КУРТИЗАНКА ПОМЕШАЛА ИСПАНСКОМУ КОРОЛЮ ЗАВЛАДЕТЬ ФРАНЦУЗСКИМ ТРОНОМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КУРТИЗАНКА ПОМЕШАЛА ИСПАНСКОМУ КОРОЛЮ ЗАВЛАДЕТЬ ФРАНЦУЗСКИМ ТРОНОМ

В сущности, эти женщины добры

Доктор Пьер Ленуа

Пока французы пожинали плоды финансовых опытов Лоу, маленький король Людовик XV подвергался большой опасности: испанский монарх вознамерился отнять у него трон.

Надо признать, что сам Филипп V до этого вряд ли бы додумался; эта идея была подсказана ему кардиналом Альберони, авантюристом, который, получив пост министра, стал грезить о восстановлении владычества Испании в Европе. Он составил дерзкий план, намереваясь развязать во Франции гражданскую войну, захватить маленького короля, заключить в тюрьму герцога Орлеанского и провозгласить регентом своего повелителя.

Впоследствии же он предполагал отравить Людовика XV и возвести тем самым на французский трон Филиппа V (внука Людовика XIV)…

Разумеется, агенты Альберони, действуя при помощи Селамара, испанского посла, без всякого труда нашли французов, готовых предать свою родину. В заговор вошли офицеры, аристократы, принцы крови — в числе других герцог и герцогиня М энские, и за несколько месяцев все было подготовлено.

Однако Альберонн пожелал ознакомиться с планом выступления в деталях и узнать имена всех, кто согласился принять участие в деле. Было бы крайне неосмотрительно и опасно доверять подобные документы обычному курьеру, которого мог выследить аббат Дюбуа, министр-фаворит регента, поэтому Селамар вручил их молодому аббату Порто Карреро и своему другу Монтелеону, надеясь, что таким образом бумаги благополучно достигнут Испании.

В своих расчетах он не учел женщин.

Дело раскрылось благодаря проститутке. Послушаем Дюкло: «Была в Париже одна женщина по имени Фийон, содержательница известного публичного дома и в силу этого хорошая знакомая аббата Дюбуа. Она иногда показывалась даже на ужинах у регента, и ее принимали не хуже других. Все бесчинства Пале-Рояля совершались с такой шутливой непринужденностью, что подобное обстоятельство не должно удивлять.

Один из секретарей Селамара назначил свидание девице из дома Фийон в тот самый день, когда отправлялся в Испанию аббат Порто Карреро. Однако пришел он очень поздно и стал извиняться, говоря, что готовил письма для путешественников.

Что-то в его тоне насторожило Фнйон. Она призвала самую ловкую и хитрую из своих девок, сказав ей:

— Займись этим мальчуганом, напои его, приласкай, а потом посмотри, что у него в карманах.

Когда секретарь упился до полного бесчувствия, девка его обыскала и отнесла найденные бумаги Фийон; та сразу поняла, что речь идет о серьезных вещах, и, оставив любовников одних, побежала к аббату Дюбуа.

Тут же были посланы курьеры с надлежащими инструкциями. Путешественников настигли в Пуатье и немедленно арестовали; все их бумаги были опечатаны и отосланы в Париж, где их получили 8 декабря 1718 года» [100].

Аббату Дюбуа документы принесли в тот час, когда регент начинал ужинать в компании с мадам де Парабер и герцогиней Беррийской. Зная, что Филиппа нельзя тревожить во время его оргий, аббат сам вскрыл пакет: здесь были список всех заговорщиков и детальное изложение их самых секретных планов.

На следующий день он отразился к принцу Селамару вместе с хранителем печати Лебланом, дабы произвести обыск. Посол был неприятно поражен. Когда хранитель печати взял в руки одну из шкатулок, он воскликнул:

— Господин Леблан, это не по вашей части. Здесь я храню дамские письма: оставьте их аббату, для сводника это будет интересно.

Аббат Дюбуа лишь улыбнулся. В своей жизни он и не такое слыхивал…

Через несколько дней главарей заговора арестов ли и препроводили в Бастилию.

Государственный переворот не состоялся.

Так проститутка Фийон спасла корону Франции…

* * *

Регент выразил аббату Дюбуа свою глубочайшую признательность. Но тому хотелось получить нечто более осязаемое. И через несколько месяцев такая возможность представилась…

В начале 1720 года в Риме внезапно скончался кардинал де ла Тремуй, архиепископ Камбре, освободив, таким образом, одну из самых завидных епархии.

Архиепископство приносило сто пятьдесят тысяч ежегодного дохода, и аббат Дюбуа не смог устоять перед искушением. Проведя ночь с Эмилией, танцовщицей из Оперы, он утром отправился к регенту и сказал ему:

— Монсеньор, сегодня ночью мне снилось, что я стал архиепископом Камбре.

Филипп изумился, а затем пришел в негодование.

— Как, презренный? Ты хочешь стать архиепископом Камбре? Тебе отдать кресло Фенелона? Дюбуа в митре! Да тебя поколотят епископским посохом! И меня даже подмывает самому сделать это!

Однако аббат сумел привести столь убедительные доводы, что регент в конечном счете сдался и повелел отдать архиепископство сотоварищу по кутежам и разврату.

Правда, кое-какие затруднения еще оставались. И серьезность первого из них никто не взялся бы оспаривать: аббат Дюбуа был женат…

Действительно, этот необыкновенный персонаж, сын простого аптекаря из Брив-ла-Гайард, в ранней молодости женился на красивой крестьян очке из лимузенской деревушки. Нищета вынудила их расстаться — вполне полюбовно, — но брак их вовсе не утерял своей законной силы.

Второе затруднение также заставляло призадуматься: Дюбуа не был священником. Он носил сутану, но не прошел обряда рукоположения в сан.

В течение нескольких дней новый архиепископ обдумывал, как обрести полагающееся по должности посвящение. Но вот однажды утром ему сообщили, что его желает видеть некая дама. Он приказал впустить ее — это была его жена. Бедная крестьянка, превратившись в супругу архиепископа, явилась с предложением восстановить разрушенный семейный очаг. Дюбуа, без труда доказав ей невозможность этой затеи, откупился крупной суммой денег, а заодно пригрозил тюремным заключением, если она посмеет кому-нибудь заикнуться о делах давно минувших дней.

Когда же она ушла, он, дабы обезопасить себя в будущем, решил уничтожить все документальные свидетельства своей женитьбы. Это удалось сделать при помощи интенданта Лимузена. Предоставим слово Монже: «Интендант Лимузена, объезжая свой округ, притворился, будто бы у него сломалась карета возле одной деревушки. Именно здесь в свое время венчался аббат Дюбуа, о чем свидетельствовала книга записей. Интендант попросил приюта у местного кюре и провел ночь в его доме.

За ужином он поинтересовался, должным ли образом сохраняются церковные книги прихода: кюре показал ему их. Разузнав все, что требовалось, интендант решил подпоить кюре и легко достиг своей цели, угостив того собственным вином (куда было подмешано снотворное), которое, как он говорил, ему доставляют из-за границы. Его камердинер применил тот же трюк в отношении служанки, так что хозяева дома спали в эту ночь беспробудным сном. А интендант, воспользовавшись этим, просмотрел книги записей и вырвал страницу, на которой фигурировали сведения о венчании аббата Дюбуа…».

Ликвидировав это препятствие, Дюбуа стал подыскивать сговорчивого прелата, дабы пройти разом все ступени посвящения в сан. И такой добрый человек нашелся: это был монсеньер Трессан, епископ Нантский, духовник регента. Он отслужил мессу, и аббат Дюбуа получил рукоположение…

По окончании церемонии новоиспеченный иерарх церкви отправился в Пале-Рояль на заседание регентского совета. Он застал всех присутствующих в чрезвычайно веселом расположении духа. Причиной тому была удачная острота герцога де Мазарини:

— Не будем ждать аббата, — сказал лукавый вельможа, — у него сегодня праздник… День первого причастия!

* * *

Никаких препятствий более не существовало, и было решено, что посвящение в сан состоится 9 июня в Валь-де-Грас.

В этот торжественный день аббат Дюбуа не изменил своим привычкам. «Он поднялся засветло, сообщает нам его секретарь, — облачился в фиолетовую сутану с кружевным стихарем и пелериной, затем, пренебрегши утренней молитвой, долго наблюдал за полуголой женщиной в доме напротив и любовно благословлял ее из окна». Чуть позднее он обрушился с проклятиями на чем-то не угодившего ему камердинера и надавал пинков зазевавшемуся лакею…

Аббат, естественно, разослал приглашения всем «висельникам» регента, дабы придать церемонии настоящий «парижский шарм»…

Из придворных, занимавших видное положение, лишь один был обойден вниманием достойного прелата.

Это был герцог де Сен-Симон, которому подобное пренебрежение польстило. 8 июня он отправился к регенту, чтобы сообщить ему, «какое ужасное впечатление произвели на всех это скандальное назначение, этот богохульственный обряд рукоположения признанного развратника, эти неслыханные приготовления к посвящению в сан нового архиепископа».

— Заклинаю вас об одном, — сказал герцог, — воздержитесь от участия в позорной церемонии.

Регент обещал. Увы! Графиня де Парабер заставила его нарушить слово. Сен-Симон повествует об этом с нескрываемым раздражением: «На следующий день я узнал от любовника мадам де Парабер, которая хоть и царила в сердце регента, но верность ему не блюла, что в ночь, предшествующую церемонии посвящения, она была в Пале-Рояле и лежала вместе с герцогом Орлеанским в его спальне и постели, чего прежде не случалось никогда, и он стал говорить ей обо мне с добавлением похвал, о которых я умолчу, и с глубокой признательностью за мою дружбу, сказав, что я его полностью убедил и что он не пойдет на церемонию, дабы сделать мне приятное.

Парабер, также превознося меня, сказала, что я совершенно прав, однако регенту все равно надо идти. Удивленный, герцог Орлеанский воскликнул, что она сошла с ума.

— Пусть я сошла с ума, — возразила она, — но вы все равно пойдете.

— Восхитительная логика, — произнес он, — ты же сама сказала, что господин де Сен-Симон совершенно прав. Зачем же мне идти?

— Зачем?

— А затем!

— Это не ответ, — рассмеялся он. — Затем! Скажи, зачем мне идти, если, конечно, можешь.

Они препирались таким образом некоторое время, а потом она призналась:

— Хорошо, я вам скажу. Вы сами знаете, что четыре дня назад мы крупно повздорили с аббатом Дюбуа и еще не помирились. От этого дьявола ничего не скроешь: он узнает, что мы спали здесь сегодня ночью. И если завтра вы не пойдете на церемонию посвящения, он во всем обвинит меня и не простит мне этого никогда. Он станет нашептывать вам гадости, подстраивать мне пакости и непременно добьется своего: мы поссоримся. А я этого не хочу, оттого и прошу вас пойти на церемонию, хотя господин де Сен-Симон совершенно прав.

Герцог Орлеанский еще сопротивлялся, но слабо и наконец уступил, решив пойти на церемонию».

И «прямо из объятий Парабер регент прибыл на торжества по случаю назначения Дюбуа архиепископом, дабы закончить день сходно с началом».

В Валь-де-Грас Филипп Орлеанский веселился от души. Сидя на трибуне, он лорнировал прелата и громко смеялся, когда бывший наставник попадал в затруднительное положение.

Архиепископу Камбре и в самом деле приходилось нелегко: он с большим трудом преклонял колени перед алтарем, ибо, как говорит Монже, «страдал недержанием мочи, и отцу Себастьяну, знаменитому механику из Академии наук, было поручено соорудить ему судное отводной трубкой и губкой. Ни о чем не подозревавшие кардинал де Горан, проводивший освящение, и епископы Нантский и Авраншский, помогавшие ему, совершали богослужение в привычном размеренно торжественном ритме, и новому архиепископу по возвращении в Пале-Рояль пришлось полностью переодеться, что он и сделал, проклиная судно, в котором ничего не задержалось…»

Так завершилась эта невероятная церемония…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.