Место преступления

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Место преступления

Англия, Лондон, 1605 год, парламент. Но все началось гораздо раньше…

Предшественница Якова I на троне, Елизавета I, знаменитая королева-девственница, последняя из династии Тюдоров, дочь короля Генриха VIII и его второй жены Анны Болейн. Неукротимый, воистину королевский нрав Генриха стал причиной многих политических проблем, которые преследовали Англию на протяжении всего XVI столетия. Елизавета I унаследовала страну, в которой существовало две религии, каждая из которых была мощной системой и имела свою аудиторию – католическую и протестантскую. Такая ситуация сложилась благодаря ее отцу Генриху VIII.

Король Генрих VIII больше всего известен необычным для христианина числом браков, некоторые из которых заканчивались казнью бывшей супруги, уничтожением политических противников, среди которых оказался и великий гуманист Томас Мор, а также церковной реформой, приведшей к появлению протестантской англиканской церкви.

Формальным поводом для разрыва отношений с папством стал в 1529 году отказ папы Климента VII признать незаконным брак Генриха с Екатериной Арагонской и, соответственно, аннулировать его, чтобы Генрих смог жениться на Анне Болейн. В такой ситуации король принял решение разорвать связь с католицизмом. В 1532 году английским епископам было предъявлено обвинение в измене по ранее «мертвой» статье – обращению для суда не к королю, а к чужеземному властителю, то есть папе. Парламент принял решение, запрещающее впредь обращение к папе даже по церковным делам. В этом же году Генрих назначил новым архиепископом Кентерберийским Томаса Кранмера, взявшего на себя обязательство освободить короля от ненужного брака. В январе 1533 года Генрих женился на Анне Болейн, а в мае Томас Кранмер объявил предыдущий брак короля незаконным и аннулированным.

В следующем 1534 году парламент принял «Акт о верховенстве» (The Supremacy Act), по которому Генрих был провозглашен главой Церкви Англии. В ответ на это Климент VII 23 марта 1534 года отлучил короля от церкви. Первыми жертвами церковной реформы стали лица, отказавшиеся принять «Акт о верховенстве», которых приравняли к государственным изменникам. Наиболее известными из казненных в этот период были Джон Фишер, епископ Рочестерский, в прошлом духовник бабки Генриха Маргариты Бофор, и Томас Мор, известный писатель-гуманист, в 1529–1532 годах – лорд-канцлер Англии.

Будучи провозглашенным главой англиканской церкви, Генрих возглавил религиозную реформацию в стране и в 1536–1539 годах провел масштабную секуляризацию монастырских земель. В 1535–1539 годах специально созданные Генрихом комиссии закрыли все монастыри, действовавшие в Англии. Их имущество было конфисковано, братия изгнана. Тогда же по приказу короля были вскрыты, ограблены и осквернены мощи многих святых; наиболее известной «посмертной» жертвой Генриха стал святой Томас Бекет, это «деяние» также пополнило королевскую казну. С подобными действиями короля был связан один любопытный указ, который у не совсем осведомленных современных читателей вызывает недоумение. Этот документ получил название «конопляного указа». Нет, нет, он не свидетельствует о том, что потребление этой растительной культуры (в современном понимании слова «потребление») в царствование Генриха VIII приобрело такие масштабы, что необходимо было государственное вмешательство; также это не свидетельствует о том, что братия в католических монастырях в часы праздности предавалась потреблению конопли. Просто монастыри были главными поставщиками технических культур – ив частности конопли, крайне важной для парусного мореплавания (волокно, канаты, пенька, полотно и т. д.). И поскольку можно было ожидать, что передача монастырских земель в частные руки отрицательно скажется на состоянии английского флота, Генрих загодя (1533) издал закон, чтобы этого не случилось. «Конопляный указ» предписывал каждому фермеру высевать четверть акра конопли на каждые 6 акров посевной площади. Таким образом, монастыри утратили свое главное экономическое преимущество, и отчуждение их владений не нанесло вреда экономике. «Конопляный указ» Генриха VIII также был дважды повторен Елизаветой I – в 1563-м и 1593 году. Ну, а в XVII веке, в связи с импортом пеньки из России, необходимость в таких указах отпала сама собой.

Но вернемся к религиозным вопросам. В 1540 году, после неудачного четвертого брака короля с протестанткой и казни организатора этого брака Томаса Кромвеля, форсировавшего в свое время церковную реформу, король вновь стал благоволить католической доктрине.

В 1542 году парламент принял «Акт о шести статьях», объявлявший обязательность для всех подданных веры в пресуществление Святых даров во время мессы. Провозглашены также обязательное участие в мессе, причащение мирян только хлебом (т. е. Телом Господним), исповедь, безбрачие духовенства, сохранение монашеских обетов. Несогласие с этим актом тоже приравнивалось к государственной измене.

После казни пятой жены, ставленницы уже католической партии, Генрих вновь стал склоняться к протестантизму и запретил ряд католических обрядов (в частности, отказался от ежегодного королевского обычая подползать на коленях к кресту в Великую пятницу). В целом, церковные реформы Генриха были непоследовательными, а сами убеждения весьма неясными. Тем не менее, в результате его реформ была создана не зависимая от римского папы церковь. Так в Англии началось движение Реформации. Со временем в южной части острова Реформация победила, на севере же сохранилось католичество, так как сосредоточенные там знатнейшие и богатейшие семейства королевства не желали подчиняться произволу и насилию со стороны короля. Довольно значительная часть англичан того времени оставались католиками, а отношение протестантов к людям, сохранявшим приверженность католицизму, было далеким от терпимости. Впрочем, это было взаимным. И разумеется, на такой питательной почве произрастали многочисленные заговоры, интриги и шпионские игры.

Этому способствовало и то, что монархи, по очереди сменявшие на троне Генриха VIII, придерживались диаметрально противоположных религиозных взглядов, и государственную политику бросало из крайности в крайность.

После смерти Генриха на трон взошел его несовершеннолетний сын Эдуард VI. Регентом при нем стал герцог Сомерсет, имевший явную склонность к протестантизму. Богословами был создан новый протестантский вероисповедальный текст – «42 статьи», ставшие с 1553 года с королевского согласия официальным документом в англиканской церкви. Но после утверждения этого акта Эдуард VI умер. На трон взошла его старшая сестра Мария, дочь короля от первой жены, ярой католички Екатерины Арагонской. Этот период известен попытками восстановить католицизм в Англии. В это время более 800 представителей английского духовенства были вынуждены бежать, а 300 человек были казнены, в том числе архиепископ Томас Кранмер. Однако правление Марии было недолгим.

После ее смерти королевой стала Елизавета I, которой для подтверждения своего статуса было необходимо признание реформационных изменений своего отца. Елизавета несколько изменила свой титул, теперь ее называли «единственным верховным правителем», это предполагало, что хоть она и является административным главой Церкви, однако решение догматических вопросов находится в ведении клира. Попытки католических заговоров против Елизаветы сопровождались массовыми казнями их участников, а победа в войне с Испанией стала одновременно и победой протестантизма в Англии. Но считать эту победу окончательной можно лишь с большой натяжкой.

Огромной проблемой королевы Елизаветы, точнее проблемой всей Англии, было отсутствие прямых наследников. Упорное нежелание Елизаветы выходить замуж – одна из самых интригующих загадок этого царствования. Историки пытались разгадать ее бессчетное число раз. Наиболее распространенная версия – нежелание Елизаветы делить власть с супругом, стремление сохранить полную политическую самостоятельность. Однако во всех многочисленных брачных проектах, которые затевались Елизаветой и ее приближенными, обязательным условием брачного договора был отказ мужа от правления, то есть изначально для Елизаветы искали не соправителя, а исключительно производителя: Англии был нужен наследник, а не король. Существует и другая точка зрения: Елизавета не выходила замуж, потому что подозревала о своем бесплодии (и, следовательно, замужество не решило бы проблемы преемника). Подозрение это основывалось на весьма зыбких причинах: бесплодием страдала ее сводная сестра, Мария, и Елизавета якобы считала, что в их роду существует некая наследственная болезнь. Эту версию подвергают сомнению прежде всего свидетельства современников (испанские послы, чей сюзерен более других интересовался положением дел в Англии, неоднократно выясняли, подкупая самых разных лиц – медиков, прачек, и проч., что королева была способна к деторождению). Впрочем, на основании чего делались такие заверения, неизвестно, ибо единственным доподлинным фактом является то, что Елизавета не страдала нарушением менструального цикла. Но это еще ни о чем не говорит. Наконец, самая радикальная версия, распространившаяся на рубеже 1920—1930-х годов, когда в Европе все были повально увлечены фрейдизмом, утверждает, что Елизавета на самом деле, буквально, была королевой-девственницей, так как некие физиологические особенности ее организма не позволяли ей вступать в близкие отношения с мужчиной. Что это за «физиологические особенности» – также неизвестно. Похоже, именно эти «особенности» имела в виду Мария Стюарт в своем знаменитом «обличительном» письме к Елизавете, где называет ее «не такой, как все женщины», неспособной к браку, потому что «этого никогда не может быть». Эта версия впоследствии получила широкое хождение во всяких околонаучных и особенно литературных кругах, и именно она сообщала личности Елизаветы дополнительный драматизм.

Однако, на наш взгляд, все приведенные выше точки зрения на безбрачие королевы страдают излишним романтизмом. Быть может, объяснение гораздо проще и убедительнее: ее нежелание выйти замуж – не что иное, как продуманный политический ход. Елизавета любила повторять, что она «замужем за Англией»; и на самом деле так называемые «брачные игры» при дворе превратились стараниями королевы чуть ли не в основное ее оружие. Сватовство иностранных принцев держало в постоянном напряжении противоборствующие страны, ибо замужество Елизаветы (если бы оно состоялось) способно было нарушить политическое равновесие в Европе и создать совершенно иной расклад сил. И королева этим пользовалась. Не собираясь выходить замуж, она, тем не менее, чуть ли не постоянно находилась в состоянии «обручения» с тем или иным претендентом: так, например, сватовство французского герцога Алансонского длилось ни много ни мало 10 лет (с 1572-го по 1582 год!). В зависимости от политической ситуации во Франции и Испании Елизавета то приближала, то отдаляла претендента, заставив Екатерину Медичи (регентшу Франции) и Филиппа II (короля Испанского) изрядно поволноваться, ибо возможный брак английской королевы и французского принца изрядно подорвал бы возможность мирного сосуществования между Валуа и Габсбургами.

Не выходить замуж было выгодно ей и с другой точки зрения. Королева-девственница имела неограниченную возможность влиять с помощью личного обаяния на своих советников и придворных, которые все были мужчинами. Они, влюбленные в нее, делались покорнее и превращались в более надежных помощников. Впрочем, на сей счет Елизавета особо не обольщалась: любя лесть, она, тем не менее, всему знала истинную цену. Одной «влюбленности» здесь было недостаточно, но в сердцах придворных так же, как и у иностранных принцев, жила надежда на брак с сиятельной повелительницей. Однако Елизавета при всем при том ни разу не думала о браке серьезно («Скорее одинокая нищенка, чем замужняя королева!» – вот ее слова.) Слишком близко сталкиваясь с чудовищным, неразмышляющим мужским самолюбием и тщеславием, она не могла не презирать мужчин.

Стоило ей чуть ослабить вожжи – и мужчины мгновенно забывали о своей неземной любви. Так, ее фаворит, граф Роберт Лестер, когда Елизавета тяжело заболела оспой, с нетерпением ждал ее смерти в сопровождении нескольких тысяч вооруженных приспешников, надеясь захватить власть. Чтобы добиться своей цели, окружающие ее мужчины не считались ни с чем: у них не было ни твердых политических убеждений, ни моральных принципов. Тот же Лестер в самом начале 1560-х годов, когда его надежды заполучить Елизавету в жены начали стремительно таять, заключил за монаршей спиной неблаговидную сделку с Филиппом II: если последний поддержит его брак с королевой, Лестер берет на себя обязательство отстаивать испанские интересы в Англии и править страной в соответствии именно с этими интересами. Это попахивало государственной изменой. Разумеется, королеве стали известны его дерзкие планы, и Лестер не был наказан лишь потому, что в нем еще нуждались.

Итак, Елизавета не могла выйти замуж за англичанина, ибо не находила достойного, а выйти замуж за иностранного принца ей мешали государственные соображения и собственная осторожность: как уже указывалось, она боялась внешнеполитических последствий такого шага.

Единственным мужчиной при дворе, который пользовался настоящим и неизменным уважением королевы, был Уильям Сесил. Имея прекрасную крепкую семью, он никогда не волочился за Елизаветой и не старался понравиться ей как мужчина. Он был достаточно смел, чтобы не соглашаться с ней, и достаточно умен, чтобы делать вид, что соглашается. Его твердые политические убеждения позволяли держаться постоянной четкой позиции. Он был надежен и предан. Он был богат, рачителен и честен, и все попытки врагов королевы подкупить его деньгами бесславно проваливались. Кто знает, быть может, королева совершенно искренне считала, что только этот человек мог бы стать ей достойным мужем, ибо «только его физиономию она видела столько лет, и он все никак не мог ей надоесть».

Безмужие королевы отвечало и главной ее цели: сохранению собственной жизни, ибо, вопреки национальным интересам, Елизавете вовсе не нужен был наследник. Отсутствие названного преемника не позволяло интриговать в пользу конкретного человека и не создавало прецедентов для заговоров против Елизаветы. Отсутствие наследника было ее основной – и лучшей! – личной гарантией, патентом на власть. Но это было также и неразрешимой проблемой для государства. Королева часто болела, иной раз настолько тяжело, что ее подданных охватывало состояние, близкое к панике. Одновременно с этим обстановка в государстве начинала сильно смахивать на предвоенную: многочисленные фракции и партии намеревались крепко схватиться за власть.

Надо сказать, что минусы положения «королевы-девственницы» едва ли не перевешивали плюсы. Личная заинтересованность приближенных в «особой благосклонности» королевы создавала при дворе нездоровую, нервную атмосферу постоянного соперничества, всеобщей ненависти и раздоров. Все интриговали и подсиживали друг друга. Конфликты, стычки и вражда при дворе не прекращались ни на день, что, разумеется, крайне дестабилизировало общую политическую обстановку в государстве. Эмоциональный уровень общения монарха и подчиненных приводил к тому, что при дворе постоянно вспыхивали мелкие и крупные заговоры, что, конечно, подрывало личную безопасность королевы. Королева, можно сказать, была заложницей собственного (и абсолютного) недоверия к мужчинам, что не позволяло ей остановить свой выбор на одном из них и тем самым положить конец опасным интригам. Она предпочитала лучше править подданными строптивыми и влюбленными, чем строптивыми и невлюбленными.

Едва ли не самый существенный недостаток ее декларированного девства состоял в отсутствии понимания со стороны народа. В самом деле, вычурные и надуманные идеалы, которые избрала для себя Елизавета-женщина, подошли бы католической монашке, но уж никак не первой невесте Англии. В глазах людей королева была не только королевой, правительницей, но и женщиной, причем абсолютно непостижимой с точки зрения здравого смысла: отказывающейся выходить замуж и рожать детей. Народ по своему разумению пытался разгадать эту загадку: о Елизавете ходило множество самых разных, зачастую нелицеприятных слухов. Ее безмужие объяснялось двояко: она либо «распутница», либо с ней «что-то не в порядке». Первая версия подрывала авторитет королевы и порождала активное неуважение и нездоровые фантазии: королеве приписывалось неуемное сластолюбие и множество незаконнорожденных детей. Второе утверждение тоже было весьма нелестным для престижа короны: самые фантастические слухи о физическом уродстве Елизаветы берут истоки именно оттуда. Наконец, само понятие «Virgin Queen» («королева-девственница») заводило иные горячие головы совсем уж в запредельные дебри: в 1587 году к изумленному Сесилу был доставлен выловленный тайными агентами прямо на лондонских улицах некто Эммануэль Плантагенет – «сын королевы Елизаветы от непорочного зачатия».

Елизавета вполне отдавала себе отчет, что ее положение королевы-девственницы приносит Англии слишком много проблем, самой очевидной из которых была абсолютно неразрешимая проблема наследника. И она завещала трон Англии своему ближайшему родственнику по крови, сыну Марии Стюарт и Генриха Стюарта, лорда Дарнли – Якову VI Шотландскому Стюарту. История взаимоотношения и многолетней вражды двух королев представляет собой отдельную и весьма интересную тему, но выходит за рамки нашего повествования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.