Глава 10 Как Жуков старался угодить Сталину
Глава 10
Как Жуков старался угодить Сталину
Жуков опасный и даже страшный человек... Я 30 лет работаю с Жуковым. Он самовластный, деспотичный, безжалостный человек... Я видел, какое невероятное хамство проявил Жуков к ряду людей, в том числе крупным волевым людям.
Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский.
Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 487
— 1 -
Начиная с «Ледокола», во всех своих книгах о войне я показываю чудовищные и дикие противоречия в мемуарах Жукова. Официальные кремлевские идеологи не остались в долгу. Главный их аргумент: от жизни, милейший, отстаешь! Мы давно отвергли шесть конъюнктурных изданий мемуаров Жукова и ориентируемся только на единственно верное и правдивое седьмое издание, а ты все по-прежнему на первое издание ссылаешься.
Шло время. Выяснилось, что седьмое издание оказалось столь же искаженным проклятой цензурой, как и все предыдущие. Та же судьба постигла и восьмое, и девятое издания. Но снова в меня бросают оружием пролетариата: мы-то улавливаем дух времени, борзо переписываем историю в соответствии с самым правдивым десятым изданием, а ты все никак от первого отказаться не можешь.
Пришлось признаться самому себе: меня загнали в тупик. Как выиграть эту гонку? Они — в Москве. Выходит новейшее издание «Воспоминаний и размышлений», которое опровергает все предыдущие, и шустрые ценители Жукова тут же исправляют свои взгляды на ход войны в соответствии с последними указаниями. А я далеко. Пока до меня новое издание дойдет, кремлевские идеологи его уже конъюнктурным объявляют и работают с новым, самым правдивым.
Что же делать?
Выход напрашивался достаточно простой: собрать все издания мемуаров Жукова, прочитать, сравнить, уловить тенденцию, на этой основе выдавать прогноз развития. Зная, как деформировались мемуары вчера и позавчера, можно предсказать, в какую сторону их выгнет завтра. Используя элементарный анализ, можно заглянуть в будущее, можно узнать, в какую степь грядущим днем занесет великого мемуариста. Величайший стратег всех времен и народов владел (если ему верить) научным предвидением. Вот его-то, это самое предвидение, я и взял на вооружение. Используя оное, можно оказаться впереди тех, кто еще только ждет выхода новейшего, единственно верного издания.
Так я стал предсказателем.
Что же оказалось? Оказалось, что в данной ситуации быть предсказателем — дело нехитрое. Новое, не знаю какое по счету, издание мемуаров величайшего полководца только готовится к печати, а я уже сегодня вглядываюсь в непроницаемую мглу будущего и вижу грядущие изменения.
Открываю секрет ясновидения: надо внимательно читать то, что сегодня пишут защитники Жукова в своих книгах, статьях и диссертациях. Надо всматриваться, вчитываться, вслушиваться в их аргументы. В этом — ключ. То, что защитники Жукова говорят сегодня, завтра обязательно будет найдено в забытых рукописях полководца, и новейшее издание будет исправлено в соответствии с духом времени.
Разберем на примере.
— 2 -
Не один Светлишин обсуждал с Жуковым план Генерального штаба от 15 мая 1941 года. Вслед за ним о встречах с единственным спасителем вспомнил академик Анфилов: «В начале 1965 года я, тогда полковник, старший преподаватель кафедры истории войн и военного искусства Военной академии Генерального штаба, встретился с Г.К. Жуковым» («Красная звезда», 26 марта 1996 г.). В 1995-1996 годах во многих газетах и журналах Анфилов рассказал, что план Генерального штаба от 15 мая 1941 года он раскопал не в начале 60-х годов, а еще до Светлишина — в 1958 году. И вот при встрече с Жуковым в 1965 году Анфилов якобы задал вопросы об этом документе. На что Жуков якобы ответил: «Мы этот проект не подписали, решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам. „Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?“ — раздраженно бросил Сталин. Мы сослались на складывающуюся у границ СССР обстановку, на идеи, содержавшиеся в его выступлении 5 мая... „Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира“, — прорычал Сталин» («Куранты», 15-16 апреля 1995 г.).
«Красная звезда», «Военно-исторический журнал», многие другие газеты и журналы многократно повторили слова Сталина: «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих...» И все, казалось бы, встало на свои места: Жуков предложил план, раздраженный Сталин категорически с негодованием его отверг. Есть ли о чем спорить?
Есть.
Элементарная честность требует от всех, кто повторяет эту чепуху, сообщить читателям, что это — слова не Сталина. Это слова Анфилова, которому якобы сказал Жуков, которому якобы сказал Сталин.
Перед тем как повторять баллады Анфилова, редакторы и издатели должны были задать мудрейшему академику все те же вопросы: а почему же ты молчал 37 лет — с 1958 по 1995 год? Исписал горы книг о начале войны и о величии Жукова, но об этом разговоре молчал. Хорошо, в 1965 году об этом говорить было не принято. Но в конце 80-х, когда бушевала так называемая гласность, болтать можно было о чем угодно. Почему не рассказал тогда? А вот рухнул Советский Союз, и тут вообще в первые месяцы можно было делать все, что нравится. Но только после того, как Карпов опубликовал план Генерального штаба от 15 мая 1941 года, а простые люди, прочитав «Ледокол», смогли по достоинству оценить значение этого документа, тут только Анфилов и очнулся. Тут только и вспомнил, что он об этом плане знал давно, что он с Жуковым его обсуждал, что Жуков рассказал о сталинском кипении и рычании.
Более важный вопрос: почему после встречи с Жуковым в 1965 году военный историк Анфилов нигде никак не зафиксировал объяснение великого полководца? Если он тогда данную тему не считал важной, то нечего через 30 лет, в 1995 году, объявлять себя хранителем исторических свидетельств экстраординарного значения. А если он тогда объяснение Жукова считал важным, то следовало зафиксировать содержание беседы на бумаге и сдать на хранение в Военно-исторический отдел Генерального штаба.
И еще. Анфилов должен был Жукову сказать: вот я, военный историк, раскопал план Генерального штаба от 15 мая 1941 года, не исключено, что и после меня кто-то на него наткнется, посему, Георгий Константинович, вам бы следовало самому об этом рассказать в мемуарах, чтобы потом какой-нибудь проходимец, какой-нибудь кочегар с ледокола не вздумал бы извращать нашу славную историю.
Непонятно поведение и самого Жукова. Допустим, приходит в 1965 году к нему Светлишин, говорит про найденный план. За ним в том же году приходит Анфилов, говорит про тот же план. А Жуков как раз засел за мемуары. Как гражданин и патриот, Жуков должен был на такие разговоры реагировать. Жуков был просто обязан внести ясность, чтобы у потомков не осталось ни малейшей возможности превратно трактовать героическую историю Советского Союза. Даже не ссылаясь на документ, Жуков мог бы сказать что-то достаточно определенное: были у нас и другие варианты, и другие замыслы, но Сталин их отверг. Вот и все. Одно только предложение.
Но Жуков этого не сказал.
Из этого можно сделать только два вывода.
Первый. Жуков не заботился о чести своей Родины и своей армии. Он видел, что выплыл документ, который можно истолковать в крайне невыгодном для Советского Союза свете. Но Жуков не сделал решительно ничего для того, чтобы выбить козырный туз из рук будущих злопыхателей. Не сделал ничего, чтобы пресечь возможность для будущих противников коммунизма использовать сей вопиющий компромат в качестве разоблачительного материала и доказательства агрессивной сущности коммунизма вообще и сталинской диктатуры в частности.
Второй вывод. Ни Анфилов, ни Светлишин и никто другой в то время доступа к этому плану не имели и великого стратега расспросами на данную тему не беспокоили. Жуков был уверен в незыблемости коммунизма, потому не беспокоился о том, что свидетельства о преступном характере режима когда-либо появятся на свет. Вот почему он ничего не делал для того, чтобы обезвредить эту бомбу замедленного действия под героической историей Страны Советов.
Первооткрывателями надо считать не Светлишина и Анфилова в конце 50-х и начале 60-х годов, а Волкогонова и Карпова в конце 80-х. Один о нем упомянул, а второй опубликовал почти полностью, не понимая, что это не подтверждение жуковской гениальности, а обвинение режиму. А когда хватились, было поздно.
Вот потому и были предприняты крайне неубедительные попытки объявить, что документ-то был, да только в действие не был приведен.
Вот потому и потребовались сольные выступления лжесвидетелей: а вот мне Жуков за чаем поведал... Правда, я тогда зафиксировать его слова не удосужился, но теперь-то припоминаю...
— 3 -
Интересно, что официальная пропаганда ссылается одновременно как на Светлишина, так и на Анфилова: оба говорили с Жуковым, оба в 1965 году, обоим он рассказал, что план был Сталиным отвергнут.
В основном рассказ двух великих исследователей совпадает, но в деталях не стыкуется. Они друг друга опровергают и разоблачают. Анфилову Жуков якобы сказал «мы не подписали», а Светлишину — «моя записка». Мелочь. Пустячок. Но смысловая разница огромна. В первом случае Жуков говорит о коллективном творчестве, во втором — называет себя единственным автором.
Светлишину Жуков якобы рассказал, что Сталин ему свое решение так и не сообщил, свое неудовольствие «разгневанный» Сталин передал через секретаря Поскребышева. А вот Анфилову тот же Жуков в том же году якобы рассказывал, что Сталин свое неудовольствие выразил лично. При этом «кипел» и «рычал».
Понимая, что разоблачить лжесвидетелей не составляет никакого труда, столпы отечественной идеологии обратились к мнению «большинства военных историков», которые и подтвердили: план был отвергнут Сталиным. А доказательство? Тут у них ответ готов: нет подписи Сталина!
Товарищи ученые, доценты с кандидатами, давайте вспомним одну простую вещь: все мероприятия, которые запланированы в документе Генерального штаба от 15 мая 1941 года, были выполнены.
1. В конце мая — начале июня было проведено скрытое отмобилизование войск под видом учебных сборов запаса. Дополнительно было призвано 813 тысяч резервистов. Из глубины страны их тайно перевезли в западные приграничные военные округа. За счет этого полки, бригады и дивизии в приграничных районах были доукомплектованы по штатам военного времени.
2. Под видом выезда в лагеря было проведено скрытое сосредоточение войск ближе к западной границе. Все армии, о которых идет речь в документе, были развернуты в глубине страны и тайно перебрасывались в районы, указанные в плане Генерального штаба от 15 мая 1941 года. Большая часть дивизий на 22 июня 1941 года находилась в движении — в эшелонах или походных колоннах. Помимо этого, к западным границам по железным дорогам перебрасывалось одновременно 47 000 вагонов воинских грузов.
3. Авиационные полки и дивизии из отдаленных военных округов тайно перебрасывались на полевые аэродромы вблизи границы. Там же был развернут авиационный тыл — сотни тысяч тонн авиационного топлива, бомб, патронов, снарядов, запасных частей, продовольствия и всего прочего.
4. Под видом учебных сборов и тыловых учений были развернуты тыл сухопутных войск и госпитальная база. Вот тому одно из множества свидетельств. В первые дни войны один только Западный фронт только в Западной Белоруссии потерял 3 управления госпитальных баз армий, 13 эвакоприемников, 3 автосанитарные роты, 3 санитарных склада, 44 госпиталя, в том числе 32 хирургических, кроме того, эвакуационных госпиталей на 17 000 коек и 35 других санитарных частей и учреждений (Генерал-полковник медицинской службы Ф.И. Комаров. ВИЖ. 1988. No 8. С. 43). При этом было потеряно не поддающееся учету медицинское имущество: хирургический инструмент, бинты, медикаменты, госпитальные палатки и прочее. А в восточной части Белоруссии практически ничего не осталось. «Формируемые санитарные учреждения фронта на территории восточной Белоруссии остались без имущества» (Там же).
Зачем толковать о том, подписан документ или нет, если все, что в нем содержится, выполнялось или уже было выполнено?
Представьте себе, что вас всех, уважаемые товарищи ученые, согнали в карьер и за ваши преступления перед народом, за искажение и извращение нашей истории, за вранье, за верную службу сатанинскому антинародному режиму расстреляли. А потом вдруг выясняется, что приговор-то не подписан. Это, конечно, ужасно. Но вам-то от этого легче?
Все, что предусмотрено в плане Генерального штаба, было в точности осуществлено. Поэтому не имеет никакого значения, подписывал Сталин документ или не подписывал, рычал он при этом или не рычал. Отсутствие подписей вообще никакой роли не играет. Аргумент этот фальшивый. Им пользуются защитники Гитлера и Сталина. Гитлер истребил миллионы людей. А подпись его не обнаружена. Разве этого достаточно, чтобы объявить его невинной овечкой? В начале 30-х Сталин истребил миллионы людей в Советском Союзе. Но нет подписи. И нет документов, в которых он бы предписывал уничтожать миллионы людей. Если нет подписи, да вообще и документа такого нет, значит, невиновен? Или никакого истребления не было?
— 4 -
И вот еще «большинству военных историков» вопрос: А КТО ЭТОТ ПЛАН ВЫПОЛНИЛ?
Допустим и поверим, что разгневанный Сталин кипел и рычал. Тимошенко и Жуков усвоили урок, от своего плана тут же отказались и больше к этому вопросу не возвращались. План был написан от руки в одном экземпляре. План лег в архив. О нем знали пять человек: Сталин, Тимошенко, Жуков, Ватутин и Василевский. Если поверить фантазиям Светлишина, то содержание плана было известно еще и сталинскому секретарю Поскребышеву. Допустим, что Тимошенко, Жуков, Ватутин и Василевский, убоявшись сталинского рычания, от выполнения плана отказались и никогда больше о нем не вспоминали. Как же случилось, что командующие далекими военными округами в Сибири и на Северном Кавказе, на Урале и на Волге, не сговариваясь, сформировали семь новых армий и двинули их в западные районы страны в соответствии с неизвестным им планом? Как случилось, что кто-то поднял авиацию на Алтае и Дальнем Востоке, в Приволжском, Московском, Архангельском, Орловском и во всех других военных округах и перебросил ее на приграничные аэродромы? Кто имел право призывать сотни тысяч резервистов и переправлять их на тысячи километров к самым границам? Кто у границ развернул на грунте склады и хранилища с десятками миллионов снарядов и миллиардами патронов? Кто и почему загрузил десятки тысяч вагонов военным снаряжением и отправил на запад? Местная инициатива? Так нарком путей сообщения товарищ Каганович не дал бы столько паровозов и вагонов местным начальникам. И Жукову не дал бы. И Тимошенко. Он им не подчинялся. Он подчинялся только Сталину. И только по его приказу мог проводить эту самую грандиозную железнодорожную операцию во всей человеческой истории.
Что же получается? Сталин рычит, кипит, стучит кулаками и топает ногами, а командующие округами и армиями, командиры полков, бригад, дивизий и корпусов вопреки запретам вождя выполняют планы, которые им неизвестны. Сталин объявляет, что выполнение такого плана было бы «только на руку врагам Советской власти», но вся Красная Армия поднята на ноги и план выполняет.
Так, может быть, все они к границам ради обороны шли, ехали и летели?
А вот это разговор за рамками научного подхода. План внезапного нападения на Германию — вот он. Пусть и неподписанный. А где план обороны? Покажите его. Согласен на любой черновик, грязный, никем не утвержденный и не подписанный.
Мне говорят: можно с «Ледоколом» соглашаться, можно спорить, но где подтверждающий документ? Позвольте тем же обухом стукнуть в лоб «большинство военных историков»: а где же документ, дорогие товарищи? Где план оборонительной войны? Где планы оборонительных операций?
Против меня выступил генерал-полковник Ю.А. Горьков с серией сокрушительных статей под звонким названием «Конец глобальной лжи». Генерал-полковник опубликовал планы прикрытия государственной границы на период сосредоточения войск и объявил: вот они, планы обороны страны! Несчастный генерал просто не понимает разницы между обороной страны и прикрытием границы. Неужели планами прикрытия границы исчерпывались наши стратегические замыслы? Неужели вся оборона великой державы сводилась к тому, чтобы прикрыть границу, т.е. силами армии поддержать пограничников, причем только на период, пока идет сосредоточение главных сил? А когда главные силы сосредоточатся, то по каким планам им действовать?
О, товарищ генерал, о, достойнейший противник, для вашего сведения: пока шло сосредоточение германских войск на наших границах, по ту сторону действовал точно такой же план прикрытия. Войска в эшелонах, в походных колоннах, в районах разгрузки предельно уязвимы, почти беззащитны. Потому районы сосредоточения надо прикрывать передовыми частями, которые заблаговременно выдвинуты к переднему краю или границе. Это не противоречит намерению нанести внезапный удар, а подтверждает оное.
Итак, загадка: как могло случиться, что Сталин во гневе, кипении и рычании отверг план Генерального штаба, Тимошенко и Жуков рванули под козырек и от плана отказались, а командующие как всех приграничных, так и всех внутренних округов, не зная плана и не догадываясь о его существовании, все вдруг бросились его выполнять? И его таки выполнили. Только самую малость не успели. Гитлер помешал. Где же разгадка?
А разгадал сей ребус сам генерал-полковник Горьков в той самой серии разоблачительных статей «Конец глобальной лжи». Он разъяснил, по каким планам действовали командующие, штабы и войска военных округов. Генерал-полковник сообщил: «Стратегический план, разработанный в Генеральном штабе Красной Армии и одобренный 15 мая 1941 г. политическим руководством государства, занимает главенствующее положение по отношению к оперативным материалам военных округов» (ВИЖ. 1996. No 2. С.2).
Вот оно! Стратегический план был утвержден. Политическое руководство страны — это товарищ Сталин. Именно в соответствии со стратегическим планом по воле Сталина действовали все нижестоящие командиры и командующие.
Чтобы не возникло подозрение, что допущена оговорка, генерал-полковник Горьков ту же мысль повторил в другой статье: «Особое место здесь отводится последнему оперативному плану войны... разработанному Генштабом Красной Армии по состоянию на 15 мая 1941 года. И это вполне естественно. Ведь именно с этим планом мы вступили в войну. Им руководствовались командующие войсками округов и их штабы, действовали войска» (Готовил ли Сталин упреждающий удар против Гитлера в 1941 году // В кн.: Война 1939-1945. Два подхода. М., 1995. С. 58).
Генерал-полковник Горьков сообщил, что план был одобрен Сталиным, что план нападения на Германию от 15 мая 1941 года был единственным, никакого другого не было и что именно им руководствовалась Красная Армия в первые дни войны. И только после этого генерал задумался над своими словами. И только после этого сообразил, что маху дал. Как же быть? Брать свои слова обратно? Да ни в коем случае! И в своих последующих публикациях генерал-полковник Горьков внес уточнение: стратегический план от 15 мая 1941 года был одобрен Сталиным, но из него «был изъят раздел о нанесении упреждающего удара».
Ах, товарищ генерал, мне бы ваш талант изворачиваться! Прочитав ваше уточнение, я провел эксперимент. Приглашаю вас, товарищ генерал, и всех желающих его повторить. Я взял план от 15 мая и острый карандашик и начал из плана вычеркивать все, что относится к внезапному нападению на Германию и Румынию.
Ненужное вычеркнул. А что осталось? Остались дата — 15 мая 1941 года — и сведения о противнике. Больше ничего. Попробуйте сами повторить мой опыт. Не забудьте сообщить, что останется, если из плана нападения на Германию убрать агрессивно-наступательную составляющую.
— 5 -
Теперь вернемся к заявлениям Анфилова. 5 мая 1941 года в Кремле Сталин выступил перед выпускниками военных академий. Затем произнес несколько тостов, уточняя свою мысль. Общий тон: хватит говорить о мире, хватит болтать об обороне, пора брать инициативу в свои руки, пора переходить в наступление.
Если верить Анфилову, то Жуков, услыхав сталинские речи, тут же бросился составлять план внезапного нападения на Германию. А потом вдруг оказалось, что Сталин вовсе и не хотел на Германию нападать, он просто хотел подбодрить перепуганных выпускников военных академий.
Если этому верить, то Сталин — полный идиот. Сам он, как рассказывал Жуков, ужасно боялся войны. Выходит, и выпускники военных академий, и весь высший командный состав Красной Армии, который присутствовал на приеме в Кремле, все эти тысячи лучших офицеров, генералов, адмиралов и маршалов тоже от страха дрожали до такой степени, что их надо было подбадривать. Но вместо того, чтобы армию свою поставить в оборону, за оставшиеся недели и дни отрыть окопы и траншеи, установить мины, натянуть колючую проволоку, бедный Сталин объявляет: к чертям оборону, хватит! Не нужна нам оборона!
Подбодрил...
Анфилов разъясняет непонятливым: газеты всего мира трубили о непобедимости германской армии, и вот Сталин решил приободрить выпускников военных академий, мол, не так страшен черт...
Тут только одно несоответствие. Газеты всего мира, может быть, и трубили, да только у выпускников военных академий к тем газетам доступа не было. И не было в те годы вражеских радиоголосов. И не было у подавляющего большинства советских людей в то время радиоприемников, а были черные тарелки репродукторов. Потому слушать они могли только гимн пролетариев всего мира «Интернационал», с которого начинался рабочий день и им же завершался. А еще они слушали вести с полей, речи товарища Сталина и других товарищей, песни про широкие просторы и непобедимую Красную Армию. Если бы и были в те годы вражьи радиоголоса и если бы были радиоприемники, то и тогда, вспоминая 1937 год, убоялись бы красные командиры те голоса слушать. Они читали «Правду», «Известия», «Красную звезду», читали много еще всякого до «Крокодила» и «Мурзилки» включительно и могли почерпнуть информацию только о могуществе Советского Союза и его доблестной, непобедимой Красной Армии.
Посему товарищу Сталину в выступлении перед выпускниками военных академий незачем было опровергать то, о чем трубили газеты всего мира.
— 6 -
А теперь допустим на мгновение, что красным командирам вдруг стали доступны газеты всего мира. Поутру просыпается слушатель Военной академии имени Фрунзе, а ему — кофе в постель и свежую газетку. Прямо из Багдада. Раскрывает, а в ней что ни статья, то о непобедимости германской армии. Красиво написано. Арабской вязью... Но если и не арабской вязью, а вполне знакомыми латинскими буквами... Раскрывает он шведскую газету. Или, к примеру, парагвайскую... Есть у нас военная академия, которая готовит офицеров Генерального штаба с приличным знанием языков, да только прием в Кремле для выпускников этой академии проводится отдельно. И говорят там совсем другие речи. А вот опровергать содержание «газет всего мира» в присутствии выпускников всех остальных девятнадцати академий у товарища Сталина оснований не было. И незачем ему было подбадривать выпускников Академии моторизации и механизации им. Сталина, Военно-транспортной им. Кагановича или Военно-электротехнической им. Буденного, ибо знал товарищ Сталин: нет у товарищей выпускников доступа к «газетам всего мира», а если и был бы, то не каждый из них знает, на каком языке говорит Уругвай, а на каком — Бразилия.
Речь и тосты Сталина 5 мая 1941 года — это не опровержение статей в «газетах всего мира», ибо весной 1941 года «газеты всего мира» о непобедимости германской армии не писали. Британские газеты того времени доступны любому исследователю. И любой исследователь, надеюсь, меня поддержит. Главный мотив британской прессы: выстоим! И пусть Гитлер не хорохорится! И пусть ноздри не раздувает!
Этот тон — не пустое бахвальство. И это не бравада. Королевские военно-воздушные силы отразили все попытки германских ВВС захватить господство в воздухе над Британскими островами. «Битва за Британию» (которую коммунистическая пропаганда ошибочно называет «Битвой за Англию») завершилась победой британских ВВС. И даже не в том дело, что счет сбитых самолетов и погибших экипажей был в пользу Британии. Главное в том, что Гитлеру надо было добиться господства в воздухе, а ему этого не позволили, его авиацию из британского воздушного пространства решительно вышибли и вышвырнули. И весь мир это видел. Не имея господства ни на море, ни в воздухе, никаких шансов на победу у Гитлера не оставалось. Длительная блокада? Да он сам от нее задыхался. Не было у него времени на блокаду, ибо время работало против него. Об этом писали газеты не только Великобритании, Канады, Австралии, Южной Африки, но и всего остального мира. И это достаточно легко проверить любому, кто интересуется тем периодом истории.
За спиной Великобритании стояли Соединенные Штаты. И там, в Америке, была полная ясность: не имея ресурсов, можно рассчитывать только на молниеносную войну, но молниеносная война у Гитлера явно не получилась, ввязался в войну осенью 1939 года, сейчас на дворе весна 1941 года, а конец «молниеносной» не просматривается.
Может быть, о непобедимости германской армии трубили газеты Китая? Не знаю. Не проверял. Но не думаю. Уж очень далека та Германия и та Европа. И много у китайцев своих забот. А вот газеты Японии, точно знаю, об этом не трубили. Признаюсь, с японским языком у меня не очень. Но книги мои в Японии опубликованы. Там тоже была дискуссия. Там тоже был интерес. И есть у меня знакомые японские историки. Есть у кого спросить. По их словам, ничего подобного в японских газетах в 1941 году не было. И вот почему. «Дружба» Японии с Германией была достаточно странной. В августе 1939 года, в те самые дни, когда в Монголии шли ожесточенные бои между советскими и японскими войсками, правительство Германии, не предупредив Японию, подписало в Москве пакт о ненападении. С дипломатической, военной и даже с чисто этической точек зрения это был вопиющий акт предательства своего союзника. Потому японские газеты описывали без восторга последовавшие за этим военные победы Германии. А к весне 1941 года стало окончательно ясно, что Германия попала в западню.
Но можно и не читать японских газет того времени и мнения историков не спрашивать, чтобы знать: не трубили японские газеты о непобедимости германской армии. И не могли трубить. Просто потому, что после Халхин-Гола в Японии очень трезво оценивали несокрушимую мощь Красной Армии.
Есть и другие, даже более весомые индикаторы. Япония, как известно, перед Германией в долгу не осталась. 13 апреля 1941 года министр иностранных дел Японии Иосуке Мацуока подписал в Москве советско-японский договор о нейтралитете. Пикантность ситуации в том, что он ехал не в Москву, а в Берлин. Но через Москву. В Москве Мацуока провел предварительные переговоры с советским правительством. Затем прибыл в Берлин, но Гитлеру о переговорах в Москве не сообщил. На обратном пути из Берлина заглянул в Кремль на часок, подписал договор о нейтралитете с Советским Союзом, на перроне Ярославского вокзала распрощался с товарищем Сталиным и поехал домой. В Германии о предстоящем подписании договора никто не подозревал. Это был ответный удар японского «союзника». Риббентроп дал указание германскому послу в Токио потребовать объяснений от японского правительства...
Вот вам поведение главного германского «партнера» за пару месяцев до нападения Германии на Советский Союз. Если Япония тайно от Германии договаривается со Сталиным о нейтралитете, то чего можно ожидать от нее дальше?
А для нас этот случай — доказательство того, что в Японии германскую армию непобедимой не считали и об этом на весь свет не трубили.
Так о каких же «газетах всего мира» нам рассказывает академик Анфилов? Может быть, о непобедимости Германии писали газеты оккупированной Гитлером Европы? Но кто те газеты читал? И кто им верил?
Не только политикам, экономистам, дипломатам, военным было ясно, что Гитлер с самого начала попал в безвыходный тупик. Это было ясно простым людям с улицы. Ветеран войны Виктор Коган был в то время студентом: «Помню, когда Англия осталась один на один с Гитлером, в Ленинградском физико-техническом институте говорили, что положение Гитлера блестяще и... безнадежно» («Вести», 8 июня 1998 г.).
Итак, всем — от японского императора до питерских студентов, от британских домохозяек до президента США — было ясно, что Гитлер обречен. А академик Анфилов нам рассказывает, что Сталину, высшему командному составу Красной Армии и выпускникам военных академий это было неясно. Слушатели советских военных академий, начитавшись уругвайских и марокканских газет, были до такой степени запуганы рассказами о непобедимости германской армии, что Сталину пришлось их подбадривать... призывая отказаться от обороны.
Рассказы Анфилова — это вымысел жадного, продажного, злого и глупого человека.
— 7 -
Жуков в рассказе Анфилова выглядит еще более неприглядно. Он якобы считал, что Красная Армия к отражению агрессии не готова, что сил на оборону нет. «Мы не имеем на границах достаточно сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск» (Воспоминания и размышления. М., 2003. Т. 1. С. 258). Но вот стратег услышал речь Сталина и вопреки своим убеждениям, забыв все дела и заботы, отодвинув неотложные задачи обороны страны, бросился срочно писать новый план войны. Только уловил новые веяния, и тут же, не имея никаких указаний вождя, вопреки собственному мнению флюгером развернулся в противоположном направлении и через десять дней несет готовый план наступления, хотя знает, что не то что на оборону, но даже и на прикрытие нет сил. Он несет Сталину план не тот, который считал нужным, а тот, который мог бы понравиться Сталину.
Но вот досада: не угодил!
Дальше — лучше. Жуков спорить не стал и от своего нового мнения тут же отказался. Важная деталь. Жуков говорит, что написал новый план войны в угоду Сталину... но почему-то не стал его подписывать.
В Советском Союзе действовали пять золотых правил, следование которым позволяло выжить в любой обстановке:
1. Не думай!
2. Если подумал, не говори!
3. Если сказал, не пиши!
4. Если написал, не публикуй!
5. Если опубликовал, откажись!
И вот вам блистательный образец следования этим заповедям.
С одной стороны, Жуков гордо заявляет: моя записка! С другой — написана сия записка рукой Василевского, а подписи Жукова под ней нет.
С одной стороны, он всей душой старается угодить Сталину, на лету хватая и усваивая слова и мысли вождя и тут же воплощая их в грандиозные планы. С другой — свою подпись под этими планами поставить забыл. Так, на всякий случай.
И этот холуй должен служить примером для подражания? Это у него мы должны учиться услужливо выгибать спины и подмахивать, когда прикажут?
— 8 -
Краткий итог: документ о подготовке нападения на Германию найден, опубликован, широко известен. Документ о подготовке страны к отражению вражеского вторжения не известен, не найден, не опубликован.
Я согласен на неподписанный. Но где он?
А если когда-нибудь его и удастся обнаружить, то предстоит объяснить, почему при гениальном планировании вся армия 22 июня 1941 года действовала без планов. И почему в первый день войны никто об обороне не думал, а Жуков подписывал директивы на наступление. Самое удивительное: 22 июня 1941 года Жуков подписал директиву на наступление одновременно трех фронтов, в составе которых было тринадцать армий. По рассказу Жукова, он подписал не по своей воле, а по приказу Сталина.
Чудеса:
5 мая 1941 года Сталин требует от выпускников военных академий и всего высшего командного состава Красной Армии перестать и думать об обороне, а готовиться только к наступлению.
15 мая разгневанный Сталин якобы рычит на Жукова и о наступлении приказывает забыть.
22 июня Сталин требует от Красной Армии перехода в решительное наступление. Об обороне — ни слова.
Из этих трех событий первое и третье многократно документально подтверждены.
А второе, про рычащего Сталина, известно только из многократно уличенных во лжи Светлишина и Анфилова.
Эту главу я начал с заявления о том, что предсказать грядущие превращения мемуаров Жукова достаточно легко. Свидетельства Светлишина и Анфилова — уж слишком откровенное вранье. А грядущим поколениям надо все же будет доказать, что план Генерального штаба Красной Армии от 15 мая 1941 года был Сталиным отвергнут. Предрекаю: скоро будет найден еще один кусок текста, который в свое время не пропустила цензура. И вот в новейшем, самом правдивом издании мемуаров величайшего полководца мы прочитаем его собственную версию событий. Мертвому Жукову предстоит самому лично рассказать о невероятном упрямстве Сталина, о том, как документ, предназначенный лично Сталину, Жуков передавал в чужие руки, и о том, как разгневанный Сталин кипел и рычал.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.