XXVI
XXVI
Что происходило в замке. — Появление Иоиля. — Иоиль исполняет поручение. — Он вовремя умолкает. — Клятва мести. — Фредерик Биорн.
Теперь посмотрим, что делалось в замке, покуда в потайных комнатах происходила трогательная сцена, оказавшая такое решительное влияние на всю дальнейшую судьбу пирата Ингольфа.
Когда английский офицер сконфуженно вошел и доложил адмиралу Коллингвуду об исчезновении узника, все, кто тут был, единогласно решили, что побег совершился не без помощи призрака, посещающего башню. Адмирал оказался больше других скептиком и предложил произвести в замке строгий осмотр, но его предложение было единогласно отвергнуто. Даже герцог Гаральд
— и тот, к удивлению, решительно восстал против обыска.
Олаф и Эдмунд не могли отрешиться от сочувствия к человеку, которого они спасли от гибели в Мальстреме, и потому чрезвычайно обрадовались решению, принятому их отцом.
— Как вам угодно, любезный герцог, — сказал Коллингвуд, несколько раздосадованный отказом. — В сущности, дело касается главным образом вашей безопасности, поэтому вы вольны как угодно распорядиться с этим негодяем, едва не ограбившим ваш замок и замышлявшим предать вас в руки ваших заклятых врагов.
— Нужно быть все-таки справедливым, — отвечал Черный герцог, задетый словами адмирала. — Ингольф для нас теперь уже не корсар, а офицер регулярного флота, исполнявший приказ своего начальника и, следовательно, не ответственный за свои действия. Обедая за моим столом, он не знал, что данный ему приказ имеет отношение именно ко мне: он дал в этом честное слово. Вследствие этого я все равно не допустил бы, чтоб его повесили. Биорны сражаются с врагами лицом к лицу, они честные воины, а не поставщики сырого материала для виселицы.
— Очень хорошо, герцог. Я вижу теперь, что мне здесь больше делать нечего…
Он не договорил, потому что в это время вдруг с шумом прибежала толпа английских матросов, тащивших какого-то человека со связанными руками.
— Оставьте же меня, скоты этакие! Пустите, вам говорят! — кричал связанный, отбиваясь от матросов.
— Ну, чего вы меня тащите? Я и сам хочу видеть вашего адмирала, мне только этого и нужно!
— Господин адмирал, — сказал один из матросов, — это один из пиратов с «Ральфа», нам удалось его изловить.
— Сам ты пират, дуролом эдакий! — огрызнулся Иоиль. — Чем хвалишься: поймали!.. Мудрено ли было меня поймать, когда я сам шел сюда к адмиралу?.. Победители тоже! Двадцать на одного…
— Ну, уж вот этого-то я непременно велю повесить, — сказал Коллингвуд.
— Этот уже не уйдет.
— Во-первых, вы забываете, что здесь вы не на английской земле, — возразил Иоиль, и смелость этого ответа очень понравилась всем норрландцам.
— А во-вторых, через пять минут вы сами будете меня горячо защищать, господин адмирал… Прежде всего — извольте приказать, чтобы мне развязали руки.
— Какая наглость! — сказал адмирал.
— Берегитесь, адмирал Коллингвуд! — возразил Иоиль. — Смотрите, как бы вам не пришлось раскаиваться в вашей резкости.
— Негодяй! Ты забываешься…
— Я явился к вам от вашего лучшего друга, мистера Пеггама, — торопливо перебил его Иоиль.
— От Пеггама! — вскричал, бледнея адмирал.
— Пеггам? Что такое Пеггам? — спросил Олаф, не в силах будучи скрыть своего изумления.
Эдмунд успел заметить смущение Коллингвуда и остановил брата.
— Молчи, — сказал он ему тихо, — давай лучше слушать.
— Да, от вашего друга Пеггама, — повторил с откровенной дерзостью Иоиль.
— Развязать его! — неожиданно приказал Коллингвуд и прибавил с насильственной улыбкой. — Я не могу ни в чем отказать посланцу моего приятеля Пеггама.
— Я так и знал! — воскликнул Иоиль и обвел всех присутствующих торжествующим взглядом.
— Пеггам ваш друг? — спросил Эдмунд, с холодной пытливостью глядя Коллингвуду прямо в лицо.
— Что же тут особенного? — отвечал адмирал. — Пеггам мой нотариус и поверенный.
Разумеется, ничего не могло быть проще, а между тем в воздухе что-то такое носилось. Но что именно? Этого никто не знал, кроме Иоиля и Коллингвуда…
Однако, все чувствовали, что горючего материала накопилось много и что стоит только поднести к нему одну маленькую искорку, чтоб он вспыхнул.
— Полагаю, — продолжал адмирал, обращаясь к Иоилю, — что поручение, данное тебе Пеггамом, не касается этих господ, поэтому пойдем лучше ко мне на корабль, ты там и скажешь, в чем оно заключается. Изволь приказать, чтобы мне развязали руки…
— Не стоит для этого ходить так далеко, — отвечал дерзкий посланец. — Поручение незамысловатое. Я требую именем Пеггама, чтобы вы отпустили капитана Ингольфа, — только и всего.
— Это уже не в моей власти: пленник убежал час назад.
— Вы лжете! — вскричал Иоиль, весь красный от гнева.
— Спроси вот у них! — возразил Коллингвуд, оставаясь нечувствительным к полученному оскорблению.
— Это правда, — подтвердил один из присутствующих, — его не нашли в тюрьме, хотя за десять минут перед тем его видели там.
— Ну, стало быть, этот человек, — сказал Иоиль, указывая на адмирала,
— стало быть, этот человек убил его, как убил раньше…
— Замолчи, негодяй! — вскричал, задыхаясь, Коллингвуд.
— Говори! — повелительным тоном произнес Эдмунд.
Иоиль молчал, не зная, что ему делать.
Он знал, что скажи он слово — и потоками потечет кровь. Его пугали последствия. Поблизости находилось пятьсот англичан, готовых ринуться на защиту своего вождя, а в замке было в ту минуту слишком мало народа для борьбы с ними. Не желая брать на свою голову такой ужасной ответственности, он решил выиграть время.
— Мне нечего больше говорить! — громко ответил он Эдмунду на его требование и потом прибавил тихонько: — Ради Бога, ваша светлость, не спрашивайте меня теперь… Скоро вы узнаете все.
Коллингвуд желал одного: как можно скорее убраться. Он чувствовал, что у него под ногами горит земля.
— По-видимому, мы имеем дело с каким-то нелепым шутом, — сказал он, принужденно улыбаясь. — Засим, герцог, позвольте с вами проститься, причем я не могу не отметить того факта, что вчера мое вмешательство признавалось полезным, а сегодня оно уже перестало нравиться.
Гаральд в ответ только поклонился и ничего не сказал. Коллингвуд со всеми офицерами удалился из замка, будучи убежден, что Иоилю ничего не известно о страшном преступлении. Равным образом адмирал не знал, что этот человек, до глубины души возмутившись виденной им ужасной сценой, дал себе клятву сообщить розольфцам тайну, касающуюся смерти герцогини и ее семейства.
— Ну, — сказал Эдмунд, как только адмирал вышел за ворота замка, — объясни же нам, что означают твои слова: «Скоро вы узнаете все».
— Я согласен говорить только при самом герцоге и его сыновьях, — отвечал Иоиль, — а больше ни при ком.
Все лишние удалились.
— Мы слушаем, — сказали оба брата.
— Пошлите вашим кораблям приказ затопить те две шлюпки, которые сейчас пройдут мимо них, — посоветовал Иоиль.
— Что это значит?
— Вы знаете ли, кто этот человек?
— Адмирал Коллингвуд… Ведь ты же сам его так зовешь?
— Нет, я не про то… Известен ли вам его титул? Он герцог и пэр.
— В первый раз слышим.
— В списках членов верхней палаты английского парламента он значился под именем «Чарльза, шестого герцога Эксмута».
— Бог мой! — вскричал Гаральд. — Так он брат моего несчастного зятя?.. Отчего же он мне ничего не сказал?
Олаф и Эдмунд ужасно побледнели, но не произнесли ни одного слова.
Пеггам, негодяй Пеггам был нотариусом и поверенным этого человека!..
Безмолвно с видом твердой решимости ждали они дальнейших разоблачений, предугадывая истину уже из того, что Пеггам был другом Коллингвуда.
— Да, — продолжал Иоиль, желавший, во избежание столкновения на суше, дать Коллингвуду время сесть в шлюпку, — адмирал Коллингвуд — брат вашего зятя… А знаете ли вы, герцог Норрландский, каким образом Коллингвуд получил наследство от своего брата? Он утопил его в море вместе с женой и детьми, при помощи нотариуса Пеггама и Надода Красноглазаго.
— О негодяй, негодяй! — вскричал Черный герцог, поднимая к небу руки.
— Олаф!
— Эдмунд!
— О, брат мой!.. О, какое ужасное воспоминание!.. Ведь это нашу сестру бросили тогда в море!.. Ведь вот что тогда мы видели!.. О изверги!
В ужасе и тоске, с помутившимися глазами, молодые люди ломали себе руки.
— И мы не помогли ей… Мы ее не спасли!..
— Да что же вы? Бегите скорей! — вне себя от горя и гнева крикнул Гаральд. — Бегите, велите палить картечью в этих разбойников!
Олаф и Иоиль хотели броситься из комнаты, но Эдмунд остановил их жестом.
— Что ты делаешь! Ведь они от нас уйдут! — упрекнул его старый герцог.
— Отец, — возразил внушительным тоном Эдмунд, — при этом изверге находится пятьсот неповинных человек. Наша месть да не коснется их! Наконец, он даже недостоин того, чтобы умереть от пули при взрыве картечи: такая смерть для него слишком почетна.
Все более и более воодушевляясь, молодой человек продолжал с пылающим лицом:
— Не правда ли, Иоиль, ведь он стоял там поодаль, с закрытым лицом?.. О, как только я вспомню, что наша бедная Леонора стояла перед ним на коленях, умоляя пощадить ее детей!.. Нет, он должен умереть жестокою, медленною смертию… Нужно довести его до того, чтоб он сам умолял нас пресечь поскорее нить его жизни… Боже мой! Что со мной делается?! Я положительно схожу с ума!.. Ведь я видел, как этот изверг вырвал у матери из рук ее полугодовалого ребенка и кинул его, у нее же на глазах, в отверстую пучину!.. Я это видел — и ничего не мог сделать для спасения несчастных жертв!
— Как!.. Вы это знаете? — удивился Иоиль.
— Мы были спрятаны на острове Бедлоэ, — отвечал, рыдая Эдмунд. — Нас было трое, а против нас было…
— Шестьдесят человек экипажа, — пояснил Иоиль.
— Отец, — сказал Эдмунд, немного успокоившись после слез, — согласен ли ты доверить своим сыновьям дело отмщения?
— Согласен! — мрачным тоном отвечал старик. — Отомстите за свою сестру, за ее несчастного мужа, за их детей… Отомстите за наше семейное горе: это ваш первый и самый священный долг.
— И мой также: нас теперь трое! — произнес вдруг чей-то молодой голос.
С этими словами из башни во внутренний двор, где происходила эта сцена, выбежал Ингольф и бросился к ногам старого герцога.
Из комнаты старого Розевеля он слышал все разговоры и, не слушая никаких доводов старца, в последнюю минуту не в силах был себя сдержать.
— Ингольф! — воскликнули в один голос все трое — Черный герцог и оба брата.
Их удивление было безмерно.
— Я не Ингольф, — возразил капитан, — я Фредерик Биорн, возвращающийся в родной дом после двадцатилетнего отсутствия.
— Фредерик!.. — пролепетал старый герцог. — Какой Фредерик? Кто это сказал — Фредерик Биорн? Где он?
— Фредерик Биорн — я, — отвечал капитан. — О мой отец, узнайте же своего сына!
Он проворно расстегнулся и обнажил свою грудь. Все сейчас же увидели на ней неизгладимое биорновское клеймо. Для герцога это клеймо было несомненным, неопровержимым доказательством.
— Sursum corda! — вслух прочли Олаф и Эдмунд и разом вскрикнули:
— Брат!.. Брат!..
— Обоими же меня, сын мой! — воскликнул герцог.
При этих словах капитан почувствовал такое сильное волнение, что покачнулся и едва не упал, но тут подбежали Эдмунд с Олафом и подхватили его. Так, поддерживаемый своими братьями, Фредерик Биорн и получил от отца первый поцелуй.
Очищенный отцовским объятием, Фредерик Биорн разом освободился от тяготевшего над ним мрачного прошлого. Пират Ингольф, он же капитан Вельзевул, перестал существовать; вместо него явился старший сын герцога Норрландского — Фредерик Биорн, князь Розольфский.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.