СОВЕТСКИЙ ВЫЗОВ КАПИТАЛИЗМУ

СОВЕТСКИЙ ВЫЗОВ КАПИТАЛИЗМУ

На фоне красивых и популярных заявлений, сделанных Вильсоном в конце Первой мировой войны, демократические достижения его внешней политики оказались весьма скромными. Однако в одном его усилия увенчались впечатляющим успехом: революционную волну, поднимавшуюся по всей Европе и даже в Азии, удалось сдержать.

В Венгрии и Германии произошли революции, но Венгерская советская республика была подавлена, а в Германии процесс удержали под контролем умеренные социал-демократы — правда не без помощи репрессий. Вожди левых Карл Либкнехт (Karl Liebknecht) и Роза Люксембург (Rosa Luxemburg) были убиты в январе 1919 года, а рабочее восстание в Берлине разгромлено. Весной того же года вспыхнуло новое восстание, на сей раз в Баварии. Но Баварскую советскую республику ждала та же участь.

В условиях послевоенного политического вакуума попытка установления рабочей власти была предпринята также в Эльзасе. Там советская республика (фр. — R?publique alsacienne des conseils, нем. — Els?ssische R?terepublik) просуществовала меньше месяца, после чего рабочие советы были распущены вошедшими в область французскими войсками.

В конечном счете поражение европейской революции, на которую в 1918–1919 годах возлагали надежды лидеры большевиков, было предопределено все же не репрессиями, а политической слабостью радикальных левых и сознательными усилиями либеральных политиков, возглавлявших страны-победительницы. Если националистические движения в рамках Версальского порядка в значительной мере добились своих целей, то левые, напротив, проиграли. Однако даже после спада революционной волны 1918–1919 годов угроза массовых рабочих выступлений оставалась для правящих классов вполне реальной и требовала соответствующей стратегии. Революционные процессы продолжались в Китае, а в Германии и Франции возникли мощные коммунистические партии. Левые силы в Италии оставались весьма влиятельными и радикальными, их позиции подорвал лишь фашистский переворот Бенито Муссолини (Benito Mussolini) в 1922 году.

Попытки найти ответ на вызов русской революции 1917 года составляют в значительной мере содержание либеральной и социал-демократической политики в Европе и Америке на протяжении всего периода между двумя мировыми войнами, причем нет никаких оснований говорить об их успехе. Ситуация отчасти облегчается угасанием революционного импульса в самой советской России, где пролетарская революция проходит все знакомые фазы от диктатуры победившей радикальной партии до ползучего термидорианского переворота и, в конце концов, установления бонапартистского режима во главе с И.В. Сталиным. Советский Союз, пришедший на смену Российской империи, постепенно переходил от внешнеполитического курса, нацеленного на поддержку мировой революции, к «реальной политике», предполагавшей лавирование между империалистическими державами и упрочение собственных государственных позиций.

Социалистические идеалы в том виде, как их сформулировало рабочее движение конца XIX века, осуществлены не были, а хозяйственная и культурная отсталость России диктовали неизбежность бюрократического вырождения советского режима, вырождения, которое началось еще при жизни Ленина. Провозгласив ставку на «строительство социализма в одной стране», лидеры Советского Союза хоть и не отменили лозунг мировой социалистической революции, но отодвинули его на второй план, постепенно вытесняя его в глубины идеологического бессознательного. Когда в 1925 году революция развернулась в Китае, Сталин призывал местных коммунистов не повторять большевистскую тактику радикализации революции снизу через оппозиционную борьбу с новой властью, а напротив, советовал им «проникать в аппарат новой власти, сближать этот аппарат с крестьянскими массами и помогать крестьянским массам через этот аппарат удовлетворять свои насущные требования»[1161]. Не удивительно, что итогом такой умеренной политики стало катастрофическое поражение коммунистов, за уничтожение которых новая власть взялась со всей энергией, как только ей предоставилась возможность. Лишь позднее, когда китайские коммунисты под руководством Мао выработали и применили собственную политическую линию, не слишком оглядываясь на Москву, ситуация радикально изменилась в их пользу.

Однако даже в форме бонапартистского режима советское государство представляло собой проблему и вызов для мирового капитала в той мере, в какой демонстрировало возможность победоносной антибуржуазной альтернативы, а также демонстрировало социальную практику, разительно отличающуюся от капиталистической. Эта практика оказывала растущее воздействие на общественное мнение западных стран, причем не только на левых[1162]. В то время как сведения о сталинских репрессиях, лагерях и ужасах коллективизации были в Западной Европе недоступны либо не вызвали доверия, информация об успехах индустриального развития в СССР, системе бесплатного здравоохранения и образования, стремительном прогрессе народного просвещения и других бесспорных достижениях советского общества широко распространялась.

В краткосрочной перспективе ответом на советский вызов стала демократизация государственных институтов во многих странах, утверждение всеобщего избирательного права, включая равноправие женщин, а также попытки реформ в области пенсионного обеспечения, здравоохранения и образования. Однако все эти меры носили непоследовательный и бессистемный характер, а параллельно с попытками демократических реформ, в странах, где кризис и классовое противостояние сказывались острее, испытывался и противоположный вариант — авторитаризм, закручивание гаек, диктатура, в крайнем варианте — фашизм.

«Революционные события в России и Германии, создание влиятельных коммунистических партий многому научили правящие круги стран Запада», — отмечает Александр Шубин[1163]. Выяснилось, что управлять обществом, игнорируя его низы, фактически большинство населения, больше невозможно. Политика переставала быть монополией «образованных классов». С одной стороны, все правительства и партии прибегают к инструментам массовой пропаганды, осваивая различные методы манипуляции общественным сознанием. Но с другой стороны, возможности манипуляции не безграничны, а пропаганда не может долгое время работать, не опираясь хоть на какие-то факты в реальной жизни.

Реформы сверху должны были, как всегда, предотвратить революцию снизу. Однако вставал вопрос о масштабах, конкретных путях и границах этих реформ. «В резерве у правящей элиты был козырь государственного регулирования — ограниченного капитализма, — продолжает Шубин. — И все же правящие элиты опасались вводить в действие решительные меры государственного регулирования. Было неясно, насколько далеко может зайти бюрократия в расширении своих полномочий, если зажечь перед ней зеленый свет. Большинство революций провоцируется отказом правящей группы провести назревшие реформы. Но лишь задним умом можно понять, какие реформы назрели, а какие — только провоцируют распад системы. А пока это не решено — страна продолжает балансировать на грани революции»[1164].

Реформирование капитализма происходило методом проб и ошибок, причем период 20-30-х годов XX века может считаться временем, когда преобладали неудачные и пробы, и тяжелые ошибки. Лишь значительно позднее, к концу Второй мировой войны, можно говорить о трансформации капитализма, породившего «социальное государство» (Welfare State). Для того чтобы подобная трансформация состоялась, потребовались огромные усилия, острая борьба, а главное — изменения, затронувшие не только отдельные аспекты социальной политики тех или иных стран, а структурные изменения, охватившие капиталистическую миросистему в целом. Одним из элементов этого глобального процесса оказалась и смена гегемона.