ПРЕДВОЕННАЯ ДИЛЕММА

ПРЕДВОЕННАЯ ДИЛЕММА

ЛЕТНИЕ ПЕРЕГОВОРЫ 1939 ГОДА И СУДЬБА ФИНЛЯНДИИ

© O.A. Ржешевский

Оккупация и раздел Чехословакии, означавшие демонстративное нарушение Германией продиктованных ею же условий мюнхенского соглашения, поставил Англию, Францию и их союзников перед непредсказуемой альтернативой. Если непосредственно после Мюнхена многие посчитали Н. Чемберлена и Э. Даладье миротворцами, то теперь пало очевидно, что политика "умиротворения", а вместе с ней и англо-французская концепция безопасности, суть которой заключалась в том, чтобы удержать захватнические устремления Германии и ее союзников 5 определенных рамках, терпят крах. Бесцеремонные действия нацистских лидеров усилили тревогу в Англии и Франции, многих малых и средних государств Европы: будет Гитлер и дальше двигаться на Восток (23 марта немецкие войска вступили в Мемель), повернет на Запад или умерит свои аппетиты? Лондон и Париж взяли курс на то, чтобы, с одной стороны, успокоить общественное мнение, а, с другой – поставить Гитлера перед фактом возможного заключения военного союза с СССР. Было заявлено о предоставлении гарантий Польше, Румынии и еще некоторым странам, принят ряд мер по укреплению обороны, начаты переговоры с советским правительством.

Разразившийся в Европе предвоенный политический кризис и внутриполитическое положение западных демократий создали определенные предпосылки для результативности таких переговоров. "Мы окажемся в смертельной опасности, – говорил Черчилль в палате общин, – если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией". Лидер либералов Ллойд Джордж предупреждал Чемберлена: "Действуя без помощи России, мы попадем в западню ¹.

Обстановка вынуждала англо-французские круги действовать. Каким образом? Поиски велись в различных направлениях. В одном из меморандумов, разработанных английским правительством, говорилось: "Желательно заключить какое-либо соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будет атакованы с Востока, не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому- и это самое главное… что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз…"².

В настоящее время представляется возможным рассмотреть ход летних переговоров 1939 г. с учетом ранее не известных документов и других материалов, опубликованных во Франции, а затем в России ³. Это тем более необходимо, поскольку их результат определил новую расстановку сил в Европе к началу второй мировой войны и судьбу многих стран, в том числе Финляндии.

Началом московских переговоров между Англией, Францией и СССР можно условно считать 18 марта 1939 г. В этот день британский посол в Москве У. Сидс просил наркома иностранных дел М.М. Литвинова срочно сообщить о позиции СССР в случае нападения Германии на Румынию, правительство которой получило сведения о его подготовке. В ответ советское правительство в тот же день внесло предложение созвать совещание представителей СССР, Англии, Франции, Польши и Румынии для согласования мер против новых агрессивных актов со стороны Германии.

Английское правительство, однако, такое совещание признало "преждевременным". В обоснование своей позиции министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс заявил, что "английское правительство не могло бы сейчас найти достаточно ответственного человека для посылки на такую конференцию" и что "рискованно созывать конференцию, не зная, чем она закончится"⁴.

21 марта посол Англии в СССР У. Сидс вручил наркому иностранных дел СССР М.М. Литвинову следующий проект декларации Англии, СССР, Франции и Польши: "Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям"⁵.

23 марта советское правительство сообщило, что, хотя находит данную декларацию недостаточно эффективной, тем не менее готово ее подписать и предлагает сделать это не второстепенным лицам, а премьер-министрам и министрам иностранных дел четырех государств с целью усилить ее влияние на международные отношения в Европе. Было высказано также мнение пригласить балканские, прибалтийские и скандинавские государства "присоединиться к декларации после ее опубликования", расширить фронт государств, выступавших против агрессии. Ситуация была тем более благоприятной, что французские правящие круги согласились с советским предложением. Генеральный секретарь МИД Франции А. Леже заявил 24 марта, что Франция одобряет идею о созыве совещания для подписания декларации. Польша не поддержала этой инициативы, и Лондон от нее отказался.

Этот отказ имел самые серьезные последствия для последующего хода московских переговоров, поставив Советский Союз перед фактом непоследовательности политического курса западных держав. "Когда я занял Мемель, – говорил позднее Гитлер, – Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить такой шаг не мог"⁶.

В середине апреля Англия и Франция направили Советскому Союзу новые предложения. Министр иностранных дел Франции Ж. Бонне заявил о готовности обменяться с СССР письмами, обязывающими стороны к поддержке, если одна из них будет втянута в войну с Германией в результате оказания помощи Польше и Румынии. Суть английского предложения сводилась к тому, что СССР должен взять на себя односторонние обязательства помощи "своим европейским соседям" в случае совершенной против них агрессии. Французское заявление, несмотря на его ограниченность, содержало элемент взаимности, что вселяло определенные надежды.

17 апреля советское правительство вынесло на обсуждение предложения, конструктивность которых и сегодня вряд ли вызовет сомнения:

1. "Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств ⁷.

3. Англия, Франция, СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии, либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция, СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессором отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи"⁸.

Но взаимность обязательств не устраивала западных союзников. Это подтверждали ответные предложения Франции (25 апреля 1939 г.), и особенно Англии (8 мая 1939 г.).

Переговоры стали пробуксовывать. Практически они вели лишь к расширению политических проблем, по которым предстояло достигнуть договоренность. В Москве сложилось мнение, что английское и французское правительства нагромождают искусственные трудности по таким вопросам, которые могли бы быть разрешены без проволочек и помех ⁹.

Длившиеся уже два с половиной месяца переговоры не принесли желаемых результатов. Жесткая позиция, занятая советской стороной, отражала уверенность в том, что ее условия должны быть приняты ввиду стратегической необходимости для Англии, и особенно Франции, создания мощного второго фронта на Востоке в случае, если германская агрессия повернет на Запад. При этом британские и французские документы свидетельствуют, что западные союзники опасались советско-германского сближения, но его вероятность всерьез не принимали.

Сложившаяся ситуация явилась также следствием противоборства двух тенденций в британской и французской политике. Умиротворению, которое выражалось в поиске компромисса с Германией, противостояла необходимость принятия каких-то реальных мер на случай "неконтролируемого" развития германо-итальянской агрессии. Борьба этих тенденций, в которой то одна, то другая приобретала доминирующее влияние, в конечном итоге имела разрушительные последствия.

Стремление достигнуть компромисса с Германией проявилось на англо-германских переговорах, которые тайно велись в мае-августе 1939 г. В их основу была положена идея заключения нового "пакта четырех" (Англии, Франции, Германии и Италии) или, если на этом пути возникнут трудности, двустороннего англо-германского соглашения. В случае выгодной сделки с Германией ("пакта о ненападении" или "договора о невмешательстве") Англия изъявляла готовность прекратить переговоры с СССР, отказаться от гарантий, данных Польше и другим странам, и даже пожертвовать интересами своей ближайшей союзницы – Франции. В новой политической комбинации просматривался замысел раздела мира на сферы влияния: англосакскую – на Западе и германскую – на Востоке.

Британские политические деятели давали понять своим немецким собеседникам, что они готовы продолжать политику Мюнхена и представить Германии "свободу рук" в Восточной Европе ¹⁰. Свидетельством сближения точек зрения сторон может служить заявление Галифакса 29 июня 1939 г. о том, что следует обсудить с Германией вопросы, которые "внушают миру тревогу". «В новой обстановке, заявил он, – мы могли бы рассмотреть колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, "жизненном пространстве", об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев"¹¹. Предполагалось сотрудничать с Германией в трех районах мира: в Британской империи, Китае и России ¹².

Германская дипломатия использовала уязвимость позиции Англии и -Франции в отношении СССР для срыва московских переговоров, угрожавших созданием англо-франко-советской коалиции. Важным решением в этом направлении явилась предпринятая ею в мае 1939 г. инициатива нормализации отношений с СССР.

В конце июня в Москве стало известно о существовании "плана Шуленбурга", реализация которого должна была включить следующие немецкие акции:

"1. Германия должна содействовать урегулированию японо-советских отношений и ликвидации пограничных конфликтов.

2. Обсудить возможность предложить нам или заключить пакт о ненападении или, быть может, вместе гарантировать независимость Прибалтийских стран.

3. Заключить широкое торговое соглашение"¹³.

7 июля 1939 г. германское посольство в Москве получило указание выступить с конкретными предложениями по экономическим вопросам. Берлин выражал готовность предоставить Советскому Союзу кредит в размере 200 млн. рейхсмарок для размещения в Германии советских заказов.

Так возник "треугольник" переговоров: советско-британо-французских, британо-немецких и советско-немецких, которым суждено было; прояснить возможность или невозможность предотвращения пожара мировой войны. Каждая из сторон преследовала свои цели. Германия стремилась обеспечить наиболее благоприятные внешнеполитические условия для нападения на Польшу, воспрепятствовать созданию англо-франко-советской коалиции, не допустить как минимум вовлечения в войну на стороне Польши Советского Союза. Англия и Франция – достигнуть компромисса с Германией и направить ее агрессию против СССР, а при определенных условиях и самим принять в ней участие, решив "польскую проблему" путем сделки с фашистским рейхом. СССР – избежать вовлечения в войну, заключить союз с Англией и Францией или направить германскую агрессию на Запад. При этом первостепенное значение придавалось обеспечению безопасности границ, особенно Ленинграда, и возвращению приграничных территорий, отторгнутых от России в результате иностранной военной интервенции 1918-1920 гг.

Эти переговоры, в центре которых, как казалось, стояла "польская проблема", а в действительности – судьбы войны и мира в глобальном масштабе, отличались рядом особенностей. Первая состояла в их взаимосвязи: от успехов или неудач одних во многом зависело движение вперед или вспять других. Вторая заключалась в том, что, несмотря на тайный характер британо-немецких и немецко-советских переговоров, в основном было известно об их содержании соответственно в Лондоне,. Париже и Москве (а особенно детально в Вашингтоне), столицах многих других стран. Все это до крайности запутывало их клубок, ситуация нередко менялась ежедневно, а затем и ежечасно, порой с непредсказуемыми последствиями.

Наибольший интерес иностранной печати вызвал вопрос о гарантиях средним и малым государствам, в том числе прибалтийским. Сталину докладывали в июне 1939 г.:

«Дипломатический обозреватель консервативной английской газеты "Санди Тайме" пишет, что в результате обсуждения вопроса о том, в каких случаях Польше потребуется английская помощь, было достигнуто соглашение, что Польша окажет помощь Англии в случае, если последняя будет втянута в войну в результате нападения на Голландию, а Англия окажет помощь Польше в случае, если Польша будет втянута в войну, в результате нападения на Данциг или Литву. "По мнению СССР, – пишет обозреватель, – аналогичное обсуждение вопроса можно было бы начать и в отношении прибалтийских стран. Если нейтральная Голландия была принята во внимание при англо-польских переговорах, то, по мнению русских, нейтральные прибалтийские страны должны в равной мере быть учтены в англо-советских переговорах, не затрагивая нейтралитет этих стран".

Гарвин в консервативной газете "Обсервер" пишет, что свобода Латвии, Эстонии и Финляндии имеет "для СССР не меньшее значение, чем независимое существование Данцига для Польши. Было бы несерьезным не считаться с реальным положением вещей в этом вопросе, поскольку он затрагивает интересы СССР. Независимость Финляндии, Эстонии и Латвии имеет для безопасности СССР не меньшее значение, чем независимость Бельгии, Голландии и Швейцарии для существования западной демократии. Если германские войска под каким-либо предлогом вторглись бы в Финляндию, Эстонию или Латвию, то это было бы смертельной угрозой для СССР, более непосредственной угрозой, чем имело бы для западных держав вторжение германских войск в Польшу или Румынию".

Во французской печати также имеются многочисленные комментарии по этому вопросу.

Густав Эрве, касаясь вопроса о Балтийских странах, пишет в газете "Виктуар": "При том положении, которое занимают Балтийские страны, для них нет убежища в нейтралитете от войны, которая может завтра вспыхнуть. Им придется быть или на той или другой стороне. Так как эти страны имеют доверие к Вам, г-н Чемберлен, то спросите их: с вами они или Гитлером?"

Пертинакс, рассматривая английский проект соглашения, врученный Советскому Союзу 8 мая, полагал, что этот проект "до некоторой степени приглашал к тому, чтобы германское нападение направилось на Балтийские страны". Пертинакс оправдывает позицию Советского Союза, обвиняя Англию и Францию в том, что они хотели того, чтобы германская опасность отклонилась на восток.

Поль Пизан в "Се Суар" пишет: "Трудно себе представить, чтобы французское и английское правительства могли противопоставить какие-либо действительные аргументы против формулы, предусматривающей распространение гарантии на Финляндию, Эстонию и Латвию. Трудно понять, как английское и французское правительства смогут, если они действительно приняли принцип взаимности, требовать всерьез от Советского Союза гарантировать страны, связанные с Англией и Францией – Бельгию, Португалию и Грецию, не гарантируя со своей стороны непосредственных соседей Советского Союза".

Анри де Кериллис в "Эпок" пишет, что с некоторыми оговорками в отношении военных секретов, не подлежащих выдаче, необходимы совещания французского, английского и советского генеральных штабов, необходим также с оговорками автоматизм проектируемого соглашения трех держав. Из проекта соглашения нужно изъять ссылки на Лигу наций. Де Кериллис считает нужным, чтобы были даны гарантии Балтийским странам. "В отношении гарантий Балтийским странам, – пишет де Кериллис, – требования Советского Союза абсолютно законны и вполне логичны. Если Франция и Англия вступают в соглашение с Советским Союзом, они должны быть заинтересованы в том, чтобы Советский Союз не пострадал в первые же дни войны от германской интервенции через территорию Балтийских стран. Нужно, чтобы мы знали, к чему же мы стремимся: хотим ли мы или не хотим заключить союз с СССР? Если мы хотим заключить Союз, тогда нужно поставить Советский Союз в наилучшие дипломатические и стратегические условия. Если мы захотим этого союза, мы должны сделать все, чтобы Германия не обосновалась в Риге, Таллине и Хельсинки, а также на Аландских островах. Указывают, что ни Финляндия, и Эстония, ни Латвия не желают франко-англо-советских гарантий. Что за чертовщина? Если они не желают этих гарантий, то это значит, что имеется лишнее основание для беспокойства. Указанные Балтийские страны, две из которых являются странами-лилипутами, неспособны сами обеспечить свою независимость. И если они утверждают противное, то это значит, что они ступили в германскую орбиту. Советский Союз желает этому противостоять. Мы должны поступать точно так же"» ¹⁴.

Обзор прессы во многом отражал обстановку на переговорах. "Советский Союз, – писал в памятной записке В.М. Молотов, врученной 6 июня послам Великобритании и Франции в СССР У. Сидсу и Наджияру, – должен оказать немедленную помощь Польше, Румынии, Бельгии, Греции, Турции в случае нападения на них агрессора и вовлечения в связи с этим в войну Англии и Франции, между тем как Англия и Франция не берут на себя обязательств по оказанию Советскому Союзу немедленной помощи в случае, если СССР будет вовлечен в войну с агрессором в связи с нападением последнего на граничащие с СССР Латвию, Эстонию и Финляндию"¹⁵.

К концу июля 1939 г. текст англо-франко-советского договора был в основном выработан, но оставалась несогласованной формулировка определения косвенной агрессии. Этот вопрос был поставлен по инициативе французской стороны (Э. Даладье) и отражал стремление Франции обеспечить безопасность своих восточных границ. Такие гарантии имели большое значение и для Советского Союза. На основе взаимной договоренности Англии, Франции и СССР необходимо было исключить возможность использования Германией территории прибалтийских стран в качестве военного плацдарма. Понятие "косвенная агрессия", – говорилось в предложениях советского правительства от 9 июля 1939 г., – относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон, следовательно, влечет за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета"¹⁶. В.М. Молотов выразил уверенность, что можно будет выработать удовлетворительную формулу, которая учитывала бы то, что произошло в Чехословакии в марте 1939 г. (германские войска были введены на ее территорию с согласия тогдашнего президента Э. Гаха). "Важно, – заявил нарком, – скорее заключить договор"¹⁷. Однако Галифакс дал указание более жестко поставить вопрос о косвенной агрессии ¹⁸.

Надо сказать, что крайне неблагоприятно на ход переговоров и их перспективы влияла позиция ряда малых и средних государств. Правительства Польши и Румынии заявили об отказе сотрудничать с СССР в отражении фашистской агрессии, что ввиду их общей границы с Советским Союзом практически исключало возможность взаимодействия сухопутных войск Англии, Франции и СССР в случае наступления германской армии через территорию этих стран к границам Советского Союза. Отрицательно отнеслось к московским переговорам правительство Финляндии. Английский посол в Хельсинки Т. Сноу, телеграфируя 20 июня 1939 г. в Лондон о результатах своей встречи с фельдмаршалом К. Маннергеймом, сообщал: "Фельдмаршал, выразив глубокое сожаление о последствиях англо-франко-советского договора, далее указал, что большевизм представляет собой угрозу мировому сообществу, и он будет потрясен, если из этого не сделает выводы английское правительство". Эркко добавил, что, по его мнению, лучше всего, "если Россия вообще останется без союзников"¹⁹.

Тем временем угроза войны в Европе продолжала стремительно нарастать и в поддержку заключения договора с СССР выступали все более широкие слои общественности, а также реалистически мыслившие деятели правящих кругов Англии и Франции и некоторых других стран. Характерно, что если осенью 1938 г., по данным зарубежных источников, "общественное мнение" Франции одобрило мюнхенское соглашение 53% голосов против 37% (остальные воздержались), то летом 1939 г. 76% опрошенных высказались за применение силы в случае агрессии Германии против Польши и 81% – за союз Франции с СССР, в Англии – 87% ²⁰.

25 июля англо-французская сторона приняла предложение СССР о проведении военных переговоров, которые состоялись в Москве 12-21 августа 1939 г. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) советскую военную делегацию (военную миссию) было поручено возглавить народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову.

4 августа 1939 г. Генеральный штаб Красной Армии завершил разработку "Соображений по переговорам с Англией и Францией". Они включали следующие варианты возможного развития военных событий и совместного участия в них вооруженных сил СССР, Англии, Франции и их союзников. Первый вариант – нападение будет непосредственно совершено на Францию и Англию; второй – когда объектом агрессии явится Польша; третий – Венгрия и Болгария при помощи Германии вторгнутся в Румынию; четвертый – наступление начнется против Турции и пятый – через территорию прибалтийских стран против СССР.

Соображения содержали детальные предложения о действиях сухопутных войск, авиации и флотов трех государств, количестве дивизий и других средств вооруженной борьбы. При всех вариантах считалось необходимым нанести основной удар по силам главного агрессора, т.е. Германии, и участие в военных действиях Польши как союзника Англии и Франции. При этом Польша должна была взять на себя обязательство пропустить советские войска к северу от Минска через Виленский коридор и через Литву к границам Восточной Пруссии, а Румыния – через Галицию. Имелось в виду, что переговоры с Польшей, Румынией и Литвой по этому вопросу возьмут на себя Англия и Франция. Советская делегация получила полномочия подписать военную конвенцию с Англией и Францией.

Военным переговорам в Москве посвящено множество книг и статей. Дополним их некоторыми документами и материалами. В инструкции для английской военной делегации (ее возглавлял адмирал Р. Драке), врученной в Лондоне, указывалось: "Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при любых обстоятельствах"²¹. К тому же переговоры с СССР британская дипломатия рассматривала как средство давления на Германию. "Начать их сейчас, – писал Сидс в Лондон, – значит дать хороший пинок странам оси"²².

Драксу рекомендовали обсуждать военные планы "на чисто гипотетической основе". Э. Галифакс определил то, что в конечном итоге явилось камнем преткновения на переговорах, – "с твердостью отвергать" любое предложение об участии Англии и Франции в согласовании необходимых мер по защите от германской агрессии с Польшей и Румынией ²³. Драке выполнил это указание, хотя и в несколько изменившейся обстановке.

Недавно в архивах найдена запись К.Е. Ворошилова, которая, видимо, являлась инструкцией для советской делегации:

1. Секретность переговоров с согласия сторон.

2. Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР.

3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и "почтительно" спросить, для каких целей направило их правительство в СССР.

4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, т.е. Франции, Англии, СССР и т.д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе.

5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР.

6. Если французы и англичане все же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.

7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем, возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал.

8. На просьбы о показе французской и английской делегациям оборонных заводов, институтов, воинских частей и военно-учебных заведений сказать, что после посещения летчиком Линдбергом СССР в 1938 г. Советское правительство запретило показ оборонных предприятий и воинских частей иностранцам, за исключением наших союзников, когда они появятся ²⁴.

Запись Ворошилова свидетельствует, что в Москве либо знали, либо "просчитали" позицию британской стороны. Сопоставление инструкций не оставляет сомнения в том, что вероятность компромиссного решения была маловероятна.

Весьма расплывчатой была инструкция французской делегации (ее возглавлял генерал Ж. Думенк), но в целом занятая ею позиция отражала стремление заключить военную конвенцию с СССР.

Бесперспективность переговоров стала очевидной при обсуждении вопроса о пропуске советских войск в случае начала германской агрессии через территорию Польши, что было необходимо для организации эффективной защиты не только советских границ, но и самой Польши. 14 августа К.Е. Ворошилов предложил Драксу и Думенку разъяснить их точку зрения по этому принципиальному вопросу.

В ночь с 14 на 15 августа Сидс направил в Лондон срочную телеграмму: "Французский посол и я обсуждали с главами миссий ситуацию, создавшуюся в результате встречи с советской делегацией. Он и я пришли к выводу, что русские поставили сейчас вопрос, от которого зависит успех или провал переговоров… Мы считаем, что советская делегация будет твердо стоять на этой позиции и всякие попытки поколебать ее приведут к такому же провалу, как это неоднократно имело место в ходе наших политических переговоров… Наше предложение заключается в том, чтобы французский генеральный штаб вступил в контакт с польским генеральным штабом и получил на то согласие… Прошу подчеркнуть необходимость особой срочности и исключительной секретности" ²⁵.

15 августа, излагая на переговорах план военного сотрудничества трех держав, начальник Генерального штаба Красной Армии сообщил, что СССР готов выставить против агрессора в Европе 136 дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9-10 тыс. танков, 5-5,5 тыс. боевых самолетов ²⁶. В этой связи нередко возникает вопрос об оценках боеспособности Красной Армии, на которую опирались западные державы в ходе переговоров. Он возникал в ходе московских переговоров неоднократно и был, как правило, вызван размышлениями о последствиях сталинских репрессий. Донесения военных атташе Франции (а также США) из Москвы однозначно указывали на сохранившуюся боеспособность Красной Армии и силу ее как эвентуального союзника.

Несколько иной была оценка У. Сидса. Он сообщал в Лондон 6 июня: а) Красная Армия в настоящее время предана режиму и будет, если получит приказ, вести войну как наступательную, так и оборонительную; б) она понесла тяжелые потери в результате "чисток", но будет серьезным препятствием в случае нападения; в) в наступательной войне ее ценность значительно ниже, но вероятно, ее начальное продвижение в глубь Польши; г) Красная Армия считает войну неизбежной и без сомнения напряженно к ней готовится ²⁷.

Характерна позиция подкомиссии английского Комитета начальников штабов, в состав которой входили заместители начальников штабов всех трех видов вооруженных сил Великобритании, – органа, по английским меркам, весьма компетентного в таких делах. В их докладе, представленном кабинету министров 17 августа 1939 г., в частности, говорилось: "Сейчас не время для полумер и все усилия должны быть направлены на то, чтобы склонить Польшу и Румынию к согласию разрешить использование их территорий русскими силами; по нашему мнению, единственно логичным является предоставление русским всех средств для оказания помощи с тем, чтобы использовать максимум их сил на стороне антиагрессивных держав. Мы считаем исключительно важным пойти навстречу в данном вопросе, а в случае необходимости оказать сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы добиться их согласия отнестись к этому положительно… совершенно ясно, что без быстрой и эффективной русской помощи поляки не имеют надежд на то, чтобы выдержать германское наступление на суше и в воздухе продолжительное время. Это же относится и к румынам, за тем исключением, что это время будет для них еще более ограниченным; заключение договора с Россией представляется нам лучшим средством предотвращения войны. Успешное заключение этого договора будет, без сомнения, поставлено под угрозу, если выдвинутые русскими предложения о сотрудничестве с Польшей и Румынией будут отклонены этими странами…

Вывод. В заключение мы хотели бы подчеркнуть, что, с нашей точки зрения, в случае необходимости должно быть оказано сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы они заранее дали согласие на использование русскими силами территории в случае нападения Германии"²⁸.

Однако эти оценки в кругу Чемберлена не имели, думается, решающего значения. Германское нападение на Польшу виделось в Лондоне, насколько об этом можно судить по высказываниям английского военного атташе в Москве полковника Р. Файэрбрейса, следующим образом: "В будущей войне Германия, напав превосходящими силами на Польшу, захватит ее в течение одного-двух месяцев. В таком случае вскоре после начала войны германские войска окажутся на советской границе. Несомненно, Германия затем предложит западным державам сепаратный мир с условием, что ей предоставят свободу для наступления на Восток"²⁹.

В середине августа кабинет Чемберлена стал испытывать возрастающее давление французской стороны в пользу подписания военной конвенции с СССР. Причина тому была очевидной – германская агрессия, в первую очередь, угрожала Франции, а не Англии.

14 августа в Лондоне от английского посла в Париже была получена телеграмма, в которой говорилось: "Французская военная миссия в Москве весьма удовлетворена ходом переговоров. Но она сообщает, что условием соглашения и той помощи, которую они готовы оказать, русские считают необходимым быть уверенными, что они в случае германской агрессии против Польши и Румынии получат разрешение этих стран на пропуск своих войск через их территорию. Что касается Польши, то русские запрашивают на это разрешение, которое относится лишь к строго ограниченной небольшой территории в районе Вильно… Французское правительство считает предпочтительным вначале решить вопрос, касающийся Польши… С этой целью французская миссия предложила послать генерала Валлена в Варшаву, но французское правительство, чтобы избежать огласки, направило обратно в Варшаву 15 августа своего военного атташе (генерала Ф. Мюса. – О.Р.), который находился в Париже, французское правительство надеется, что правительство Его Высочества решительно поддержит представление, сделанное польскому правительству"³⁰.

Демарш не обещал успеха и носил двусмысленный характер. Французскому, как и английскому, правительству была известна позиция польского и румынского руководства, практически исключавшая согласие принять совместные с СССР эффективные меры для пресечения германской агрессии.

Примечательна также оценка сложившейся на московских переговорах ситуации их участником, позднее видным генералом А. Бофром: "Проблема заключалась не в том, чтобы добиться у поляков ответа, согласны они или нет на пропуск советских войск через свою территорию, а в том, чтобы найти лазейку, которая позволила бы продолжить переговоры…"³¹. Есть, однако, и другие сведения, согласно которым инструкции Думенку, данные Даладье, были категоричны и однозначны: "Привезите мне соглашение любой ценой"³².

Опубликованные в 1984-1985 гг. французские дипломатические документы освещают ряд новых аспектов, касающихся московских переговоров. Прежде всего следует отметить трезвую оценку хода политических и военных переговоров французским послом в Москве Наджияром, который весьма объективно информировал Париж. 16 июня 1939 г. он в решительных выражениях и достаточно аргументированно высказался в пользу заключения военной конвенции. Через день Наджияр усилил свое давление: "На нынешней стадии переговоров, – телеграфировал он 18 июля, – у нас, по моему мнению, нет иного выхода, как принять советскую точку зрения или согласиться на провал… который скомпрометирует в настоящем и будущем наши переговоры с Россией"³³.

В предисловии к публикуемым документам его авторы делают вывод: "Инструкции миссиям союзников предусматривали лишь заключение договора, содержащего общие положения и советскую помощь только в виде поставок военных материалов и оружия. Союзники, в (большей степени англичане, рассчитывали на длительные переговоры и проявляли недоверие (к СССР. – О.Р.)"³⁴.

Еще на борту теплохода "Сити оф Эксетер", следовавшего из Англии в Советский Союз, французская делегация имела достаточно времени, чтобы уяснить позицию своих партнеров – англичан. "Основная трудность, – писал Думенк, – проистекала из того, что британская делегация, похоже, не выработала общей позиции и по ряду частных вопросов имела твердо сложившиеся, естественно, негативные идеи. Начинать с этого дискуссии с русскими означало неминуемо идти на провал"³⁵. Аналогичное мнение сложилось и у члена французской делегации капитана 3-го ранга Ж. Вийона, который сделал на основе своих бесед с Драксом следующий вывод: "При отсутствии политического соглашения английская делегация рассчитывала на длительные переговоры, чтобы поставить Германию под угрозу англо-франко-советского пакта и выиграть время до осени или зимы и тем самым задержать начало войны"³⁶.

В телеграмме от 14 августа после первого заседания военных миссий Думенк сообщал в Париж: "Советская делегация продемонстрировала свое желание достигнуть соглашения, предложила не обсуждать общие принципы с тем, чтобы изучить конкретные вопросы…"³⁷. 17 августа Думенк вновь подтверждал: "Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в простую бумажку, не имеющую конкретного значения"³⁸. Спустя три дня, когда Драке в Москве настаивал на отсрочке переговоров, Гамелен направил Думенку телеграмму о согласии Франции подписать военную конвенцию: "По приказу председателя Даладье генерал Думенк уполномочен совместно с послом подписать в общих интересах военную конвенцию"³⁹.

Объективной была и информация Думенка по "кардинальному вопросу". В ранее упомянутой телеграмме от 14 августа он сообщал: "Советская делегация в качестве условия реализации военного пакта поставила вопрос о необходимой уверенности для советской армии в случае агрессии против Польши и Румынии эвентуальной возможности вступить на польскую территорию по Виленскому коридору и в Румынии через Галицию"⁴⁰. И Думенк и Наджияр считали это условие обоснованным. Последний писал на следующий день в Париж: "По мнению генерала Думенка, то, что предлагают русские в целях выполнения обязательств по политическому договору, соответствует интересам нашей безопасности и безопасности самой Польши… Нам предлагают точно определенную помощь на Востоке и не выдвигают каких-либо дополнительных требований о помощи с Запада. Но советская делегация предупреждает, что Польша своей негативной позицией делает невозможным создание фронта сопротивления с участием русских сил"⁴¹. Наджияр настаивал на необходимости оказать на Польшу соответствующее давление ⁴².

Давление было поручено оказать французскому военному атташе в Варшаве генералу Ф. Мюсу, который, как отмечалось ранее, находился в эти дни в Париже и был направлен обратно в Варшаву, и французскому послу Л. Ноэлю. Их переговоры с начальником главного штаба польской армии генералом В. Стахевичем и министром иностранных дел Ю. Беком не принесли результатов. 18 августа в Париже получили сообщение – отказ ⁴³. На следующий день Ф. Мюс после трехчасовых переговоров со Стахевичем отправил телеграмму следующего содержания: "В конце концов с согласия Бека была принята формулировка: наша делегация в Москве может маневрировать, как будто полякам не был поставлен этот вопрос"⁴⁴. Поскольку Ноэль вел переговоры с Беком, а Мюс со Стахевичем, то подоплеку этой телеграммы поясняет телеграмма Ноэля от 19 августа, в которой он после очередного отказа Бека на пропуск советских войск сказал ему: "Может быть, лучше, чтобы Вы мне не отвечали. Согласимся с тем, что вопрос перед Вами не был поставлен".

20 августа Наджияр посылает тревожную телеграмму: "Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию". Ноэль, в свою очередь, сообщает, что в позиции Польши изменений не произошло и Бек настаивает, чтобы в конвенции Польша вообще не упоминалась. Ноэль констатирует, что "позиция Польши не заключать с СССР никаких политических и военных соглашений – это «"болезнь" польской политики», что укрепление связей с Францией и Англией, кредиты и прочее не были использованы для того, чтобы получить согласие Польши на сотрудничество с СССР ⁴⁵.

Подводя итоги переговорам, Наджияр писал 25 августа в Париж: "Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии… если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь"⁴⁶. Имелись на то и более глубокие причины. Лорд Стренг, не только активный участник переговоров, но и знаток многих тайн британской политики рассматриваемого периода, выступая с почетной лекцией "Московские переговоры" в университете г. Лидс (Великобритания) в 1968 г., назвал, на наш взгляд, важнейшую из них: "Собственная безопасность, к которой стремились русские, не обеспечивалась тем соглашением, которое могли себе позволить западные державы"⁴⁷.

В Берлине более настойчиво искали пути ускорения переговоров и с Лондоном и с Москвой, их результативности, для чего планировали поездку Геринга в Англию, а Риббентропа – в Москву. Развернулась напряженная подготовка этих визитов. Поскольку один из них исключал другой, выбор зависел от хода переговоров по всем сторонам "треугольника" и должен был быть сделан в "последний час". Ближайшей и важнейшей целью Германии на этом этапе закулисной дипломатической борьбы являлось обеспечение наиболее выгодных внешнеполитических условий для захвата Польши.

3 августа на очередной встрече с немецким послом в Лондоне Г. Дирксеном советник британского премьер-министра Г. Вильсон дал понять, что англо-германское соглашение "начисто освободит британское правительство от принятых на себя в настоящее время гарантийных обязательств в отношении Польши, Турции и т.д." В результате беседы германский посол пришел к выводу, что возникшие у Англии за последние месяцы связи с другими государствами "являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель – соглашение с Германией"⁴⁸.

Стремление достигнуть взаимопонимания с Германией было характерно не только для английских консерваторов, но и для ряда ведущих французских политиков. Министр иностранных дел Франции Бонне заявил, в частности, германскому послу Вельчеку: "Несмотря ни на что, Франция придерживается идеи сотрудничества с Германией, которое снова начинает налаживаться, а со временем станет более тесным"⁴⁹. Министр подчеркнул, что Франция не откажется от этой генеральной линии своей политики. Данные проекты поддерживались и некоторыми американскими представителями в Европе. Посол США в Лондоне Кеннеди был убежден, что поляков следует бросить на произвол судьбы и дать нацистам возможность осуществить свои цели на Востоке, поскольку конфликт между СССР и Германией "принесет большую выгоду всему западному миру"⁵⁰. Посол США в Берлине X. Вильсон считал вероятным вариант нападения Германии на Россию с молчаливого согласия западных держав "и даже с их одобрения"⁵¹.

В то же время у Рузвельта и других наиболее дальновидных американских политиков росло понимание пагубности мюнхенского курса. Министр внутренних дел США Г. Икес писал видному общественному деятелю Р. Робинсу: "Чемберлен неотступно следует своим нечестным путем. Очевидно, что он вопреки всему надеется, что Гитлер в конце концов решит двигаться на восток, а не на запад. Вот почему он медлит в отношении заключения соглашения с Россией, что может иметь фатальные последствия как для Франции, так и для Британской империи"⁵².

Тем временем 7 августа в Германии была организована встреча Г. Геринга с группой британских промышленников. Англичане вручили рейхсмаршалу меморандум, предварительно просмотренный Н. Чемберленом, и внесли предложение о проведении конференции четырех держав в Швеции – без участия Польши и СССР ⁵³.

11 августа Гитлер в беседе с верховным комиссаром Лиги наций в Данциге К. Буркхардтом заявил о желании жить в мире с Англией при условии предоставления Германии свободы рук на Востоке. Тот согласился сообщить английскому правительству о готовности Гитлера встретиться с кем-либо из представителей английского правительства.

Известие вызвало интерес. Галифакс 15 августа ответил Буркхардту: "На меня произвел большое впечатление Ваш доклад о беседе с господином Гитлером и формулировки, которые Вы использовали в своем ответе. Я надеюсь, Вы согласитесь, что хотя не существует какой-либо перспективы мирного решения, Вам следует продолжить выполнение функции верховного комиссара и в этом качестве выполнять дальнейшую службу. Я надеюсь, Вы окажетесь в состоянии сохранить Ваш клапан связи с господином Гитлером открытым. Я изучаю предложение о целесообразности встречи англичанина с господином Гитлером ⁵⁴.

В конечном итоге достигли договоренности о визите 23 августа Геринга в Англию. Самолет должен был доставить рейхсмаршала на уединенный аэродром в Харфортшире, откуда в сопровождении выделенных английских представителей ему надлежало направиться в Чекере – загородную резиденцию Чемберлена. Тайну условий, на которых готовилась сделка, еще хранят британские архивы.

Новым импульсом на германо-советских переговорах явилась встреча В.М. Молотова с Ф. Шуленбургом 3 августа, которую он запросил по указанию Риббентропа. В ходе беседы, подтвердив стремление германского правительства улучшить отношения с СССР, он заверял, что Германия "не старается ободрить Японию в ее планах против СССР". Нет оснований для трений между Германией и СССР "на всем протяжении между Балтийским и Черным морями". Требования к Польше не противоречат интересам СССР. В Румынии Германия не намерена задевать интересы СССР. Нет у Германии агрессивных намерений и в отношении прибалтийских стран. "Таким образом, – сказал германский посол, – имеются все возможности для примирения обоюдных интересов". После этой беседы Ф. Шуленбург телеграфировал в Берлин, что в Москве по-прежнему наблюдается недоверие к Германии, и советское правительство "преисполнено решимости договориться с Англией и Францией" ⁵⁵.

Несмотря на крайне напряженную обстановку, когда до нападения Германии на Польшу оставалось менее трех недель, о чем было известно в Москве, а на Дальнем Востоке развернулось крупное сражение против японских войск на р. Халхин-Гол, советское правительство до встречи с англо-французской военной делегацией и, видимо, выяснения ее полномочий не давало ответа на новую германскую инициативу. Угроза войны на два фронта явилась, на наш взгляд, главным фактором, который диктовал его решения и в конечном итоге склонил СССР к соглашению с Германией.