратами времени и труда скопирован от руки (в Английской Библии приблизительно 774.000 слов), и за изготовление каждого свобода или даже жизнь переписчика подвергались опасности. Само владение Библией на английском языке в то время могло быть использовано в качестве доказательства преступной ереси. «Наши епископы проклинают и жгут Закон Божий, потому что он составлен на родном языке»¹⁰, — обвинял один писатель-ллолард XV в.

Но епископов тревожило не столько то, что Библию читают, сколько то, кто ее читает. В ярость епископов приводил не перевод как таковой, а неавторизованный перевод и хождение его среди классов, склонных к ереси и мятежу, которые уже показали свой норов в восстании Уота Тайлера 1381 г. Богатые и ортодоксальные, в чьих интересах было поддерживать авторитет церкви, часто получали особые диспенсарии на хранение и чтение Библии на английском языке. Но верхушка духовенства не желала, чтобы она попала в руки простых людей из страха, что те найдут прямой путь к Господу, обходя таинства церкви. В 1408 г. архиепископ Арунделский постановил, что всякий, кто переписывает неавторизованный перевод Библии или читает его, подлежит высшему наказанию — смерти на костре¹¹; его указ основывался на знаменитом «De Heretico Comburendo»[27], принятом королем и парламентом в 1400 г.¹²; это был первый закон в английском законодательстве, допускающий смертный приговор за религиозные убеждения. «Различные лживые и развращенные люди некой новой секты, — говорилось в нем, — которые проповедуют и учат сегодня открыто и тайно различные новые доктрины и еретические заблуждения… и содержат школы, и изготавливают и пишут книги и порочно наставляют народ», должны быть переданы в руки светских судов и, если не отрекутся, будут сожжены, «дабы такое наказание вселило страх в умы прочих». Неудивительно, что в своей «Истории церкви» Томас Фуллер, рассказывая об одном последователе Уиклифа, Джоне де Тревиза, который в 1397 г. сделал собственный перевод, пишет, что не знает, чем больше восхищаться, «его способностями, что он совершил такое, его храбростью, что он на такое рискнул, или его прилежанием, что он осилил столь сложный и опасный труд»¹³.

Обычно библии Уиклифа были карманного размера, поскольку предназначались для бродячих ллолардских проповедников, которые проповедовали в пути и читали отрывки из Писания на языке повседневной речи. Записи свидетельствуют, что небольшая Библия Уиклифа стоила приблизительно 40 шиллингов, или приблизительно 150 долларов на сегодняшние деньги¹⁴. Тот факт, что, невзирая на все старания их уничтожить, до наших дней дошло 170 экземпляров, лишний раз доказывает, как высоко их ценили. Сто лет спустя обрывки этих рукописных библий все еще были в ходу, а Фокс в своей «Книге мучеников» сообщает, что за несколько глав Нового Завета на английском в 1520 г. платили иногда воз сена¹⁵.

По сути своей движение ллолардов было попыткой демократизировать религию, принести людям веру непосредственно из Писания, освободить ото всех десятин, индульгенций, податей, жирных аббатов и епископов, бюрократии и укоренившейся иерархии духовенства. Уиклиф хотел перевести Библию на английской, поскольку верил, что не какой-то прелат в красной шапке на троне в Риме, а именно Библия истинный источник закона, как человеческого, так и Божия. Не существуя на языке, понятном простым людям, она не может служить для них повседневным руководством, каким он надеялся ее сделать. Но мы зашли бы слишком далеко, сказав, что, сделав перевод Библии, особенно Ветхого Завета, он познакомил с нею всю Англию. Экземпляров было слишком мало, их стоимость была слишком велика, а общий уровень грамотности слишком низок, чтобы добиться обширных перемен. Великим вкладом Уиклифа стала мысль о том, что Библия является высшим духовным авторитетом, к которому может сам, без посторонней помощи, прибегнуть любой человек. Его труды заронили зерно английского протестантства, необходимое для того, чтобы растение могло дать побег в эпоху Реформации. Но своей истинной жизни Английской Библии пришлось подождать до изобретения печатного станка.

Но и до Уиклифа содержание Библии, особенно Книг Бытия, Исхода и Псалмов из Ветхого Завета и Евангелий из Нового было знакомо. Мы видели, как кельт Гильда, самый первый британский историк, каждую строку своих «Эпистол» составлял с оглядкой на Ветхий Завет. Начиная с Беды Достопочтенного, в период до нормандского завоевания были сделаны различные переводы многих отрывков из Ветхого и Нового Заветов на англосаксонский. Сам Беда сделал перевод Евангелия от Иоанна; король Альфред перевел Книгу Псалмов и Десять Заповедей в рамках перевода на английский язык сочинений по истории церкви и житий отцов церкви ради лучшего образования своего народа. На староанглийском существовало много различных версий псалмов, евангелий и «библейских историй»¹⁶, но делалось это скорее из соображений благочестия, чем реформаторства, как это было у последователей Уиклифа. Доступное англосаксонским клирикам образование было довольно ограниченным, а их знание латыни прискорбно скудным. В саксонские времена проповеди читали на местном языке. В помощь полуграмотным священникам для отправления служб и чтения проповедей богослужбные тексты записывались на саксонском и на латыни двумя параллельными колонками или с перекрестными глоссами. Истории из Ветхого Завета об Адаме и Еве, о патриархах, об Иосифе и его братьях, о Моисее и Исходе становились темами проповедей и религиозных трактатов, а еще чаще — поэм, которые пели на пирах саксонские барды, пантомим и нравоучительных мистерий.

Первый английский поэт Кэдмон многие свои песни сочинил на темы Ветхого Завета. В незабываемой истории Беды Достопочтенного Кэдмон предстает пастухом, которого попросила спеть ватага, пирующая ночью у костра, но он не знал, как их развлечь. Той ночью, пока он спал среди волов, ему приснился незнакомец, который приказал ему петь, а когда он запротестовал, дескать он не умеет, Господь дал ему голос и слова, и, проснувшись, он взял арфу и запел. Слова он запомнил и стал повторять, и их стали записывать. «Его песня, — пишет Беда, — была о сотворении мира, о рождении человека, о Бытие. Еще он пел об Исходе Израиля из Египта и его приходе в Землю обетованную»¹⁷.

Многие кэдмоновские стихотворения принадлежат к более позднему периоду, чем VII в., когда жил сам Кэдмон, но до недавнего времени приписывались ему, так прославил его имя Беда Достопочтенный. Написанные, вероятно, целой чередой саксонских бардов, эти стихотворения берут за основу те моменты Ветхого Завета, которые с наибольшей вероятностью оценили бы слушатели-саксы: истории о царях и тиранах, о воинствах, битвах и могучих подвигах, истолкованных с той точки зрения, какая была ближе всего поэту и его слушателям. На протяжении четырех столетий, предшествовавших норманнскому завоеванию, значительная часть Англии из-за набегов викингов и их завоеваний постоянно находилась в состоянии войны. Не проходило и года, чтобы у побережья не появлялись даны, чтобы грабить, жечь и убивать, не было поселения, которое в тот или иной момент не превратилось бы в дымящиеся развалины. Это имеет в виду поэт, когда рассказывает, как Авраам повел своих «этлингов» и свой «фирд» на битву за царство в долине Сиддим. Победа Авраама выступала как бы отмщением за чересчур уж частые поражения саксов, и слушатели упивались картиной того, как «стервятники рвут плоть убийцы свободных людей» и обращенными к Мельхидесеку словами Авраама.

Страшная участь «фараонова фирда» под сомкнувшимися волнами Красного моря была еще одним примером гибели угнетателей, которая так радовала саксонских слушателей. «Прославлен был тот день в срединной земле, когда выступило множество», — пишет анонимный поэт, автор Книги Бытия на староанглийском. Израилиты трепещут, заслышав громовой топот надвигающейся египетской армии, но Моисей выстраивает их оборонительным строем, побуждая «надеть свои кольчужные доспехи и мечтать о благородных подвигах». Потом он раздвигает волны, и племена переходят на другой берег. Сверкают «мечи, что несли эти морские викинги по соленым пустошам», а за ними Красное море смыкается над смертными муками египтян — «Встал высочайший из надменных валов! Вся армия ушла под воду!»¹⁸

По мере того как ежегодный террор викингов перерастал в территориальные завоевания и надежда на то, что страна избавится от врагов, практически угасла, самые стойкие вожди, такие как король Альфред, и религиозные лидеры, такие как аббат Эльфрик, пытались вдохнуть в свой народ чувство национального сопротивления. Эльфрик, за свою ученость прозванный Грамматиком, скончался в 1020 г. Его называли «самым выдающимся теологом из всех, кто писал на английском языке, в его время и еще пять веков спустя»¹⁹. Чтобы распространить религиозное образование, а также чтобы внушить народу патриотизм, Эльфрик обращался к примеру древних иудеев. В дополнение к переводу Пятикнижия он переложил большую часть Ветхого Завета в единое прозаическое повествование и составил тексты проповедей на основе книг Судей, Эсфири, «которая освободила свой народ», Юдифи и Маккавеев²⁰. Выбор последней он объяснял «великой доблестью этой семьи, которая одержала верх над язычниками, которые теснили их со всех сторон и желали уничтожить их и изгнать их с земли, которую даровал им Господь… и одержала победу через истинного Бога, на которого полагалась по закону Моисея… И я переложил их на английский язык, чтобы вы могли читать их для вашего наставления». Иуда Маккавей, чье жизнеописание Эльфрик включил в свои «Жития святых», был, по его словам, «так же свят в Ветхом Завете, как богоизбранные в проповеди Евангелия, потому что всегда исполнял волю Всевышнего… Он был таном Господа, который весьма часто сражался против завоевателей для защиты своего народа».

Вероятно, Эльфик видел тревожные признаки того, что из-за контактов с язычниками-данами саксы возвращались к языческим богам своих предков, поскольку подчеркнуто указывал, что, когда израилиты древности «отвернулись от живого Бога, их стали донимать и теснить языческие народы, жившие вокруг них», но «когда они вновь обратились к Богу с истинным раскаянием, он послал им помощь в лице судии, который одолел их врагов и избавил их от бедствий». В приложении он приводит перечень английских королей — Альфреда, Ательстана и Эдгара — как примеров английских вождей, которые подобно ветхозаветным судьям иудеев победили своих врагов с божьей помощью.

Сходным образом, объясняет Эльфрик, история Юдифи «тоже переложена на английский, на наш лад, как пример вашим людям, что должно защищать вашу землю от вражеского воинства». На проповедь о героическом убийстве тирана Юдифью Эльфрика вдохновила самая трогательная из всех англосаксонских библейских поэм «Юдифь», сочиненная, предположительно, в честь мачехи короля Альфреда, молодой королевы Юдифи, на которой отец Альфреда женился в 856 г. Впрочем, некоторые ученые полагают, что, наоборот, поэма, написанная уже после Эльфрика, сама была вдохновлена его проповедью и является панегириком королеве саксонской Мерсии, которая повела своих людей на битву с данами в начале X в. Так или иначе, поэма, которую наряду с «Беовульфом» ставят в первых рядах древнеанглийской литературы, превратила Юдифь в любимую героиню²¹.

Хотя эти тексты на староанглийском языке познакомили жителей саксонской Британии (настолько, насколько это было возможно средствами церкви) с иудейским происхождением христианства и превратили историю древней Палестины в современную драму, будущая Английская Библия никак с этими ранними фрагментами не связана. Во-первых, язык, на котором они были написаны, был бы совершенно непонятен во времена Уиклифа, не говоря уже о времени Тиндейла. Во-вторых, нормандское завоевание разорвало связи с прошлым, поскольку культура, предшествовавшая завоеванию, игнорировалась и вскоре была по большей части забыта. Незнание латыни и общая неграмотность, так расстраивавшие короля Альфреда и Эльфрика, привели к возникновению ранних переводов, назначением которых было просто учить — познакомить народ с его религиозным наследием, в точности так же, как сегодня детям читают адаптированные библейские истории. Но Англия после завоевания, когда повсеместно взяли верх латынь, диалектика и перебрасывание цитатами схоластиков, оказалась в строгом подчинении у латинской Библии и отцов церкви, во всяком случае до эпохи Уиклифа. Такие свободные переложения как «Маккавеи» Эльфрика или его краткое изложение Ветхого Завета, за рамками которого остались все трудные места и левитские законы, стали практически еретическими, даже если их язык кто-то понял бы.

Следующая попытка приблизить Библию к людям, на сей раз предпринятая ллолардами, не была узаконена короной и церковью, как в саксонские времена, наоборот, она была направлена против них, хотя сам Уиклиф был священником. Жестоко подавляемая на протяжении XV в., эта попытка наконец прорвала плотину с приходом Реформации и изменила историю Европы. Гордая похвала Тиндейла перед «ученым человеком», который ставил авторитет папы римского выше авторитета Библии: «Я сделаю так, что мальчик, что идет у тебя за плугом, будет знать Писание лучше тебя»²², — содержит квинтэссенцию этой перемены.

Когда в 1520-х гг. Тиндейл начал работу над своим неавторизованным переводом Библии, это все еще было наказуемо, поскольку Генрих VIII еще не порвал с Римом. И истинный родоначальник Английской Библии отправился трудиться в ссылке, поселившись в маленькой комнатке в Кельне, где на освещенном свечами столе лежали учебники иврита и греческого. Отталкиваясь от латинской Вульгаты, Уиклиф сделал перевод перевода, зато Тиндейл, который знал греческий и немного иврит, работал с языком оригинала. Не было у него возможности и прибегнуть к Библии Уиклифа, поэтому он начал с чистого листа. В своем «Послании к читателю», предваряющем Новый Завет, он без обиняков заявляет: «Мне некому было противоречить, и не было мне помощи от англичанина, который толковал бы оное или подобное ему в Писаниях до меня». Со времен Уиклифа «новая ученость» возродила изучение греческого языка и иврита, так долго игнорируемых в Средние века, когда преобладала латынь. Кардинал Вулси только-только основал колледж в Оксфорде, который впоследствии станет известен как Крайст-Черч и в котором место первого профессора иврита уже занял Роберт Уэйкфилд, в Кембридже также были основаны Крайст-Колледж и Сент-Джордж-Колледж для преподавания трех древних языков.

В Оксфорд изучающие иврит стекались недолгое время в XIII в., когда недавно основанный орден францисканцев посвятил себя учености и философии под руководством великого епископа Гроссетеста. До изгнания евреев при Эдуарде I в Оксфорде существовала одна из самых крупных еврейских общин Англии, и Гроссетест и Роджер Бекон, лучшее украшение ордена францисканцев, брали там уроки иврита. Бекон считал знание иврита необходимой составляющей истинной учености, поскольку, по его словам, все знание происходит из слова Божия, дарованного миру на этом языке²³. До наших дней дошел приписываемый ему отрывок учебника иврита. Но с закатом францисканцев изучение иврита в Оксфорде угасло до своего возрождения в эпоху Ренессанса.

В 1480–1490-х гг. под руководством континентальных раввинов были изданы новые иудейские библии. В 1516 г. Эразм Роттердамский опубликовал новое издание оригинального Нового Завета на греческом языке, присовокупив ему свой перевод с греческого на латынь. Лютер использовал греческую версию Эразма для собственного перевода Нового Завета на немецкий язык, который увидел свет в 1522 г. Его перевод Ветхого Завета на немецкий язык (1534) был сделан с Масоретского текста[28], опубликованного в 1494 г.

Тиндейл начал с Нового Завета, и законченный перевод был напечатан в Германии, а после, в 1526 г. тайно переправлен в Англию. Из 6.000 экземпляров до нашего времени дошли только 3, поскольку были приняты все меры для уничтожения тиража. На самом деле стремление епископов скупить экземпляры для последующего уничтожения служило для Тиндейла стабильным источником дохода во время работы над Ветхим Заветом. В написанной в то время «Хронике» Холла рассказывается, как сэр Томас Мор, тогда лорд-канцлер Англии, допрашивал некоего Джорджа Константина на предмет предполагаемой ереси и сказал ему: «Константин, я хочу, чтобы ты понял меня в одном… Там за морем есть Тиндейл, Джой и много других, как ты. Я знаю, что без помощи они прожить не могут. Кто-то посылает им деньги и поддерживает их, и ты, будучи одним из них, принимал в том участие, а потому знаешь, откуда это идет. Заклинаю тебя, скажи, кто они, и тем самым помоги им». — «Милорд, — отвечал Константин, — ты хочешь, чтобы я сказал тебе правду?» — «Заклинаю тебя», — сказал милорд. «Воистину, — ответил тот, — помогал нам милорд епископ Лондона, ибо одарил нас большими деньгами за новые заветы, чтобы их сжечь, и это было и есть наши единственные воспомоществование и поддержка». — «Богом клянусь, — рек Мор, — сдается мне, и я такое говорил епископу, когда он стал их скупать»²⁴.

Помимо неожиданного источника средств Тиндейл и позднее Коуверлейл и их сторонники основную финансовую поддержку получали от группы состоятельных лондонских купцов, представителей набирающего мощь капиталистического класса, которые не меньше других стремились сбросить давящее ярмо римской бюрократии. Эти люди поддерживали Тиндейла в изгнании, оплачивали печатание новых библий в Германии и устраивали тайный ввоз их в Англию и дальнейшее распространение тиража. Позднее, когда с официальным разрешением властей все стало делаться открыто, расходы на издание Большой Библии, той самой, которую Генрих VIII повелел читать во всех церквях, взял на себя богатый суконщик Энтони Марлер²⁵, который, кстати сказать, неплохо на ней заработал. Он получил эксклюзивное право на торговлю новыми библиями, сумел установить на них твердую цену в десять шиллингов (в обход Томаса Кромвеля, который хотел установить цену в 13 шиллингов и 4 пенса) и получил назад в разы больше, чем первоначально вложил.

Но это будет десять лет спустя, а в то время, когда в Англию тайком провозили первый Новый Завет Тиндейла, купцы рисковали головой, хотя и не капиталом, поскольку спрос превышал предложение. И этот спрос с неослабевающей силой сохранялся и через четыре года после первого появления перевода Тиндейла. Старания архиепископа Лондонского его подавить не увенчались успехом, и архиепископ счел необходимым устроить публичное сожжение книги на паперти собора Святого Павла²⁶. В том же году Тиндейл закончил перевод Пятикнижия, который напечатали в Марбурге и через торговых агентов в Амстердаме переправили через Ла-Манш в Англию.

Тем временем на политическом фронте мастерские интриги Томаса Кромвеля способствовали окончательному разрыву Генриха VIII с Римом. Возвышение Кромвеля началось после казни кардинала Вулси, который не мог или не хотел дать Генриху VIII желаемого и который был казнен в 1530 г. За короткое время Кромвель сумел дать своему суверену новую жену и новый титул. Брак с Анной Болейн был заключен в 1533 г., парламентский акт о подчинении духовенства королю был принят в 1534 г., а в 1535 г. за ним последовал акт о супрематии, утверждающий Генриха в роли «верховного главы церкви Англии». И сразу же были предприняты меры, чтобы снабдить страну официальной Английской Библией. Версию Тиндейла нельзя было признать государственной, поскольку она уже стала слишком скандальной из-за колючих примечаний переводчика, разъясняющих, как именно исходный смысл был искажен Вульгатой в угоду католической доктрине. В 1534 г. духовенство обратилось к королю с петицией о новом переводе, «дабы раздавать и доставлять его людям для их наставления»²⁷. Этому требованию удовлетворила так называемая Библия Мэтью, по сути являвшаяся сводом из тех отрывков, какие успел перевести Тиндейл, и перевода Майлса Коувердейла, который продолжил работу над Ветхим Заветом там, где прервался Тиндейл. Привезенная в Англию отдельными печатными листами и изданная единым томом в 1535–1536 гг., она была выправлена и переиздана под редактурой архиепископа Кранмера в 1538–1539 гг. и стала первой полной авторизованной Библией, опубликованной в Англии. Известная как Библия Кранмера или Большая Библия, как раз эта книга фигурировала в королевском указе 1538 г., и на титульном листе в ней помещалась строка, увенчавшая полтора столетия борьбы и труда: «Эта Библия назначена для церковного пользования». Также она была украшена сложным фронтисписом, по словам некоторых, работы Гольбейна, на котором толпа фигурок принимает книгу к небесам с криками «Vivat Rex!»[29].

И в это самое время Тиндейл, обходительный, благочестивый и упрямый ученый, «апостол Англии», как назвал его Фокс, был сожжен на костре за свой вклад в освобождение Писания от внешнего гнета. Его смерть была не делом рук церкви Англии, а по иронии судьбы явилась как раз результатом того, что церковь Англии стала на его позицию. Император Священной Римской империи Карл V, во владениях которого делались переводы, послал Тиндейла на костер как представителя теперь уже еретической англиканской церкви, посмевшей отложиться от Рима. Опять же по иронии судьбы, всего через несколько месяцев за этой казнью последовала казнь величайшего противника Тиндейла, сэра Томаса Мора, который сложил голову на плахе за то, что отказался признать короля верховным главой церкви. Мор, старавшийся задержать волну протестантства, и Тиндейл, страстно, упорно эту волну распространявший, схлестнулись в ожесточенном, блистательном споре в «Диалогах» Мора и ответных ему письмах Тиндейла. Оба приняли смерть за свою веру, но по разные стороны великого раскола. Невзирая на более широкую славу Мора, Тиндейл оставил в истории больший след, поскольку его труд с тех пор и навечно будет эхом отдаваться в англоговорящем мире.

«Чудесно было видеть, — писал о Большой Библии столетие спустя Страйп, — с какой радостью принимают эту Божью книгу не только среди людей ученых, но и вообще по всей Англии, среди простонародья, и с какой жадностью читают слово Божие. Все, кто мог, купил эту книгу и проводил время за чтение сам или вслух другим, или просил ее себе почитать». Будучи биографом архиепископа Кранмера, Страйп высказывал предвзятую точку зрения, на самом деле добрая половина или больше Англии в душе оставалась верной католичеству, а к Библии на простонародном языке относилась с тем же ужасом, с каким относятся к змее. Примером тому может послужить история из «Книги мучеников» Фокса, где рассказывается о пятнадцатилетнем Уильяме Молдоне из Челмсфорда в Эссексе, который своим чтением Библии практически до детоубийства разгневал собственного отца. «Я и подмастерья моего отца, — повествует мальчик, — сложили наши сбережения и купили Новый Завет на английском и спрятали в нашей постели…. тогда к нам поднялся мой отец с большой палкой… Тогда, сказал мой отец, скажи-ка, кто твой школьный учитель; прости, отец, ответил ему я, у меня нет учителя помимо Бога». Разъяренный отец, не сумев добиться от сына признания побоями, воскликнул: «Несите мне веревку, я повешу негодяя… и мой отец пришел с веревкой, а матушка вмешалась, заклиная, чтобы он меня отпустил, но он не отступился и надел мне петлю на шею, пока я лежал на кровати, и почитай что стащил меня с кровати, тогда моя матушка закричала и потянула его за руку, а брат мой Ричард заплакал и лег по другую сторону от меня, и тогда отец отпустил веревку и оставил меня и лег спать. Думаю, четыре дня у меня болела шея от той петли»²⁸.

Симпатизируя скорее отцу Уильяма, чем самому подростку, король Генрих и его епископы вскоре пришли в ужас от потока лютеранства, какой выпустила на волю их авторизация Большой Библии. Сам Генрих был протестантом лишь с том смысле, что хотел избавиться от папы римского, но в вопросах доктрины оставался католиком. Он допустил перевод Библии только потому, что Английская Библия стала бы символом замены власти папы на его собственную. Самого себя он более или менее считал английским папой и так же стремился подавить доктринальный раскол, как если бы был самим папой римским. И действительно, в 1540 г. он отправил на костер в Смитфилде трех лютеран за ересь в тот самый день, когда казнил за государственную измену трех папистов²⁹. Лютер по этому случаю заметил: «Что пожелает сквайр Гарри, должно стать догмой для англичанина в жизни и в смерти»³⁰.

Но плотина уже была сорвана, и остановить потоп не мог даже «сквайр Гарри». Невзирая на указ, призывающий его подданных читать книгу «смиренно и с почтением», читать ее только тихим голосом и не спорить о сложных ее отрывках в питейных заведениях, «и не рассуждать о ней прилюдно в кабаках»³¹, люди, которым наконец открыли доступ к Писаниям на родном языке, были охвачены возбуждением и любопытством. Они собирались вокруг огромных томов, цепями прикованных к кафедрам, и жадно слушали того, кто мог прочесть им вслух, так сегодня слушают результаты мировых чемпионатов. Энтузиазм простонародья в соборе Святого Павла, где шесть библий были прикреплены к «различным колоннам, закреплены на них цепями, дабы читать их мог каждый, кто пожелает», привел власти в ужас. Фокс пишет, что вокруг этих библий часто собирались люди, «особенно если могли найти кого-то с громким голосом, чтобы читал им». Некий Джон Портер, «молодой человек высокого роста», стал весьма искусен в этом «божьем занятии», и «великие множества стекались послушать этого Портера, ибо он мог читать хорошо и имел громкий голос». Духовенство едва ли обрадовалось таким «проповедям» мирян. Портера арестовали, обвинили в том, что он в нарушение королевского указа толкует Священное Писание, собирает толпы и провоцирует волнения. Его бросили в Ньюгейтскую тюрьму и «посадили в самый нижний каземат, задвинули засовы и заковали в кандалы, где через шесть или восемь дней он был найден мертвым»³².

Последовал акт парламента, решительно воспрещающий неуполномоченным на то лицам читать Библию вслух³³. Правда, в нем содержалась оговорка, что аристократам и джентри разрешается читать вполголоса членам собственных семей, что женщинам благородных сословий и купеческим семьям разрешается читать ее в частном порядке, но не вслух другим, а вот людям «низшего разбора» — женщинам, ремесленникам, подмастерьям и прочим ниже достоинства йомена воспрещалось читать ее как открыто, так и в своем доме, если только король, видя что это идет на пользу их жизни, не даст им особого соизволения.

Провести в жизнь подобный акт шансов было столько же, сколько сухой закон. Не в том дело, что все население страны заделалось вдруг читателями Библии. Но достаточное число убежденных протестантов, или, как их тогда назвали, лютеран, сделали своим кредо свободный и личный доступ к Писанию, чтобы нивелировать попытку Генриха его воспретить. Особенно при католической реакции в правлении королевы Марии, когда Большие Библии были изъяты из церквей и запрещены, это кредо обрело новую жизнь, какая возникает у слов, которые тираны стараются подавить. Идя на костер, «добрый доктор Тейлор» воззвал к своим прихожанам: «Добрые люди! Я не учил вас ничему, кроме святого слова Божия, и эти уроки я почерпнул из благословенной книги Господа, святой Библии, и сегодня я пришел сюда, дабы скрепить их кровью»³⁴. В ужасном 1555 году 67 протестантов были сожжены в тщетной попытке королевы Марии силой подчинить англиканскую церковь Риму. Одни, как Роуленд Тейлор, окончили свои дни в беспрекословной верности своим принципам, другие, как Кранмер, отреклись от прошлых покаяний, но все через свою мученическую смерть станут жить как герои и мученики. Последние слова епископа Латимера на костре стали сигналом провала политики королевы Марии: «Сегодня мы, Божьей милостью, зажжем в Англии такую свечу, которая, верю, никогда не погаснет»³⁵.

В правление королевы Елизаветы все вновь было перевернуто с ног на голову, реформы были восстановлены, а в церкви вернулись библии. Была заказана новая версия, но ее редакторам предписали следовать Большой Библии и «не отступать от нее, разве что там, где она явно отходит от греческого и иудейского оригинала»³⁶. Тем самым новая версия перенесла традицию перевода Тиндейла в новое поколение. Известная как Епископская Библия, эта елизаветинская версия продержалась до воцарения короля Иакова. К тому времени набрали силу пуританские секты, предпочитавшие кальвинистскую версию, называемую Женевской Библией, и в результате возникла ситуация, когда читаемая в церкви официальная Библия не соответствовала той, которая приватно читалась во многих домах. На так называемой Хэмптон-Кортской конференции в 1604 г. была подана петиция о создании новой версии — так был дан ход невероятному по своему размаху и сложности процессу, в результате которого 44 четыре ученых создали версию короля Иакова.

Почти сто лет прошло с тех пор, как Тиндейл начал свой труд, и за это время результатом прогресса в изучении греческого и иврита стало множество новых исследований древних текстов, множество новых учебников, словарей и трактатов. Среди работавших над Библией короля Иакова были Эдвард Ливли, профессор королевской кафедры иврита в Кембридже, Ланселот Эндрюс, дьякон Вестминстерского собора, знавший иврит, халдейский, сирийский, греческий, латынь и еще с десяток языков, Уильям Бедуэл, профессор Сент-Джон-Колледж в Кембридже, величайший арабист Европы, и еще по меньшей мере девять других, кто были тогда или стали позднее профессорами иврита или греческого в Оксфорде или Кембридже. Ученых разделили на шесть групп, по девять человек в каждой, две таких группы заседали в Оксфорде, две — в Кембридже и еще две — в Лондоне. Для руководства им представили шесть правил, которые ясно свидетельствуют о деловом подходе духовенства и ученых XVII в. Каждой группе был передан в работу ряд книг, и каждый ученый должен был единолично работать над определенным ему рядом глав. Затем все должны были «сходиться, совещаться о том, что успели сделать, и добиваться единства относительно того, что в их частях останется». Затем несколько групп должны были обмениваться законченными текстами «для серьезного рассмотрения и обсуждения, ибо его величество в том был весьма взыскателен». Если впоследствии еще оставались разногласия, то редакторы должны были писать друг другу о своих сомнениях, «указывать место и называть причины того, почему не дает согласия, дабы устранить разногласия на общем совещании глав каждой группы в конце работы»³⁷. Можно было затребовать дальнейших разъяснений от ученого лица вне группы. Каждому епископу было вменено в обязанность передавать новости о проекте любому ученому, посвятившему себя древним языкам, и поощрять его посылать переводчикам полезные замечания.

В предисловии к законченному тексту, который увидел свет в 1611 г., «работники», как назвали себя переводчики и редакторы, просто заявляют, что постарались «улучшить хороший перевод или из многих переводов сделать один принципиально хороший, таково было наше старание, и вот плоды нашего труда». Они утверждали, что не чурались «пересматривать то, что мы делали, и возвращать на наковальню то, что выковали». Не связывали они себя и строгой обязанностью употреблять в точности то же самое английское слово всякий раз, когда в тексте оригинала встречалось то же самое слово, «ибо неужто царство Божие должно превратиться в слова или слоги?» Благодаря такой свободе языка удалось сохранить труд их предшественников. На деле первое из 13 правил закрепляло заданный Тиндейлом стиль, недвусмысленно приказывая «следовать [Епископской Библии] и отступать лишь в малом, когда дозволит истина оригинала». Данные переводчикам инструкции свидетельствуют о том, насколько, по сути своей, честной была попытка как можно ближе подойти к оригинальному смыслу, записанному тысячелетия назад в Палестине, насколько поразительно свободным от догматичности получился перевод. Например, имена пророков и все прочие личные имена следовало «сохранить как есть, в соответствии с тем, как они простонародно используются». Личные толкования воспрещались правилом № 6: «Нельзя создавать никаких заметок на полях, только лишь в разъяснение еврейских или древнегреческих слов». Наконец, в предисловии ученые признавали, что постоянно старались держаться подальше и от «педантичности пуритан», и от «невнятности папистов» и были тверды в своем намерении, чтобы «Писание говорило само за себя, как на языке ханаанском, дабы могло быть понято любым простолюдином». В этом они преуспели, и это увенчало их славой, поскольку их Библия была не только понята всеми, от самых образованных до «самых простонародных», но и снискала широкую известность и любовь англичан.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.