ЦЕЗАРИ И ФИЛОСОФЫ. СЕНЕКА И НЕРОН

ЦЕЗАРИ И ФИЛОСОФЫ. СЕНЕКА И НЕРОН

Хотя Рим не был символом гражданского порядка, мира и благополучия для всех, были у Рима и моменты величия, и достижения. «Строгое» право (jus strictum) римлян под воздействием права иных народов трансформируется. Рим учился властвовать, по словам поэта, «не оружием только, а законами» и даже стал призывать все прочие народы к участию во власти. Греческий оратор Аристид, обращаясь к Марку Аврелию и его товарищу Веру, говорит: «При вас все для всех открыто». Всякий, кто был достоин магистратуры и общественного доверия, уже перестает считаться иностранцем. Само имя римлянина перестает быть отличием одного города, но становится достоянием человеческого рода. «Вы установили управление миром наподобие строя одной семьи». Не мудрено, что в пределах империи возникло представление о Риме как о некоем общем отечестве. Эту идею привносят в Рим выходцы из Испании, давшей Риму и лучших императоров. Сенека, воспитатель Нерона и во время его малолетства правитель империи, сказал: «Рим – как бы наше общее отечество». В этой связи показательна судьба двух наиболее часто упоминаемых в римской истории лиц – Нерона и Сенеки. Тот же Сенека заметил: «О великих делах следует судить, проникшись их величием, иначе мы рискуем внести в них собственные пороки».

Римский историк Светоний, которому мы обязаны сведениями о Нероновом правлении (54–68 годы), бесстрастно фиксирует его деяния, подробно говоря об убийстве матери, об эксцессах, связанных с его «артистической» деятельностью, в угоду которой он забывал о долге отца отечества, о пожаре Рима. Много места посвящается добрым начинаниям молодого императора. И после смерти Рыжебородого (Агенобарба) некоторые «еще долго украшали его гробницу весенними и летними цветами и выставляли на ростральных трибунах то его статуи в консульской тоге, то эдикты, в которых говорилось, что он жив и скоро вернется на страх своим врагам». Даже крупнейший дипломатический партнер Рима, парфянский царь Вологез просил, чтобы память об императоре оставалась в почете, ведь он был мирно настроен к Востоку, с которым Римская империя воевала и до, и после него. Светоний подтверждает: «И даже двадцать лет спустя, когда я был подростком, явился человек неведомого звания, выдававший себя за Нерона, и имя его имело такой успех у парфян, что они деятельно его поддерживали и лишь с трудом согласились выдать». Говорят, что поначалу юноша Нерон собирался править по «лекалам» Августа, стараясь показать народу щедрость, милость, мягкость и справедливость. Награды доносчикам он сократил в четыре раза, народу роздал по четыреста сестерциев на душу, обедневшим патрициям положил ежегодную ренту, а когда ему принесли на подпись указ о казни какого-то преступника, воскликнул: «О, если бы я не умел писать!» Писать Нерон, однако, умел, и неплохо, и вообще был одним из самых образованных людей своего времени; немудрено – воспитывал его сам Сенека.

Нерон. Костюм для пьесы Ж. Расина

Причем воспитывал в скромности, которую философ относил к числу первых добродетелей. Под его влиянием юноша отказался от ставшего уже традиционным для принцепсов титула «отца отечества», а также от ритуальных благодарностей сената: «Я еще должен их заслужить». В этом с ним можно согласиться. Тип Нерона замечателен тем, что он, словно птица Феникс, возрождается в эпохи, когда деньги становятся глашатаями истины. «Для денег и богатств он (Нерон) единственным применением считал мотовство; людей расчетливых называл он грязными скрягами, а беспутных расточителей – молодцами со вкусом и умеющими пожить». Восхищался теми, кто тратил так неумеренно, как это порой мы наблюдаем у «героев» нашего времени. Хотя, как известно, потоки богатства быстрее всего теряются в песках расточительности (П. Буаст). Он якобы был твердо убежден, что на свете честных и целомудренных людей нет вообще. Люди лишь «таят и ловко скрывают свои пороки». Нерон считал, что, демонстрируя пороки, он укрепляет добродетель.

Золотой дом Нерона

Сегодня трудно утверждать, где правда, а где ложь в том, что стало известно о Нероне. Одни восхваляли и превозносили цезаря, другие завидовали и проклинали. Светоний писал о его наглости, скупости, похотливости, распущенности и подкреплял это утверждениями о том, что во время пиров, устраивавшихся в Большом цирке и в иных местах, ему прислуживали проститутки и танцовщицы со всего Рима. Историк утверждает, что «собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли один его член остался неоскверненным». Однако даже не это вызывало особые нарекания римлян, уже привыкших к свободным нравам своей знати, но неумеренные траты, которые в итоге затронули и кошельки богатых. Люди особенно ревностно относятся к богатству и к проявлению неумеренной, дикой роскоши (если они бедны сами). Граждане осудили его расточительность в постройках, и прежде всего при строительстве огромного Золотого дворца, от Палатина до самого Эсквилина. В Золотом доме он приказал возвести собственную статую, превосходившую высотой знаменитый Родосский колосс (высота около 37 метров). В покоях дома все было украшено золотом, драгоценными камнями и жемчужными раковинами. В обеденных залах устроены механические приспособления с поворотными плитами, чтобы во время застолий и празднеств рассыпать цветы и рассеивать ароматы. Главная круглая палата безостановочно вращалась, днем и ночью вослед небосводу. В банях текли соленые и серные воды. Таковы были вкусы высшей знати императорского Рима, первых лиц империи. Нерон скажет, что теперь он наконец сможет жить по-человечески. Император стал возводить и грандиозную купальню с каналом, чтобы можно было подъезжать туда прямо на судах (канал длиной в 160 миль). Для производства работ он приказал направлять ссыльных со всей Италии, требуя от судов приговаривать уголовных преступников к стройке века. В дальнейшем этот опыт повторят другие императоры.

Нерон во время посещения цирка

Утверждают, что на все эти безумные расходы его толкала не только уверенность в неиссякаемых богатствах империи, но и тайное желание отыскать под землей несметные клады. Ходили слухи, что где-то там, под землей, могут быть погребены сокровища древней казны, которую увезла с собой во время бегства из Тира царевна Дидона. Непрерывное строительство и неумеренные траты привели к тому, что Нерон растратил все, что было в казне, и после этого стал отнимать богатства и имущество у богатых граждан, говоря: «Будем действовать так, чтобы ни у кого ничего не осталось».

Нерон среди знати

Однако за легендами и слухами нужно попытаться увидеть истинную подоплеку политических и экономических событий. Дело в том, что в силу сложного стечения событий как на внутренней, так и на внешней арене Рим вошел в новую полосу развития, когда Империя становилась фактически неизбежным этапом развития государства. Нерон, воцарившись в Риме, вскоре понял, что власть капитала стала почти безграничной. Рим достаточно давно превратился в город, где вся общественная иерархия строилась на богатстве. В политике государства по отношению к богатству как таковому, как некоему абсолюту, представляющему квинтэссенцию так называемой западной практической философии, и к богачам как ее выразителям отражается весь макрокосм того или иного государства и общества. Рим в этом смысле типичен. Ведь огромные богатства Цезаря и Августа, первых лиц государства, давали им карт-бланш на сохранение статуса и влияния среди знати в Риме. Богатство становилось показателем социального и политического статуса.

Микеланджело. Страшный суд. Фреска

Однако новые завоевания, увеличившие богатства нуворишей, привели к усилению материального неравенства в обществе. Разгорелась острая политическая борьба между сенаторами-землевладельцами и всадниками, владельцами движимого имущества. Но в то время были еще живы и даже находились в расцвете умственных и нравственных сил представители старого, республиканского Рима. Они были воспитаны на традициях предков, основа которых – патриотизм и стоицизм… Эти черты старшего поколения были близки и понятны большей части простого народа, земледельцам и ремесленникам, а также свободным гражданам, не имевшим отношения к ростовщичеству, откупам и т. д. Широкие слои народа не очень приветствовали богатство и богачей, понимая, каковы источники богатств иных их обладателей. Т. Моммзен пишет, что расходы по управлению, ремонту общественных зданий, гражданские расходы ложились на общину, расходы на армию Рим возлагал на провинции. Это было своего рода аттической данью. В действительности также, как христианство немыслимо было без мученика, так Рим был немыслим без взятки. Моммзен описал эти «славные» римские порядки: «Наконец, не следует забывать вымогательств, с помощью которых римские должностные лица и откупщики всячески увеличивали налоговое бремя провинций. Если бы считать по закону вымогательством даже каждый подарок, принимаемый наместником, если бы закон даже ограничил право наместника приобретать собственность путем купли, все равно официальная деятельность наместника давала ему при желании множество случаев для злоупотреблений. Постой войск; бесплатные квартиры для чиновников и целой своры адъютантов сенаторского и всаднического ранга, писцов, ликторов, герольдов, лекарей и попов; полагающийся государственным курьерам бесплатный проезд; приемка натуральных сборов, перевозка их, а главное – принудительные продажи и реквизиции – все это давало всем римским должностным лицам возможность привозить из провинций огромные состояния. Воровство все росло по мере того, как исчезал контроль со стороны правительства, а суды из капиталистов стали опасными только для честных людей. Ввиду участившихся жалоб на вымогательства должностных лиц в провинциях была учреждена в 605 г. постоянная Судебная комиссия для расследования подобных случаев; законы против вымогательства быстро следовали друг за другом и становились все более строгими. Это указывает на постоянно разраставшиеся размеры зла, как гидрометр показывает уровень воды в реке». Это зло в Риме распространялось столь быстро, что грозило разрушить государство.

Доходный дом в Риме

Сенека, который при Нероне был одним из первых лиц, даже, как говорят, «первым министром», в этом вопросе выглядел отнюдь не безупречно. С одной стороны, он сам был одним из богатейших людей Рима и получал ценные дары от императора, что было хорошо известно. Многие считали его ростовщиком, причем весьма циничным, напоминая, как он поступил в отношении британцев («Одолжил британцам сорок миллионов сестерциев в надежде получить высокий процент, но затем настоял на срочной выплате долга, прибегнув к насильственным мерам»). С другой, в «Нравственных письмах к Луцилию» он, казалось, искренне уверяет читателя, что деньги и богатство могут быть источниками зла. Приводя пример, как источником прибыли может быть и святотатство, говорит: «Предположим, что деньги – благо, откуда бы их ни взять…» Но из его рассуждений не понять, то ли он одобряет любой способ обретения золота, то ли отвергает получение золота и прибыли путем святотатства. «Прибыль здесь не рядом со злодеянием, а вперемешку с ним». То ли богатство – благо, то ли зло?! Сенека старается держаться исторической правды, говоря: «Богатство являет некий образ блага, столь правдоподобный, что большинство людей ему верят». В то же время он не рискует пускаться в уточнения относительно острейшего вопроса соотношения богатства и бедности.

Развлечения толпы

В конце письма он откровенно говорит Луцилию: «Представим себе, что нас позвали на сходку народа. Внесен закон об упразднении богатств. Неужто мы будем убеждать или разубеждать толпу такими умозаключениями? Неужели с их помощью добьемся мы того, что римляне вновь устремятся к бедности и восхвалят ее, опору и силу своей державы? Что они устрашатся своих богатств, вспомнят, что нашли их у побежденных, откуда и проникли в незапятнанный, славный воздержанностью город подкупы, и раздачи, и мятежи? Что с чрезмерной страстью к роскоши стали они выставлять напоказ добытое у многих племен? Что отнятое одним народом у всех еще легче может быть отнято всеми у одного? Лучше убедить в этом и изгонять страсти, чем определять их. Если нам под силу, будем говорить храбро, если нет, то хоть откровенно. Будь здоров». Отрывок действительно замечателен своей откровенностью. В нем констатируется, что: 1) основа богатств Рима – это богатства, награбленные и захваченные у других народов; 2) город Рим стал средоточием роскоши и богатств, вызывающих подкупы, мятежи и все прочие «прелести свободной страны»; 3) римляне все это прекрасно знают, однако никакие речи, никакая мораль не могут их удержать от желания обогащаться любым способом. Они добровольно не отдадут награбленное у других («Легче может быть отнято всеми у одного?»), а посему напрасно и ожидать, что они «устрашатся своих богатств», что нашли у побежденных и ограбленных, и «устремятся к бедности».

Пир

Как мы говорили, и сам Сенека выступает с «двойной бухгалтерией». В речах он мог себе позволить быть демократом и даже народолюбцем (все же философ), но на практике, как государственный деятель и финансист, должен был быть безжалостным и циничным, каковы и были «дети Рима». Он много говорил о благодеяниях, но в одном из отрывков признается, что «благодеяний не следует расточать толпе», что «расточительность вообще не заслуживает похвалы, тем более в благодеяниях». Такова его позиция. При этом, правда, он сравнивает благодеяние с «видом ссуды» и считает, что «записывать благодеяние в расход – постыдное ростовщичество». Все же меры, принятые Нероном при несомненном влиянии Сенеки, скорее, говорят в пользу поддержания разумного равновесия между безудержным богатством олигархов и задачами принципата, которые и были изложены в «тронной речи» цезаря (иначе говоря, в послании собранию государственных мужей). Вспомним, римский историк Саллюстий предлагал Цезарю снизить влияние власти денег, точнее, их всевластия… В этом же направлении шли и реформы Августа. И как только Сенека стал «министром» у Нерона, он попытался прекратить поборы, которыми обложили народ чиновники в провинциях, поднял уровень, как мы бы сказали, социальных расходов государства. Нерону принадлежит идея отмены косвенных налогов: он предложил отменить сборы (portoria) и пошлины на двадцатую часть прибыли, хотя это была пятнадцатая часть доходов Рима. Акция по всем показателям очень скромная, но сенаторы тут же возопили о разорении казны государства. Это звучало весьма странно, ибо, как правило, богач вспоминает о государстве в самую последнюю очередь (после забот о любимом псе, вилле, кобыле и любовницах).

Фреска в Помпее

Если вы услышите шум вокруг того или иного юридического акта или решения сената, постарайтесь понять, кому этот закон выгоден или, напротив, крайне невыгоден. П. Грималь, автор книги о Сенеке, приоткрывая завесу над позицией римской верхушки, говорит о том, что негативную реакцию сената на решения Сенеки вызвала прежде всего боязнь увеличения прямых налогов, «отвертеться от которых им вряд ли бы удалось, учитывая природу их богатств». Заботились они о своей шкуре, ибо речь шла о перераспределении налогооблагаемой базы, т. е. о сверхобложении доходов, получаемых от недвижимости, но уже это несло угрозу «благосостоянию владельцев крупных состояний». В то же время реформа, если бы она удалась (и в этом была ее основная цель), могла снизить роль и значение откупщиков. «Тацит, например, специально подчеркивает, что это предложение было выдвинуто по просьбе «народа» (имея в виду, безусловно, римских граждан, а не чернь), недовольного злоупотреблениями откупщиков.

Откупщик

И даже когда сенаторы одержали верх и институт vectigalia (т. е. косвенных податей, которые несет обычно народ. – Ред.) сохранился в прежнем виде, в деятельности сообществ откупщиков произошли значительные перемены: отныне текст договоров, заключенных с их представителями, подлежал публичному оглашению. Был предпринят и еще целый ряд предупредительных мер: снижен срок давности, установлено освобождение от налогов для солдат, усилена строгость в отношении пересмотра судебных решений. В Риме за ведение процесса против откупщиков теперь отвечал претор по делам иностранных граждан, а в провинции – наместник в ранге сенатора…» В последние годы Республики контроль над сообществом откупщиков был возложен на сенат.

При Катоне сенаторы решительно воспротивились требованиям откупщиков снизить заранее установленные нормы их отчислений в казну, но в конце концов те все же добились своего, но уже при Цезаре. «Вполне возможно, что в сенате воцарились настроения возврата к прежним временам и твердость в отношении откупщиков, проявленная, вне сомнения, по инициативе Сенеки, любопытнейшим образом напоминает политику, проводимую Катоном, которого Сенека считал одним из тех римских граждан, которые являют собой пример, достойный подражания». Все это очень напоминает муки, которые претерпел многострадальный закон о прогрессивной шкале налогообложения в России. Закон до сих пор не вошел в summa idearum (круг понятий) законодателей и не принят, хотя во всех цивилизованных государствах Европы, Америки и Азии он давно стал краеугольным камнем социально-экономической политики. Manus manum lavat (рука руку моет)! Сенека – один из тех мудрецов, которые, согласно воззрениям мыслителей Древней Стои, рождаются раз в 500 лет. Его смерть (он коснулся этого в «Трактате о преждевременной смерти») имела ряд причин, о которых говорить в контексте наших исследований не будем (изгнание, смерть сына и друга и т. д.).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.