Глава XXVII

Глава XXVII

Поголовное ополчение Донского войска. Платов на Дону. Опустевший Дон.

Через день после Бородинского сражения Платов был вызван в главную квартиру Кутузова, и получил от главнокомандующего приказание ехать на Дон и поднять все Донское войско на защиту России.

29 августа атаман поскакал на почтовой бричке на Дон.

Зашумел тихий Дон грозным воинственным шумом. Поднимались верхние и нижние станичные юрты. По слову атамана старые и молодые, седые и безусые, богатые и бедные собирались к станичным знаменам. Снаряжались новые полки. Как в пору таинственного похода «к стороне Оренбурга», со всех хуторов потянулись в станицы казаки. Шли давно уволенные в «чистую» (отставку), являлись единственные сыновья — опора покинутой ушедшим отцом семьи. Каждый помогал ополчению, кто чем мог. Донское дворянство выставило 1500 лошадей; торговые казаки пожертвовали 100 тысяч рублей на нужды поголовного ополчения. Несли седла, оружие, одежду. В какой-нибудь месяц было создано 26 полков и снаряжено 6 орудий Донской казачьей артиллерии.

Платов ездил из станицы в станицу. Он приказывал полкам стать вокруг него.

Тишина… Торжественно, как в храме… Недвижно стоят казачьи кони. Тепло в осеннем воздухе. Тихо в степи подле станицы. Медленно плывут в прозрачном воздухе белые паутинки.

Платов стоит в середине круга.

— Друзья! Сам милосердый Бог ускорил ваш путь, — вдохновенно восклицает он. — Наступило время Донцам доказать всю силу нашего усердия к Богу, Государю и отечеству. Мы в душах запечатлели милости царские; у нас в душах — отечество. Не щадя голов своих, докажем мы снова наше рвение, нашу любовь…

Рвется от волнения голос атамана. Кто-нибудь вздохнет в рядах и скажет негромко:

— Один раз родила казака мати — один раз и умирати.

— Вы Донцы! — с новою силою восклицает Платов. — Вы сыны земли Русской! Не утерпели ваши сердца. Вы прилетели соучастники общей славы!.. Друзья!.. Злодей в стенах Москвы. Он все в пепел обращает; он, может быть, алчет распространить зверство свое и в дальнюю внутренность России. Преградим путь врагу свирепому: умрем здесь, или выгоним его из земли Русской. Вы охотно пришли подкрепить нас. Правосудный Бог нам поможет! Враг идет на нас с адом — мы пойдем с крестом животворящим. Если бы Бог попустил, если бы враг прорвался до берегов тихого Дона, не пощадил бы он ни жен, ни детей наших. Кровь наша смешалась бы с волнами тихого Дона. Поруганы были бы храмы Господни. Встревожили бы прах отцов наших. Друзья и братья! Воскликнем к Господу сил: не для нас, Господи, для Имени Твоего вспомоществуй нам поразить, устыдить и изгнать врага!

Гордым смелым рокотом несется из полковых казачьих рядов:

— Готовы умереть везде, где ты, наш отец, нам прикажешь! Отмстим, отмстим злодеям за кровь братьев наших! Умрем, а далее врага не пустим!

Неслась, раздавалась в те дни по Российским дорогам бодрая песня казачья, что пели песельники в полках, спешивших на выручку Москвы.

— Грянул внезапно гром над Москвою,

Выступил с шумом Дон из брегов…

Все заплыло мщеньем, войною —

Против врагов.

А-ай Донцы… Молодцы…

— Только раздалось Царское слово:

— «Россы-полканы. Враг под Москвой» —

Тотчас сто тысяч храбрых готово

Броситься в бой.

А-ай Донцы… Молодцы…

Ринулись чада Тихого Дона,

Мир изумился, враг задрожал!

Рушилась слава Наполеона —

Он побежал.

А-ай Донцы… Молодцы…

Опустел Тихий Дон. Без хозяев казачьи курени. Заваливаются плетни. Оседают ворота. Некому их приклячивать. Надрываются в тяжелой работе казачки — жены и матери. Сколько могут, им помогают немощные старики. Соберутся вечером в осеннюю тихую погоду у берега Донские казачки и поют; поют печально, тихо, надрывно, точно молятся… Будто плачут:

— Ой ты, батюшка наш, славный тихий Дон.

Ты кормилец наш, Дон Иванович.

Про тебя-то лежит слава добрая,

Слава добрая, речь хорошая.

Как, бывало, ты все быстер бежишь,

Так быстер бежишь, все чистехонек,

А теперь ты, кормилец, все мутен течешь.

Помутился ты, Дон, сверху до низу.

Речь возговорит славный тихий Дон:

«Уж как то мне все мутну не быть:

Распустил я своих ясных соколов,

Ясных соколов, Донских казаков.

Размываются без них мои круты бережки,

Высыпаются без них косы желтым песком…»