Мысль изреченная

Мысль изреченная

Для начала вернёмся к проблеме значения для нас и нашего времени сочинений древних авторов. Кроме элементарно антикварного похода, целью которого является эстетическое восприятие, или, сказать по-русски, любование, возможны два познавательных аспекта, оба равно научных: источниковедческий и исторический.

В первом случае сочинение рассматривается как источник информации — иными словами, мы стремимся извлечь из него крупицу сведений и заполнить ею бездну нашего невежества. Как правило, это удаётся, но эффект, как мы уже видели, всегда меньше ожидаемого, потому что либо информация бывает неполноценна, либо мы сами воспринимаем её неадекватно. Но избегнуть этого подхода нельзя, ибо только таким путём мы получаем первичные сведения, обрабатываемые затем приёмами исторической критики.

Во втором случае, применяемом крайне редко, мы будем рассматривать литературное произведение как исторический факт или событие. В самом деле, чем отличается опубликование, например, тезисов Лютера, вывешенных 31 октября 1517 г. на дверях собора в городе Виттенберге, от битвы при Мариньяно, происшедшей на два года раньше?

Если судить по размаху последствий, то один бедный монах сделал больше, чем вся французская армия во главе с королём Франциском I. Но, даже если отвлечься от оценок, и то и другое для историка — факт, т.е. эталон исторического становления. Вот с этой позиции мы попробуем подойти к произведению древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», отнюдь не собираясь соперничать с филологами-литературоведами, работающими другими методами и ставящими себе другие задачи. Мы посмотрим на предмет изучения глазами историка-номадиста, из глубины азиатских степей, чего до сих пор не делал никто.

С момента появления из мрака забвения «Слово о полку Игореве» (в дальнейшем — «Слово») начало вызывать споры. Сложились три точки зрения. Первая, господствующая ныне в литературоведении: «Слово» — памятник XII в., составленный современником, а возможно, даже участником описываемых в нем событий[652]. Вторая: «Слово» — подделка XVIII в., когда началось увлечение экзотикой древности. Эта концепция и в настоящее время не умерла и представлена работами французского слависта А. Мазона[653] и советского историка А.А. Зимина[654], книга которого пока не опубликована и потому не может быть предметом обсуждения. Третья: «Слово» — памятник древнерусской литературы, но составлено после XII в. — мнение, выдвинутое Свенцицким и А. Вайяном[655], предложившими в качестве вероятной даты XV в., и Д.Н. Альшицем, относившим его к первой половине XIII в.

История вопроса столь обширна[656], что рассматривать её здесь нецелесообразно, а достаточно наметить верхнюю границу возможной датировки. Д.С. Лихачёвым доказано, что «Задонщина» содержит элементы заимствования из «Слова», — значит, «Слово» древнее Куликовской битвы[657]. Тем самым отпадают все более поздние датировки, но самый факт наличия дискуссии показывает, что дата — 1187 г. — вызывает сомнения. Поэтому мы предлагаем новый, дополнительный материал и новый аспект.

Чтобы не дублировать достигнутого нашими предшественниками, мы принимаем за основу исчерпывающий комментарий Д.С. Лихачёва[658] за исключением тех случаев, когда он оставляет вопрос открытым. Но в отличие от филологического подхода к предмету мы рассматриваем содержание памятника с точки зрения его правдоподобия при изложении событий, в нём описанных. Иными словами, мы кладём описание похода Игоря на канву всемирной истории, с учётом того положения, которое имело место в степях Монголии и Дешт-и-Кыпчака. Наконец, мы исходим из того, что любое литературное произведение написано в определённый момент, по определённому поводу и адресовано к читателям, которых оно должно в чём-то убедить. Если нам удастся понять, для кого и ради чего написано интересующее нас сочинение, то обратным ходом мысли мы найдём тот единственный момент, который отвечает содержанию и направленности произведения. И в этом разрезе несущественно, имеем ли мы дело с вымыслом или реальным событием, прошедшим через призму творческой мысли автора. Само создание гениального литературного произведения и воздействие его на читателей-современников — факт, находящийся в компетенции историка.