Фиаско в Дамаске

Фиаско в Дамаске

[149]

Дамаск – самой большой город малой Сирии. Он является ее столицей, ибо сказано: «Глава Сирии – Дамаск»[150]. Город также известен как Ливанская Финикия и назван в честь некоего слуги Авраама, который, как утверждают, его основал. Название означает «кровавый» или «истекающий кровью». Город расположен на равнине бесплодной и сухой, за исключением тех мест, которые орошаются с помощью древних каналов. Поток сбегает с близлежащих гор, и от него ведут каналы в другие части долины, чтобы орошать иссушенные поля. Излишки воды используются для полива фруктовых садов, расположенных на берегах потока. Он протекает вдоль восточной стены города.

Когда короли подошли к оговоренному месту под названием Дария, что неподалеку от Дамаска, они тщательно подготовились к сражению и построили свои войска в боевом порядке, чтобы ссоры не помешали выполнению общей задачи.

По общему решению князей король Иерусалима и его люди должны были выступить первыми, в основном потому, что они, как предполагалось, были знакомы с рельефом местности. Они покажут дорогу остальным войскам, которые пойдут следом. Французскому королю и его людям выпала вторая очередь, так чтобы при необходимости они могли помочь идущим впереди. Императору досталась третья, последняя очередь, и ему предстояло быть готовым отразить возможную вражескую атаку с тыла. Таким образом, он и его люди охраняли идущих впереди от внезапного нападения с тыла. Когда три армии были построены в требуемом порядке, они выступили по направлению к городу.

На западной стороне Дамаска, откуда подходили наши войска, а также на северной стороне город окружали обширные фруктовые сады, больше напоминавшие густой лес, простиравшиеся на пять миль или даже больше к Ливану. Эти сады были окружены земляными стенами, – камней в этом районе не слишком много – так, чтобы право собственности на них не подвергалось сомнению и чтобы отпугнуть нарушителей. Поэтому сады были окружены защитными стенами таким образом, чтобы четко определялись владения каждого хозяина. Тропинки и общественные дороги через них хотя и узки, но все же открыты, так что садоводы и охранники садов могли выйти в город с животными, навьюченными свежими фруктами. Эти сады – лучшая защита города. Из-за их густоты, количества деревьев и узости дорог очень сложно, а может быть, и вообще невозможно подойти к городу с этой стороны. Однако с самого начала наши князья решили пройти именно через эту территорию. Для этого было две причины: с одной стороны, после того, как самый охраняемый район, во что жители Дамаска непоколебимо верили, будет занят, ворваться в остальные будет проще. Кроме того, если идти к городу с этой стороны, армия не будет лишена воды и пищи.

Король Иерусалима отправил свои боевые формирования первыми по узким тропинкам через фруктовые сады. Армия продвигалась вперед с большим трудом. Мешала узость дорог и таящиеся в густых зарослях засады. Также армии приходилось время от времени вступать в бой с противником, который появлялся и захватывал кружные пути.

Все жители Дамаска вышли и спустились в упомянутые выше сады, чтобы блокировать движение армии и хитростями, и открытыми атаками. Посреди садов встречались также стены и большие высокие дома. Их защищали солдаты, чья собственность находилась рядом. Они защищали стены, пуская стрелы и швыряя разные метательные снаряды, не позволяя никому к ним приблизиться, а стрелы, пускаемые с высоты по дорогам, чрезвычайно опасны для тех, кто желает по этим дорогам пройти. Со всех сторон наших людей подстерегали страшные опасности. Более того, в стенах прятались люди с копьями. Когда они видели проходящих мимо наших людей, они ударяли их копьями сквозь маленькие отверстия в стенах, предусмотренных специально для этих целей, так что тех, кто прятался внутри, не было видно. Говорят, тогда от ударов невидимого противника бесславно погибло много наших воинов. Тех, кто шел по узким тропам через сады, подстерегали и другие опасности.

Когда нашим людям стало все это известно, они начали действовать энергичнее. Сокрушив баррикады в садах, они их заняли. Тех, кого обнаружили в стенах или в домах, пронзили мечами или заковали в кандалы. Когда об этом услышали горожане, вышедшие защищать сады, они испугались, что их постигнет гибель, как и других. Они толпами покидали сады и возвращались в город. Так что, когда одних защитников убили, а других обратили в бегство, дорога нашим людям была открыта.

Кавалерийские силы горожан и тех, кто пришел им на помощь, поняли, что наша армия идет через сады, чтобы осадить город, и они, соответственно, подошли к реке, которая протекала вблизи города. Они несли луки и баллисты, намереваясь остановить латинскую армию, утомленную переходом. Кроме того, они стремились не подпустить утомленных жаждой людей к воде, которая была им необходима. Наши люди торопились к реке, которая, как они слышали, была поблизости, чтобы утолить измучившую их жажду, ставшую еще сильнее из-за плотных облаков пыли, поднимавшейся из-под ног людей и копыт лошадей. У реки они увидели так много врагов, что даже ненадолго остановились. Потом они собрались и снова двинулись вперед. Жажда придавала им силу и упорство. Снова и снова люди рвались к воде, но, увы, тщетно. Пока король Иерусалима безуспешно сражался, император, командовавший тыловыми частями, пожелал узнать, почему армия не двигается вперед. Ему сказали, что противник захватил реку и не пускает наших людей дальше. Услышав это, император разгневался и вместе со своими приближенными поскакал вперед через войско французского короля, туда, где шло сражение за реку. Они спешились и стали пехотинцами – германцы нередко так поступают в разгар битвы. Держа в руках щиты, они крушили врага мечами. Противник, который раньше сопротивлялся доблестно, не смог противостоять атаке. Он отступил с берега реки и скрылся в городе.

Утверждают, что в этом бою господин император совершил подвиг, о котором будут помнить веками. Говорят, что в этом бою один из врагов сопротивлялся особенно мужественно. Император одним ударом отсек ему голову и шею, вместе с плечом, рукой и частью бока, причем несмотря на то, что враг носил кирасу. При этом горожане, и те, кто был свидетелем этому, и те, кто услышал об этом от других, исполнились такого страха, что оставили мысли о сопротивлении.

Когда река стала нашей, крестоносцы расположились лагерем вокруг города и могли свободно использовать фруктовые сады, за которые так упорно сражались, а также реку. Горожане были изумлены и численностью наших войск, и их храбростью. Они стали беспокоиться о своих людях, равно как и том, смогут ли они противостоять нам. Они опасались неожиданного нападения и не считали себя в безопасности, учитывая то, какими храбрецами наши люди показали себя в предыдущих сражениях. Они посовещались и, с изобретательностью, характерной для тех, кто живет в нужде и лишениях, решили прибегнуть к отчаянным мерам. Во всех частях города, выходящих на наш лагерь, они возвели высокие массивные барьеры, надеясь, что, пока наши люди будут сносить преграду, они сумеют скрыться в противоположном направлении вместе с женами и детьми. Наши люди понимали, что, если Божья милость пребудет с нами, очень скоро город окажется в руках христиан. Но иначе решил Тот, кто «страшен в делах над сынами человеческими»[151]. Город, как мы уже сказали, пребывал в отчаянии, и горожане не имели надежд ни на сопротивление, ни на спасение. Они собирали вещи и готовились к бегству. Тогда, за грехи наши, они начали играть на человеческой жадности. Используя деньги, они решили покорить сердца тех, с чьими телами не могли справиться. Они очень ловко уговорили некоторых наших князей, пообещали и доставили им внушительную сумму денег за то, чтобы те сняли осаду. Они предложили этим князьям роль Иуды. Ослепленные подарками и обещаниями, ведомые жадностью, корнем всех зол, эти князья решились на преступление. Нечестивыми предложениями они убедили королей и лидеров пилигримов, исполненных веры и стараний, уйти из садов и отвести армию на другую сторону города. Чтобы замаскировать свой заговор, они сказали, что с другой стороны Дамаска, выходящей на юг и запад, нет ни садов, ни рвов с водой, ни рек, которые помешали бы подходу к городским стенам. Стена там – так они сказали – низкая и сделана из обожженного на солнце кирпича. Она не сможет выдержать атаку. Там – так они утверждали – не нужно будет ни больших сил, ни военных машин. В первой же атаке стена будет снесена голыми руками, и станет вовсе не трудно ворваться в город. <…>

Короли и другие лидеры поверили предателями, покинули места, которые недавно захватили, пролив много пота и крови и потеряв многих товарищей. Они перевели свои войска на противоположную сторону города.

Там они оказались вдали от воды, лишенными изобилия свежих фруктов и почти без припасов. Тогда они поняли, но слишком поздно, что были коварно обмануты.

Запасы продовольствия в лагере быстро подошли к концу. Когда люди отправлялись в поход, их убедили, что город будет взят быстро, поэтому они принесли с собой продовольствия только на несколько дней. В первую очередь это касалось пилигримов, но их нельзя за это винить, потому что они не знали страну. Их тоже убедили, что город будет скоро взят, вероятнее всего, в первой же атаке, а пока гигантская армия прокормится фруктами, которые можно взять просто так, даже если другого питания не будет.

Полные сомнений, люди стали думать, что делать дальше. Вернуться в то место, откуда они ушли, было очень трудно, даже невозможно. Ведь, когда наши люди ушли, враги увидели, что случилось именно то, чего они хотели. Они пришли в те места, где были наши лагеря, и забаррикадировали дороги, по которым наши люди раньше пришли. Они навалили там огромные валуны и поваленные деревья и выслали к завалам своих лучших лучников, сделав подступы неприступными. В то же время атака города с того места, где теперь располагался лагерь, могла затянуться, чего нельзя было допустить из-за отсутствия еды.

Лидеры пилигримов стали держать совет. Видя страдания доверенных им людей и понимая, что продвижение вперед невозможно, они решили вернуться, откровенно презирая предателей.

Таким образом, собравшаяся команда королей и князей, о какой мы никогда раньше не слыхивали, за грехи наши была вынуждена вернуться, покрыв себя позором, поскольку миссия не была выполнена. Они вернулись в королевство тем же маршрутом, которым пришли. С этого времени, пока они оставались на Востоке, они относились к нашим князьям с подозрением. Имея для этого все основания, они отвергали все их коварные планы, и с тех пор лидеры крестоносцев разочаровались в своей службе королевству. Даже вернувшись на свои земли, они постоянно помнили неудачи, которые потерпели, и считали наших князей низкими людьми. Более того, их неудачи также побудили других, кто не был там, больше не рассчитывать на защиту королевства, и с того самого времени отправляющихся в паломничество стало меньше и они уже не отличались особам рвением. Даже сегодня пилигримы опасаются попасть в ловушку и стараются как можно скорее вернуться домой.

Фиаско в Дамаске вызвало большую озлобленность, как отметил Вильгельм Тирский, и крестоносцев, которые подозревали предательство, и жителей Запада. После ухода из Дамаска великий союз угрожающе зашатался. Император Конрад немедленно отправился домой через Константинополь, король Людовик еще некоторое время оставался в Палестине, но и он летом 1149 года покинул Святую землю, больше не предприняв никаких военных действий.

Отношение Запада ко Второму крестовому походу и к тем, кто сыграл в нем видную роль, было враждебным и подозрительным. Анонимный хронист из Вюрцбурга описал отношение западных современников следующим образом.