Охота на русского соболя
Охота на русского соболя
Несомненно, зарождение активной торговли Англии с Россией шло через освоение рынка пушнины. В Европе, по словам Павла Иовия, русская пушнина стоила очень дорого. В 1526 г. в своей реляции он отметил, что соболя из-за возросшего спроса и «по непомерной роскоши до такой степени возвысились в цене, что мех для шубы стоит не менее тысячи золотых монет». Особенно ценились соболя с проседью, которые доставлялись из Перми и Печоры и употреблялись «для Царской одежды и для украшения нежных плеч знатных боярынь, которые умеют придать сему наряду вид живых соболей»{229}. Говоря о женских накидках из соболей, имевших вид живого зверька, Павел Иовий, несомненно, намекал на Елену — родную сестру великого князя Ивана III, супругу польского короля Александра. Королева Елена в 1503–1504 гг. ввела в моду «черных соболей с неотрезанными передними и задними ногами и коготками», которых по ее просьбе присылались из Московии{230}.
Западноевропейские торговцы приобретали соболей в Новгороде у купцов, скупавших меха оптом в Холмогорах. Особенно богатой считалась ярмарка на праздник Николу-зимнего (6 декабря). На холмогорскую ярмарку поступала пушнина, «рыбий» (моржовый) зуб и кожевенный товар, которые перекупщики-«русаки» выменивали у самоедов и жителей Югры на различные необходимые в хозяйстве вещи: топоры, медные котлы, ружья и т. д. Обменные операции совершались в заволжском селе Лампожня, расположенном в устье реки Мезень.
Дорога из Лампожни в Новгород была трудна и длилась несколько месяцев. Основная часть пути проходила по рекам. Вдоль побережья Белого моря добирались до Соловецкого монастыря, далее 60 миль через Онежский залив на запад до реки Овиги. На реке встречались водопады, которые преодолевали волоком. Оставив позади Онежское озеро с многочисленными островами, двигались окружным путем до местечка Повенец. Далее речными протоками добирались до Климентьевского монастыря, а от него по воде и волоком еще 160 миль до монастыря Вознесенского. От него по реке Свирь добирались до Ладожского озера. Последний переход до Новгорода делали по реке Волхов{231}. За счет транспортных расходов стоимость пушнины в Новгороде в несколько раз превышала затраты купцов на приобретение товара у самоедов.
Ганзейские купцы, купив пушнину на новгородской ярмарке и заплатив пошлину, везли товар в портовые города Балтики. Здесь товар перегружали на корабли, которые через Зундский пролив выходили в Северное море, двигались вдоль берегов Нидерландии, пересекали Ла-Манш и входили в устье Темзы. В Лондоне русских соболей могли себе позволить носить только немногие представители высшего сословия. Такая привилегия была закреплена законодательно. Согласно королевским статутам 1463 г. и 1483 г., каждому сословию полагалось носить одежду, изготовленную из тканей определенного фасона, расцветки и стоимости.
Как уже отмечалось выше, при Генрихе VIII парламент трижды подтвердил «Закон, ограничивающий ношение дорогостоящей одежды» — в 1510 г., в 1515 г. и в 1533 г. Последний акт делал небольшую уступку, позволяя носить платье из недорого шелка подданным с годовым доходом в 20 фунтов, но запрещал использовать золотую тесьму для нашивки орнаментов. За нарушение был предусмотрен штраф в размере 3 шиллингов 4 пенсов за каждый день ношения такой одежды{232}. Некоторое послабление было введено в 1537 г. для служащих вновь образованного элитного военного подразделения — гильдии лучников-артиллеристов. Им была пожалована привилегия носить одежду из шелка и бархата всех цветов, кроме сиреневого и алого. Для оторочки разрешалось использовать меха{233}.
Мода являлась настолько важным атрибутом в жизни англичан, что обнародованный указ стал причиной беспорядков в Лондоне. Привилегии лучников-артиллеристов вызвали протест среди служащих лондонского подразделения стражников. Они устроили в столице демарш с ружейной стрельбой. Конфликт удалось разрешить мирным путем. Лондонские стражники получили такую же привилегию. Заботу по их обеспечению русскими мехами и итальянскими шелками взял на себя мэр Лондона сэр Ричард Грешем, что, впрочем, неудивительно, т. к. сэр Ричард возглавлял гильдию торговцев бархатным и шелковым товаром.
Помимо импорта шелка из Италии и специй из Турции Ричард Грешем поставлял в Англию зерно из Германии, вина из Франции, соль из Нидерландов, поташ, кожи и пушнину из городов Балтики{234}. Фактории купцов, торговавших в Прибалтийском регионе, находились в европейских городах Стоад, Эмбден и Данциг.
Сэр Ричард вел коммерческие дела совместно со своими братьями Вильямом и Джоном. Последний исполнял должность шерифа Лондона, в его ведении находились поставки амуниции для военных подразделений города. В Англии производство, хранение, транспортировка, продажа и использование частными лицами оружия и пороха регламентировались рядом королевских указов и актов. Так, при Генрихе VIII вышел закон, согласно которому запрещалось стрелять или держать в своем доме огнестрельное оружие подданным, чей годовой доход составлял меньше 100 фунтов стерлингов, под угрозой штрафа в 10 фунтов. Исключение делалось для изготовителей, купцов, служащих королевских войсковых подразделений и лиц, которые имели соответствующую лицензию. Тем, кто имел лицензию, позволялось иметь дома огнестрельное оружие не длиннее одного ярда. Владельцам пороховых мельниц и посредникам запрещалось держать на складе более 200 фунтов пороха, а частным лицам — более 50 фунтов. В Лондоне разрешалось хранить порох на складах, расположенных на берегу Темзы, ниже дока Блэкволл. Вес бочки с порохом не мог превышать 100 фунтов. При транспортировке позволялось нагружать на одну подводу 25 бочек и 200 бочек, если перевозка осуществялась по воде. Под действие закона не подпадали королевские мельницы и склады, также были предусмотрены льготы частным лицам при поставках пороха в военное время или в случае экспорта в другие страны{235}.
Международные торговые операции, связанные с оптовыми поставками вооружения, выходили за рамки обычных купеческих соглашений, т. к. могли быть расценены соседними государствами как военная помощь и вызвать осложнение в дипломатических отношениях. Вполне вероятно, что экспорт оружия осуществлялся в Европе полулегальным способом, под видом поставок различных видов тканей. Должности, которые занимали братья Грешем, позволяли им получать выгодные государственные подряды.
Получив подряд на поставки шелковых тканей и пушнины для лондонских стражников, братья Грешем развернули широкую коммерческую деятельность, обеспечив защитников столицы роскошной одеждой. Цены на русские меха вскоре настолько снизились, что не только аристократы и стражники, но и представители других сословий могли себе позволить щегольство. Пять лет спустя, в 1542 г., английское правительство было вынуждено признать, что «Закон, ограничивающий ношение дорогостоящей одежды», является мертворожденным и повсеместно нарушается, а дополняющие его акты остаются на бумаге{236}. Успех братьев Грешем был связан, скорее всего с тем, что их представителям в Данциге удалось наладить прямые контакты с поставщиками пушнины в Новгороде, минуя перекупщиков из ганзейских городов. Возможно, в этом им помогло то обстоятельство, что в 1540-х гг. в России большим спросом стали пользоваться шелковые нити для изготовления церковных покровов.
В 1530–1540-х гг. в Новгороде многие купцы знали священника Сильвестра, который вел обширную торговлю рукоделием, изделиями из серебра, книжным и иконным товаром, брал крупные подряды на поставку строительного материала, кузнечного и плотницкого дела. Среди его деловых партнеров было немало иноземных «гостей».
Годы спустя, вспоминая свою двадцатилетнюю коммерческую деятельность в Новгороде, Сильвестр писал в наставлении к сыну Анфиму: «…Сам у кого што купливал ино ему от мене милая розласка без волокиды платежь да еще хлеб да соль сверх ино дружба в век ино всегда мимо мене непродаст и худого товару не дасть и у всего не доимет а кому што продавывал все в любовь а не в оман не полюбит хто моего товару и аз назад возму а денги отдам а о купли и о продажи ни с кем браньи тяжба не бывала ино добрые люди во всем верили и зде и иноземцы никому ни в чем не сьлыгивано не манено ни пересрочено ни в рукодельи ни в торговли ни кабалы ни записи на себя ни в чем не давывал а ложь никому ни в чем не бывала а видел еси сам какие великие сплетъки со многими людьми были да все дал Бог без вражды коньчалося»{237}.
Сильвестр пользовался уважением и влиянием не только в Новгороде, но и в Москве. В декабре 1541 г. «промыслом» попа Сильвестра{238} и по совету митрополита Иоасафа великий князь Иван Васильевич освободил княгиню Ефросинью Старицкую и ее малолетнего сына, князя Владимира, из «нятства»{239}. Возможно, уже в то время Сильвестр поставлял в шитейную мастерскую княгини Старицкой «рукодельный товар»: бархаты и камки, шелковые нитки и золотую тесьму для изготовления церковных плащаниц, «воздухов» и покровов. Скорее всего, лучший товар он закупал у английских купцов, которые привозили в Новгород для продажи шелковые ткани и фурнитуру, попавшие под действие «Закона, ограничивающего ношение дорогостоящей одежды» и скупленные в Лондоне за бесценок. На Руси итальянские ткани стоили дорого. Цена «бурского» бархата колебалась в зависимости от качества от 40 алтын до 2 рублей за аршин, «венедицкий» гладкий бархат стоил около 1 рубля за аршин. Для изготовления одежды требовалось от 12 до 13 аршин ткани{240}.
Торговля шелковыми тканями в Новгороде приносила англичанам хороший доход, однако цены на русскую пушнину оставались высоки за счет транспортных расходов и торговой пошлины. Несомненно, английские купцы были заинтересованы в том, чтобы сократить затраты и наладить прямую доставку товара на лондонские склады. Морской путь вокруг Скандинавского полуострова пусть и был связан с известным риском кораблекрушения, но позволял экономить значительные средства.
Старинные англосаксонские хроники сообщают, что такой маршрут был известен англичанам уже в конце IX в. Его описание дал побывавший при дворе короля Альфреда норманнский мореплаватель Оттар. Отправившись из своего селения, находившегося, по мнению современных ученых, в районе Тромсё в Северной Норвегии, путешественник «поехал прямо на север вдоль берега, и в течение трех дней на всем пути оставлял он эту необитаемую землю по правую сторону [от корабля], а открытое море — по левую. И вот оказался он на севере так далеко, как заплывают только охотники на китов. Тогда он поплыл дальше прямо на север, сколько мог проплыть [под парусом] за следующие три дня. А там то ли берег сворачивал на восток, то ли море врезалось в берег — он не знал; знал он только, что ждал там северо-западного ветра и поплыл дальше на восток вдоль побережья столько, сколько смог проплыть за четыре дня. Потом он должен был ждать прямого северного ветра, потому что то ли берег сворачивал прямо на юг, то ли море врезалось в берег — он не знал. И поплыл он оттуда прямо на юг вдоль берега столько, сколько он смог проплыть за пять дней. И там большая река вела внутрь земли. Тогда вошли они в эту реку, но не осмелились плыть по ней, боясь нападения [со стороны местных жителей], ибо земля эта была заселена по одной стороне реки»{241}.
По мнению исследователй, рассказ Оттара дает вполне узнаваемые ориентиры: за три первых дня путешествия на север вдоль побережья Скандинавского полуострова он достиг Нордкапа, через четыре дня плавания на восток его корабль оказался возле мыса Святой Нос на Кольском полуострове, пять дней он плыл на юг вдоль берега Белого моря, где обнаружил устье большой реки — или Варзуги, или Северной Двины.
К концу XV в. северный морской путь был хорошо известен московитам. В 1496 г. Северным морем добирался в Данию Григорий Истома, в следующем году той же дорогой возвращались из Дании послы Дмитрий Ралев и Дмитрий Зайцев. А в 1524 г. послы Василия III, князь И. И. Засекин-Ярославский и дьяк С. Б. Трофимов, следуя в Испанию морем, сделали основательный крюк и побывали в Англии{242}. Мореходы знали, что береговые воды Кольского полуострова не замерзают зимой из-за теплого течения (Гольфстрим) и судоходны круглый год.
К началу 1540-х гг. западноевропейские мореплаватели и путешественники достигли больших успехов в освоении северо-восточных территорий Европы. Их знания и опыт обобщил в своем труде «История северных народов» шведский ученый и дипломат Олаус Магнус. Публикации книги предшествовало издание карты, которая вышла в Венеции в 1539 г. По словам Магнуса, он потратил более двенадцать лет своей жизни на составление карты и комментариев к ней. Годы, которые он посвятил работе над картой, ученый провел «в королевском городе Данциге». В предисловии к комментарию ученый сообщил, что выхода «Морской карты» с нетерпением ждали как в Италии, так и в других странах, и ученые получили ее с огромным удовольствием»{243}.
На карте показаны все страны Северной Европы, которые имели выход к Балтийскому морю; кроме того, нанесена часть Англии — Северная Ирландия и Шотландия, отмечены границы замерзания Балтийского моря. Масштаб дан в немецких, готских и итальянских милях. Карта Магнуса представляла собой навигационную мореходную карту, или портолан. Она указывала маршрут в северные страны, о чем свидетельствует изображение розы ветров и компасных направлений. По наблюдениям современных исследователей, градусная сетка отсутствует, но координаты показаны на рамке портолана. Представляет интерес то обстоятельство, что указаны не только широта, но и долгота до отметки 55 градусов восточной долготы, что соответствует южной оконечности архипелага Новая Земля. Изображение в северо-восточном углу парусных судов и воинов на кочах, вооруженных луками и стрелами, указывало, что воды в том направлении судоходны, но препятствием для путешествий являются воинственные аборигены.
Carta Marina Олава Магнуса
Береговая линия Кольского полуострова на портолане Олауса Магнуса изрезана глубокими заливами и устьями рек. На одном из таких заливов изображены два замка. Исследователи отождествляют их с норвежской крепостью Вардегуз. Юго-западную часть полуострова ограничивает большое озеро, обозначенное как «Lacus Albus». По очертанию и расположению оно соответствует Белому морю. На его побережье обозначены несколько городов, два из них близки по месторасположению к Соловецкому монастырю. Карта Магнуса наглядно демонстрировала, что путешествие вокруг Скандинавии на Север России по плечу отважным мореплавателям. Таким образом, английские купцы уже к 1540 г. обладали теоретическими знаниями и практическими возможностями для того, чтобы наладить каботажное плавание вокруг Скандинавского полуострова к устью реки Мезень.
Карта Магнуса давала представление не только о географии, рельефе местности или животном мире северной части Западной Европы — внимательный читатель мог также получить представление о военных конфликтах и о вооружении армий различных стран. На территории Ливонии изображены три пушки, Финляндии — две, и в Карелии — одна, в то время как московиты оборонялись с помощью легкой конницы. Бегущий с поля боя воин и брошенный лук свидетельствовали, что русские терпят поражения. Согласно портолану Магнуса, Московия представляла собой широкий рынок для сбыта огнестрельного оружия.
Не только Италию и Германию, но Англию привлекала идея организации транзитных поставок вооружения в страны Востока через северные моря. Вопрос о выделении средств на экспедицию в Китай северным морским путем поднимался в английском правительстве весной 1541 г. Имперский посол сообщал из Лондона в депеше от 26 мая: «Около двух месяцев назад в Тайном Совете обсуждался вопрос о целесообразности отправления двух кораблей в северные моря с целью отыскать дорогу между Исландией и Гринландией в северные земли, где, как думают, из-за сильного холода, английские шерстяные ткани найдут хороший спрос и будут проданы с большой выгодой. Для этого Король (Генрих VIII. — Л.Т.) пригласил на некоторое время лоцмана из Севильи, обладающего солидным опытом в морском деле; однако в конце дело было отложено, все по причине того, что Король не согласился на условия лоцмана»{244}. В донесении посла речь шла об одном из самых известных мореплавателей своего времени — Себастьяне Каботе, находившемся в то время на службе у испанского короля.
Генрих VIII отказался в 1541 г. выделить средства из государственной казны на экспедицию в Китай северо-западным маршрутом. В том же году корабль, снаряженный на деньги испанского вице-короля, предпринял попытку пройти из северных морей в южные через узкий пролив между 66 и 68 градусами северной широты, известный европейским мореплавателям под названием «Три Монаха». На южной оконечности этого пролива испанец обнаружил несколько судов, нагруженных товаром, и с флагами, на которых были изображены птицы «Алькатрас» (пеликаны). Моряки сигнализировали знаками, что они прибыли из Китая, и их путешествие [туда] продолжалось 30 дней. Из документа не ясно, кто опередил испанских путешественников, но вполне вероятно, что это были английские купцы. (В июле 1576 г. в правительстве Елизаветы I вновь рассматривалось предложение о выделении средств из королевской казны на экспедицию в Китай через пролив «Три монаха». Предполагалось, что дорога туда займет ровно 30 дней.){245}
Вполне вероятно, что англичане не оставили без внимания другой маршрут на Восток — через «Студеное море» — и опередили другие европейские страны, наладив чартерные рейсы в прибрежные воды Кольского полуострова или к устью реки Мезень. Оживление на лампожском рынке пушнины прослеживается с середины 1540-х гг. Резкое повышение спроса привлекло на Мезень охотников-самоедов, которые на протяжении длительного времени не привозили шкурки соболя для торговли «с русаками» из-за чинимых им притеснений со стороны местных властей. По челобитью представителей канинских и тиунских самоедов, 15 апреля 1545 г. великий князь Иван Васильевич пожаловал им несудимую грамоту, которая выводила охотников из-под юрисдикции местных органов власти и передавала под власть государевых сборщиков ясака, ставя их тем самым в привилегированное положение по сравнению с другими жителями Мезенского уезда. Грамота расширяла границы рыбной ловли и звериного промысла самоедов, а также выделяла место на царской «новой сокольне», где они могли останавливаться в дни ярмарки{246}.
Генрих VIII. Художник Х. Гольбейн-Младший
Зимой 1548 г. товарооборот на Лампожской ярмарке достиг небывалого уровня. Десять лет спустя, в феврале 1558 г., английский купец Ричард Грей в своем письме из Холмогор к управляющему московской факторией писал, что на праздник Великого поста он собирается посетить ярмарку в Лампожне, куда должны прибыть многие охотники из Югры. Для обмена с ними он приготовил семь саней, нагруженных различными предметами обихода. Согласно прогнозу Ричарда Грея, торг ожидался «более доходным, чем в предыдущие десять лет»{247}. Слова англичанина свидетельствуют, что он имел достоверные представления о курсе обменных операций на лампожской ярмарке по крайней мере за десять предыдущих лет, то есть с зимы 1548 г.
В свете сообщения Ричарда Грея следует признать, что в грамоте Ивана IV к датскому королю, согласно которой начало русско-английских отношений датируется 1540-ми гг., содержатся достоверные сведения. Они фиксируют ту стадию торговых операций в Холмогорах, когда о присутствии английских скупщиков пушнины стало известно в Москве. Однако еще с начала 1530-х гг. английские купцы имели возможность наладить неофициальные связи с местными властями, которые не торопились докладывать в столицу о появлении заморских купцов. Н. И. Костомаров отмечал в своем исследовании, что взятки в заволжских областях использовались повсеместно. Подкупая воевод, «гости» приобретали для себя меха лучшего качества, а шкурки худшего достоинства отсылались сборщиками ясака в казну{248}. Следовательно, сообщение английского источника — обзора торговых связей Англии с европейскими странами, представленного Якову I в 1603 г., — ориентировано на дату русско-английских коммерческих контактов, достоверно известную англичанам, но ускользнувшую от внимания фискальных властей в Москве.
Перенос торговых операций из Новгорода на берег Белого моря был удобен не только англичанам, но и местному населению, поскольку удешевлял стоимость импортного товара за счет сокращения транспортных расходов и пошлин. Уже в 1544 г. на реке Шексне, в семи верстах от Кирилло-Белозерского монастыря, трудами княгини Старицкой был основан Горицкий девичий монастырь. Место тихое, уединенное, но в то же время расположено недалеко от села Чаронда — в то время крупного транспортного узла.
Путь с Шексны и из Белоозерска на Онегу и далее в Поморский край был одним из древнейших водно-волоковых маршрутов. Помимо территориальной близости к селу Лампожня, при выборе местоположения Горицкого монастыря учитывалось и другое преимущество. Река Шексна издавна славилась отборными осетрами, которые поднимались на нерест из Волги к Белому озеру. По словам Генриха Штадена, «по реке Шексне нет городов или замков, но по дну забиты забои из бревен: на них ловится осетр, который идет из Каспийского моря и направляется к Белоозеру. Осетр этот поедается при дворе великого князя»{249}. Устроенная рядом с Горицким монастырем рыбная слобода, потеснив кирилловских старцев, стала главным поставщиком осетров к государеву столу. К концу 1540-х гг. Старицкие приобрели большое влияние при великокняжеском дворе.
Приблизившись в царскому трону, Старицкие не забыли о Сильвестре. Не позднее 1546 г. поп Сильвестр оставил Новгород и вместе с сыном Анфимом переехал в столицу, где получил место священника в кремлевском Благовещенском соборе{250}. При этом его связи с иноземными купцами, поставлявшими итальянские ткани, шелковые нитки и металлическую фурнитуру, сыграли немаловажную роль. Очевидно, под влиянием княгини Ефросиньи юная царица Анастасия Романова основала собственную шитейную мастерскую.
Вполне вероятно, в кремлевские палаты были приглашены западные мастерицы и знаменщики с тем, чтобы возродить искусство великокняжеской «светлицы», находившееся в забвении после смерти Елены Глинской. Если поставки шелковых тканей, нитей и золотой тесьмы в Новгород осуществлялись английскими купцами, то вполне уместно предположить, что специалисты для царской мастерской также были приглашены из Англии. За такую возможность с радостью ухватились бы те вышивальщицы, которые остались без работы в 1547 г. В первый год правления Эдуарда IV правительство одобрило ряд актов, предусматривавших ужесточение мер по соблюдению «Закона, ограничивавшего ношение дорогостоящей одежды»{251}.
Первая известная исследователям пелена, созданная в Кремлевской мастерской, была вложена царицей Анастасией в Кирилло-Белозерский монастырь в 1548 г. Для изделий «светлицы» государыни харктерно использование большого количества жемчуга, драгоценных камней и металлических дробниц{252}. Если наше предположение верно, то на царицыной половине Кремлевского дворца поселились «английской земли немки», от глаз которых не могли укрыться многие интимные подробности из жизни царской четы. На женскую половину долетали обрывки слухов о событиях, происходивших в официальных палатах: приемах, переговорах, совещаниях в правительстве, поездках государя на богомолье и т. д. Через английских поставщиков галантерейного товара важные сведения могли поступать в Лондон.
Пелена. Вклад царя Ивана Грозного и царицы Анастасии в ризницу Троице-Сергиевой лавры
Московское правительство, несомненно, приветствовало завязавшиеся торговые отношения с английскими купцами. Однако в преддверии Казанской кампании боярскую думу интересовали не бархатные ткани или бисер, а товар более серьезный — оружие, порох и военные специалисты.
В конце сентября 1547 г., когда Ганс Шлитте прибыл из Москвы в Аугсбург с письмом от царя о поставках вооружения и специалистов, в Лондоне уже вовсю кипела работа. Себастьян Кабот изъявил желание послужить на благо английской короны, и 29 сентября 1547 г. условия лоцмана из Севильи были приняты лордами Тайного совета, выполнявшего функции регентского совета при юном короле Эдуарде VI.
Осенью 1548 г. контракт Ганса Шлитте был сорван. Сам он оказался в тюрьме, и набранные им специалисты разошлись по домам. Как только в Лондоне получили об этом сообщение, проекту Себастьяна Кабота был дан ход: 9 октября казначей королевского денежного двора получил распоряжение выдать 100 фунтов стерлингов для доставки «упомянутого лоцмана Шабота (так! — Л.Т.), следующего на службу в Англию». Два месяца спустя семидесятитрехлетний путешественник тайно покинул Испанию, прибыл в Англию и поселился в Бристоле. Указом короля от 6 января 1549 г. ему было пожаловано ежегодное содержание в размере 166 фунтов стерлингов 13 шилингов 4 пенса.
В Испании хватились лоцмана только через год: 25 ноября 1549 г. Карл V выразил протест лордам Тайного совета и потребовал вернуть незаконно вывезенного из страны Себастьяна Кабота. Английское правительство в ответном послании от 21 апреля 1550 г. заверило императора, что путешественник находится на территории Британских островов в качестве подданного короля и что он по собственной воле отказался вернуться на службу как в Испанию, так и в пределы Священной Римской империи.
Находясь в Бристоле, Себастьян Кабот подал королю прошение выдать ему новый патент лоцмана взамен утерянного, которым он владел с 1496 г. Его прошение было удовлетворено 4 июня 1550 г. Три недели спустя, 26 июня, Эдуард VI распорядился выдать ему премию в размере 200 фунтов стерлингов, а в марте следующего года он был вторично вознагражден такой же суммой. К лету 1551 г. Себастьян Кабот успешно справился с поставленной задачей и разработал маршрут в Китай.
Дальнейшие события ставят биографов в трудное положение, т. к. выставляют известного путешественника в невыгодном свете. В августе 1551 г. Себастьян Кабот через венецианского посла Джакомо Соранцо предложил республике свои профессиональные услуги в разработке маршрута из Венеции в Китай. Вряд ли поступок Кабота являлся его собственной инициативой, т. к. ответ на его предложение был отправлен по дипломатическим каналам. В письме, датированном 12 сентября 1551 г. и адресованном лордам Тайного совета, Совет Десяти выразил пожелание, чтобы Кабот лично посетил Италию и предъявил доказательство своих знаний. Исследователи затрудняются сказать, чем завершились переговоры и какова была их истинная цель, т. к. никаких документов не сохранилось{253}.
Возьмем на себя смелость высказать догадку, что шум, поднятый в итальянских дипломатических кругах осенью 1551 г. вокруг «маршрута в Китай», был связан с поставками оружия в Россию. В это время в Риме вновь обсуждался вопрос о воссоединении Православной и Католической церквей. В Аугсбурге шли приготовления к поездке в Рим заместителей Шлитте — Иоганна Штейнберга и графа фон Эберштейна. Сообщив венецианским дожам об успехах Себастьяна Кабота, английское правительство заявило об установлении торговых отношений с Московским государством. В пользу такого предположения свидетельствуют по крайней мере два независимых источника.
Автор первого из них — итальянец. Рафаэль Барберини, посетивший Московию в 1565 г., в своем письме к отцу, датированном 16 октября того же года, указывает не одну, но две даты «открытия» России англичанами. Он пишет: «В этом крае нет ни золота, ни серебра, ни меди, ни свинца, ни олова; но лет тому двенадцать (т. е. около 1553 г. — Л.Т.), как Англичане, открыв плавание позади Норвегии, навезли Москвитянам множество вещей, которых им недоставало, и весьма для них полезных». Чуть ниже Барберини сообщает, что «плавание их туда открыто лет тому четырнадцать назад (т. е. около 1551 г. — Л.Т.)»{254}.
Другой источник — русского происхождения. В грамоте Ивана Грозного к королеве Елизавете, датированной 24 августа 1570 г., говорилось: «Что преже сего не в которое время брат твой Едварт корол некоторых людей своих на имя Рыцерта послал некоторых для потреб по всему миру местом, и писал ко всем королем и царем и князем и властодержцом и местоблюстителем. А к нам ни одного слова на имя не было. И те брата твоего люди, Рыцерт с товарыщи, не ведаем которым обычаем, волею или неволею, пристали к пристанищу к морскому в нашем града Двины. И мы и туто как подобает государем христьянским милостивно учинили их в чести, привели, и в своих в государских в нарядных столех их своим жалованьем упокоили брату твоему отпустили. И от того от брату твоего приехали к нам тот же Рыцерт Рыцертов, да Рыцерт Грай. И мы и тех также пожаловали с честью отпустили. И после того приехали к нам от брата от твоего Рыцерт Рыцертов, и мы послали к брату твоему своего посланника Осифа Григорьевича Непею»{255}.
Себастьян Кабот. Со старинной гравюры
В царской грамоте речь шла о Ричарде Ченслере, который, как следует из документа, побывал в России три раза. Именно так понял текст переводчик Елизаветы I, который прямо указал, что последний визит Ченслера являлся третьим по счету{256}. Английский перевод царской грамоты ставит перед исследователями трудную задачу, т. к. считается, что Ченслер побывал в Московии только дважды: в 1553 г. и в 1555 г. Возвращаясь на родину в 1556 г., он погиб в кораблекрушении у берегов Шотландии. Неучтенное документами путешествие Ричарда Ченслера в Россию, скорее всего, состоялось летом 1551 г.
Несомненно, на английских кораблях были доставлены артиллерия и боеприпасы для похода русского царя на Казань. Две предыдущие попытки Ивана IV овладеть Казанью закончились неудачей. Согласно летописям, в феврале 1549 г., из-за оттепели, сильных дождей и неожиданного паводка, в реке утонул весь «наряд». Артиллерия, принимавшая участие в походе 1550 г., оказалась бессильна против стен татарской крепости, отстроенных из толстых дубовых бревен с засыпкой из песка и гравия. Для победоносного похода требовались более мощная артиллерия и большой запас пороха.
К середине XVI в. в России с помощью иностранных мастеров освоили литье медных пушек, в то время как в Европе уже наладили массовый выпуск чугунных орудий и снарядов. Практические знания по изготовлению артиллерийской амуниции обобщил в трактате «Пиротехния» литейщик Ватикана Вануччио Бирингуччио, а основы баллистики изложил в своих трудах итальянский математик Тарталья. В Италии, Испании и Англии были учреждены артиллерийские учебные заведения. Для наведения орудий использовался квадрант, для большей эффективности выстрела применялись различные сорта пороха. Англия с успехом внедряла передовые технологии по изготовлению новых видов артиллерийского оружия. Уже в 1547 г. было налажено производство чугунных ядер{257}.
Изготовление и поставки артиллерийских снарядов находились в ведении гильдии торговцев скобяными изделиями. Одним из наиболее респектабельных и уважаемых представителей гильдии являлся Ричард Грей. Семья Греев обладала крупным капиталом и пользовалась влиянием в деловых кругах{258}. Скорее всего, Ричард Грей во время первого, совместно с Ченслером, путешествия заключил с московским царем соглашение на поставку крупной партии вооружения.
Летом 1551 г. Казанская кампания обрела второе дыхание. За один месяц, с 24 мая по 24 июня, в месте слияния Волги и Свияги была построена крепость Свияжск и организована блокада речных путей, которая оставила татарский гарнизон без подвоза боеприпасов. Вероятно, известие, что Россия заключила с англичанами контракт на поставку пороха и снарядов, заставило казанцев капитулировать и перейти на сторону ставленника Москвы Шиг-Алея. Договор о перемирии был подписан в Свияжске 6 июля 1551 г., а в августе — ратифицирован в Москве.
В Москве радовались легкой победе, однако уже в следующем году царь оказался перед необходимостью возобновить боевые действия в Казани. Шиг-Алей не смог удержать власть и был свергнут. У России не было иного выхода, как вновь обратиться к английским купцам и сделать крупный заказ на металлические изделия круглой формы различной величины: от ядра до бусины. Самые миниатюрные из них требовались для «светлицы» царицы Анастасии. Кремлевские мастерицы приступили к изготовлению двух шитейных изделий, которые должны были сыграть важную роль в победе над Казанью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.