Глава 3 Побег ставший войной

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3 Побег ставший войной

Если вернуться к началу восстания 73–71 гг. до н. э. на юге Италии, то следует отметить, что именно победа под Везувием стала той гранью, которая обозначила перерастание действий отряда беглых гладиаторов и рабов в войну, названную, по имени их предводителя, Спартаковской. Надо сказать, что такой чести удостаивались только самые серьезные противники Рима, например, нумидийский царь Югурта, понтийский царь Митридат или мятежный военачальник Серторий, поскольку обычно римляне именовали войны по стране или местности, где шла война, или по племени, с которым они воевали.

После первого крупного успеха восставшие, по-видимому, оставили прежние позиции на склоне горы и разместились на территории бывшего римского лагеря, куда с новой силой стали стекаться сельские и городские рабы из ближайшей округи, пастухи — «народ все крепкий и проворный», и даже кое-кто из «сельских свободных рабочих» (Арр. Bell. Civ. I. 116).

Среди них, наверно, было немало тех италиков [36], которые в 83–82 гг. до н. э. выступили в поддержку врагов Суллы, а потом подверглись изгнанию и конфискации имущества. Сильнее всего пострадали жители таких областей, как Кампания, Лукания, Самний, Северная Апулия, Пицен, то есть именно тех, где позднее разворачивались основные события восстания Спартака [37]. Особенно суровые меры коснулись тогда племени самнитов, у которых отобрали город Нолу и прилегающие к нему земли, поделив их между сулланскими ветеранами из состава 27 легионов. Конечно, на волне возмущения многие из униженных и обездоленных италиков покинули родные места, но, надо полагать, в местности, отстоявшей всего на 12 км от подножия Везувия, еще оставались тысячи людей, люто ненавидевших римлян. В этой связи становятся понятными слова Аппиана по поводу планов понтийского царя Митридата VI Евпатора предпринять в 63 г. до н. э. против Рима поход из Северного Причерноморья: «…он знал, что недавно почти вся Италия отпала от римлян вследствие ненависти к ним и была в долгой и ожесточенной войне с ними и вступила в союз против них со Спартаком» (Арр. Mithr. I. 109) [38]. Но это была, да и то лишь отчасти, сельская Италия, поскольку ни один город сам по себе не примкнул к восстанию.

Надо полагать, что многие из вступавших в ряды войска Спартака успели приобрести некоторый опыт за годы службы в римских вспомогательных войсках, а может быть, в недавнем прошлом, как и сам вождь мятежных рабов, были военнопленными, успев повоевать в составе армий эллинистических царей или принять участие в межплеменных войнах. К большей части остальных полностью применимы довольно категоричные слова Катона Старшего (234–149 до н. э.): «Из тех, кто обрабатывает землю, выходят самые сильные люди и самые смелые солдаты» (Cato. De agri cultura. 1).

За основу их военной подготовки, очевидно, была взята хорошо знакомая Спартаку по личному опыту система обучения, принятая в римской армии. Она заключалась в том, что молодые солдаты в полевых условиях должны были постоянно упражняться в стрельбе из лука, бросании копий и метании камней из пращи, при помощи коротких палок вместо мечей учиться колоть и рубить, а также двигаться в полном вооружении согласно приказам или сигналам. В равной степени их заставляли бегать и прыгать, чтобы быстро преодолевать рвы. Большое значение придавалось закреплению навыков быстрого возведения окруженного рвом и валом укрепленного лагеря (рис. 27) с регулярно сменяемыми постами и караулами.

Рис. 27. План римского военного лагеря (по: Коннолли, 2000).

Изнурительные ежедневные тренировки начинались с отработки военного шага, «поскольку ничто не должно было соблюдаться на марше или в сражении так тщательно, как сохранение строя всеми солдатами» (Veget. I. 9). В итоге добивались того, что новобранцы с грузом около 20 кг за пять часов проходили обычным шагом 29 км, а ускоренным — 35 км. Далее надо было отрабатывать тактические построения и закреплять навыки быстрого возведения окруженного рвом и валом укрепленного лагеря (рис. 27) с регулярно сменяемыми постами и караулами, приучать к специальным трубным сигналам, подаваемым по усмотрению командующего. Огромную роль постоянных упражнений для обучения молодых солдат особо подчеркивал современник описываемых событий Цицерон: «…какой труд требуется от войска на походе — нести на себе полумесячное довольствие, нести повседневную утварь, нести колья для вала! Щит, шлем и меч я не причисляю к этому грузу, как не причисляю плечи, мышцы, руки, — ведь оружие для солдата все равно что часть тела… Молодость новобранцев — отличное свойство, но терпеть труды и презирать раны учит только опыт» (Cic. Tusc. II. 16. 37–38).

Благодаря ускоренной подготовке, которая в мирных условиях обычно занимала около четырех месяцев [39] , и постоянно приобретавшемуся боевому опыту, воины Спартака скоро прекрасно знали, как им реагировать на те или иные действия врага. Роль инструкторов по многим вопросам, скорее всего, продолжали играть первоначальные участники восстания — гладиаторы. Лучших учителей индивидуального боя нельзя было и желать [40] . Когда римляне в 105 г. до н. э. после поражения двух армий в столкновении с германскими племенами кимвров и тевтонов впервые решили применить методы обучения гладиаторов при подготовке солдат, консул Публий Рутилий призвал в войска инструкторов из гладиаторской школы Гая Аврелия Скавра в Капуе, «чтобы те внедрили в легионах более изощренную технику нанесения ударов и уклонения от них» (Val. Max. III. 3.2). В дальнейшем известный полководец Марий, имея возможность выбрать для себя одну армию из двух существующих, «предпочел Рутилиево войско, хотя и менее численное, но считавшееся более обученным» (Front. Strat. IV. 2. 2).

Воины, уже прошедшие подготовку, могли, в свою очередь, сами готовить новобранцев. Правда, катастрофически не хватало оружия. Очевидно, к этому периоду относятся сообщения Фронтина — о том, что «у Спартака и его войска были щиты из прутьев, покрытых корой» (Front. Strat. VII. б) [41] , и Саллюстия — о беглых рабах, обжигавших «на огне копья, которыми, хотя они не походили на оружие, пригодное для военных действий, можно было разить врага точно так же, как железными» (Sallust. Hist. III. 96). Конечно, со временем ситуация должна была измениться, и после ряда победных сражений участники восстания вряд ли особенно отличались от римлян по составу наступательного и защитного вооружения. Что же в него входило? Типичный легионер этого времени имел при себе два метательных дротика — пилума, на левом бедре — небольшой кинжал, а на правом, в ножнах на поясном ремне, — гладиус. Основным средством защиты служил скутум овальной формы (рис. 28).

Рис. 28. Римские легионеры на рельефе алтаря Домиция Агенобарба. 1-я пол. I в. до н. э.

Рис. 29. Шлем типа Монтефортино

Голову обычно защищал железный или бронзовый шлем типа «Монтефортино», имевший чашеобразный верх, небольшой назатыльник и подвижные нащечники, полностью закрывавшие уши и отчасти лицо (рис. 29). Широкое распространение среди римских легионеров получила кольчуга с короткими рукавами и разрезами, необходимыми для большей свободы движений. На ногах воинов были кожаные сандалии, подбитые гвоздями. В обязательный комплект на марше входили плащ, саперная лопатка и кухонные принадлежности.

Можно полагать, что основными подразделениями армии рабов, как и у римлян, были легионы численностью не менее 4800 человек, формировавшиеся, судя по всему, на определенной этнической основе, что, по крайней мере, могло снять трудности в общении между людьми. Соответственно, каждый легион, которым, скорее всего, командовал выборный военачальник, состоял из десяти когорт, имевших самостоятельное тактическое значение. По-видимому, восставшие использовали и принятые у римлян воинские знаки, удобные для управления войсками в бою. В их обозе, судя по ряду упоминаний древних авторов, со временем появилось все необходимое для развертывания мастерских по изготовлению оружия (Flor. III. 20.6; Арр. Bell. Civ. I. 116).

Надо признать, что Спартак проявил себя как превосходный военный лидер с выдающимися организаторскими способностями, создав в кратчайшие сроки хорошо подготовленную и дисциплинированную армию по образцу римской, лучшей для того времени, из людей, разных по социальному положению и этническому происхождению. Плутарх писал, что в войне с восставшими рабами римлянам пришлось «воевать со всеми народами сразу» (Plut. De Pyth. Огас. 11). Другой античный автор, Синезий, отмечал: «Те, которые соединились с Криксом и Спартаком, были не из той же страны, из которой эти предводители, и не принадлежали к той же народности, но общность судьбы в благоприятный момент сделала их единомышленниками» (Syn. De regno. 20). Одни из них «стали тяжеловооруженными воинами, из других гладиаторы составили отряды лазутчиков и легковооруженных» (Plut. Crass. 9). Последних, на тот момент, видимо, было большинство, но, в условиях ведения войны в горных районах, это обстоятельство нередко оборачивалось определенным преимуществом, поскольку легкая пехота оказывалась незаменимой при занятии высотных позиций, организации засад и преследовании отступающего врага. Тогда же, видимо, было положено начало формированию конницы, достаточно многочисленной благодаря притоку в нее тысяч бывших пастухов с захваченными на пастбищах табунами лошадей.

Между тем в Риме по-прежнему продолжали рассматривать действия Спартака как обыкновенные разбойничьи нападения, с которыми не так уж трудно будет справиться. Правда, на тот момент в распоряжении сената не было ни опытных полководцев, ни закаленных в боях воинов. Они были заняты в тяжелейших войнах за пределами Италии и потому не могли быть использованы против опустошавших юг страны рабов. Тем не менее была предпринята вторая серьезная попытка изолировать восставших в районе Везувия военными силами численностью не менее двух легионов под командованием претора Публия Вариния Глабра [42] , который, так же как и его предшественник, не блистал военными талантами. Спартак, как показали дальнейшие события, никогда не упускал случая уничтожить силы врага поодиночке, в полной мере используя прекрасно знакомые ему партизанские методы ведения боя в горной и пересеченной местности. В этих условиях знание тактики врага, сильных и слабых сторон его военной организации давало ему значительное преимущество. Образно выражаясь, он побеждал римлян тем, что избегал невыгодных сражений, выжидая удобный момент для нападения. Кроме того, у Спартака было на тот момент все, что, по словам Наполеона, нужно преуспевающему полководцу: невероятное везение и глупый противник.

Вступив в бой с передовым отрядом из трех тысяч человек во главе с Фурием, легатом [43] Вариния, гладиаторы обратили его в бегство. Затем настал черед большего по численности и расположившегося отдельным лагерем войска Луция Коссиния, советника Вариния и его товарища по должности [44]. Коссиний явно недооценивал своего противника. Спартак воспользовался этим и едва не взял его в плен, когда тот купался близ Салин, селения между Геркуланумом и Помпеями. Преследуя по пятам бежавшего римского военачальника, он после кровопролитного боя захватил его лагерь, при этом погиб и сам Коссиний. Создается впечатление, что Спартак большое внимание уделял разведке и, как правило, располагал исчерпывающей информацией о своих врагах.

На известие об очередном поражении армия Вариния отреагировала полным смятением и начавшимся дезертирством солдат. В итоге непосредственно под его командованием осталось всего 4000 человек, среди которых многие болели из-за стоявшей тогда суровой непогоды. Это обстоятельство заставило римского полководца разместить их в лагере, укрепленном валом, рвом и огромными насыпями. Помощи он запрашивать не стал, полагаясь на собственные силы, и даже отказался от первоначального намерения отправить в Рим своего квестора [45] Гая Торания [46], чтобы сенат не узнал об истинном положении дел. Организованная Варинием, видимо, с помощью дополнительных военных сил под началом Торания, блокада лагеря повстанцев [47] оказалась достаточно жесткой. Тем не менее Спартаку, несмотря на перебои с продовольствием, удавалось поддерживать среди своих людей строгую дисциплину, а вскоре им была успешно использована очередная военная хитрость. Римлян удалось обмануть с помощью оставленного в лагере трубача, подававшего обычные сигналы, и привязанных к столбам перед воротами трупов в одежде и с оружием, на расстоянии казавшихся часовыми. Дождавшись второй ночной стражи, т. е. около полуночи, мятежники скрытно в полном молчании вышли из лагеря, где продолжали гореть костры, и надолго оторвались от преследования. Когда рассвело, Вариния удивила стоявшая вокруг необычная тишина. Напрасно он ждал, что беглецы начнут обычную перебранку и станут швырять в его солдат камни. Не обнаружив никого, римский полководец, опасаясь засады [48], отступил «в боевом порядке, рассчитывая, набрав новых солдат, удвоить численность своего войска» (Sallust. Hist. III. 96). Далее у Саллюстия следует незаконченная фраза: «Как только в Кумы…», из которой следует, что Вариний отвел свою армию на переформирование к этому богатому торговому городу, в прошлом одному из главных центров греческого культурного влияния на Рим. Вряд ли ему удалось найти там испытанных ветеранов для пополнения своих военных сил. Скорее это были наспех собранные случайные люди, совсем не рвавшиеся в бой. Боевые качества подобных новобранцев всегда оставляли желать лучшего. В аналогичной ситуации применительно к событиям более позднего времени Тацит писал: «…хотя этим солдатам недавно дали значки и оружие, принятые в нашей армии, они, по сути дела, остались прежними ленивыми и распущенными греками» (Тас. Hist. III. 47).

Полученная Спартаком передышка и ускоренное обучение его воинов не пропали даром: когда Вариний отважился напасть на их новый лагерь, то был разбит наголову. Вопреки здравому смыслу, он неосмотрительно повел «быстрым шагом к лагерю новых и незнакомых ему беглых солдат, к тому же напуганных чужими неудачами, хранящих молчание и вступающих в сражение вовсе не с тем мужеством, какое от них требовалось». Между тем среди вождей восстания вспыхнули раздоры из-за плана дальнейших действий. Саллюстий писал: «Крикс и его соплеменники — галлы и германцы — рвались вперед, чтобы самим начать бой, а Спартак отговаривал их от нападения» (Sallust. Hist. III. 96). Вероятно, его план заключался в том, чтобы дать противнику растратить силы при штурме лагеря, а потом нанести ему неожиданный удар. Детали этой битвы нам неизвестны, зато итог очевиден: Вариний не только потерпел поражение и потерял свои полевые укрепления, но и утратил в столкновении со Спартаком коня, ликторов и чуть было сам не попал в плен.

Отнятые в ходе сражений у преторов Клавдия и Вариния фасции мятежники отдали своему предводителю (Flor. III. 20. 7). Отсюда можно сделать вывод о том, что в итоге у него оказалось такое количество этих знаков власти, какое положено консулу, то есть двенадцать. Вряд ли приходится сомневаться в том, что с этого времени Спартак стал носить консульское облачение, набрал ликторов и пользовался этими символами достоинства высшего должностного лица в Римской республике, чтобы еще больше возвыситься в глазах своих воинов, и прежде всего тех италийцев, которые встали на его сторону. Этот момент достаточно показателен, поскольку вожди предшествующих рабских восстаний против могущественного Рима среди своих приверженцев, в основном восточного происхождения, предпочитали носить знаки царской власти. Только вождь второго восстания рабов на о. Сицилия Трифон, приняв царский титул, мог иногда появиться на людях в консульской тоге с пурпурной полосой в сопровождении почетной охраны, состоявшей из ликторов.