Внешние угрозы
Внешние угрозы
Лазутчики донесли до врага сведения о немощи Нур ад-Дина — даже прошел слух, что он уже умер, и франки решили использовать неразбериху, воцарившуюся на землях эмира. Их силы были подкреплены присутствием графа Тьерри Фландрского, могущественного западного аристократа, ветерана Второго крестового похода, который снова принял крест и отправился на Восток. Осенью 1157 года его войско присоединилось к объединенной армии христиан — в ней были части из Антиохии, Триполи, Иерусалима, а также армянские отряды под предводительством Тороса — в марше на Шайзар. После короткой осады нижний город пал, и союзники уже были близки к взятию крепости, когда разгорелся нешуточный спор. Рассчитывая использовать богатство и ресурсы Тьерри для обороны Утремера, Бодуэн III обещал графу наследственные права на Шайзар, но Рено де Шатийон оспорил законность этого плана, утверждая, что город принадлежит Антиохии. Поскольку ни одна из спорящих сторон не желала уступать, наступление христиан остановилось, а потом союзники и вовсе сняли осаду, упустив редкую возможность восстановить влияние франков над южным Оронтом. Несмотря на эту неудачу, латиняне в начале 1158 года перегруппировали свои силы. Собравшись в Антиохии, они избрали своей целью Харим и после энергичной осады заставили защитников крепости сдаться. На этот раз никаких споров относительно прав не было, и город был возвращен княжеству, чем была восстановлена безопасность восточных границ.
В этот период на Ближнем Востоке снова объявилась Византия. Греческое влияние в регионе несколько ослабело после смерти в 1143 году императора Иоанна Комнина. Власть перешла к его сыну Мануилу, который после неудачи Второго крестового похода был занят кампаниями в Италии и на Балканах. В конце 1150-х годов Мануил решил восстановить отношения с франками, вновь подтвердить права империи на Антиохию и Киликию и наладить отношения с франкской Палестиной. Брачные союзы были основой этого процесса. В сентябре 1158 года король Бодуэн III женился на представительнице династии Комнинов — племяннице Мануила Теодоре. Она принесла ему богатое приданое золотом. Затем император сделал следующий шаг, женившись на сестре Боэмунда III Марии Антиохийской. Это произошло в декабре 1161 года.
Нур ад-Дину сразу стало ясно, что означают эти союзы. Они не могли не тревожить: исконный противник ислама из восточных христиан — Византия — снова направит свою ставшую легендарной мощь в Левант. И если к латинянам повелитель Алеппо и Дамаска относился с раздражением, в греках он видел более живучую и труднопреодолимую угрозу. Страх, понимание угрозы и решимость определили ответ Нур ад-Дина, когда Мануил Комнин возглавил огромную армию и в октябре 1158 года повел ее в Северную Сирию.
Той осенью император принял вассальную присягу от Рено де Шатийона, раскаявшегося после недавнего нападения на Кипр, и заставил повиноваться все чаще проявлявших независимость Рубенидов. В апреле 1159 года, устрашив своих строптивых подданных, Мануил въехал во всем своем величии в ворота Антиохии в сопровождении своей блестящей варяжской стражи и своего слуги князя Рено. Даже король Бодуэн униженно следовал в некотором отдалении, на коне, но без каких-либо регалий. Идея была очевидна: являясь правителем восточносредиземноморской христианской супердержавы, Мануил не имел себе равных. Захоти он, мог бы двигаться дальше в Сирию.
Нур ад-Дин, только весной 1159 года оправившийся после второго приступа болезни, принял угрозу близко к сердцу. Он собрал войска с большой территории — вплоть до Мосула, чтобы воевать под знаменами джихада, и укрепил оборонительные сооружения Алеппо. Но даже при этом, когда в мае христианские армии собрались в Антиохии, готовясь отправиться под командованием Мануила на штурм Алеппо, мусульмане оказались в меньшинстве. Окажись в такой ситуации другой, более прямой и безрассудный правитель из рода Зангидов, он, скорее всего, с гордым высокомерием принял бы бой и, судя по всему, был бы уничтожен. Но в своих отношениях с Дамаском Нур ад-Дин проявил склонность к дипломатии. И теперь решил проверить решимость Мануила провести дорогостоящую кампанию на восточных границах Византийской империи. Отправив послов, Нур ад-Дин предложил заключить перемирие, за что он обязывался освободить 6 тысяч латинских пленных, захваченных во время Второго крестового похода, и обеспечить поддержку грекам против сельджуков Анатолии. К изрядному разочарованию своих франкских союзников, император быстро принял предложение и приказал немедленно завершить кампанию.
Такой удивительный поворот событий является в высшей степени поучительным. Вероятно, поведение Мануила вполне предсказуемо — как и следовало ожидать, интересы империи он поставил выше интересов Утремера. Но поведение Нур ад-Дина ясно показывает, что он вовсе не был непримиримым воином джихада, не думающим ни о чем, кроме борьбы с христианством. Наоборот, он проявил прагматизм, чтобы нейтрализовать конфликт с одним из действительно глобальных врагов ислама. Во взаимоотношениях между Мануилом и Нур ад-Дином дела государств крестоносцев представляются мелкими и незначительными.
Действия Нур ад-Дина на протяжении всех этих лет предполагают, что, несмотря на духовное пробуждение и разговоры о джихаде, он продолжал рассматривать латинский Утремер как одного из многих противников в сложной и запутанной матрице ближне- и средневосточной силовой политики. В начале 1160-х годов он не делал согласованных попыток оказать прямое военное или дипломатическое давление на франков — эмир даже упустил две исключительно благоприятные возможности для таких действий. В 1160 году Рено де Шатийон был захвачен одним из людей Нур ад-Дина и брошен в тюрьму в Алеппо (где провел пятнадцать лет), но вместо того, чтобы воспользоваться периодом ослабления Антиохии, когда к власти пришел юный Боэмунд III, Нур ад-Дин предпочел согласиться на новое двухгодичное перемирие с Иерусалимом. Затем в начале 1163 года, когда в возрасте тридцати трех лет умер от болезни король Бодуэн III, со стороны Нур ад-Дина снова не последовало никакой реакции. Латинский хронист приписал это соображениям чести эмира: «Когда ему предложили, чтобы, пока мы заняты похоронами, он вторгся и опустошил земли своих врагов, он ответил: „Мы должны посочувствовать их горю и потому пощадить их, ведь они потеряли короля, равного которому мир не знает“».
Цитата из трудов Вильгельма Тирского отражает восхищение архиепископа Бодуэном III, но в арабских источниках нет никаких сведений о том, что на решение Нур ад-Дина в тот момент повлияло сострадание. Частично его бездействие объясняется тем, что он, как мы видели, обратил свое внимание на юг — на Египет. Но оно также было вызвано занятостью в Малой Азии и Месопотамии и нежеланием уделять главное внимание джихаду против франков.[156]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.