Глава 11 НАЧАЛО ВРАЖДЫ

Глава 11

НАЧАЛО ВРАЖДЫ

Фивы, 1361 год до н. э.

Вероятно, Эхнатон вернулся в Фивы, когда его отец был еще жив, поскольку существует портрет, где он, вместе с грустной и осунувшейся царицей Тиу, сидит у постели явно умирающего Аменхотепа. Разумеется, он должен был быть в старой столице и наблюдать за похоронами, поскольку долгом каждого египетского сына по отношению к своему родителю было благополучно предать его тело земле. Мало вероятно, чтобы с ним была Нефертити, в этот момент родилась их четвертая дочь.

Проезжая на своей колеснице по направлению к дворцу своего детства в Фивах, где до сих пор жила царица Тиу, символически представлявшая царскую власть, он должен был заметить тишину на улицах, но мог отнести ее на счет семидесятидневного национального траура по поводу смерти своего отца. Бывшая столица горевала об уходе старого царя, который был одним из истинно великих египетских фараонов. Аменхотеп III долго и хорошо служил своей стране: он защищал ее от угроз, поддерживал ее превосходство и в целости и сохранности передал своему единственному сыну, надеясь на продолжение династии. Если у него и были сомнения по поводу оставления страны в руках молодого мечтателя-фантазера, он никогда их не высказывал.

В Фивах был траур. Когда из дворца дошла весть, что старый царь «отбыл на запад», люди начали плакать и уныние распространилось среди жрецов Амона, так как они подозревали, что их существование поддерживалось лишь заступничеством старого царя, а теперь у них осталась одна царица. Могли ли они рассчитывать на Тиу, которая, как было всем известно, была очень близка к своему сыну? Теперь некому было сдерживать молодого царя, дискредитировавшего Амона и построившего Амарну.

Никогда жрецы Амона не возносили горячих молитв к «ка» ушедшего царя более, чем теперь, умоляя предоставить защиту из царства теней.

Семьдесят или более дней траура были тем временем, которое требовалось, чтобы тело, освобожденное от внутренностей, высохло на горячем египетском солнце. В течение всего этого времени, пока тонкая оболочка царя открытой лежала в павильоне Смерти в некрополе, его оплакивали все Фивы. Ночью и днем траурный погребальный плач раздавался на улицах, в храмах и домах. Дважды в день люди собирались в общественных местах, разрывали одежду, посыпали голову пеплом и выражали свое горе долгими восточными причитаниями. На это время были отменены все праздники, какими бы священными они ни были, и ни один человек, бедный или богатый, не ел мяса, белого хлеба и не пил вина. Таким способом они выражали свою любовь к царю Аменхотепу III.

Отец Эхнатона умер любимый своим народом и уважаемый богами. На нем не отразилась ненависть к его сыну, хотя он должен был знать о ее существовании.

Присутствие во дворце любимого сына утешало горюющую царицу Тиу. По обычаю, она одевалась в черное, цвет воскрешения (белый был цветом счастья, красный олицетворял зло), носила гирлянды из лепестков мака, посыпала голову пеплом и оплакивала царя, который был любовью ее юности.

В оплакивании мужа вдове помогали платные профессиональные плакальщицы, женщины с распущенными волосами, которые выли пронзительными голосами, помогая оплакивать умершего.

В величественном погребальном храме Аменхотепа III, много лет назад построенном Аем для него и царицы Тиу, был устроен пир, сопровождавшийся танцами (на похоронах, как и на празднике богини Опет, храмовые танцовщицы исполняли специальный ритуальный танец «муу»).

Скорее всего, чтобы показать свое горе, Эхнатон отрастил бороду, и, скорее всего, она была редкой. Египетские мужчины имели обыкновение выщипывать растительность на лице. Во враждебный город своего отца Эхнатон взял свою свиту. Среди нее должен был находиться Рамоз, поскольку одной из обязанностей великого визиря было наблюдение за погребением царей. Без сомнения, молодого царя сопровождал Ай, зная, что для Фив приезд Эхнатона означает окончание их славного и безопасного прошлого.

Жрецам Амона могло показаться злой иронией, что надзор за церемонией был поручен именно им. В их обязанности входила подготовка царя к загробной жизни, а царица Тиу настаивала на традиционном ритуале. Поэтому тело Аменхотепа III, как свидетельствует его мумия, было подготовлено к смерти под покровительством бога, которого он никогда не оставлял.

Мумифицирование, первоначально бывшее привилегией царской семьи и знати, теперь стало основным и постоянным источником доходов Амона. Лишь самых бедных складывали, как дрова, в общественные могилы в пустыне или поспешно прятали под тонким слоем песка. Использование гробов, начавшееся с тринадцатой династии, теперь стало универсальным, поэтому некоторые из величайших египетских художников занимались исключительно тем, что расписывали гробы красками и золотом, создавая дорогие произведения искусства. Фактически большая часть египетских художников и ремесленников была занята обеспечением похорон. Существовали целые мастерские, занимавшиеся только гробами и погребальной мебелью из редких пород дерева, а также тысячами более мелких предметов, которые египтяне брали с собой в могилы. Среди мастеров были погребальные ювелиры, изготовлявшие драгоценные сосуды для мазей и притираний, которыми непременно снабжали перешедших в иной мир, украшенные драгоценностями амулеты и прекрасные посмертные маски, часто из золота, предназначенные для защиты мумифицированных лиц.

Другие люди специализировались на выкапывании могил или на маскировке выдолбленных в скалах гробниц, третьи – на бальзамировании, так что в Фивах под руководством жрецов Амона работала целая армия рабочих, занятых обслуживанием мертвых.

По оценкам того времени, в Фивах проживало около 100 000 горожан, и каждый четвертый из них был занят похоронами или постоянным уходом за мертвыми.

Из переполненной деревни Дейр-эль-Медина, находившейся в узкой долине около некрополя на подходе к Долине царей, группы рабочих отправлялись ухаживать за могилами. Каждые десять дней они получали выходной, как солдаты в действующей армии. Среди них были каменотесы, плотники, художники и рабочие других специальностей, чьей наследственной обязанностью было выкапывание могил и украшение гробниц, постройка погребальных часовен и окончательная подготовка мертвых к похоронам.

Похороны Аменхотепа III начались с торжественных ритуалов, которые длились днем и ночью в павильоне Смерти, где опустошенная оболочка старого царя лежала в течение семидесятидневного траура. Жрецы-хирурги были умелыми и расторопными. Из тела вынимались внутренние органы, и с помощью тонких проволочек с крючком из черепа через нос вынимался мозг. Мозг считался хранилищем человеческой мудрости, а сердце и кишки, это знали все, были средоточием эмоций и ума. Они составляли сущность бытия (вероятно, отсюда произошла греческая теория логоса), и их следовало сохранить, поскольку кому же захочется жить в подземном мире, утратив сущность бытия? Поэтому кишечник и мозг помещали в четыре красивые канопы, которые являлись частью погребального оснащения каждой могилы. Их плотно запечатанные крышки имели форму голов четырех сыновей Гора, которые помогали охранять мертвых: Амсети с человеческой головой, Кебехсенуф с головой сокола, Дуаумутеф с головой дикой собаки и Хепу с головой павиана.

Стража, стоявшая у павильона Смерти и тела старого царя, изображала Анубиса, черного бога-шакала, покровителя специалистов по бальзамированию, поскольку он был владыкой некрополя.

Где бы ни находился Эхнатон в течение этих двух месяцев, его постоянно окружали боги, которых он отверг и покинул, но которые все еще господствовали в Фивах.

Анубис бродил между могил, на улицах орала Бает, в болотах ревел Баби, а Амон вынашивал планы и плел интриги против молодого царя. Египтяне, не жившие в Амарне, не осмеливались принять концепцию единого бога. Эхнатон должен был остро ощутить тот ужас и страх, который он им внушал.

Но он обязан был исполнить погребальные ритуалы. Опустошенное тело высохло. Подготовленное сердце было возвращено в грудную клетку, над сердцем был помещен «сердечный скарабей», и под песнопения и заклинания жрецов начался процесс бальзамирования. Длинные извивающиеся полосы тончайшего льна смачивали в смолах, камеди, дегте, битуме, умащивали душистыми маслами, редкими пряностями и цветочными духами, а затем туго обматывали вокруг тела. Между льняными бинтами вкладывались бесценные сокровища: маленькие образы богов и священных животных, скарабеи с гравировкой, личные украшения и множество амулетов из золота, серебра, драгоценных камней, стекла и фаянса. На каждой вещи было выгравировано имя умершего с тем, чтобы после перехода в иной мир он мог легко ее узнать.

В противоположность распространенному мнению, от разложения тела предохраняло не бальзамирование. Факторами, позволившими мумиям в течение шести тысяч лет сохранять тела, лица, зубы и волосы, были века, проведенные в песке, и сухой ровный климат Египта, так что, побывав в музее, мы имеем возможность буквально лицом к лицу познакомиться со многими знатными египтянами, увидеть воочию, какими они были: их индивидуальность и чувство собственного достоинства сохранились.

Захоронения производились в западной пустыне, в уединенном ущелье, таком же пустынном и диком, как сама смерть. С стороны холмы казались неприступными, и постороннему не могло прийти в голову, что изнутри эти известняковые холмы походили на ульи, настолько тесно они были нашпигованы подземными дворцами, где были спрятаны тела более сорока фиванских царей. Там были похоронены все предки Эхнатона, цари восемнадцатой династии. По красоте некоторые гробницы даже превосходили дворцы, в которых они жили при жизни.

Это было место действительного захоронения царской семьи, в отличие от тщательно спланированных погребальных храмов, являвшихся вторыми домами, которые, по желанию, могло навещать второе «я» умершего. В глубине каменных покоев, залов и коридоров, некоторые из которых достигали сотен футов в длину, находилась погребальная камера, где было спрятано тело. Очень важным считалось сохранить тело царя, так как без тела он не мог бы продолжить свое правление после смерти.

Любой египтянин, который мог себе это позволить, старался обеспечить себе вечное спасение с помощью мумификации и правильных похорон. Поскольку тело сопровождало душу в подземный мир, требовалось, чтобы оно прибыло туда неповрежденным и в хорошем состоянии, дабы его хозяин мог беспрепятственно продолжить комфортабельное и роскошное существование в ином мире.

Защита тела царя и сопровождавших его богатств была проблемой с основания первой династии. Великие пирамиды четвертой династии являлись не чем иным, как попыткой сохранения мумий царей, но и они не выполнили своей задачи. Их мумии, а также похороненные с ними драгоценности были украдены из тайников под сотворенной человеком каменной горой.

Более тысячи лет процветало в Египте прибыльное ремесло разграбления гробниц.

Стимул был велик. Вместе с телами царей и богатых людей в пирамидах и каменных тайниках были похоронены несметные сокровища, из которых почти ничего не осталось. Вот почему цари восемнадцатой династии в качестве места захоронений выбрали неприступную Долину царей. Комнаты подземных дворцов ломились от невиданных богатств. Тщательно запечатанные и скрытые потайные двери перегораживали коридоры, ведущие к последней огороженной стенами камере, где было спрятано тело царя.

Похороны царя проходили тайно, как будто их стыдились. Входы в захоронения так искусно прятали с помощью камней и песка, что скала казалась нетронутой. Каждая спрятанная дверь завешивалась защитными амулетами, которые грозили проклятиями каждому, кто попытался бы сломать священные печати. Следы ног заметали банановыми листьями.

Суровые запреты поддерживались угрозами заклинаний и амулетами. Пойманным за разграблением могил по египетским законам полагались самые суровые наказания.

Но ловили их очень редко. Правда состояла в том, что они действовали под мощной защитой, иначе как бы они нашли дорогу к спрятанным могилам? Можно не сомневаться, что они подкупали кого-то из тех, кто присутствовал на похоронах.

Грабители могил были членами большой и хорошо организованной гильдии. Их знания и членство в гильдии передавались от отца к сыну. Благосостояние многих египетских семей в течение нескольких поколений зиждилось на разграблении одной-единственной могилы. Часть информации явно исходила от жрецов Амона. Грабители знали обо всех входах в захоронение, спрятанное под слоем песка и камней. Работая по ночам, они могли войти через любую дверь, разграбить помещение при свете факела и, уходя, так умело замаскировать вход, что никому бы и в голову не пришло, что могила разграблена. В некоторых местах они даже не открывали дверь, а прокапывали проход с другой стороны. Все, что им требовалось, – это дыра, через которую могли проникнуть, и человеческие руки, потому что грабители точно знали, где лежит мумия и где находится каждый предмет из спрятанных в могиле сокровищ. Впрочем, если в спешке им приходилось разрывать ожерелье, сдирая его с царственного горла, вырывать камни из украшений и отламывать пальцы мумий, чтобы снять с них кольца, мертвые все равно не могли предъявить претензий. Да и какое наказание мог заслужить грабитель, оторвавший царскую руку, чтобы взять браслет?

Выкрадывали и продавали даже мумии.

Потомкам грабителей, нашедших путь в таинственные подземные коридоры пирамид, не составляло труда проникнуть через запечатанные двери захоронений в Долине царей. Поколения фиванских семей богатели, занимаясь этой отвратительной профессией. Лишь одна на каждые сто могил оказывалась неразграбленной, и то потому, что грабители знали – там нечего брать. Много позже времен Нефертити, в двадцатой династии, была назначена специальная комиссия по расследованию разграблений гробниц в Долине царей.

К тому времени все царские могилы, за исключением одной, систематически ограблялись.

Двухмесячный траур закончился. Египет исчерпал свое горе по поводу смерти Аменхотепа III. Настала ночь, когда город, реку и холмы окутала особенно плотная темнота. Под покровом темноты по пустыне мимо погребальных храмов похоронная процессия двинулась в темное ущелье, бывшее Долиной царей.

На санях, которые тащили волы, лежал саркофаг с мумифицированным телом Аменхотепа III. За ним по песку шли жрецы Амона. Они несли факелы, сделанные из скрученных льняных веревок, опущенных в масло, и негромко пели псалмы. В мерцающем красноватом свете были виды их белые одеяния, сандалии, церемониальные маски и плащи из леопардовых шкур. Факелы освещали печальные фигуры ближайших родственников: царя Эхнатона, его матери Тиу и его сестры Бекетатон. Конечно, с ними был Рамоз, возможно, Ай и стража, смотревшая, как они входят в дверь в боковой части холма. Дверь была такой низкой, что при входе им приходилось наклоняться.

Но у них могли быть и другие свидетели. С вершин близлежащих холмов освещенную факелами сцену могли наблюдать разведчики воровских кланов, кравшиеся по пустыне так же незаметно, как и шакалы, следовавшие за похоронной процессией.

С холмов грабители могли хорошо видеть огни, все еще горевшие в Фивах. Дворец на западном берегу Нила и находившийся поблизости величественный погребальный храм Аменхотепа были ярко освещены. Этой ночью храм был готов принять второе «я» царя, если бы оно решило его посетить, задачей же таинственных паломников было сохранить тело.

Сопровождающие тело царя столпились в великолепных помещениях, выдолбленных в цельной скале. По углам были установлены факелы. Затем внесли и открыли тяжелый саркофаг. Тело царя, туго запеленутое в набальзамированные бинты, было поднято и поставлено около стены, чтобы умерший мог насладиться великолепием своего окружения.

Вместе с ним радовалась царица Тиу. Еще будучи молодыми и здоровыми, она и Аменхотеп начали заниматься строительством и убранством своего подземного дворца. Они готовили его всю свою жизнь. В этих блестящих помещениях было собрано все, что могло понадобиться царю и царице (Тиу присоединится к нему, когда настанет ее время отправляться на запад) в их будущей жизни.

Древняя религия Египта, существовавшая до Эхнатона, не только вселяла ужас, она имела и привлекательную сторону. Тот, кто почитал всех богов и их животных, исправно платил дань и молился, обеспечивал себе божественное счастье в загробной жизни, которая служила продолжением земной, но была лучше, счастливее и продолжалась вечно. Смерть была лишь коротким перерывом между двумя жизнями.

Поэтому каждый египтянин, богатый и бедный, брал с собой в могилу все, что он использовал на земле и что могло ему потребоваться в чудесной последующей вечной жизни.

Он брал с собой мебель и всевозможную домашнюю утварь, одежду и ювелирные украшения. Музыканты брали с собой свои инструменты, а рабочие – свои, домохозяйка брала с собой горшки и веретена, красавица – зеркальце и косметику, детей хоронили вместе с их игрушками.

И каждый из них имел право посредством надписей на гробах и захоронениях заявлять о своих хороших качествах и добрых делах, совершенных в течение жизни, а также брать с собой копию Книги мертвых, удостоверяющей их заявления, чтобы заседавшие в суде боги могли прочесть и понять, чего они стоили.

Стены гробниц были украшены иллюстрированными отчетами, отражавшими происхождение умершего и его положение на социальной лестнице, а похороненные с ним вместе предметы быта современному человеку даже трудно вообразить.

Обнаруженная в нашем веке могила Тутанхатона, единственная не разграбленная могила в Долине царей, показывает, какие невероятные богатства находились в царских склепах. Зная, что он был самым незначительным из царей восемнадцатой династии, и глядя на великолепие его захоронения, можно только догадываться о тех богатствах, которые сверкали в свете факелов в гробнице царя Аменхотепа.

Все сокровища, собранные в течение жизни этим царем-эстетом, были свезены в его подземный дворец. Помещения были до потолка заставлены роскошной мебелью, кроватями, стульями, столами, золотыми колесницами, сундуками с бельем и одеждой, изображениями богов (включая символ Атона), ювелирными украшениями, вазами, блюдами, другими произведениями искусства и безделушками, которые не имели иной цели, помимо создания красоты. Кроме того, там должен был находиться большой запас золота (как мы знаем на примере других неразграбленных могил), ведь Аменхотеп III был богатейшим и величайшим царем своей династии.

(Неподалеку от захоронения Аменхотепа была обнаружена могила Тутанхатона. Она была подготовлена и обставлена для мальчика Аем, построившим на берегу Нила великий погребальный храм для Аменхотепа III и царицы Тиу. Несомненно, Ай помогал отцу и матери Эхнатона и в подготовке их наполненной сокровищами гробницы.)

Подземный дворец был буквально набит предметами для обеспечения комфортабельной повседневной жизни. Там были столы и кухонная утварь, не был забыт и туалет. Одним из преимуществ загробной жизни считался нескончаемый праздник с лучшими едой и напитками, которые не вызывали неблагоприятных последствий. Огромные кувшины с лучшими египетскими винами были закупорены и запечатаны печатью с указанием имени царя, а также временем и местом сбора урожая. Там были кувшины с оливковым маслом, мази, жиры для жарки, мед, кувшины с засоленной дичью и с другим, также законсервированным мясом. Духи, специи, эссенции и живые цветы наполняли замкнутое помещение ароматами.

Рядом с саркофагом были уложены все любимые домашние животные царя, умершие при его жизни. Те же умелые специалисты по бальзамированию, которые занимались мумификацией людей, подготавливали для вечной жизни и животных, причем использовали для них такие же ткани и бальзамирующие растворы. Мумифицировали всех: собак, кошек, птиц, даже мышей и жуков, поскольку без таких существ дворец казался неполным.

Существует мнение, что задолго до описываемых времен, в более древнем Египте, некоторые могущественные фараоны, умирая, захватывали с собой в могилу целую свиту из дворцовых слуг. В конце концов один из царей разрешил проблемы будущей домашней жизни, умертвив весь состав служивших на тот момент во дворце работников и аккуратно уложив их в своей гробнице. Жертвы могли и не быть добровольцами. После этого случая мудрые жрецы постановили, что нет необходимости убивать слуг с целью гарантировать себе обслуживание в загробной жизни. Для этих целей вполне подходят небольшие изображения, вырезанные из дерева, которые в иных мирах благодаря магии богов превращаются в полноценных работников. С тех пор царские могилы были заполнены множеством фигурок размером с куклу, выполняющих свою обычную работу в домах и полях. Эти забавные куклы внесли большой вклад в наши знания о повседневной жизни Древнего Египта.

Плакальщики Аменхотепа были довольны, что их добрый фараон, как и при жизни, был окружен всевозможной роскошью.

В последний раз сын стоял перед своим великим отцом, который доверил ему самое передовое царство в мире. Этому юноше с угрюмым взглядом осталось совершить одно последнее действие. Священной обязанностью сына было исполнить магический ритуал открывания рта – последнюю услугу, которую можно было оказать умершему.

Мумия умершего царя с достоинством облокачивалась на расписанную каменную стену. Стоящая не коленях у спеленатых ног, вдова плакала и посыпала пылью склоненную голову. Жрецы читали молитвы из Книги мертвых. Мы не знаем, какие заклинания произносил царь Эхнатон, поднося раздвоенный кремниевый инструмент к мертвым губам. Но по окончании мистического ритуала мумифицированный рот мертвого царя был сочтен восстановленным, чтобы в дальнейшем, когда ему разрешат, Аменхотеп III мог наслаждаться пищей и питьем, как когда-то в юности. Потому что в этом и состояла прелесть жизни после смерти набожного египтянина – он пробуждался снова юным. Теперь царь Аменхотеп мог жить в подземном мире так же счастливо, как он жил в Фивах, когда был царем и наслаждался богатством. Царица Тиу могла радоваться его новому счастью и думать о том, что когда-нибудь ей тоже предстоит присоединиться к его счастливому существованию. И все же она плакала: годы ожидания могли длиться долго.

Что касается Эхнатона, то никто не знал, о чем он думал. Он вверял своего отца Амону. Но его новая вера говорила о том, что его отец ушел, чтобы вернуться к единому всеединству – солнцу.

Последняя служба завершилась. Тело, помещенное в тяжелый саркофаг, было перенесено в самое отдаленное помещение, расположенное в глубине скалы. Его дверь и двери других комнат были запечатаны с помощью магических заклинаний.

Долгое время свет горящих факелов еще играл на блестящих поверхностях сокровищ в опустевшей гробнице, затем вспыхнул и умер.

Снаружи, работая в большой спешке в свете других факелов, профессиональные копатели могил закрывали наружный вход. Жрецы произнесли последние заклинания. На толстую дверь был повешен защитный символ, а сама дверь искусно завалена камнями и песком, следы заметены, так чтобы никто не мог найти спрятанную дверь.

И все же место захоронения стало известно. Когда могила была найдена, она оказалась полностью разграбленной, украдено было все, за исключением саркофага. Он оказался стоящим в другом месте, а в нем лежало тело царя Аменхотепа III, великого и славного царя. Его поза выражала достоинство, как и тогда, когда мать и сын бросили на него последний взгляд перед закрытием крышки гроба тридцать веков назад.

После похорон Эхнатон стал свободным. Теперь он мог оставить Фивы с их обиженными жрецами Амона, мрачными перешептываниями и множеством богов, в которых он больше не верил. Он вернулся в Амарну, свой город любви, к Нефертити, своей «богине счастья».

Царице Тиу осталось утешение, которого лишена была Нефертити, когда пришел ее черед оплакивать умершего супруга. Нефертити всем сердцем приняла веру в Атона. Мать Эхнатона конечно же молилась Атону, но одновременно и нескольким тысячам других богов. Царица Тиу не отвернулась от древней религии вместе со своим сыном.

Она продолжала верить в божества, которые, как она знала, охраняли ее только что умершего мужа в его первом путешествии по подземному миру.

Это было одним из преимуществ, которые давала египтянам старая вера: оставшиеся в живых могли мысленно следить за продвижением умершего по стране теней, царем которой был воскресший Осирис. В каждый час дня и ночи царица Тиу точно знала, где находится сейчас ее муж.

Все еще находясь в своем прежнем теле, потому что по какой-то мистической причине после смерти человек брал свое тело с собой, царь Аменхотеп вступил в солнечную ладью, которую, по словам Ая, он царю приготовил, и отплыл из Фив по темным водам подземного мира.

Все египтяне знали, что подземный мир – это канал под Нилом, по которому каждую ночь с запада возвращается солнце, чтобы с утра вновь взойти на востоке. (Так было по религии бога солнца Ра, которому поклонялись в Гелиополе, и эту часть веры Эхнатон включил в свое новое поклонение солнцу.)

У бога солнца было два корабля. Один ждал его на западе, бог вступал на него после своего захода и проделывал ночной путь на восток через двенадцать пещер подземного мира. Египтяне первыми разделили ночь на двенадцать часов, по часу на каждую пещеру. Прибыв на восток, солнце садилось на свой второй корабль и во всем своем великолепии появлялось над Египтом. Следующие двенадцать дневных часов оно плыло на запад.

Вот почему для фараонов строились погребальные (деревянные или каменные) корабли, в которых после смерти они могли совершить путешествие по подземному миру как представители солнца на земле. Теперь умерший муж царицы Тиу проплывал через двенадцать подземных пещер смерти.

Царица Тиу могла проследить его путь с точностью до часа. Например, она легко могла обронить: «Сейчас мой любимый проплывает под Мемфисом», – так же, как современная жена могла бы сказать о своем муже, едущем в метро.

В этом опасном путешествии царя поддерживали обряды, молитвы, заклинания и воскуривание благовоний в храме. Царица Тиу ободряла своего супруга чтением молитв и совершением вековых ритуалов, значение которых было давно забыто, а царь продвигался от пещеры к пещере до тех пор, пока не встретил ужасную таинственную фигуру, которую называли Тем, Кто Спрашивает.

Глядя на просителя своим ужасным неподвижным взглядом, Тот, Кто Спрашивает, задавал вопрос: «Как твое имя?»

И так же кротко, как и все остальные умершие, Аменхотеп должен был назвать свое имя.

Пройдя через ворота подземного мира, царь оказывался перед грозным судом, состоявшим из бессмертных богов, которые должны были решить, достоин ли он вечной жизни. В противном случае он был обречен на вечную смерть.

Итак, в своем земном теле он стоял в огромном, как космос, зале в ожидании самых сильных, могущественных и ужасных богов. А в это время в безопасности своего расписного дворца на берегу Нила еще горячее начала молиться царица Тиу, потому что знала – сейчас решается вопрос о бессмертии ее мужа.

Теперь царь оказался перед лицом Осириса, стоявшего под крышей наоса, символом верховной власти в подземном мире. Рядом с ним стоял Анубис, бог с головой шакала, руководивший бальзамированием и похоронами царя. Там же был Тот, бог – покровитель Ая, писец всех богов, с пером и табличкой, на которой он подсчитывал все хорошее, сказанное об этом просителе вечной жизни. Добрые дела царя были описаны на стенах его гробницы и увековечены на многих памятниках, перечисленных в Книге мертвых. Тем не менее для него не делалось никаких исключений, он сам должен был себя защищать, как и все остальные смертные.

Царь подошел к лестнице, охранявшейся богом солнца Тором, рядом с которым стояла Маат, почитаемая богиня правды, маленькая, прелестно одетая, не имеющая лица женщина-богиня, носившая в волосах страусовое перо справедливости.

Сет, худой и жестокий бог зла, с вытекающей изо рта слюной, ожидал возможности проглотить любого просителя, совершившего недостаточное количество добрых дел. Такой проситель не мог вернуться к жизни, наслаждаться удовольствиями и даже посещать свой подземный дворец. А самое страшное – он не имел права еще раз взглянуть в лицо солнцу.

Даже такой великий и славный царь, как Аменхотеп III, должен был задрожать, представ перед величественным судом, когда его сердце вынули из груди и положили на чашу весов.

Вперед выступила богиня Маат. Вынув перо из своих волос, она положила его на другую чашу весов.

В этот момент заговорил сердечный амулет, который сын положил на грудь умершего отца: «О мое сердце, не предавай меня». Затем царь, стоя с раскрытой грудью, начал просить, а находящаяся за ним «ка», его второе «я», молча воспроизводила все его движения, потому что она тоже должна была либо обрести бессмертие, либо навеки быть проклята.

Древние египтяне были первыми, для кого хороший характер и добродетельность стали непременными требованиями для обретения счастья в загробном мире. Бристед назвал этот период в истории «рассветом сознания» и провел параллель между этикой египтян и этикой иудаизма. Теперь, перед лицом ужасного суда богов, царь Аменхотеп должен был выступить в свою защиту и покаяться в тайных грехах, которые есть в каждом человеческом сердце.

Покорно, как простой смертный, царь исповедался, торжественно ответив на положенные сорок два вопроса, поскольку египетский этический кодекс включал сорок два (узаконенных) греха.

Его исповедь была построена в форме отрицаний:

«Я не богохульствовал. Я не убивал. Я не совершал краж. Я не клеветал. Я не подслушивал. Я не лжесвидетельствовал. Я не нарушал супружеской верности. Я не грабил мертвых».

Совершение полового акта в священных местах или посещение такого места после половой близости также относились к грехам. Поэтому в определенных районах был развит гомосексуализм.

Ответив на сорок два вопроса, умерший имел право перечислить свои добрые дела:

«Я давал одежду оставшимся без крова. Я защищал вдов и сирот. Я давал хлеб голодным. Я кормил и давал приют животным. Я жертвовал на храмы богов…»

В своем дворце царица Тиу не сомневалась в окончательном вердикте, которое вынесет подземный суд. Она буквально видела, как поднимается чаша весов с сердцем и, дрожа, уравновешивается с пером, лежащим на противоположной стороне. Все знали, что Аменхотеп был одним из лучших царей. Теперь для умершего царя настал час последнего мистического перевоплощения. Потому что тот, кто прошел все испытания, установленные богами, становился Осирисом! В этом подземном мире теней, нереальном, как сон, и все же являвшемся частью вечной жизни, всесильная личность Аменхотепа III, умершая на семьдесят дней, теперь превратилась в царя подземного мира, правителя мертвых.

Это знала обрадованная вдова, это знал весь Египет.

По правилам древней магической религии, этого преображения удостаивались не только цари. Таинственная алхимия смерти каждого египтянина превращала в Осириса!

И эту божественную привилегию Эхнатон хотел отнять у своего народа, утверждая, что нет другого бога, кроме Атона. В соответствии с новой религией все умершие возвращались на солнце. Какой же египтянин захочет сливаться с солнцем, если, продолжая поклоняться старым богам, он мог стать после смерти высшим богом?

У древней религии были и другие удобные свойства. Например, человек никогда полностью не разлучался с мертвыми. Как только жрецы донесли радостную весть, что Аменхотеп был признан царем подземного царства, царица Тиу возобновила контакт со своим умершим мужем. Теперь в каждую годовщину его смерти и в день памяти мертвых она могла устраивать поминальные пиры в прекрасном погребальном храме, где на празднике присутствовала и его «ка», в окружении друзей, живых и мертвых.

Для египетской религии характерны были обряды с частым посещением могил. В некрополе, где были похоронены менее знатные люди, – с его погребальными палатками, с могилами, украшенными цветами и пальмовыми листьями, и с корзинами, наполненными дарами для умерших – едой, питьем и мазями, – было весело, как на ярмарке. Жизнерадостное настроение усиливалось благодаря песнопениям и молитвам, а также родственникам, которые собирались у дверей склепов и рассказывали семейные новости или просили совета у тех, кто находился внутри. Мертвые принимали участие в обсуждении всех семейных проблем. Нередко важные дела и любовные послания записывались клинописью на чашах, наполненных едой, которые оставляли у входов в захоронения, чтобы они наверняка привлекли внимание умерших.

Должно быть, царица Тиу написала немало писем своему могущественному супругу в беспокойные месяцы, последовавшие за его смертью.

Она осталась в Фиванском дворце. Существуют некоторые свидетельства, что после смерти мужа она исполняла обязанности дополнительного регента при Эхнатоне. Разумеется, она максимально старалась послужить его интересам в Фивах. Судя по тому, как часто ее изображали вместе с сыном и Нефертити, ее влияние на Эхнатона оставалось сильным. А на заднем плане должен был стоять Ай со своей женой, няней Тиу.

Теперь, когда умер Аменхотеп, они остались единственными членами царского кружка. Они были приверженцами Эхнатона, его учениками, его единственными доверенными лицами – его мать, его жена и родители его жены незнатного происхождения.

Эта маленькая группа смело смотрела в лицо Египту, который становился все более агрессивным, и они знали источник этой агрессии – им был Великий храм Амона в Фивах.

Как чувствительный человек, Эхнатон не мог не заметить нарастающей враждебности. Должно быть, когда он возвращался в Амарну, ему казалось, будто он убегает. Он осознал, что жрецы Амона по-прежнему держат Египет в руках. Как всегда, богатые и сильные, они собирали с людей еще большую дань и искусственно разжигали недовольство молодым царем и его новым городом Солнца.

Эхнатон должен был понять, что средний египтянин не видел достоинств его упрощенной веры. Она предлагала лишь неосязаемое: великодушие, доброту и любовь, которые, подобно солнцу, давали все, не требуя ничего взамен. Эхнатон находил это достойным восхищения. Он надеялся, что, вознося молитвы богу солнца, люди станут добрее и великодушнее.

Однако его простая вера не затронула египтян, привыкших во всем зависеть от богов. Она не сопровождалась пышными зрелищами, торжествами и публичными спектаклями, которые превращали поклонение Амону в бесконечный праздник. В ней не было золотых идолов, чудес, не исполнялись магические обряды. Она не несла ни угроз, ни ужаса.

Египтянам трудно было принять такую религию.

Ее не приняли в Фивах. Об этом позаботились жрецы Амона. Во время визита Эхнатона в старую столицу они даже могли попытаться повлиять на него.

Вернувшийся в Амарну Эхнатон был очень зол.

Незамутненное счастье первых семи лет было грубо прервано. Ему пришлось признать, что в Фивах против него ведутся интриги, и этот факт очень его расстроил.

Но у него была и еще одна, личная причина для расстройства. Нефертити перестала быть его «богиней счастья». На ее чело легла печать горя, поскольку мольбы Эхнатона Атону, просившего долгих дней жизни для своих детей, оказались безуспешными. Почти одновременно со старым царем умерла Мекетатон, их вторая дочь. Ей было шесть или семь лет. Ее маленькое мумифицированное тельце было первым, положенным в царскую гробницу в новой Долине царей в Амарне.

Среди прочего в развалинах Амарны была найдена глиняная табличка с именем Мекетатон, из чего можно сделать вывод, что маленькие принцессы Амарны получали определенное образование, их готовили к тому высокому положению, которое они со временем должны были занять.

Теперь уже Нефертити, в венке из васильков, красавки и листьев оливы, несла к могиле погребальные гирлянды из маков, посыпала свою очаровательную головку пеплом, а величайший царь в мире смотрел на льющиеся из ее глаз слезы и ничем не мог ей помочь.

Рождение у Нефертити еще двух дочерей завершило «гирлянду» амарнских принцесс. Сетепенатон и Бактатон родились в 1359-м и 1357 годах до н. э. Все они были названы в часть бога солнца. Но тень горя уже никогда не сойдет с нежного и выразительного лица Нефертити. Горе ощущается в знаменитом бюсте, найденном в Амарне, для которого она позировала известному скульптору Тутмесу, приблизительно в то же время, когда произошли обе смерти: любимого свекра и дочери. Ей было двадцать пять или двадцать шесть, но она уже пережила больше, чем большинство женщин за всю свою жизнь.

Она была все той же Нефертити, воплощением красоты и любви, но детский взгляд ушел навсегда. Большие чистые глаза могли предвидеть будущее с его ненавистью и враждебностью, которые с этих пор будут постоянно преследовать амарнских мечтателей, поскольку вскоре после этих событий (некоторые считают, что перед ними) Эхнатон предпринял крестовый поход, разрушивший их совершенный мир.

Царь издал ультиматум. Все старые ложные боги должны быть отменены. И кроме того, конец Амону! Основные храмы Амона должны быть опустошены и разрушены, его жрецы распущены, их богатство конфисковано и отдано Атону. Поклонение всем богам, кроме Атона, запрещалось.

За сокрушительным эдиктом последовали еще более сокрушительные действия. В храмы Амона были посланы войска, их жрецы были выставлены на улицу, золотые статуи Амона расплавлены, а богатства сотен храмов Амона конфискованы и перевезены в Амарну. Затем, в порыве разрушительной страсти, он приказал сотням каменщиков разбить все статуи Амона и стереть его имя по всей стране, где бы оно ни было написано, вплоть до могильных плит.

Уничтожение имени приравнивалось к смерти его хозяина. Эхнатон приказал убить главного бога Египта.

Перевод иероглифических надписей всегда вызывает споры. Так и сообщения об этом приказе Эхнатона определенно не согласуются между собой. Некоторые авторитетные ученые считают, что он совершил непростительный грех (как это расценивалось в то время), повелев убрать все имена Амона, даже в тех записях, где это имя было частью имени его отца Аменхотепа (он был назван в честь Амона). Другие, не менее уважаемые ученые отрицают этот акт вандализма и святотатства и настаивают на том, что он производил ограниченные разрушения имени запрещенного бога.

Внезапно Эхнатон, мирный царь и учитель любви, превратился в воина. Но на войну его подвигну-ли не мирские причины. Он развязал религиозную войну. Бросив вызов старым богам, их жрецам и их власти, он противопоставил свой огромный авторитет их авторитету, свою веру – вере в Амона. Он не сдастся, пока не изгонит из Египта всех богов, за исключением Атона, свое единственное божество, источник света всей своей жизни.

В Египте начались беспорядки. Одна Амарна осталась незатронутой возмущенным кипением других городов. Поодиночке и небольшими отрядами обозленные и лишенные духовного сана жрецы Амона начали собираться в Фивах, готовя возмездие. Между ними и торжествующими жрецами Атона началась открытая война. В своих проповедях сторонники Амона объявили учение Эхнатона источником всех человеческих преступлений. «Амарнская революция» была нападением на всех древних богов, но всем была известна ее истинная причина – личная ненависть царя к Амону.

Этим декретом возлюбленный Нефертити, поэт-мечтатель, царь и мистик превратил себя в самого ненавистного человека в Египте.

Ввиду явного возмущенного отношения современников к Эхнатону и Нефертити как к источнику несчастий следует принять во внимание и мнение современных ученых.

Бристед, который проявлял особый интерес к амарнскому периоду и к «не имеющей себе равных религиозной революции» Эхнатона, считает его «первой личностью в человеческой истории… далеко обогнавшей свой век… он исповедовал идеалы и проявлял намерения, сделавшие его наиболее выдающимся из всех фараонов». Пендлбари: «Первое восстание против установленного порядка… первый человек с собственными идеями, который пошел против всех традиций». Були: «…кто в XIV веке до н. э. постарался навязать монотеистическую религию народу, верившему в тысячи богов». Петри: «Великий лидер и мыслитель». Штейндорф и Силь: «…самая очаровательная личность, когда-либо занимавшая трон фараонов».

Не менее лестно отзывались о нем и другие египтологи: «…первый в мире идеалист», «сверхчеловек, обогнавший свое время…», «…наиболее выдающаяся фигура в ранней истории Востока», «первый в мире пацифист», «первый, кто дал миру принципы монотеизма…», «лишь фараон, человек божественного происхождения, мог совершить такую революцию…», «…восемнадцатая династия достигла своей вершины при чрезвычайно разумной, но, к несчастью, безрассудной реформе Эхнатона… В те времена быть умным и было все равно, что накликать несчастье, даже если этим умным был всемогущий царь».

Это – современные оценки Эхнатона. Однако при его жизни и в течение многих последующих веков враги предавали его анафеме, характеризуя двумя словами: «Бунтовщик! Еретик!»

Это были самые ужасные слова, которые жрецы Амона могли бросить в лицо своему правителю из Амарны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.