МЕЧТА ОБ ИЕРУСАЛИМЕ
МЕЧТА ОБ ИЕРУСАЛИМЕ
Действия Нур ад-Дина в 1160-х годах показывают, что он занял более уверенную и агрессивную позицию по отношению к франкам. Теперь он активно вел священную войну — джихад. С 1154 года, когда он оккупировал Дамаск, Нур ад-Дин спонсировал обширную строительную программу в черте города, желая подтвердить его статус одного из величайших очагов власти и цивилизации на Ближнем Востоке. Программа началась с постройки новой больницы — Бимаристан вскоре стал одним из ведущих центров медицинской науки, и роскошных бань — Хаммам Нур ад-Дин, которые можно посетить и сегодня.
Однако с конца 1150-х годов эти общественные работы приобрели в основном религиозный характер, что должно было выразить и показать миру глубокую набожность Нур ад-Дина и его приверженность суннитскому исламу. В 1163 году он финансировал строительство нового Дома правосудия, где позднее проводил два дня каждую неделю, выслушивая жалобы своих подданных. Следующим было строительство нового учебного центра для изучения жизни и преданий, связанных с Мухаммедом. Центр возглавил близкий друг Нур ад-Дина, известный ученый Ибн Асакир.
Чтобы сделать Дамаск центром суннитского ислама, Нур ад-Дин построил новый район к западу от города, чтобы дать приют паломникам по пути в Мекку, и в 1159 году, в одной миле к северу, основал город Аль-Салихийя для беженцев из Палестины. Дамасский двор вскоре привлек экспертов в области управления, закона и военного дела со всего мусульманского мира. Среди них был персидский интеллектуал Имад аль-Дин аль-Исфахани, который впоследствии написал ряд просветительских и лирических произведений. Получив образование в Багдаде, он стал катибом (секретарем/ученым) эмира в 1167 году и впоследствии назвал своего патрона «самым целомудренным, набожным, благочестивым, чистым и благодетельным из монархов».
В этот период Нур ад-Дин всячески создавал свой образ — набожного мусульманина, почитателя суннитских законов и веры. Самым мощным и к тому же портативным пропагандистским инструментом, доступным Нур ад-Дину, были монеты. На них он приказал чеканить надпись — «Справедливый король». Но с начала 1160-х годов он стал подчеркивать главенствующую роль джихада в его правлении, заявляя о своих добродетелях героического моджахеда в надписях на памятниках. В это же время он задумался о главенствующем положении Иерусалима в рамках идеологии джихада. Ибн Асакир помог эмиру возродить традицию написания текстов, восхваляющих достоинства Святого города, и прочтения их на публичных мероприятиях в Дамаске. Придворные поэты Нур ад-Дина писали и широко распространяли стихи, подчеркивающие необходимость не только нападения на латинян, но и завоевания третьего по святости города для ислама. Один из них в своих сочинениях побуждал своего покровителя вести войну с франками, «пока не увидишь Иисуса, убегающего из Иерусалима». Ибн аль-Кайсарани, служивший еще Занги, объявил о своем желании, чтобы «город Иерусалим был очищен кровопролитием», и заявил, что «Нур ад-Дин силен как всегда, и острие его копья направлено на Аль-Аксу». Сам эмир писал халифу Багдада о своей мечте изгнать поклонников креста из мечети Аль-Акса.
Еще одно свидетельство подтверждает увеличение роли Иерусалима и в идеологии, распространяемой Нур ад-Дином, и в его личных честолюбивых планах. В 1168–1169 годах он нанял мастера-плотника аль-Ахарани, чтобы вырезать изумительно украшенный минбар (деревянную кафедру), который эмир рассчитывал поставить в мечети Аль-Акса, когда Святой город снова окажется в руках мусульман. Через несколько лет путешественник из Иберии Ибн Джубайр, проезжая через Левант, описал необычайную красоту этого творения мастера, утверждая, что ничего подобного средневековый мир не видел. Несомненно, минбар должен был показать эмира пламенным воином джихада, защищающим границы от врагов его религии, оплотом ислама и всех мусульман, вершителем правосудия. С другой стороны, его можно рассматривать как очень личное приношение Богу, поскольку на нем была сделана простая эмоциональная надпись: «Пусть Он даст [Нур ад-Дину] победу из своих рук». После завершения работы над минбаром эмир установил его в мечети Алеппо, где, согласно Имад аль-Дину, он лежит «как меч в ножнах», ожидая дня победы, когда Нур ад-Дин исполнит свою мечту и завоюет Иерусалим.[159]
Так кем же все-таки следует считать Нур ад-Дина? Доказывают ли его нападения на франков после поражения в долине Бекаа и распространение идеологии джихада, что он был одержим священной войной? Могут ли его собственные слова, записанные в летописи Дамаска, быть приняты на веру? Утверждают, что он сказал: «Мне не нужно ничего, кроме блага мусульман и войны против франков… Если мы поможем друг другу в ведении священной войны и все сложится удачно с единой целью к благу, мои желания и мои цели будут достигнуты».[160]
Существовала большая и явно выраженная разница между подходом и стремлениями Нур ад-Дина в 1140-х годах и его деятельностью в 1160-х. Сравнение с методами и достижениями его отца Занги весьма показательно. Но вопрос поставлен, и разъяснение необходимо. Учитывая контекст и сложности человеческого характера, ждать однозначного ответа, в котором Нур ад-Дин будет или пламенным воином джихада, или всего лишь обычным своекорыстным человеком, вряд ли стоит. Точно так же, как первыми крестоносцами двигала смесь набожности и элементарной алчности, Нур ад-Дин вполне мог понимать и использовать политическое и военное значение поддержки религии, одновременно являясь набожным человеком. Являясь быстро возвысившимися турецкими военачальниками в ближне- и средневосточном мире, все еще поддерживаемом арабской и персидской элитой, Зангиды, должно быть, испытывали острую нужду в социальной, религиозной и политической легализации.
В XII веке идея возрождения исламского джихада охватила Левант, и этот процесс многократно ускорился при Нур ад-Дине. В 1105 году, когда проповедник из Дамаска аль-Сулами восхвалял достоинства священной войны, отреагировали немногие. В конце 1160-х годов атмосфера в Дамаске и Алеппо изменилась — Нур ад-Дин вполне мог взрастить и вдохновить религиозное рвение. По крайней мере, он понимал, что теперь идея, подчеркивающая духовную важность борьбы против врагов суннитского ислама, найдет восприимчивую аудиторию.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Мечта об Украине
Мечта об Украине 28 декабря, 2011Прошу извинения у украинских читателей блога, которым имя Василя Вышиваного, я полагаю, хорошо известно. Но я узнал подробности этой грустной судьбы недавно, и она меня растрогала (вот самое точное слово).Это совершенно отдельная и очень
Мечта об очереди
Мечта об очереди 18 августа, 15:59Посмотрел результаты вот опроса:Путч августа 1991 года —
Собор в Иерусалиме
Собор в Иерусалиме Чтобы предотвратить катастрофу и положить конец бесконечным раздорам, иерусалимская и антиохийская церкви решили провести в Иерусалиме закрытое и открытое совещание. Павел и Варнава прибыли на собор по поручению антиохийской церкви, чтобы
Золотая мечта
Золотая мечта Эльдорадо – легендарная страна, путь в которую стремились отыскать на протяжении столетий. Эльдорадо – страна золотой мечты, место, где золото и драгоценные камни валяются под ногами, словно обычные булыжники… И до сих пор, как ни странно, есть люди,
Мечта поэта
Мечта поэта Отношение к московским играм на Украине было неоднозначное. С одной стороны, выходцы из той самой «малобуржуазной интеллигенции и украинских кулаков», вроде Панаса Любченко, о котором много позже Никита Хрущев, инициировавший его реабилитацию, говорил, что
Мечта о сверхчеловеке
Мечта о сверхчеловеке Дэвид Зинделл в одной из самых популярных фантастических саг последнего десятилетия, «Реквиеме по хомо сапиенс» вложил в уста одного из героев потрясающие слова: «…Что же такое, по-твоему, настоящий человек? — Семя… Желудь, который не боится
Русская мечта
Русская мечта Какие ассоциации возникают при слове «Россия» в голове экономиста? Сначала, наверное, пушнина, пенька и лес. Потом, – лен, хлеб и золото. А в конце концов, глядя на последние пятнадцать лет, вспоминают нефть, газ и металл. Все это правильно – но схватывает лишь
Стена плача в Иерусалиме
Стена плача в Иерусалиме Гора Мориа в Иерусалиме представляет собой священный памятник древней еврейской истории и культуры. Эта скала – святейшее место, подножие ног Божиих. Здесь, между небом и землей, стоял ангел Иегова во время моровой язвы в Иерусалиме, посланной
56. Давид в Иерусалиме; его войны
56. Давид в Иерусалиме; его войны После смерти Саула народ не сразу признал Давида царем. Когда Давид возвратился из филистимской земли на родину, в город Хеврон, его провозгласили царем только его военная дружина и сородичи из колена Иудина. Прочие же колена израильские, в
РАССТРЕЛЯННАЯ МЕЧТА
РАССТРЕЛЯННАЯ МЕЧТА «Подальше от Украины» «переместили» не только Артема. Межлаука послали в Воронеж, Магидова перевели в Самару, Варейкис оказался в Баку, некоторые из деятелей ДКР «остались» в Ростове, не вошедшем в состав Украины. А в самой УССР Москва решила
МЕЧТА О ВСТРЕЧЕ
МЕЧТА О ВСТРЕЧЕ Статья Толстого для биографического словаря резко выпадает из произведений подобного толка. Это апология сибирского труженика, и Лев Николаевич не стесняется сравнивать его с величайшим реформатором, создателем новой религии апостолом Павлом: "Как бы
2. В Иерусалиме Перед Страстями
2. В Иерусалиме Перед Страстями Первыми действиями Иисуса после Торжественного Входа, о котором повествуют синоптики, было проклятие смоковницы и очищение храма. О них подробно рассказано в Мк (11:11-25) [20], где за проклятием смоковницы на пути из Вифании в Иерусалим следует
Безумная мечта
Безумная мечта Анализируя все эти совпадения, Александр Эткинд приходит к выводу, что «Воланд оказывается Буллитом, безумной мечтой Мастера – эмиграция, а роман читается, как призыв о помощи. Неважно, будет ли она потусторонней или иностранной, гипнотической, магической
2. В Иерусалиме Перед Страстями
2. В Иерусалиме Перед Страстями Первыми действиями Иисуса после Торжественного Входа, о котором повествуют синоптики, было проклятие смоковницы и очищение храма. О них подробно рассказано в Мк (11:11-25) [20], где за проклятием смоковницы на пути из Вифании в Иерусалим следует