Новые пришельцы и русский Гамлет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новые пришельцы и русский Гамлет

Период русской истории, традиционно именуемый «татаро-монгольским игом», интерпретировался русскими историками от Татищева и Карамзина до Соловьева и Платонова достаточно однозначно как наиболее трагический и несчастный период русской истории, трагически и искусственно замедливший культурное развитие Руси. Затем явилась концепция Л. Гумилева, сложившаяся под влиянием евразийства 30-х годов (П. Савицкий, Н. Устрялов), уже смыкавшегося со взглядами собственно фашистскими. (Например, в «Меморандуме относительно евразийского движения» евразийцы откровенно восхищались «грандиозным делом возрождения итальянской нации» и тем, как «фашизм на практике строит идеологию»; в национал-социализме, то есть в германском нацизме, также усматривались «здоровые корни, часто подсознательные», равно как и «тенденция к суверенитету духа»)… Кстати, с Савицким Гумилев встречался в Праге… И вот на неподготовленного советского читателя, привыкшего к тому, что история — лишь «скучный школьный предмет для заучивания», обрушились тома сочинений Гумилева, полные занимательных баек и «вроде бы научных» концепций… Диссидентствующая интеллигенция близоруко не замечала «нормального антигуманизма» Гумилева; ощетинивалась на малейшие попытки критики его «концепций». Еще бы — «сын таких поэтов!», «запрещенные идеи», «сидел»… Всё это очень напоминает отношение наивных лесных деревьев к угасающему костру в сказке Феликса Кривина… Костер угасал, деревья протянули ему свои ветви-руки… все большее число деревьев сгорало в пламени крепнущего костра, но в лесу продолжало держаться мнение, что костер замечательно освещает жизнь… и только когда гроза угасила пламя лесного пожара, сделалось понятно, какое это бедствие — лесной пожар… А между тем, почувствовавший себя «патриархом отечественной науки», Гумилев уже вещал в интервью: «Возьмите работы князя Трубецкого и посмотрите… Самое главное — «не попасть к немцам на галеру», к европейцам то есть. Я с ним полностью согласен, это самое главное. Я не хочу быть у немцев на галерах. Это уже было у нас не однажды…» И далее… «Так вот, тюрки и монголы могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы, я убежден, могут быть только хитроумными эксплуататорами…» И — на наивный (или коварный) вопрос интервьюера о том, «кто они — нынешние союзники России?» — поспешное: «Ей-богу, не могу, не сейчас. Я очень долго болел, у меня был инсульт, и я не знаю, что делается в мире. Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство».

Но это лишь для «массового» советского и постсоветского читателя, жадно кинувшегося воспринимать «запретные идеи», был внове тезис Гумилева «о монголах-союзниках». На самом-то деле все это было «дело давнее» и критически оцененное задолго-задолго до выхода в свет многотомных гумилевских баек. Вот для примера фрагменты статьи И. А. Ильина, опубликованной в Париже в 1927 году, называется эта статья «Самобытность или оригинальничанье?». Но вот: «В сердце русского зарубежного патриота живет глубокое и верное чувство, что за Россию надо бороться, что ее надо как-то спасать и творить… Заряд чувства налицо, но опыта, умения, уверенности, волевого разряда не хватает. Отсюда некоторый бесплодный застой, обилие «настроения» и, как всегда в таких случаях, симптомы брожения и разложения.

Многие чувствуют, что необходимо бороться, спасать и творить — и внешними поступками (политическая и военная активность) и еще каким-то внутренним деланием. Но каким? В чем оно состоит? Надо как будто что-то «доказывать», куда-то «тянуть», чему-то «предаваться», что-то внутри себя «культивировать», что-то «восхвалять» и что-то «осуждать»… Но что? Но куда? Но к чему? Проснувшийся патриотический инстинкт, оглушенный и подавленный великим крушением, очнувшийся в условиях зарубежного труда и зарубежной оторванности, беспомощно силится найти духовно верный исход и, не находя, мятется и болеет…

И, как всегда, в такие периоды всплывают на поверхность прежде всего и легче всего публицистические знахари, они же демагоги; всплывают для того, чтобы подсказать прозревающему, но еще не прозревшему инстинкту самую легкую, самую дешевую, самую плоскую формулу, чтобы толкнуть его по линии наименьшего сопротивления; чтобы указать ему такой исход, который тешил бы самодовольство, закрывал бы от него наличные язвы и предстоящие трудности и опасности, разжигал бы в нем слепую страсть и нелепые пристрастия и проваливал бы все дело его прозрения и воспитания в новую яму, в новое, нередко обратное заблуждение и блуждание…

В наши дни именно таково дело «евразийских» знахарей и демагогов…

Всякая великая национальная культура самобытна. Но тайна самобытности такова, что кто начнет ее нарочно искать, выдумывать, высиживать, расколупывать, сочинять для нее рецепты и стряпать ее по этим рецептам, тот неизбежно впадет в самое жалкое оригинальничанье…

Какая глубокомысленная, какая прозорливая «теория»!.. За последние двести лет Россия якобы утратила самобытную культуру, потому что она подражала западу и заимствовала у него; чтобы восстановить свою самобытность, она должна порвать с романо-германским западом, повернуться на восток и уверовать, что настоящими создателями ее были Чингисхан и татары…

Рецепт дан. И все те, кто достаточно легковерны и простодушны, а главное, кто достаточно плохо знает историю России, могут с успокоенной душою принять этот рецепт и «новую» кличку и «уверовать» в «новый путь»…

Подумайте, в самом деле, как все убедительно и ясно. Весь вопрос о самобытной духовной культуре сводится к тому, куда именно всем шарахнуться: вот двести лет (якобы) шарахались на запад; ясно, что вышел провал; значит, надо шарахнуться на восток…

…в чем же выразилась наша самобытная культура за двести лет? Ни в чем! Ничего русского! Ничего самостоятельного! Ничего первоначального, почвенного! Сплошное подражание гнилой германо-романщине: вся государственность от Петра I до Столыпина; вся поэзия от Державина до Пушкина и Достоевского; вся музыка от Глинки до Рахманинова; вся живопись от Кипренского до Сомова; вся наука от Ломоносова до Менделеева и Павлова. Где во всем этом здоровая и самобытная стихия Чингисхана? Где здесь национальное самосознание татарского улуса?..

Мы пока еще, слава Богу, не подчинены «евразийцам»; комсомол еще не весь «уверовал» в чингис-ханство, не передал еще власть над русским улусом изобретательным приват-доцентам и не развернул еще своего грядущего урало-алтайского чингис-х-а-м-с-т-в-а… Но разбираясь в «евразийских» построениях, я обычно испытываю чувство, подобное московскому: эти вызывающие парадоксы, это щеголяние заведомыми историческими искажениями и умственными трюками, эта манера рисоваться своими вывертами, этот грубый схематизм, эта подчеркиваемая «бесстрашная» прямолинейность, этот географический материализм, все снижающий и упрощающий; и иногда — особенно у одного из этих мудрецов — явное подсмеивание над слушателем, над самим собою (говорящим) и над всею доктриною в целом…

Кто-нибудь из зарубежных русских историков выберет однажды минуту досуга и покажет всю непростительность той исторической неправды, которою играют «евразийцы» в вопросе о значении татарского ига на Руси.

Нам же достаточно указать на духовную несостоятельность их практического рецепта.

Русскому человеку можно и должно быть русским. Но невозможно и нелепо натаскивать себя на «русскость». Или он по бытию своему уже русский; тогда ему нечего натаскивать себя на это. Или же он по бытию своему уже не русский, и тогда ему не стоит трудиться с этим натаскиванием. А русский человек, — и в своих гениях, и в своей массе, — конечно, оставался русским на протяжении последних двухсот лет. И если бы сущность его души могла действительно измениться и стать «романо-германскою», то обратная русификация ее была бы делом безнадежным.

Натаскивать себя можно только на чужое, на то, чего ты сам из себя не представляешь. Например, на татарское. И умный рецепт «евразийцев» состоит именно в том, чтобы русский человек, желая вернуть себе свою утраченную русскость, начал натаскивать себя на татарщину. И безнадежно; и фальшиво; и смешно.

Этот рецепт совсем не противопоставляет русскую самобытность заимствованию; нет, он противопоставляет одно заимствование и подражание; не одобряемое, другому заимствованию и подражанию, похвальному: долой пресмыкание перед западом! Да здравствует пресмыкание (кизяк!) перед востоком! Перестанем быть полу-немцами, полу-французами. Станем истинно русскими татарами!

Для чего это? Не бред ли это?…»

Таким вот образом идеи Гумилева критиковались… задолго до написания его книг… Но — снова повторим — советскому и постсоветскому читателю эта критика известна не была, да и российскому современному читателю она фактически неизвестна…

И вполне естественно, что одна порочная теория, не подвергнутая открытой критике (а в данном конкретном случае критика либо неизвестна, либо просто замалчивается), так вот, одна такого рода порочная теория порождает, естественно, другие, уже нелепые до смешного, но в определенных условиях (а условия-то сложились «определенные»; те, в сущности, о которых много лет тому назад писал Ильин); так вот, в этих вот «определенных условиях» самые нелепые идеи и концепции начинают, что называется, «работать», находят приверженцев и почитателей… Так идея о «монголах-союзниках» породила забавный выверт Фоменко и Носовского… Об их книге я уже упоминала в первой главе, и понимаю, что меня даже могут упрекнуть в том, что я уделяю внимание подобной «чуши», подобному «бреду». Но я понимаю, что эта самая «чушь», этот самый «бред» могут оказывать свое влияние… Фоменко и Носовский и сами не скрывают, что их идея о якобы сдвинутой хронологии, о том, что история человечества гораздо «короче», — всего лишь «продолжение» теоретических построений Н. А. Морозова (1854–1946), революционного деятеля, избранного в 1932 году почетным членом АН СССР по химическому и физико-математическому отделению, известен Николай Алексеевич как «узник Шлиссельбургской крепости»… Впрочем, о притягательности построений Морозова и о естественной на них реакции историков лучше всего говорит фрагмент из книги Ю. Олеши «Ни дня без строчки»: «Когда, начитавшись Морозова, я с апломбом заявил критику Дмитрию Мирскому, что древнего мира не было, этот сын князя, изысканно вежливый человек, проживший долгое время в Лондоне, добряк, ударил меня тростью по спине!

— Вы говорите это мне, историку? Вы… вы…

Он побледнел, черная борода его ушла в рот. Все-таки перетянуть человека тростью…

— Да-да, Акрополь построили не греки, а крестоносцы! — кричал я. — Они нашли мрамор и…

Он зашагал от меня, не слушая, со своей бахромой на штанах и в беспорядочно надетой старой лондонской шляпе.

Мы с ним помирились… и он объяснил мне, в чем мое, а значит, и Морозова, невежество. Я с ним согласился, что древний мир был, хотя многие прозрения шлиссельбуржца до сих пор мне светят.

Как бы там ни было, но то, что он создал свою систему отрицания древнего мира, гениально. Пусть сама система и невежественна, но сам факт ее создания, повторяю, гениален, если учесть то обстоятельство, что Морозов был посажен в крепость на двадцать пять лет, то есть лишен общения с миром по существу навсегда.

— Ах, вы меня лишили мира! Хорошо же! Вашего мира не было!»…

Взгляд Олеши на теории Морозова — характерный взгляд творца поэтической прозы — «да, это невежественно, но зато как это оригинально!»… Увы, Носовский и Фоменко в качестве последователей Морозова уже не столько «оригинальны», сколько комичны. И тем не менее, даже эти построения могут кому-то показаться правильными, именно в силу своей примитивной «доступности», которая как раз и не требует «нормальной логики»… Развивая тезис Гумилева о том, что «татарского ига не было», Фоменко и Носовский естественным образом пошли дальше и смело предположили, что… и самих «татар» тоже не было. Но тогда что же было? Большая-большая казачья империя, которой управлял Батька, вершивший суд над непокорными князьями… Но… ведь это вроде бы не согласуется с данными письменных источников… Ну и что! Главное, что слово русских летописей «Батый» так похоже на слово «батя»!.. И опять объяснение может основываться на том, что развитие языковых структур, рождение новых слов и т. д. — все это имеет свои закономерности. Вовсе не все похожее внешне является родственным на деле.

В современном монгольском языке «бат» — устойчивый, крепкий, надежный, прочный. Сюда же примыкает и татарское «б?тен» — целый, цельный, целостный, нерушимый, весь, самый. Подобные определения естественным образом входили в титульные прозвания правителей (например, Бат-Баян — один из первых правителей Волжской Болгарии). Фасмер приводит имя монгольского хана в той форме, как оно писалось в китайских источниках, переведенных на европейские языки: «Batu» (Бату). Приводит также и уйгурское batuk — крепкий, сильный…

Что же касается слов «батя», «батько», «бате», означающих в разных славянских языках «отец», «старший брат», то они происходят от первоначальной формы «brat-(r)ъ» и таким образом близки не к монгольскому «бату», а, например, к немецкому «Br?der» — брат…

Значит, не было великой казачьей империи? Ну а «иго», было или не было? А, может быть, прав Гумилев и вместе с ним профессор С. Б. Лавров, пишущий о нем вот как: «Л. Н. Гумилев первым возвысил свой голос в защиту самобытности тюрко-монгольской истории. Первым выступил против евро-центристской легенды о татаро-монгольском иге, об извечной вражде кочевников Степи с оседлыми земледельцами. И выявил, что не было некоей непрерывной войны не на жизнь, а на смерть, а была система динамичных и сложных политических отношений при неизменности симпатий и уважении этнического своеобразия друг друга…»

Ну так как же — было или не было?..

Понятие «иго» все же оценочное понятие, то есть понятие подразумевающее оперирование категориями «хороший», «плохой»; категориями, стоящими в оппозиции друг к другу… Но люди… Как восприняли «новую власть», «власть монголов», насельники подвластных Рюриковичам земель? Может быть, этим «простым людям», «народу», было «все равно, кто ими правит»? Допустим; хотя, как мы увидим дальше, некоторые мероприятия «новой власти» не могли оставить «простых людей» равнодушными… Что же касается именно Рюриковичей, то для них однозначно власть «пришельцев» была «игом», страшным и позорным; она, эта «новая власть», покончила с их независимостью, превратила их в заискивающих рабов, развила целый ряд новых характеристических черт, свойственных именно психологии зависимых и одновременно желающих властвовать субъектов… Ремесло, сущность, цель бытия Рюриковичей было — властвовать, править. Считаться правителем было даже и важнее, нежели иметь реальную власть над какой-либо территорией; например, попасть в конце концов на «великий стол» было важнее реального правления другим городом; правление другими городами было всего лишь чередой ступенек, лестницей, ведущей к великому столу… При «новой власти» междоусобные конфликты (конфликты брата с братом, племянника с дядей и т. д.) продолжаются, но теперь эти конфликты «курирует третья сила», новая власть, и мы еще увидим, какую важную роль приобретет в междоусобных конфликтах Рюриковичей заискивание перед этой третьей силой, как они будут предавать друг друга этой третьей силе, пытаясь взамен предательства и заискивания получить от этой третьей силы власть… Что говорить, иго это было для Рюриковичей, иго!..

Гумилев придает особое значение среди событий, предшествовавших «нашествию Батыя», борьбе Ольговичей (потомков Олега Святославича) за киевский стол. Якобы эта борьба явилась результатом «снижения пассионарности» и никак не соответствовала «интересам народа» и «логике этногенеза». Якобы Игорь Святославич желал расправиться с Киевом, «городом, где постоянно укреплялись соперники его династии»… При этом, разумеется, подчеркивается, что Киев был разгромлен самими Рюриковичами, так что Батыю в 1240 году уже «было нечего громить» (тем не менее, ему пришлось именно осаждать и брать приступом этот город)… Что же происходило? Углублялось деление на южную и северо-восточную Русь. Для потомков Юрия Долгорукого, преемников Андрея Боголюбского, фактически формирующих новую русскую народность «на финно-угорском фундаменте», киевский стол уже не так важен (хотя все еще по инерции имеет некоторое значение; так, в 1236 году этот стол занимает внук Юрия, Ярослав Всеволодович); для «Юрьевичей» куда важнее их собственный великий стол, их собственный «Киев» — Владимир-на-Клязьме. Забегая вперед, скажем, что когда в Каракоруме вручат ярлык на владимирское княжение Андрею Ярославичу, а Киевское отдадут его брату Александру (Невскому), последнего подобное распределение столов вовсе не порадует… Фактически уже зародились и развиваются две народности: южная (будущие территории современной Украины) и северо-восточная (собственно русская народность). Но все еще правит один род — Рюриковичи — и югом и северо-востоком; и, значит, еще существует надежда на подлинное единение; даже возможно лучше сказать: на сохранение и дальнейшее развитие единой древнерусской народности. Далее мы увидим, что подобная попытка была предпринята, и попытаемся понять, почему она провалилась… А покамест вернемся к «проблеме Киева». Сложилось мнение, что после взятия Киева Батыем (Гумилев, впрочем, полагает, что вследствие вокняжения Рюрика Ростиславича в 1202–1203 гг.) город едва ли не перестал быть городом, да и сама южная Русь совершенно запустела, в XIV–XV вв. попала под власть Польши и Литвы и начала «подниматься» только после пресловутого «воссоединения Украины с Россией» при Алексее Михайловиче. Насколько это верно?.. Киев вскоре был отстроен и оставался крупным центром развития культуры. Как ни странно, но ни литовская, ни польская культуры не оказали особого влияния на южную Русь. Она оставалась одним из важнейших регионов развития славянской культуры, причем это развитие шло именно в русле культуры Древней Руси. Долгое время в культуре Малороссии (Украины) сохранялись собственно древнерусские элементы. Именно в Киеве появились учебные заведения «светского» типа, по аналогии с западноевропейскими школами и университетами. В начале XVII века Киевскую братскую школу возглавлял Мелетий Смотрицкий, автор «Славянской грамматики», в 1631 году архимандрит Петр Могила основал Киево-Могилянскую коллегию — в определенном смысле прототип университета гуманитарных предметов (латынь, греческий, риторика, логика и т. д.). Эту коллегию окончил Симеон Полоцкий. Фактически до петровских реформ южная Русь оставалась центром русской учености. И только интенсивное сближение с европейскими культурными традициями, начатое при Петре, позволило «северо-восточной» Руси, уже Московской и Петербургской, резко вырваться вперед. Но к этому времени южные территории уже имели статус «провинций» Российской империи… Особо следует сказать о нынешней Западной Украине, прежних владениях Даниила Галицко-Волынского; вошедшей в состав России достаточно поздно и также интенсивно соприкоснувшейся с западноевропейской культурой. Именно здесь развилось литературное направление, получившее наименование «Львовской школы»… Надо сказать, что именно на территории «южной Руси» сложился славянский язык, наиболее близкий древнерусскому письменному, — украинский. Именно южнорусский вариант кириллицы близко соприкоснулся с латиницей, и, возможно, именно эти территории в будущем дадут пример перехода на латинский алфавит, не утратив при этом самобытности… Но в XIII веке все различия еще только начали складываться, еще владели и южной и северо-восточной Русью Рюриковичи — один род. Еще возможно было сохраненное единой народности, единой культуры… Но, как мы увидим далее, кое-кому это было вовсе и не нужно…

Но вернемся к «южнорусской» борьбе за киевский стол. Прежде всего это борьба за Киев Святослава Всеволодовича и его союзников, Игоря Святославича и брата Ярослава, в итоге приведшая Святослава на престол, где он пробыл с 1182 до своей смерти в 1194 году. В этой борьбе были привлечены в качестве союзников половецкие ханы Кобяк и Кончак (это их летописные имена на русский лад). Собственно, не происходило ничего необычного. И прежде ссорились из-за киевского стола, и прежде привлекали половецких ханов в союзники… Далее — действия Рюрика Ростиславича, первоначально согласившегося на киевское княжение Святослава. После смерти Святослава он занимает киевский стол «на законном основании», но изгнан оттуда зятем, Романом Мстиславичем, однако вскоре отвоевывает город (вот тогда-то и происходил «разгром»)… Впрочем, подобные «разгромы» были частыми в городах Рюриковичей… К 1240 году (прошло почти полвека) Киев отстроен и Батыю приходится снова «громить» этот город…

Однако в том, что Рюриковичи «монгольского периода» как бы забыли Южную Русь, нет ничего удивительного; они ведь ее потеряли. То есть потеряли свое «начало», свои «истоки»… Здесь выявляется и еще один любопытный парадокс «ига». Южные Рюриковичи получили в итоге равных им в отношении военного и государственного устройства противников: венгров, Литву, поляков. Эти противники не могли дать южным Рюриковичам кардинально новые модели военного или государственного устройства. Северо-восточные Рюриковичи, покоренные сильным противником, получили модель огромного государства, образованного посредством приращения территорий. Но, впрочем, в самом-самом итоге не выиграл никто из Рюриковичей. Южные растворились в польской и венгерской знати. Северо-восточные «погорели» на этом самом «освоении» имперской модели. Модель оказалась самодовлеющей, съела Рюриковичей, затем — сменивших их Романовых, и затем процветала и расширялась самым лучшим образом на основе оптимального принципа «захвата власти сильнейшим»…

Но это все — дела отдаленного будущего. А вот следует отметить действия Романа Мстиславича и его сына, о котором мы еще будем много говорить, Даниила Романовича. Когда-то Андрей Боголюбский «отворотился» от Киева для «курса на северо-восток». В начале XIII века начинается постепенный «отворот» от Киева Романа и Даниила. Рюриковичи словно бы осознают, что «жизнь в борьбе за киевский стол» бесперспективна, их уже слишком много, то есть слишком много для одного центра. Необходимо дробление, образование новых центров, в сущности, к середине XIII века таких новых центров сформировано два: это уже известный нам Владимир-на-Клязьме и Галич… Галицко-Волынское княжество фактически создано в самый короткий срок одним человеком — Даниилом Романовичем (1200/1–1264). В 1238 году он присоединяет Галичину к Волыни, он — основатель и строитель целого ряда городов — Львов, Холм, Дорогичин, Угровск — основаны и застроены его усилиями… Возможность дальнейшего развития Галицко-Волынского королевства (Даниил получил от римского понтифекса титул короля) подкосили два фактора: ордынские войска (об этом мы еще скажем) и — в дальнейшем — тот самый «феномен равного противника»… «Курс» Галицко-Волынского княжества-королевства был «на запад»; начато это было еще отцом Даниила, Романом Мстиславичем, вмешавшимся в борьбу Филиппа Швабского и Оттона IV… Но — парадокс — на западе-то и оказался тот «равный противник», в распоряжении которого «нет ничего нового» в отношении военного и государственного устройства…

Теперь посмотрим, что происходит на северо-востоке. После гибели Андрея Боголюбского власть захватывает его младший брат Димитрий-Всеволод, прозванный в дальнейшем Большим Гнездом. Подобно многим «первоначальным абсолютистам», Андрей Боголюбский не основал династии. Как правило, подобный правитель становится «родоначальником абсолютизма», но не родоначальником «своей» династии. Более того, он, как правило, одинок и находится в самых дурных, или самое малое равнодушных отношениях со своими ближайшими потомками. Такими мы видим Ивана Грозного, английского Генриха VIII и… Андрея Боголюбского также. Причиной подобных семейно-личностных трагедий, вероятно, является «отставание» наличия института престолонаследия от наличия самой формы абсолютной власти. То есть, вот оно, уже сосредоточена в чьих-то сильных лапах абсолютная власть, но… не определено, как, каким порядком она будет наследоваться… И все боятся «тирана», и сам «тиран» никому не доверяет и не верит в свои «права». А вдруг отнимет все другой, такой же сильный?.. Во всяком случае, мы знаем, как сложилась судьба единственного пережившего отца сына Андрея Боголюбского. Юрий (Георгий) был просто вытеснен со всех возможных мест княжения. Рюриковичи еще были «феодальные демократы» и еще не успели полюбить абсолютизм и абсолютистов…

Из наследников Всеволода, из его «большого гнезда», выделяются трое сыновей: Константин, Юрий и Ярослав-Феодор. Естественно, они начинают «феодально-демократически» делить наследие отца. Старший, Константин, пожелал произвести «реформу» отцовского наследия, то есть дать статус «великого стола» Ростову, но владеть также и Владимиром. Возможно, причиной подобного желания «реформ» было то обстоятельство, что по завещанию отца Константин не получил стольный город Владимир. Всеволод завещал великий владимирский стол младшему брату Константина, Юрию… Любопытная ситуация! Всеволод завещает великий стол кому хочет; поступает как «абсолютист», чьи действия не ограничены никакими законами. Соответственно, и старший его сын желает поступать «вне законов», как хочется… Но феодально-демократические устои все еще сильны. Начинается что? Правильно, борьба за великий стол. Константин привлекает в союзники новгородцев, наемным князем-полководцем которых был Мстислав Удалой, также достаточно яркая личность. Союзником Юрия был его и Константина брат — Ярослав-Феодор, о котором мы еще будем говорить. Интенсивная борьба продлилась до 1216 года (Всеволод Большое Гнездо умер в 1212). Интересно, что после окончательного разгрома противников Константин сел на великое княжение все же не в Ростове, а все в том же Владимире. Однако в 1218 году он умирает и великим князем владимирским становится Юрий… Их третий брат, Ярослав-Феодор, постоянно направляет свои силы на одоление Новгорода, на подчинение севера. Княживший в Торжке Ярослав не давал провозить хлеб в Новгород, когда Новгородскую землю постиг неурожай. Таким образом делается понятной позиция новгородцев в конфликте сыновей Большого Гнезда… Отметим особо попытки Ярослава закрепиться на севере, неоднократно он «сажал» там своих старших сыновей, известного Александра (Невского) и Феодора, умершего молодым. Однако новгородцы не давали Рюриковичам возможности «превышать» функции наемных полководцев, не позволяли вмешиваться в дела правления. Другой особенностью «курса» наследников Большого Гнезда являлась продолжавшаяся их интеграция на Волге, войны с волжскими болгарами и мордовскими племенными объединениями… Вот что такое представляли собой Рюриковичи, когда явилась «третья сила», сила, которой предстояло сыграть такую важную роль в их бытии…

Но что же это была за сила?..

Вопрос о происхождении и «становлении» монголов поднимался неоднократно. О монголах мы можем судить по китайским источникам, доступным русским историкам лишь в переводе и пересказе. Не зная этих источников в подлиннике, трудно судить о них с большой степенью объективности. Еще одним популярным источником является сочинение любопытное, известное под названием «Тайная история монголов», сочинение это известно давно и переведено на многие европейские языки. «Тайную историю монголов» охотно используют романисты; отчасти эпизоды этого сочинения легли в основу известных романов В. Яна. Личность Чингис-хана привлекала неоднократно и внимание западноевропейских прозаиков, причем в основе повествования всегда оказывалась «Тайная история». Из этих романов наиболее занимательным, пожалуй, можно признать роман Памелы Сарджент, а наиболее глубоким и философски значимым роман шведского прозаика Артура Лундквиста «Воля неба. Чингис-хан в современном понимании» (1970), на русский язык этот роман не переведен, в занимательной форме «Тайная история монголов» многократно пересказана в книгах Гумилева…

Итак, сведения о монголах крайне ограничены, противоречивы и фактически характеры монгольских правителей-полководцев остаются непроясненными (прозаики и историки моделируют их сами, пользуясь традиционной моделью «восточный тиран» или «восточный богатырь-завоеватель»). Современные монголы-халха (насельники современного монгольского государства) едва ли могут дать нам представление о страшных завоевателях XIII века, не надо забывать о влиянии теории и практики буддизма на сложение того, что возможно именовать «монгольским национальным характером» в современном смысле этого определения. Не найдем мы разгадки и в изучении «казанских татар»; они не являются «потомками завоевателей», но… волжскими болгарами, которые сами были завоеваны; можно сказать, что монголы повлияли на них в той же степени, что и на «северо-восточное» русское население… Не забудем и того, что пришедшие на Русь монголы уже успели опустошить города Средней Азии и часть китайских территорий, и, соответственно, уже успели сами подвергнуться влиянию, и очень интенсивному, восприняли очень многое из бытового уклада, нравов и обычаев покоренных территорий. Впрочем, лучше всего о сути этих заимствований сказал, кажется, Заболоцкий в своей поэме «Рубрук в Монголии»:

Но средь бесформенных иголок

Здесь можно было отыскать

Искусства древнего осколок

Такой, что моднице под стать.

Литые серьги из Дамаска,

Запястья хеттских мастеров,

И то, чем красилась кавказка,

И то, чем славился Ростов.

Все то, что было взято с бою,

Что было снято с мертвеца,

Свыкалось с модницей такою

И ей служило до конца…

В русской летописной традиции монголы именуются «татарами». Почему? Можно ли говорить в этой связи о племенном объединении «татары», которое, если судить по «Тайной истории», было уничтожено задолго до похода на Русь. Нет никаких доказательств того, что именно это прозвание уничтоженного племени сделалось общим прозванием завоевательного «народа-войска». Мне представляется все же наиболее вероятной и правильной версия о европейском происхождении этого прозвания — «тартары» — «выходцы из ада» (вспомним уж заодно известный соус «тартар» — адский, острый, «татарский»)… Скорее всего, прозвание «тартары» перешло в русские летописи уже из Европы. Во всяком случае впервые это прозвание появляется у хрониста Матье Парижского. Но — опять же — почему?.. Мы уже говорили о разделении Руси на «южную» и «северо-восточную». Первой столкнулась с монголами южная Русь (мы еще об этом скажем подробнее). Тотчас были предприняты попытки вступить в контакт с Западной Европой (мы еще увидим, что эти попытки не прекращались до тех самых пор, пока не были окончательно разрублены ордынским мечом, вскинутым руками Александра Невского). Матье Парижский рассказывает о миссии Петра Акеровича, посланца князя Михаила Черниговского. Петр Акерович был духовным лицом, однако латыни не знал. На Лионском соборе он говорил с помощью переводчика. Однако говорил живо, ярко, доказательно. Представление о пришельцах на Русь было получено. Вот тогда-то и повелось «тартары». О дальнейшей судьбе Петра Акеровича сведений нет… Забегая вперед скажем, что роль «тормоза» всех возможностей союза Руси и Запада сыграло духовенство, католическое и православное. И те и другие осторожно полагали, что лучше пойти на союз с «толерантными» язычниками-монголами, нежели идти друг другу на уступки… Ни Западная Европа, ни Русь не являлись «политическими монолитами» (кстати, именно это и обеспечивало возможность образования политических союзов); но возможность эта не могла реализоваться вследствие того, что налицо было выраженное религиозное противостояние православия и католичества… Очень ценными являются свидетельства о монголах Плано Карпини, посла папы Иннокентия IV, Рубруквиса, посла французского короля Людовика IX, и — позднее — Марко Поло. Эти сочиненная переведены на русский язык. Из них мы узнаем подробности о внешнем виде и жилищах монголов, то есть о том, что их внешний вид представителей монголоидной расы был непривычен и неприятен европейцам-европеоидам; а также об их жилищах-юртах, об их приемах «переписи» населения для взимания дани и т. д. Интересны сведения и о поездке в Орду и Каракорум Ярослава-Феодора, который якобы был отравлен в Каракоруме и умер на возвратном пути. Кажется, Ярославом-Феодором начаты были сложные политические интриги, целью которых было завязать сношения с Западом, не порывая резко с монголами.

Но, как бы суммируя различные сведения, мы можем сказать общеизвестное: в 1206 году на курултае — феодальном представительстве монгольских родов-кланов, избран был верховным правителем Темучин, принявший имя Чингисхана и начавший интенсивную завоевательную политику. Известны имена его приближенных-полководцев: Джебе, Субудай, Тохучар… Социальное развитие населения монгольских земель, земель кочевников-скотоводов, привело к формированию своеобразной модели «народа-войска», покинувшего свои «первоначальные» территории и двигавшегося, словно бы в поисках «подходящей» цивилизационной модели для соединения, сращения с ней. Такой моделью для «народа-войска» оказалась Русь с ее развитой феодальной городской цивилизацией и изолятным алфавитом. Век спустя ситуация повторится на Балканах, и снова «народ-войско» — сельджуки, соединившись с балканской цивилизацией феодальных городов и изолятных алфавитов, кириллицы и греческого, породит особую государственную модель «государства-войска», постепенно приращивающего, «собирающего» территории…

Монголы опустошили земли аланов и половцев. Почему? По причине наличия прототипа регулярной армии, в которой главной силой является пехота, причем пехотинец дешев и «взаимозаменяем». Ни у половцев, ни у аланов подобная модель не сложилась в полной мере. И, как ни странно, причиной подобного «несложения» явились их интенсивные контакты с соседними «оседлыми» государственными образованиями, русскими, в частности; то есть половцы и аланы оказались некоей «серединной моделью» полукочевого полуоседлого уклада; вследствие этой «половинчатости» у них не сформировалось четко ни дружинное полководчество, ни войско «дешевого пехотинца»… Весной 1223 года монголы уже стояли на берегах Дона. Половецкий хан Котян перешел Днепр и попросил о помощи своего зятя Мстислава Удалого, поклонившись ему «конями, вельбудами, буйволами и девками»… На внучках Котяна, Анне и Феодосии, были женаты Даниил Галицкий и Ярослав-Феодор. Александр Невский приходился Котяну правнуком… Согласно летописным русским свидетельствам, создался союз южных Рюриковичей, которые решили, объединив дружинные войска, пройти на половецкие земли и там встретить пришельцев… Монгольские послы, предлагавшие князьям мир, были казнены. Почему? Имелось ли в этом действии некое «нарушение правил народной чести», как полагает, например, Карамзин? Обратимся к конфликту Андрея Боголюбского с Ростиславичами. Он приказал им покинуть Киев. В ответ на это Мстислав Ростиславич приказывает опозорить посла Андрея Боголюбского, обрив послу голову и сбрив бороду, и велит передать Андрею Боголюбскому следующие слова: «До сих пор мы любили тебя, как отца, но если ты прислал с такими речами не как к князю, а как к подручному и простому человеку, то делай, что задумал, и Бог нас рассудит.» После чего Андрей Боголюбский начал готовиться к войне, и Ростиславичи — также… То есть убийство или позорящие действия в отношении послов являлись ответом на определенного рода предложения, ответом на предложения унизительные. Конечно, таковым было и предложение монгольского «мира»… Имена князей, участников битвы Рюриковичей с монголами на реке Калке, известны из «Повести о битве на Калке», это: Мстислав Удалой, Мстислав Козельский, Мстислав Романович Киевский, Даниил… Монголами предводительствовал Субудай. Он применил характерную азиатскую тактику заманивания противника на удобное место сражения. То есть Рюриковичи следовали за малыми конными отрядами монголов, которые обстреливали их из луков, но уклонялись от столкновения, «бежали», вынуждая противника к преследованию… (Любопытно, что подобную тактику Александр Невский применил в отношении конных орденских дружин при известном Ледовом побоище)… Однако заманенный противник оказался добычей «дешевых пехотинцев»… Битва на Калке была проиграна… «Повесть» рассказывает о конфликтных отношениях князей: в частности, Мстислав Киевский не поддержал Мстислава Удалого и молодого Даниила… Историки часто упрекают Рюриковичей в отсутствии единства, в том, что они не договорились друг с другом. Но совершенно ясно, что из нескольких дружинных воинств не слепишь «регулярную армию дешевого пехотинца». Подобные грандиозные столкновения «дружинных союзов» с «регулярной армией» должны были закончиться и заканчивались полнейшим поражением «дружинных Союзов». Вспомним известную битву на Косовом поле в 1389 году, когда дружинные войска сербского князя Лазара Гребляновича и его союзников были разгромлены армией султана Мурада. Та же участь постигла и союз крестоносных дружин в 1444 году в битве при Варне, победу вновь одержали османы с их «регулярной армией»… Да, армия «дорогостоящего дружинника» никогда не победит армию «дешевого пехотинца». Дружинное полководчество имеет свои закономерности реализации в боевых действиях; в частности, «феодальные демократы-полководцы», естественно, не могут координировать свои действия, действия своих дружин: ведь эти феодалы (Рюриковичи, например) «равны между собой», в то время как та же монгольская армия уже была основана на строгой субординации и дисциплине; уже была определенным образом организована: десятки составляли сотни, сотни — тысячи, десять тысяч — тумен… Таким образом, сражение армии с дружинным войском это все равно что расстрел сверху, с аэропланов, эскадронного Трунова и его приятеля Андрюши Восьмилетова из рассказа Бабеля… Вот, кстати, еще один любопытный парадокс: значит, для «прогресса» в развитии военного дела необходимо «усечение» свободы личности, превращение дружинника в «единицу пехоты». А, может, и нет здесь никакого парадокса…

Забежим немножко вперед и посмотрим, как сложилась судьба Рюриковичей, не пожелавших подчиниться «третьей силе». Михаил Черниговский в 1238 году в самый разгар продвижения «Батыевой рати» искал помощи в Польше и Венгрии, союз не состоялся; вероятно, вследствие все той же религиозной конфронтации католичества и православия, в 1241–42 году Михаил вернулся и княжил в Чернигове. В 1245–46 году был вызван в Орду и казнен. Причислен к лику святых. Почему, за что он был казнен? За отказ «поклониться идолам»? Подобное летописное объяснение кажется странным и очень похоже на обычное клише о «злых язычниках и иноверцах». Все источники дружно свидетельствуют о том, что монголы не навязывали своих ритуалов… Но — далее… Уже известный нам Юрий Всеволодович, сын Большого Гнезда. Он погиб в битве на реке Сить, там же погибли и его сыновья Всеволод и Владимир. Василько Константинович, внук Большого Гнезда, сын уже известного нам Константина. Был взят в плен в сражении на Сити, отверг предложение о вассальной зависимости и был казнен. Мстислав Романович, его зять Андрей Владимирович Долгая Рука и дубровицкий князь Александр были схвачены после разгрома войск Рюриковичей на Калке и казнены. Андрей Мстиславич, младший сын Мстислава Романовича, был вызван в 1245 году в Орду и казнен. О козельском князе Василии, ребенке, известие следующее: «Батый же взя город, изби вси, и не пощаде от отрочат до сосущих млеко; о князи Васильи неведомо есть; инии глаголаху, яко во крови утонул есть, понеже убо млад бяше»… То есть «новая власть», «третья сила» потребовала от Рюриковичей строгого повиновения. Поступившие в «ордынскую школу» Рюриковичи начали усваивать новые правила военного дела и государственности. Оказалось, что тактика «заманивания» противника «лучше» прежней феодальной дружинной практики открытых выступлений и поединков по принципу «иду на вы». Выяснилось, что уничтожение «третьей силой» твоих братьев освобождает их владения для твоей власти. Так Ярослав-Феодор стал великим князем владимирским после гибели брата Юрия, не явившись, естественно, в помощь ему на Сить. Незаметно переменилось кое-что в области морали и нравственности. Еще вчера вопросы о том, как ссориться и вступать друг с другом в союзы были как бы личным делом Рюриковичей, «внутренним делом одного рода-клана». Уже сегодня встал вопрос об отношении Рюриковичей к «новой власти». Не вступить в союз со своим братом против этой власти уже означало предать его этой власти на расправу… «Центром подчинения» стала северо-восточная Русь — владения Ярослава-Феодора. В летописях писалось: «В лето 6765 (1257) поидоша вси князи в Орду, чтив Улавчия и вся воеводы его, и возвратишася во свояси. Тое же зимы бысть число, и източаша (переписали) всю землю Русьсскую, толка не чтоша кто служить у церкви». Что такое была эта перепись, а также о льготах церковникам мы чуть позднее поговорим.

А сейчас вернемся к тому моменту, когда монголы, потерпев временное поражение в волжской Болгарии, двинулись в Азию, как бы на довольно длительные «зимние квартиры». В 1227 году после смерти Чингисхана владения его были поделены его потомками. А в 1235 году курултай принял решение о новом походе. Возглавил поход внук Чингис-хана Батый (Бату-хан). В его улус (удел) должны были войти Урал, Сибирь, Волга, земли Руси и Восточный Европы… С 1236 по 1238 год были захвачены и разгромлены Волжская Болгария и северовосточная Русь. В развалинах лежали Рязань, Коломна, Москва, Владимир, Козельск… С 1239 года началось покорение южной Руси — Переяславль-Южный, Чернигов, Киев, Владимир-Волынский… Холм и Кременец монголам не поддались… Даниилу Романовичу все же удалось использовать в качестве союзников поляков, венгров и литовцев, и создать сильное и независимое Галицко-Волынское княжество… В 1242 году монголы прошли по Венгрии, Чехии, Польше, Хорватии и Далмации. Однако закрепиться там им не удалось. Почему? Там ведь выступили против них точно такие же феодальные дружины, как и на Руси. Да, так, но то все были регионы начавшей интенсивное развитие «светской», «мирской» культуры, регионы латинской письменности, наиболее пригодной для развития подобной культуры. И в этих регионах «пришельцы» не смогли интегрироваться, сливаться с местным населением и оказывать свое влияние…

И русские и европейские источники твердят в один голос о страшных опустошениях и резне, производившихся монголами. Русским и европейским источникам вторят арабские, китайские, среднеазиатские… Да, по масштабу «деструктивных действий» «армия дешевого пехотинца» несравнима была с «войском дорогостоящего дружинника». «Богатая добыча» дружинника была ничто в сравнении с опустошениями и ужасами, произведенными «прототипом регулярной армии». Измученный дисциплиной «дешевый пехотинец» только в дозволенном мародерстве и отводит душу. А для монгольской армии «грабеж при захвате» еще и являлся просто «способом существования», она должна была грабить, чтобы существовать…

Здесь еще раз следует отвлечься, чтобы сказать… о лошадях. Повторим еще раз, что главной силой являлась пехота. Фактически лошадь применялась лишь как средство передвижения и перевозки. А поскольку лошадь не может пройти большое расстояние, а монголам необходимо было именно одолевать большие расстояния, то первым новшеством, которое узнавали на покоренных территориях, становились «ямы» — своего рода станции для смены и отдыха лошадей. Отсюда вышли и русские ямы и ямщики…

Итак, мы можем сказать, что поход монголов на северо-восточную Русь являлся, в сущности «быстрой войной», «блицкригом». Сговориться о сопротивлении организованном «феодальные демократы» не могли; да если бы они и договорились чудом, все равно дружинные войска не могли бы устоять в борьбе с «прототипом регулярной армии». Вспомним сформированный исторической наукой и традициями исторического романа образ «объединителя», «собирателя земель». Да, такой «собиратель-объединитель» мог бы сопротивляться «новой власти»; но для того, чтобы подобному характеру, типу развиться, надо было, чтобы несколько поколений Рюриковичей сделали своей постоянной практикой предательство, то есть предавали бы своих братьев «новой власти». А мы еще увидим, что именно подобное предательство лежало в основе политики Александра Невского, Ивана Калиты, Ивана III… Рюриковичи поступили в «ордынскую школу» и оказались очень хорошими и потому неблагодарными своим учителям учениками. Да и сама модель ведь оказалась самодовлеющей; сначала съела монгольских ханов, затем их преемников, поздних Рюриковичей, московских ханов-царей; затем съела Романовых, сменивших Рюриковичей; и наконец ушла в прошлое короткая вереница тоталитарных диктаторов модифицированной империи, все мельчавших и мельчавших… Далее модель модифицироваться не смогла и распалась… Что день грядущий нам готовит?..