Приложение Кто скрывается под именем Шекспира? Что общего в судьбах творений «Шекспира», «Дюрера», «Меркатора», «Рафаэля»…?
Приложение
Кто скрывается под именем Шекспира?
Что общего в судьбах творений «Шекспира», «Дюрера», «Меркатора», «Рафаэля»…?
Как мы уже сказали, для нашего исследования совершенно неважно — кто именно является автором «шекспировских» произведений. Тем не менее, мы решили очень кратко осветить эту известную проблему. Как выясняется, есть много (и достаточно веских) оснований считать, что Шекспир из Стратфорда-на-Эйвоне, которого обычно считают создателем знаменитых творений, на самом деле не является их автором. Что написаны они были, в основном, двумя выдающимися поэтами-аристократами (о них — ниже), но по каким-то соображениям приписаны совсем другому человеку. А именно, «тому самому Шекспиру из Стратфорда-на-Эйвоне». Иными словами, с авторством Шекспира связана большая мистификация (мягко говоря). Ее причины — отдельный вопрос. Весьма интересный, и об этом мы скажем ниже.
Воспользуемся книгой И.М. Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса» [167]. В ней собраны все основные версии по этому поводу и приведены собственные исследования И.М. Гилилова. Книга написана тщательно, аргументация подробна и логична. Приведем несколько фрагментов из его работы, в которых подводятся итоги. Подробности и конкретные аргументы И.М. Гилилова мы, конечно, опускаем, отсылая читателя к его объемистой книге.
И.М. Гилилов: «Шекспировские произведения свидетельствуют не только о гениальном художественном мастерстве их автора, но также об огромном, ни с чем не сравнимом богатстве языка Шекспира. Его словарь насчитывает около 20 тысяч слов, то есть в два-три раза больше, чем у самых образованных и литературно одаренных его современников или даже писателей следующих поколений и веков (для сравнения, у Джона Мильтона, Фрэнсиса Бэкона — по 8 тысяч слов, у Уильяма Теккерея — 5 тысяч…). Англичанин нашего времени, имеющий высшее образование, употребляет не более 4 тысяч… Такой огромный разрыв говорит сам за себя — ничего подобного история мировой литературы не знает…
Произведения Шекспира также свидетельствуют, что он владел французским, латинским, итальянским языками, мог читать на греческом… Напомню, что в „Генрихе V“ 4-я сцена III акта написана целиком по-французски, так же как и разговор с пленным в 4-й сцене IV акта, а всего в этой пьесе около 100 строк на хорошем французском языке…
Многочисленны свидетельства классического, то есть основанного на греко-латинской культурной традиции, образования автора, превосходного знания Шекспиром греко-римской мифологии, литературы, истории, использования им сочинений Гомера, Плавта, Овидия, Ливия, Сенеки, Плутарха, Аппиана… Достаточно прочитать его поэмы, пьесы римского цикла, „Тимона Афинского“. Насчитано 260 случаев использования им мифологических и исторических персонажей классической античности, не будет большим преувеличением сказать, что эти имена не сходят с языка Великого Барда…
Специальные исследования, проведенные учеными за последние полтора столетия, показали основательность познаний Шекспира в английской истории, юриспруденции, риторике, музыке, ботанике, медицине (тех лет, разумеется), военном и даже морском деле… В шекспировских произведениях насчитали 124 места, связанных с юриспруденцией, 172 с морским делом, 192 места свидетельствуют о знании — и каком-то опыте — военного дела… Многое говорит об очень близком знакомстве Шекспира с придворным этикетом, титулатурой, родословными, языком самой высокородной знати и монархов. Именно в этой среде и происходит действие большинства его пьес, Великий Бард чувствует себя наиболее уверенно… Ботаники обратили внимание, что герои Шекспира упоминают названия 63 различных трав, цветов и деревьев…
Удивляет доскональное знание Шекспиром многих городов Северной Италии…
Вот такая многосторонне и глубоко образованная, почти энциклопедически эрудированная, располагающая гигантским активным лексиконом творческая личность автора вырисовывается при изучении (и даже при внимательном чтении) шекспировских произведений…
Ну, а что известно сегодня о самом Уильяме Шекспире из других источников — из подлинных документов и свидетельств его современников? Первые биографы начали собирать какие-то сведения и предания о нем лишь через 50—100 лет после его смерти; потом постепенно стали находить и подлинные документы, образовавшие за три столетия довольно солидный фонд достоверных фактов, отличающий сегодняшние биографии Шекспира от тех, которые писались в XVIII — первой половине XIX века.
Уильям Шекспир, как сообщают нам биографы, родился, провел детство, юность и молодость в маленьком городке Стратфорде-на-Эйвоне… В приходских регистрах и других документах имя его отца, матери, жены, детей и его самого обычно писалось Shakspere или Shaxper, что в русской транскрипции может быть передано как „Шакспер“ в отличие от литературного имени Великого Барда — Shakespeare или Shake-speare… Поэтому нестрат-фордианцы называют уроженца Стратфорда именно так — Шакспер, применяя сходное, но все же отличающееся и к тому же смысловое имя „Шекспир“ (Shakespeare — в переводе: Потрясающий Копьем) только как литературное имя автора великих произведений, кто бы он ни был…
Имя его отца Джона Шакспера встречается в городских бумагах начиная с 1552 года… В городок Джон Шакспер, очевидно, перебрался за несколько лет до этого из селения Снитерфильд, где фермерствовал, как и его родители. В Стратфорде он занялся перчаточным ремеслом, но также торговал шерстью… Потом начались финансовые затруднения… Он был неграмотен и вместо подписи ставил на документах крест или изображение циркуля — инструмента перчаточника…
О начальном образовании Уильяма Шакспера ничего достоверно неизвестно… По преданию, записанному в конце XVII века, Джон Шакспер, испытывая финансовые трудности, рано забрал сына из школы, и тот стал помогать отцу в его ремесле… Ни в юности, ни позже Уильям Шакспер не учился в университете или каком-то другом высшем учебном заведении (это уже не предположение, а бесспорный факт, так как списки студентов сохранились). Тем, кто верит, что он-то и стал потом Великим Бардом (то есть стратфордианцам), нелегко объяснить, где он мог получить столь основательные знания истории, права, древних и новых языков и литературы…
Вероятно, он отправился в Лондон с одной из посещавших его городок актерских трупп, и произошло это около 1586–1587 года… Считают, что молодой стратфордец мог примкнуть к труппе „слуг Ее Величества Королевы“… С кем Шакспер имел дело в Лондоне в первые годы своего появления там и в каком качестве — неизвестно, но в 1594 году он оказывается членом новой, образовавшейся в этом году труппы „слуг лорда-камергера“, возможно, и ее пайщиком…
Обосновавшись в Лондоне, Шакспер, однако, оставил семью в Стратфорде, продолжая там бывать, вести свои дела, приобретать дома и земельные участки, давать деньги в рост и преследовать должников» [167], с. 102–110.
Далее И.М. Гилилов приводит перечень всех основных документированных фактов из биографии Шакспера. Мы опустим его и приведем лишь краткое резюме И.М. Гилилова.
«Читатель ознакомился с перечнем достоверных, документально подтвержденных фактов об Уильяме Шакспере из Стратфорда (я не включил сюда лишь некоторые малозначительные факты хозяйственного порядка, а также некоторые из тех, что относятся к его родственникам и знакомым). Но и в таком составе этот список довольно внушителен — далеко не о всех елизаветинцах мы знаем так много. Это — результат тщательных поисков и исследований, продолжавшихся три столетия, и эти бесспорные биографические факты сегодня не может игнорировать ни один шекспировский биограф, как бы он к ним ни относился.
Читатель не может не задать вопрос: „А где же документально подтвержденные, бесспорные факты о литературной деятельности Шекспира (то есть Уильяма Шакспера из Стратфорда), о его связях с другими писателями, поэтами, драматургами, издателями? Где прижизненные письма, дневники — его или его современников, — из которых было бы ясно, что речь идет о нем, о великом поэте и драматурге, рожденном и умершем в Стратфорде, бывшем при жизни членом известной актерской группы, ее пайщиком? Короче говоря, где подлинные свидетельства, факты, подтверждающие, что именно этот человек и был Великим Бардом, автором гениальных пьес, поэм, сонетов?“
Ответ прозвучит малоутешительно: таких бесспорных документальных — и литературных — свидетельств нет и никогда не было. Что касается нескольких спорных и странных реалий, в основном посмертного характера, на которых зиждется стратфордский культ и связанные с ним традиционные представления, то о них подробный и объективный разговор (они того заслуживают) — впереди.
Сейчас же вернемся к бесспорным, документально подтвержденным (единственным в этом смысле, ибо других нет) фактам, перечисленным выше. Если бы вы не знали заранее, из чьей биографии они взяты, могли бы вы подумать, что речь идет о великом поэте и драматурге, эрудите, Владыке Языка, авторе высоких трагедий и тончайших сонетов, создавшем „Гамлета“, „Лира“, „Макбета“, „Отелло“, „Бурю“, „Тимона Афинского“?
Нет, я полагаю, что, внимательно ознакомившись с этими фактами, вы, скорей всего, подумали бы, что они взяты из биографии какого-то дельца не из крупных, пайщике лондонской театральной труппы, цепком приобретателе, правдами и неправдами сколотившем себе капиталец. Этот человек скупал строения и земли, откупил сбор налога с окрестных фермеров на зерно, солому и сено, ссужал деньги (конечно же, не бескорыстно, а на определенных „условиях“, о которых пишет его земляк А. Стэрли) и безжалостно преследовал несостоятельных должников и их поручителей — своих соседей — аптекаря, кузнеца. Мы видим несколько случаев такого судебного преследования; ясно, что в большинстве их должники своевременно рассчитывались с кредитором и дело до суда не доходило. Отсюда можно заключить, что „ссудная практика“ Уильяма Шакспера была не такой уж малой. Неграмотная семья, включая не только его родителей, но даже и детей, вносит еще один существенный штрих в образ стратфордского откупщика половины церковной десятины… И наконец, ознакомление с пресловутым духовным завещанием Уильяма Шакспера, найденным только в середине XVIII века, еще более укрепляет и уточняет это складывающееся на основании документально подтвержденных фактов представление о человеке из Стратфорда-на-Эйвоне» [167], с. 114–115.
Далее И.М. Гилилов приводит полный текст завещания. Оно довольно длинное (два с половиной листа в оригинале), и мы его опустим. Перейдем сразу к выводам, сделанным И.М. Гилиловым.
«Об этом завещании, ставшем известном биографам лишь спустя много десятилетий после смерти Уильяма Шакспера, имеется обширная литература на всех языках. Однако внимание писавших чаще всего сосредоточивается на таких курьезах, как завещанная жене „вторая по качеству кровать“ или забытое имя одного из племянников.
А ведь самое важное в этом документе — бросающееся в глаза поразительное духовное и интеллектуальное убожество завещателя. Посмотрите, как он пытается из гроба управлять своими фунтами и шиллингами — до седьмого законного наследника своей дочери и наследников этих законных наследников; как дает дочери Джудит только заранее определенные проценты с капитала, а сам „капитал“ велит поместить для большей выгоды ее наследников (неведомых ему!); как велит, чтобы ее будущий супруг обеспечил ее землями в такой же доле, которую оставляет ей отец и т. п. Заскорузлость, ограниченность кругозора — типичного кругозора дельца, целиком погруженного в меркантильные расчеты, цепко держащегося за свои дома, сараи и земельные участки, проценты с продаваемой фермерами соломы и сена, за все эти накопленные им всякими путями шиллинги и „имущества“…
Обращает на себя внимание отсутствие в завещании какого-либо упоминания о книгах (а книг в доме поэта и драматурга Уильяма Шекспира, судя по его произведениям, должно было быть немало), которые — или по крайней мере многие из которых — стоили тогда довольно дорого. И — если этот человек действительно был писателем — неужели в его доме не было изданных к тому времени его собственных поэм, пьес, сонетов? Нет, Уильям Шакспер из Стратфорда, распределив на несколько поколений вперед все свое имущество, вплоть до посуды и других мелочей и деньги до пенсов, ни разу не употребил слово „книга“. Нет также ни слова о каких-то рукописях, которые ведь тоже представляли немалую ценность, ибо могли быть проданы издателям (лондонские издатели уже тогда гонялись за каждой строкой, написанной или якобы написанной Шекспиром — об этом свидетельствует история с появлением в печати „Сонетов“ и „Страстного пилигрима“). Ничего не говорится о картинах или портретах.
Абсолютное отсутствие упоминаний о каких-либо книгах или рукописях, конечно, не могло не озадачить позднейших биографов, поэтому в трудах некоторых из них и особенно в беллетристике… можно нередко встретить рассказы о некоем таинственном сундуке с бумагами, якобы увезенном из дома умирающего драматурга… Никакой фактической базы под этими рассказами, конечно, нет. Домыслы на эту тему возникли еще в начале XVIII века, когда некто Джон Робертс, называвший себя „бродячим актером“, распространял слухи о том, что „два больших сундука“, полные неразобранных бумаг и рукописей великого человека, находившиеся в руках одного невежественного булочника из Уорика (женившегося на женщине из рода Шекспиров) были разбиты, а их содержимое небрежно раскидано… и все это погибло во время пожара. Однако никакие потомки Шакспера в конце XVII века в Уорике не жили…
Непостижимое противоречие между достоверными биографическими данными о стратфордце Уильяме Шакспере и тем, что говорят о своем авторе великие шекспировские произведения, особенно после нахождения Джозефом Грином поразившего его завещания, было замечено многими, в том числе и в России…» [167], с. 117–118, 120.
Опустим дальнейший анализ И.М. Гилилова и перейдем сразу к гипотезе о подлинном авторстве. Приведем лишь резюме.
«Гипотеза о том, что под маской-псевдонимом „Потрясающий Копьем“ скрывался Роджер Мэннерс (см. рис. пр. 1 — Авт.), 5-й граф Рэтленд, была сформулирована в начале нашего века (XX века — Авт.) в трудах К. Блейбтрея и особенно С. Демблона и потом развита и дополнена П. Пороховщиковым, К. Сайксом… Мои исследования честеровского сборника, Кориэтовых книг, поэмы Эмилии Лэньер…. „парнасских“ пьес показали, что только через необыкновенную бельвуарскую чету (имеется в виду граф Роджер Мэннерс и его жена, поэтесса Елизавета Сидни-Рэтленд, рис. пр. 2 — Авт.) можно постигнуть целый ряд доселе непонятных исторических и литературных фактов эпохи и в конечном счете гениальную Игру о Потрясающем Копьем.
Рис. пр. 1. Роджер Мэннерс, граф Рэтленд. Взято из [167], с. 235.
Рис. пр. 2. Елизавета Сидни, графиня Рэтленд, в костюме участницы пьесы-маски «Гименей». Взято из [167], с. 303.
Теперь… я хочу кратко суммировать главные факты и аргументы, подтверждающие присутствие Рэтлендов за шекспировской маской. Мы уже убедились, что, идя по следам Шекспира, то и дело выходим на Рэтленда, встречаем его одного или вместе с поэтической подругой…
Эти встречи так многочисленны и взаимосвязаны, что случайность совершенно исключается. Рэтленд и Шекспир неразделимы.
? Первые шекспировские поэмы снабжены авторскими посвящениями графу Саутгемптону, о неразлучной дружбе которого с Рэтлендом в то время имеются многочисленные письменные свидетельства; позже было замечено, что оба молодых графа прямо-таки днюют и ночуют в театре. Учивший их обоих итальянскому языку Джон Флорио выведен в пьесе „Бесплодные усилия любви“ в образе учителя Олоферна. Другой персонаж пьесы, дон Адриано де Армадо — шаржированный портрет хорошо знакомого Рэтленду Антонио Переса.
? Первым, кто признал и высоко оценил поэзию и драматургию Шекспира, были кембриджские университетские однокашники Рэтленда — Уивер, Барнфилл, Ковел, позже — Мерез.
? Города Северной Италии, где побывал Рэтленд, являются местом действия ряда шекспировских пьес. В Падуанском университете Рэтленд занимается вместе с датскими студентами Розенкранцем и Гильденстерном. Транио в „Укрощении строптивой“ перечисляет дисциплины, изучаемые в Падуе; этот город упоминается — иногда невпопад — и в других пьесах.
? Сразу же после визита Рэтленда в Данию в „Гамлете“ появляются многочисленные датские реалии, свидетельствующие о личном знакомстве автора с обычаями датского королевского двора и даже с деталями интерьера королевской резиденции.
? В студенческой пьесе „Возвращение с Парнаса“ персонаж Галлио — живая шутовская маска Рэтленда — оказывается автором сонетов и относит к себе похвалы, воздаваемые его однокашником поэтом Уивером Шекспиру.
? Рэтленд был ближайшим другом, родственником и соратником Эссекса, о горячей симпатии к которому говорит Шекспир в „Генрихе V“. Трагический перелом в творчестве Шекспира совпадает с провалом эссексовского мятежа, в котором принял участие Рэтленд, жестоко за это наказанный и униженный.
? Женой Рэтленда стала дочь великого поэта Филипа Сидни — Елизавета, сама талантливая поэтесса, подобно мужу, всегда скрывавшая свое авторство. С ее двоюродным братом графом Пембруком и его матерью Мэри Сидни-Пембрук Рэтленда связывала тесная, продолжавшаяся всю его жизнь дружба. Именно граф Пембрук, как считают, передал издателю шекспировские сонеты, ему же посвящено посмертное Великое фолио (издание произведений Шекспира — Авт.), инициатором появления и редактором которого была Мэри Сидни-Пембрук.
? Рэтленд был одним из вдохновителей и авторов многолетнего литературного фарса вокруг придворного шута Томаса Кэриота, которому приписали несколько книг и объявили величайшим в мире путешественником и писателем.
? В шекспировских сонетах несколько раз обыгрывается родовое имя Рэтленда — Мэннерс. Аналогично поступает и Бен Джонсон, особенно в Великом фолио. Джонсон хорошо знал Рэтлендов, бывал в их доме, назвал их и их окружение „поэтами Бельвуарской долины“. К Елизавете Сидни-Рэтленд обращен — как открыто, так и завуалированно — ряд поэтических произведений Джонсона.
? Смерть четы Рэтленд летом 1612 года совпадает с прекращением шекспировского творчества. Появившийся позже „Генрих VIII“ был дописан Флетчером (тоже однокашник Рэтленда).
? Издание первого полного собрания пьес Шекспира — Великого фолио — было запланировано на лето 1622 года — к десятой годовщине смерти Рэтлендов. Второе фолио было издано в 1632 году — к двадцатой годовщине.
? К десятой годовщине смерти Рэтлендов в их фамильной усыпальнице был установлен надгробный памятник, изготовленный скульпторами братьями Янсен; они же — и примерно в то же время — создали настенный памятник в стратфордской церкви возле могилы Шакспера.
? Через несколько месяцев после смерти Рэтлендов Шакспер получает от их дворецкого деньги и навсегда покидает Лондон. Рэтленды — ЕДИНСТВЕННЫЕ современники, о которых точно известно, что в их доме Шаксперу платили деньги.
? Рэтленд был одним из образованнейших людей своего времени, владел теми языками, знание которых обнаруживается в шекспировских произведениях. Он полностью соответствует тем характеристикам Шекспира-автора, которые были сформулированы Т. Луни…
? Почти все книги, послужившие источниками для Шекспира при создании его произведений, были в библиотеке Бельвуара (многие из них там и сейчас). Там же находится рукопись варианта песни из „Двенадцатой ночи“, написанная, как установил П. Пороховщиков, рукой Рэтленда. Это ЕДИНСТВЕННАЯ достоверная рукопись шекспировского текста!
Здесь перечислена лишь часть фактов, о которых мы говорили на предыдущих страницах. Даже этот неполный, сжатый до нескольких десятков строк перечень весьма внушителен. НИ ОДИН шекспировский современник, ни один другой „претендент“ на „трон Великого Барда“ (включая Шакспера) не может похвастаться и малой частью такого собрания достоверных фактов о своей связи с Потрясающим Копьем, с его творчеством. И это несмотря на то, что все имеющее отношение к литературной деятельности Рэтленда, как показывают сохранившиеся документальные свидетельства, было окружено секретностью, а рукописи — после переписки — уничтожались; нахождение написанного рукой Рэтленда варианта песни из „Двенадцатой ночи“ — не просто чрезвычайно важное свидетельство, но и редкая удача. Ну и конечно, важнейшим литературным фактом является адекватно прочитанный наконец честеровский сборник…
Факты, лежащие в основании рэтлендианской гипотезы, никогда и никем не были научно опровергнуты ни у нас, ни на Западе; это вообще невозможно в силу их объективного, документального характера…
Поскольку многочисленные факты вновь и вновь свидетельствуют о том, что именно Роджер и Елизавета Рэтленд (хотя и не они одни) скрываются за маской-псевдонимом Уильяма Потрясающего Копьем, необходимо ответить на вопросы, которые обычно задают нестрат-фордианцам сторонники традиционных представлений о Шекспире:
— Зачем было нужно подлинному автору (авторам) так долго и тщательно скрываться за псевдонимом?
— Зачем, не довольствуясь псевдонимом, нужно было создавать еще и живую маску — подставную фигуру — Уильяма Шакспера из Стратфорда?
— Каким образом удавалось сохранить эту мистификацию в тайне?
В разное время на первый вопрос нестратфордианцы давали различные ответы. В отношении Фрэнсиса Бэкона (была и такая кандидатура — Авт.) полагали, что он просто опасался повредить своей карьере. Другие утверждали, что подлинный автор (например, Рэтленд) принадлежал к политической фронде и псевдоним был необходим ему для конспирации. Часто можно слышать мнение, что для человека, занимавшего высокое социальное положение, титулованного лорда было невозможно афишировать свои литературные занятия, особенно такие, как сочинение пьес для публичных театров. С этим мнением нельзя полностью согласиться. Конечно, особого почета знатному лорду подобные занятия не добавляли, но и постыдными тогда не считались (к тому же впервые псевдоним Потрясающий Копьем появился не под пьесами, а под изысканными поэмами)…
Вообще склонность к секретности, таинственности, к мистификациям составляла важную черту характера этого удивительного человека (Рэтленда — Авт.), заранее позаботившегося о том, чтобы окутать завесой странной тайны даже свои похороны…
В самом факте сохранения тайны псевдонима-маски нет ничего невероятного. Немало псевдонимов того времени остаются нераскрытыми, хотя, конечно, шекспировский случай — самый значительный. Круг посвященных в тайну Потрясающего Копьем был явно невелик — Пембруки, Саутгемптоны, Люси Бедфорд, некоторые поэты, в том числе кембриджские однокашники Рэтленда и Джонсон, Донн, Дрейтон. Слова Джонсона и многое другое позволяют сделать вывод, что секрет псевдонима был известен королеве Елизавете и после нее — королю Иакову. Последнему, с его предрасположенностью не только к литературе и театру, но и к мистицизму, вся эта атмосфера глубокой тайны особенно должна была импонировать. Неоднократное посещение замка Рэтлендов, приезд короля вместе с наследным принцем в Бельвуар сразу после смерти его хозяев и то, что король, так высоко ценивший — чуть ли не наравне с Библией — произведения Шекспира, в то же время не проявлял никакого интереса к личности стратфордца, — все это свидетельствует о королевской посвященности, которая значила немало» [167], с. 417–420, 424–428.
Итак, мы привели мнение И.М. Гилилова по поводу авторства произведений Шекспира.
Между прочим, становится понятен и невероятно большой словарный запас Шекспира — около 20 тысяч слов, что действительно много для одного человека. Но если авторов было несколько, то «суммарный словарь» получился объединением их «индивидуальных словарей». У каждого из соавторов запас слов мог быть нормальным или всего лишь слегка повышенным, а «в сумме» получился удивительный, гигантский запас слов.
Здесь же уместно поинтересоваться и датировками произведений Шекспира. Оказывается, как сообщает Гилилов, «ВЫПУСК ИЗДАНИЙ С ФАЛЬШИВЫМИ ДАТАМИ в те времена не был большой редкостью (! — Авт.). Наиболее известен и интересен для нас случай с раскрытием мистификации издателя Томаса Пэвиера при датировке изданных им шекспировских и псевдо-шекспировских (сомнительных по своей принадлежности Шекспиру) пьес. В течение многие лет ученых смущали эти издания — вызывали сомнение проставленные на них даты и имена некоторых печатников, их эмблемы (возникал разброс дат на 10–20 лет — Авт.)… Проанализировав это обстоятельство, а также эмблемы типографий и другие полиграфические реалии, Поллард, Грег и другие ученые пришли к заключению, что ПЭВИЕРОВСКИЕ ДАТЫ ЯВЛЯЮТСЯ ПРЕДНАМЕРЕННОЙ МИСТИФИКАЦИЕЙ, и датировали все издания 1619 годом» [167], с. 83. То есть на самом деле заметно позднее, чем «традиционно» считается.
Но вернемся к «шекспировской проблеме». Поскольку мы не исследовали сами интересный вопрос об авторстве Шекспира, то не можем принять ту или иную сторону в данном споре. Хотя, сразу скажем, аргументы авторов рэтлендианской гипотезы производят сильное впечатление.
В то же время следует признать, что причины обнаруженной таинственности «в деле Шекспира» ни И.М. Гилилов, ни его предшественники в общем-то не объясняют. Ссылки на «любовь четы Рэтленд к мистификациям» как-то не убеждают. Хотя аргумент о том, что написание пьес для публичных театров не считалось достойным для аристократов, можно принять во внимание. Как мы отмечали в книге «Царь Славян», гл. 9, занятие актерским ремеслом и вообще участие в этой профессии на Руси долгое время, вплоть до «реформ» Петра I, считалось зазорным для ордынцев.
Но тогда могут спросить: зачем мы уделили столько внимания этой проблеме? Отвечаем. Дело в том, что «на примере Шекспира» И.М. Гилилову и его предшественникам удалось приподнять край завесы, скрывающей замаскированное, скрытое от широкой общественности, создание «новой древней истории» в реформаторском XVII веке. То есть написание фальшивой скалигеровской версии. Это была большая фальсификация! Куда более грандиозная, чем придумывание фальшивой маски для одного человека — драматурга Шекспира.
Обратите внимание, что все исследователи «шекспировского вопроса», в том числе и И.М. Гилилов, абсолютно убеждены в устойчивости и правильности общей картины событий XVI–XVII веков, рисуемой нам сегодня скалигеровскими учебниками. Они думают, что загадки, окружающие личность Великого Барда, касаются лишь его одного, и встроены в целом надежную историю XVI–XVII веков. Но они не понимают, что в действительности все историческое здание XVI–XVII веков — весьма шаткое и нуждается в существенной перестройке. Причем, начиная с фундамента! Например, для шекспироведов, с детства обученных скалигеровской истории, личность королевы Елизаветы не вызывает никаких сомнений. Была, дескать, такая реальная знаменитая королева на острове Англия. Но ведь мы уже понимаем, что «английская Елизавета» — это, в основном, фантомное отражение русско-ордынской царицы Софьи Палеолог. И что значительная часть «английских островных событий» на самом деле развертывалась совсем в другом месте — в метрополии Великой Империи, в Руси-Орде. То же самое следует сказать, например, и о Генрихе VIII, см. главу 5. И об Екатерине Арагонской. И о Марии Стюарт…
Как мы показали в настоящей книге, произведения Шекспира еще важнее и интереснее, чем это обычно считается. То есть принятая сегодня их высокая оценка должна быть усилена. Ведь многие его тексты оказываются не просто пьесами на «очень древние темы», а фактически — хрониками становления и развития Великой = «Монгольской» Империи. Например, поэт рассказывает об Андронике-Христе (назвав его Гамлетом), Иуде Искариоте (Тимоне Афинском), Деве Марии, Иоанне Крестителе, царе Ироде (Макбете), царице Иродиаде, Софье Палеолог (Корделии и Екатерине Арагонской), Иване Грозном (Генрихе VIII), истории Есфири (Анны Болейн)… Шекспироведы об этом и не подозревали, поскольку подлинная суть некоторых фундаментальных творений поэта была искажена позднейшими наслоениями.
В то же время, некоторые исследователи творчества Шекспира совершенно правильно нащупали и потянули «за нитку мистификации», которая, как теперь становится ясно, лишь одна из множества «нитей», торчащих из огромного клубка скалигеровских подлогов. Обратите внимание на эпоху, куда сегодня помещают «Шекспира»: конец XVI — начало XVII века (а на самом деле, может быть и позже). Как было сказано, самое прямое отношение к «канонизации» Великого Барда мог иметь король Иаков, рис. пр. 3. Вообще, миф о Шекспире творился на самом высоком уровне. И это был всего лишь один из многих эпизодов создания ложной скалигеровской версии истории (и литературы).
Рис. пр. 3. Король Иаков I. Взято из [167], с. 288.
Ранее мы показали, что реформаторы XVII–XVIII веков иногда использовали известные имена старинных художников, писателей эпохи Империи для того, чтобы после гибели (или намеренного уничтожения) их подлинных произведений, объявленных «неправильными», приписать этим авторитетным творцам значительно более поздние «правильные шедевры», созданные уже в духе скалигеровской версии истории. Так поступили, скорее всего, с творчеством художников Альбрехта Дюрера и Санти Рафаэля, картографа Герарда Меркатора и т. д., см. нашу книгу «Реконструкция». Не исключено, что нечто похожее проделали и с драматургом «Вильямом Шекспиром».
«Очистив», в частности, XVI век от многих подлинных первоисточников, реформаторы XVII–XVIII веков были вынуждены «населить» его фантомами. Теперь мы начинаем понимать, что для этого были предприняты большие усилия. На примерах «Дюрера», «Рафаэля», «Меркатора», «Шекспира»… выясняется, что работало несколько групп анонимных авторов, среди которых были и весьма талантливые. Они активно — и втайне от широкой общественности — создавали «древние произведения», датировки которых потом умышленно отодвигались в прошлое. Ясное дело, анонимность была важна для успеха проекта в целом. От авторства (но не от денег) отказывались ради идеи, которую считали очень важной. Активно создавали «список своих гениев». Писали (иногда из головы) «подлинные биографии», рисовали «подлинные портреты», объявляли о находках «бесценных реликвий» (локон волос великого писателя, якобы настоящая посмертная гипсовая маска, рис. пр. 4 и т. п.). При этом была развернута мощная пропагандистская кампания.
Рис. пр. 4. Пишут так: «Так называемая „Кассельштедтская маска“. Может быть снята с трупа Шекспира» [971], т. 5, вклейка в конце книги.
В школьные программы, в популярную литературу и т. д. вбрасывались всевозможные рассказы о «наших, правильных гениях». Художники рисовали многочисленные картины «на нужные темы», композиторы создавали оперы, оратории и т. п. Выражаясь современным языком, «правильных авторов» всячески «раскручивали», вокруг них вскипала бурная реклама. Они превращались в символы Реформации, рис. пр. 5. Которые затем успешно использовались в идеологической борьбе. А также для «правильного» воспитания последующих поколений.
Рис. пр. 5. Символический Шекспир между музами драмы и живописи. 1796 год. Взято из [973:1], обложка.
Например, в случае с Шекспиром, была создана специальная «Шекспировская галерея» — так называемая Бойделевская, — куда собрали множество живописных творений по мотивам пьес Шекспира. Известно следующее. «Шекспировская галерея — яркое явление в истории английской живописи конца XVIII — начала XIX века, — была создана Джоном Бойделлом (1719–1804), гравером и предпринимателем… Мысль о создании Шекспировской галереи пришла Бойделлу в 1786 году. После обсуждения проекта с ведущими художниками, он поместил в газетах объявления для привлечения подписчиков… Эта идея имела колоссальный успех, в Лондоне только об этом и говорили. К 1789 году число подписчиков составляло 1.384 человека. Это были в основном люди из богатого среднего класса» [973:1], с. 1.
Какова была причина всей этой бурной «реформаторской деятельности»? В первую очередь она развернулась в Западной Европе. Особую активность именно этого региона бывшей Империи понять можно. Напомним, что, согласно нашей реконструкции, западные европейцы были в свое время обижены на османское-атаманское (то есть казацко-израильское) завоевание XV–XVI веков, вызванное необходимостью принудительной «карантинной и хирургической чистки» больших западных и южных территорий. Власти Империи стремились таким путем истребить заразные болезни и прекратить эпидемии, распространившиеся по Империи (в частности, из-за разнузданной «античной» вакхической религиозной практики, расцветшей в юго-западных провинциях в XIII–XIV веках). Именно об этом подробно говорится в Ветхом Завете — в известных книгах Исход, Числа, Левит, Иисус Навин. Поэтому, через некоторое время, уже в XVII веке, освободившись от власти метрополии, то есть Руси-Орды, ново-образовавшиеся западные элиты, выросшие из мятежа и переворота, стремились поскорее провозгласить и утвердить свою независимость, полную самостоятельность и значимость. Не только в области политики, идеологии и религии, но и в сфере живописи, литературы, музыки, вообще искусств, науки, военного дела и т. п. Создав необходимый «запас материалов», тут же объявили Западную Европу «центром всего-всего». Работы оплачивались щедро. Деньги появились, поскольку после падения Великой Империи провинции перестали выплачивать дань Руси-Орде и Османии-Атамании. Кроме того, большие богатства были вывезены из Руси во время Великой Смуты XVII века.
А сегодня, исследователи то тут, то там, начинают наталкиваться на следы этой закулисной активности реформаторов XVII–XVIII веков. Например, в случае «Шекспира». Но, не понимая уже сути дела, расценивают открывшиеся им факты мистификации или даже фальсификации лишь как отдельные и изолированные, на фоне «в общем-то правильной истории». Это неверно. Вопрос следует поставить куда шире. Что мы и делаем, опираясь на созданную нами Новую Хронологию. Она и дает ответ.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.