Первые рюриковичи

Первые рюриковичи

Итак, мы переходим к первым Рюриковичам, еще язычникам, еще сохраняющим свое «нордманнство». Сведения о них носят легендарный и полулегендарный характер. Это IX–X века. Сведения, сообщаемые западноевропейскими хронистами, создателями саг и древнерусскими летописцами, как правило, несовременны происходившим событиям. Наиболее объективны, поскольку наиболее близки к написанию «собственно истории», византийские историки, унаследовавшие стиль и методологию историков Рима, поздней античности. Саги, западноевропейские хроники, древнерусские летописи еще не вполне дифференцируют «собственно историю, изложение событий» и легенду…

Наиболее легендарной личностью является сам Рюрик, о котором нам фактически неизвестно ничего, кроме самого факта его появления, прихода, «с дружиной и родом», и княжения на северных землях (вероятнее всего, Старая Ладога). Историки и до сих пор не оставляют попыток идентифицировать Рюрика с кем-либо из Хродриков, Родериков, Рориков скандинавской и западноевропейской средневековой письменной традиции. Но едва ли подобные попытки могут увенчаться успехом. Дело в том, что основным критерием идентификации здесь является имя. А это весьма специфическое «имя». В сущности, это вовсе и не «имя собственное», а «титульное прозвание» — «хродр рикр» — «славный правитель». Пытаться отыскать, руководствуясь этим «именем», какую-либо конкретную личность, все равно что идентифицировать какого-либо позднейшего короля по обращению «Ваше величество». Возможно также, что будучи «простым» предводителем воинского союза (дружинной корпорации), Рюрик имел другое «прозвание», а титуловаться «славным правителем» начал лишь, закрепившись на княжении. Любопытно, что среди раннесредневековых Хродриков, Родериков, Рориков и датский Рорик, отец известного принца Гамлета, об этом читаем в «Деяниях датчан» Саксона Грамматика, о которых еще будем говорить. Но покамест пусть нас не соблазняют эти соблазнительные идентификации; пока еще «славный правитель» — это и есть славный, прославленный правитель; «обыкновенным именем частного лица» это титульное прозвание сделается много, много позднее… Мы можем предположить, что «славным», «прославленным» правителем титулует себя правитель, ведущий победоносные завоевательные войны. Собственно говоря, правитель времени раннего средневековья — это прежде всего полководец, в состоянии войны он обретается постоянно. Почему же наш Рюрик титуловался «Рюриком», «славным правителем»? Потому что подчинил своей власти земли славянского севера? Никоновская летопись, год 866 (в пересчете на летоисчисление от Рождества Христова; будем помнить, что древнерусские летописцы считали «от сотворения мира»): «…того же лета оскорбишася Новгородцы, глаголюще, яко быти нам рабом и много зла всячески пострадати от Рюрика и от раба его. Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби Новгородцев советников его». По предположениям Татищева, не подтвержденным никакими подлинными письменными свидетельствами, сочиняется целая легендарная история о Вадиме, старшем родиче Рюрика, потому имевшем «больше прав на престол». Надо сказать, что вымыслы В. Н. Татищева в обеих редакциях его «Истории Российской», над которой он работал, вероятно, около пяти лет (с 1745 по 1750), до своей смерти; являются весьма любопытной иллюстрацией к «становлению государственной идеологии» во второй половине XVIII века. Разумеется, никаких «древних источников», подтвердивших бы утверждения Татищева, не существует. Современные историки, анализирующие труды Татищева, тоскливо вопрошают: «Ну хорошо, а зачем ему было лгать?» Но ведь это вторая половина XVIII века, время становления «национальностей» как таковых, в современном смысле; время интенсивного поиска «дохристианских корней», охватившего Европу (и Россию в том числе) и закономерно приведшего к «массовому производству» фальшивых «грамот», «летописей», «хроник» и «поэм о языческих божествах». Впрочем, об этом мы будем говорить подробнее в связи со «Словом о полку Игореве»… Надо заметить, что измышления Татищева по-своему милы наивностью, ярка на них печать столетия восемнадцатого. Так, например, Рюрика он наделяет славянизированными родственниками — Гостомыслом и Умилой, одной из жен Владимира Святославича придумывает имя — Милолика. Все это характерные «именные конструкции», характерные именно для второй половины века XVIII с его стремлениями отыскать «достойные дохристианские корни», измыслить «красивую и величавую» древность… Более логично предположение С. М. Соловьева о том, что рассказ о Вадиме — вымысел, позднейшая вставка, долженствовавшая как бы «обосновать» недовольство новгородцев варягами, приглашенными Ярославом Владимировичем Мудрым… Стоит, кстати, заметить, что для русской литературы легендарный Вадим Новгородский стал символом свободолюбия, борьбы против тирании… Так, но все же, был или не был? И если был, то что же он был?.. Древнерусский глагол «вадити» означает «сеять смуту», стало быть, и «Вадим» не имя в том смысле, в каком мы это понимаем, не имя собственное; но «прозвание». Стало быть, один титуловался «славным правителем», а другой — «храбрым смутьяном». И если «славный правитель» — явный скандинав, то его противник, «храбрый смутьян» — столь же явный славянин…

Попробуем, опираясь на эти два «имени», немного заняться реконструкцией событий. Но сразу оговоримся, это всего лишь возможность «построения версии». Итак, Рюрику не было «просто» укорениться на «русском севере», пришлось бороться с местной славянской знатью. Возможно, именно в этой борьбе он наделяет себя правом называться «славным правителем», то есть победителем. Любопытно здесь то, что первоначально укоренившись на славянском севере, Рюриковичи уже при преемнике легендарного Рюрика, Олеге, двинулись на юг, на славянский юг. Почему? Не были ли они все же вытеснены? Почему в дальнейшем мы видим север фактически свободным от власти Рюриковичей? Новгородцы нанимают князя-Рюриковича с дружиной именно в качестве наемного полководца, подписывают с ним «ряд» — договор, воспрещающий ему вмешиваться в дела правления. Система вечевого правления, то есть когда вече (аналог — скандинавский тинг) — мужское племенное собрание — избирает «выборный управленческий аппарат», оказалась на севере продуктивной и надолго вытеснила Рюриковичей. Окончательно сломать север удалось даже не Ивану III, но лишь его внуку, Ивану Грозному. А впрочем, восстания в Новгороде и Пскове мы видим даже и при первых Романовых…

Олег, один из приближенных Рюрика, двинулся на славянский юг, далее совершенно естественно определилась политическая, «устремительная» направленность будущей Руси — на Балканский полуостров, откуда естественно проистекают походы Олега на Византию. (Интересно, что территории Балканского полуострова вошли в сферу влияния СССР как модифицированной имперской модели только… в 1944 году!)… Первые Рюриковичи, как и все «нордманны», — «люди дружины», «люди» корпоративного воинского союза, объединения; завоевание — их «работа»… Но что же такое эта самая «дружина»? Как ни странно (или и вовсе не странно), но элементы «дружинной», воинской корпоративной организации сохранились и в наше время; элементы эти легко вычленяются при анализе структуры любого криминального объединения. Это «прием в члены» после инициации («испытания») новичков, эти «испытания» носят болезненный и унизительный характер (впрочем, рудимент болезненной и унизительной инициации мы находим и по сей день в религиозных структурах иудаизма и мусульманства; это обрезание; и, вероятно, не случайно у мусульман мальчика после обрезания начинают звать «воином Пророка»; любопытно, что унизительные и порою болезненные испытания сопутствуют своеобразному «ритуалу» приема в современные мальчишечьи и даже и девчоночьи группы, «компании»), кроме инициации следует указать «сферы влияния», «корпоративную замкнутость», порождающую особый язык общения, следует указать и татуировку как «признак принадлежности»… В сущности, эти элементы заимствованы еще из родоплеменной структуры. Но воинские корпорации отличались тем, что их членом мог сделаться фактически «каждый», «любой», «человек со стороны», прошедший необходимые «испытания» (вспомним позднейшую архаически организованную воинскую корпорацию — Запорожскую Сечь). Воин, дружинник — уже не был «человеком своего рода, племени», он становился «человеком своего полководца, своей дружины». Воинская корпорация становилась важнейшим элементом структуры общества, хотя «основной единицей» общества оставался род-клан. Но уже из рода-клана возможно было «уйти в дружинники»; вот, кстати, одна из причин быстрого растворения «варягов» в славянской среде. Осталась, закрепилась воинская корпорация как институт, а скандинавский язык, обычаи, верования постепенно уходили.

Роль воинской корпорации как бы суммирует в легендарной форме ибн-Фадлан, честно оговариваясь, впрочем, что рассказывает с чужих слов; запомним также и то, что приводимые числа являются «эпическими», традиционными для восточной письменной традиции…

«Он сказал: Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком дворце постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него (вероятно, имеется в виду обычай ритуального убийства и самоубийства для погребения приближенных вместе с умершим вождем-полководцем — Ф.Г.). С каждым из них имеется девушка, которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, которой он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста мужей сидят, а ночью спят у подножия его ложа. А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы выше упоминали. И этот поступок они не считают постыдным. Он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить некую потребность, то удовлетворяет ее в таз, а если он захочет поехать верхом, то он подведет свою лошадь к ложу таким образом, что сядет на нее верхом с него… И он не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться с девушками, пить и предаваться развлечениям…». Описание очень колоритное, интересно, что далее Ибн-Фадлан устами своего информатора утверждает, что функции полководца и собственно правителя выполняет не сам «царь», а его «заместитель». К Рюриковичам это едва ли было применимо; по свидетельствам добросовестных византийских историков, Рюриковичи сами исполняли полководческие функции, а также и собственно управленческие (сбор дани, например)… Но симптоматично то, что правителя окружают не родичи его, а именно «приближенные богатыри» — «дружина». Интересно, что еще нет речи и о супруге правителя, о его «парной ему правительнице»; правитель является в окружении многих женщин, количество женщин и воинов-приближенных, богатство убранства призваны символизировать прочность и силу власти…

И прежде чем продолжить рассказ о первых Рюриковичах, нам стоит прояснить, уточнить смысл, значение некоторых важных для нас в дальнейшем понятий.

Каким было воспитание Рюриковичей и что оно продуцировало, какие социальные отношения, какую психологию? Из летописных источников явствует, что поворотным моментом в жизни мальчика являлся особый обряд — «постриг»; сохранявшийся и после принятия христианства. Постриг справлялся, когда ребенку исполнялось три-четыре года, и включал ритуальное сажание на коня и воинскую прическу — «косицу», «прядку». В поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» отец сажает «на Бурушку» маленькую девочку, «и вывел из младенчества по пятому годку». Идет ли речь о рудименте приема в воинскую корпорацию, переосмысленном и сохранившемся в самое позднее время?.. Возможно, символическое сажание маленького княжича на коня и наделение прической воина должны были обозначать как бы некую «изначальную», почти «наследственную» принадлежность маленького Рюриковича воинскому объединению и освобождали мальчика от «настоящих», болезненных и унизительных испытаний, сопровождавших «прием в дружину». После пострига мальчик переходил из женских рук в руки воспитателей-мужчин. Симптоматично, что даже поздние русские летописи отнюдь не всегда указывают мать княжича, чаще всего ограничиваются указанием отца-князя. Мать называлась лишь в случае своей особой значимости; такими «случаями» безусловно являлись династические браки, означавшие военно-дипломатические союзы правителей. Вероятно, только в подобных случаях князь как-то контактировал со своим «материнским родом». Так известно, что после гибели отца и безуспешных попыток закрепиться на одном из русских княжений Георгий Андреевич отправляется в царство Картли (территории современной Грузии) и поступает на службу к царю Давиду, впоследствии даже вступив в брак с его дочерью Тамар (известной «царицей Тамарой»). Но при дворе Давида уже служили половцы, вероятнее всего, родичи бабки Георгия Андреевича; ведь отец его, Андрей Боголюбский, приходился сыном дочери половецкого правителя, именуемого в русских летописях Аэпой. Можно предположить, что в судьбе Георгия Андреевича сыграло роль это самое «материнское родство»; в данном случае, даже «бабкин род»…

Особая роль в воспитании маленького княжича принадлежала «пестуну». Такими «пестунами» были упоминаемый в связи с Александром Невским Яким и, вероятно, боярин Мирослав, спутник маленького Даниила Галицкого. Едва ли «пестун» аналогичен античному рабу-«педагогу». Вероятнее всего, речь идет о свободном и даже знатного происхождения человеке. Возможно также, что «пестун» исполнял при маленьком княжиче функции воеводы, воинского предводителя, а также и функции формального правителя. Поскольку, согласно летописным свидетельствам, совсем маленьких Рюриковичей отцы отправляли в походы и «сажали на княжение». Вот что, в частности, говорит об этом А. В. Экземплярский в своем труде «Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период» (Спб., 1889): «В древней Руси, за отсутствием теоретического воспитания, княжичей весьма рано старались направить на путь практической деятельности. На это указывает, между прочим, и только что помянутый обряд постриг, после которого княжич считался как бы уже принадлежащим к семье ратных людей. Княжичей, когда они были еще отроками, посылали нд княжение, брали в походы и т. д., но в этих случаях к ним назначались руководители из бояр». Так, Ярослав Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, начал свою «военно-политическую деятельность» пяти лет, а его сын, известный Александр Невский, — восьми… В этом контексте достаточно беспрецедентным представляется «матриархальное» правление Ольги, мотивированное в летописной традиции тем, что сын ее — «детеск», малолетний. В сущности, Ольга осуществляла при малолетнем сыне функции полководца и формального правителя. Не вследствие ли ее «жреческого» происхождения (о котором мы уже упомянули выше) и сделался возможным подобный «матриархат»?..

Повторим еще раз, что «основной единицей общества» в средние века являлась не «личность» и не «семья», а «род-клан». На «роды» членились славянские племена южной Руси. Вероятнее всего, упоминаемые в русской летописной традиции поляне, древляне, вятичи, кривичи, радимичи и проч. — это все же племенные или родовые самоназвания. Как же протекала жизнь подобных образований? Наверное, для понимания подобного образа жизни полезны книги, аналогичные книге Этторе Биокка «Яноама» — о жизни индейского племенного объединения Яноама в бассейне Амазонки. Итак… Племенное объединение членится и дробится на родовые объединения; только началось формирование вокруг «вождя» корпоративного воинского сословия; не сформировался еще и институт частной собственности; земледелие — общинное, подсечное и залежное, то есть выжигают травы и корчуют деревья для «освобождения» земли, землю рыхлят, еще не пашут, почва быстро истощается, нет системы отдыха поля «под паром»; вследствие истощения почвы «род» переходит, «перекочевывает» на другое место; жизнь весьма «немирная», протекает в постоянных спорах и вооруженных столкновениях разных «родов», в которых принимают участие и женщины и дети; жизнь не отрегулирована правом и законами; в сущности, господствует «право силы» в наичистейшем виде… Какие же изменения вносят в подобную жизнь «пришельцы», имеющие уже сформированное воинское сословие? Устанавливается, пусть и грубоватое, но «право». Корпоративное воинство, дружина, «смиряет» родовых вождей, прекращает хаотические стычки и столкновения; устанавливается нечто вроде налогообложения — «сбор дани»; «род» более или менее защищен от «бесконтрольного грабежа» (но, впрочем, и лишен возможности пограбить самому)… Средневековые «пришельцы» — болгары, норманны — «покоряют» не каким-то «культурным превосходством», не наличием у них каких-то «государственных институтов», а именно наличием воинского сословия, «дружины», стимулирующей дальнейшее развитие и преобразование общества. В дальнейшем роль, аналогичную роли первых Рюриковичей, сыграют монголы на Руси и сельджуки на Балканском полуострове, принеся на место «дружинных корпораций» прототип регулярной армии…

В русской летописной традиции часто употребляется понятие «город». Так, Олег, захватив Киев, начинает «ставить города». Но что же такое «город» раннего средневековья? Прежде всего, это укрепленное поселение. Центром его, судя по всему, является своеобразный «жреческий комплекс» и жилище правителя; правитель может совмещать функции правителя и жреца (вероятно, так обстоит дело в случаях Олега и Ольги). Жилище правителя и есть «высокий дворец», о котором говорил информатор ибн-Фадлана. «Высота», вероятно, достигалась за счет «терема», которым (по Н. Воронину, например): «…называли шатровую гранную или округлую коническую сень, поставленную над чем-либо; теремом называли также лестничную башню для входа на хоры… также, возможно, крытые первоначально остроконечной кровлей. По всей вероятности, сени (или лестничная клетка, вводившая на них) увенчивались особой вышкой с шатровым верхом, выделявшим центральную часть дворцового ансамбля…» Высокий теремной верх, вероятно, окрашивался ярко, золотился или серебрился. По всей вероятности, и в «городе» сохранялась «родо-клановая» структура общества — «роды» имели фиксированные места поселения, выделялся «дом главы» и вокруг — «дома» — жилища «подсемейств» рода. Вокруг «жреческого комплекса», возможно, группировались «безродные», «сироты», оставшиеся без рода, лишенные рода, впоследствии они группируются вокруг церковных и монастырских комплексов. В сущности, город должен быть центром торговли и развития ремесел. Но даже в XIII веке Киевская Русь представляется Рубруквису «неторговой землей». В IX–X веках торговля преимущественно меновая. Основная функция «города» — защита и обслуживание правителя (именно вследствие этой «обслуживательной» функции и развиваются в «городах» ремесла).

В рамках «рода» оформлялись полигамные брачные союзы. Полигамной была и княжеская семья. Христианство не в состоянии оказалось «совершенно» ликвидировать полигамию. Разновидность своеобразной «субполигамии», наличие двух, трех «жен» (причем, речь идет именно об упорядоченном, а не о «блудном», беспорядочном сожительстве) зафиксировал Григорий Котошихин, описывающий уже Московскую Русь в царствование… Алексея Михайловича… В больших княжеских семьях мальчики рано входили в дружинные корпорации, отсылались «на княжения» и в походы. Братья вполне могли даже и плохо знать друг друга. Это, впрочем, вполне естественное положение и для скандинавских земель и для Западной Европы. Церковь ограничила число браков, уже нельзя было заключить одному лицу несколько брачных союзов; причем было ограничено число браков даже в случае смерти одного из супругов. Потомство от четвертого (вариант: от третьего) брака уже полагалось незаконным. Но в народном сознании «полигамные принципы», как мы уже заметили, сохранялись очень долго. Например, так называемый Лжедмитрий являлся в глазах церкви совершенно незаконным претендентом на престол, ведь он был рожден от какого-то там послепятого брака Ивана Грозного. Но в глазах народа это был совершенно законный претендент, рожденный от «объявленного» брака своего отца…

Мы так и не рассказали почти ничего о развлечениях Рюриковичей (а собирались). По логике, князья должны были содержать всевозможных танцоров, жонглеров и певцов — слагальщиков хвалебных песен. Но во всем русском летописном своде подобный певец упоминается более или менее подробно всего один раз. Это «славутный певец» Митуса из Галицко-Волынской летописи, он был наказан за отказ служить князю Даниилу Романовичу. Приведем также несколько примеров из добросовестного труда А. С. Фаминцына (вторая половина XIX века) «Скоморохи на Руси»: летописец Переяславль-Суздальский говорит об особом «скоморошьем платье»; вероятно, это короткая верхняя одежда и узкие штаны, потому что сказано, что «латины» одеваются «аки скомраси», это XIII век; а вот что сказано о Святополке в Повести временных лет: «Люто бо граду тому и земли той, въ немъ же князь юнъ, любяй вино пити съ гуслми», это 1015 год. Не забудем о том, что древнерусская письменная традиция — христианская, и относится резко негативно к языческим «увеселениям». Но, впрочем, именно этой традиции мы обязаны наличием хоть малых сведений о подобных увеселениях, о русских певцах и потешниках. В житии преподобного Феодосия, игумена Печерского, говорится о палатах князя Святослава Ярославича (также XI век), где игумен видел «многих играющихъ передъ нимъ: оныхъ гуслныя гласы испускающихъ, иныхъ органьныя писки гласящих, иныхъ же мусикийския (по другим спискам: «замърныя»), и тако всех веселящихся, яко же обычай есть предъ княземъ». Естественно, в этом тексте не названы подлинные названия древнерусских музыкальных инструментов… Известна фреска с изображением музыкантов в Софийском соборе в Киеве. Изображены флейтисты, трубачи, музыканты, играющие на инструментах наподобие арфы, гитары и тарелок. Некоторые из музыкантов изображены танцующими. Фреску эту относят к концу XI века. Но трудно сказать, насколько это изображение соответственно реалиям древнерусской жизни, музыканты изображены по византийским канонам…

В слове «О неделе» епископа Евсевия (XIII век) говорится осудительно о народном развлечении, «когда одни играют, другие танцуют:»… и «обрящете ту овы гудущи, овы пляшущи»… В текстах XVI века упоминаются «скакание и плясание», «игры в бубны, сопели и струны», «игры гудцов и скоморохов». Сохранились сведения о скоморохах, входивших в «дворовый штат» бояр и князей при последних Рюриковичах. Много свидетельств о «наемных», «платных» певцах и музыкантах в царствование Ивана Грозного. Так Даниил фон Бухау, посол императора Максимилиана III, пишет о том, что юношам и девушкам не дозволялось танцевать на свадьбах, «…одни только гистрионы, выгоды ради, исполняли публично некоторые пляски с нелепыми телодвижениями». Самого царя, впрочем, упрекали в том, что он танцует вместе со скоморохами в масках; это, вероятно, считалось ярким признаком безнравственности…

Возможно сделать осторожный вывод о том, что вследствие церковных гонений на народную светскую культуру культура эта развилась в формы низовые, табуированные, обсценные (т. е. «непристойные»)…

Не так-то просто говорить о древнерусском язычестве. Первые «русы» — «пришельцы» — принесли свои скандинавские культы; в захоронениях найдены, например, амулеты, имеющие отношение к почитанию бога-громовержца, «молоточки Тора». Впрочем, у скандинавского Тора был аналог — древнерусский Перун. Ибн-Фадлан рассказывает о том, как «русы» поклоняются деревянным столбикам (вероятно, наподобие античных «герм»), символизирующим богов. Древнерусская летописная традиция зачастую смешивает славянских и угро-финских жрецов языческих божеств, и те и другие именуются «волхвами». Никаких подробных описаний древнерусских языческих божеств и их культов мы не имеем; и это понятно, летописцу-христианину было бы недостойно, непристойно и даже и мучительно о подобном писать. А вот что пишет Н. И. Толстой в предисловии к энциклопедическому словарю «Славянская мифология»: «Собственно славянские мифологические тексты не сохранились: религиозно-мифологическая целостность «язычества» была разрушена в период христианизации славян. Возможна лишь реконструкция основных элементов славянской мифологии на базе вторичных письменных, фольклорных и вещественных источников». До нас дошли имена некоторых божеств: Перун, Велес, Дажьбог и т. д. Можно предположить, что они имели достаточно развившиеся культы. Известно свидетельство Повести временных лет о брошенном в волны Днепра при крещении киевлян «идоле» Перуна; вероятно, это была большая деревянная скульптура с элементами золочения, серебрения; брошенная в воду она плыла…

И, говоря о древнерусской мифологической системе, о возможности ее реконструкции и изучения, нельзя не упомянуть о труде Андрея Сергеевича Кайсарова «Славянская и российская мифология». А. С. Кайсаров — один из первых серьезных и добросовестных исследователей «русского язычества». Он получил образование в Германии, преподавал в университете в Дерпте. «Славянская и российская мифология» написана на немецком языке, впервые книга была издана в 1804 году в Геттингене. На русском языке была издана в 1807 и 1810 годах (перевод Андрея Аллера). Автору было чуть более двадцати лет. Небольшое его сочинение представляет собой попытку энциклопедического словаря с добросовестно написанной вступительной частью. А. С. Кайсаров участвовал в войне с Наполеоном и погиб в 1813 году близ немецкого городка Гайнау в возрасте тридцати лет.

Для того чтобы оценить труд Кайсарова, нужно, конечно, сравнить то, что пишет он, с писаниями современных ученых. Вот, например: «Конечно, встречаются нам инде немногие и притом весьма рассеянные известия, которые однакож сообщают то одни только имена, то недостаточные и темные повествования. Тут нужен дух опытного критика, чтобы из этого хаоса образовать нечто целое». Это написано юношей в начале XIX века! Но ведь, в сущности, то же самое пишет опытный ученый Н. И. Толстой в конце века двадцатого… Или вот о Бабе Яге: «Древнейшие русские повести (сказки? — Ф.Г.) описывают нам ее гнусною, сухощавою старухою, высокого росту, с костяными ногами, и пр., и пр., и пр.! Экипаж ее совершенно соответствовал красотке, которая в нем ездила: это была ступа, которую богиня погоняла пестом железным, находившимся у ней в руках.

В тех же сказках замечательны еще следующие стишки:

Баба Яга,

Костяная нога,

В ступе едет,

Пестом погоняет,

След помелом заметает…».

С тех пор прошло почти двести лет; изменилась методология, сформировался семиотический подход к изучению фольклора; но нельзя сказать, что о той же Бабе Яге с тех пор собрано намного больше сведений; нет, невзирая на все фактические погрешности и неточности, работа молодого Кайсарова интересна и сегодня…

Здесь стоит отметить, что на формирование у Кайсарова интереса к «дохристианским национальным корням», настоящего научного интереса, несомненно оказало влияние современное его учению в Геттингене движение общественно-политическое за объединение немецких княжеств в «единую Германию»; этому движению человечество обязано многими и многими интересными культурными явлениями: от возникновения самого понятия «фольклор» и начала фольклористических исследований до немецкого национал-социализма включительно; впрочем, мы об этом еще будем говорить в связи со «Словом о полку Игореве»…

Итак, мы теперь примерно представляем себе наших персонажей. Вернемся же непосредственно к истории правления первых Рюриковичей. Полулегендарного Рюрика сменил Олег-Хельги, которому удалось захватить южнославянский город Киев, провозглашенный «матерью городов русских». Вероятно, «русы» для Хельги еще были «нордманнами», но впоследствии это выражение «матерь городов русских» применительно к Киеву обрело настоящий древнерусский смысл.

Сам Киев («Кияба» арабских источников) очень интересен и во многом загадочен. Так, согласно Повести временных лет, Олегу-Хельги пришлось бороться за Киев со своими же «коллегами» — варягами Асколдом и Диром, которые также принадлежали к дружинной корпорации Рюрика и правили Киевом. Сведения об Асколде и Дире противоречивы; их поход на Константинополь, убийство их Олегом, хитростью заманившим их на корабль, — все это, возможно, уже фольклорное, легендарное переосмысление каких-то реально происходивших событий. Но, вероятно, достоверным следует считать то, что Киев в качестве довольно обширного по тем временам укрепленного славянского поселения существовал «до прихода варягов». Повесть временных лет содержит характерный легендарный мотив о трех братьях — основателях города-государства и их сестре. В этой мифологеме, то есть в древнерусском ее варианте, явно «выпал» еще один, «четвертый» персонаж — божество или герой, с которым «сестра» сочетается ритуальным браком. Патриархальный свадебный обряд, вероятнее всего, возник из обряда «посвящения в правители»; отсюда — сохранившиеся надолго «ролевые» обозначения молодых супругов как «царя и царицы», «короля и королевы»; украшения наподобие венцов на их головах и т. д.; на одном из своих этапов подобная обрядность предусматривала роли «сестры-невесты» и «братьев» — охранителей ее девственности… К сожалению, в загадочном «киевском варианте» многое, вероятно, не будет разгадано никогда; и прежде всего, имена персонажей. Так, неясно происхождение имени Щек, не прояснено, что же такое «Хорив». Лучше обстоят дела с именем «самого главного брата». «Кий» — славянское «молот», «дубина». Что же касается их сестры по имени Лыбедь, то здесь возможно признать достоверным только то, что имя явно славянское, но не имеет ничего общего с известной красивой птицей… Повесть временных лет говорит о том, что Кия называли «перевозчиком через реку»; и сообщив это, летописатель возражает, что «перевозчик» не может быть правителем. Подобное возражение — явное доказательство отдаленности во времени «первого, славянского Киева» от начала древнерусского летописания. О чем, в сущности, может свидетельствовать наименование Кия «перевозчиком»? Именно о том, что он был правителем. В сущности, «держать перевоз» и есть одна из первичных функций «князя», «вождя». Именно при переправе через водную артерию, на воде, люди особенно беззащитны; здесь легко осуществить нападение с берегов и из засады; та же Повесть временных лет сообщает об «умыкании» женщин именно «у воды». «Держать перевоз», «быть перевозчиком через реку» — и означало контролировать переправу, обеспечивать безопасность судам, исключать нападения. За это обеспечение безопасности взимались те или иные разновидности пошлины (древнерусское «мыт»)…

Таким образом, можно считать достоверным, что «варягам» пришлось бороться и друг с другом, и (как на севере, так и на юге) с местными славянскими правителями, уже существовавшими в условиях «раннегородской» цивилизации, фактом подобной борьбы является и конфликт Ольги-Хельги, жены Игоря, с древлянским правителем Малом. Но прежде чем говорить об этом конфликте, надо сказать и об Игоре-Ингварре, наследовавшем Олегу. Нам фактически ничего не известно о его правлении, летопись упоминает лишь его походы все на ту же Византию в середине X века. Походы эти были удачными; вероятно, захвачено было много добычи, что, возможно, и побудило правителя-полководца титуловаться Ингварром, то есть «находящимся под покровительством Ингвио, божества богатства и изобилия». Один из этих походов привел к заключению договорных отношений с Константинополем. Судя по именам, приведенным в византийских источниках, среди приближенных Игоря еще преобладают «лица скандинавского происхождения». Каким образом Игорь был связан с Рюриком? В сущности, уже невозможно это установить; но версия о том, что он мог быть сыном Рюрика — явно позднего происхождения, она как бы выпрямляет генеалогическое древо Рюриковичей. А вот с Олегом Игорь, вероятно, связан через свою супругу Ольгу-Хельгу. Она и Олег — одного происхождения, Олег устраивает брак Игоря.

Ольга — первая женская личность в династии Рюриковичей. Следует отметить известия о том, что она «дочь перевозчика из Пскова» и даже и сама «перевозчица». Чья же она дочь? Варяжского правителя в Пскове, на славянском севере? «Жреческое происхождение», о котором мы уже писали, предоставляло ей некие «права» на осуществление функций правителя, вождя дружины? Вероятно, так оно и есть…

Не останавливаясь на подробностях правления Игоря, летописание достаточно внимательно к его гибели. Гибель эта связана с одним из интереснейших раннефеодальных явлений, а именно, с комплексом полюдья. Ибн-Фадлану жизнь «царя русов» представлялась «сплошным праздником». Однако ритуализованное «представительство» на красивом тронном помосте было лишь одной из деталей этой жизни. Гораздо больше времени «ранний» Рюрикович проводил в пути, вместе со своей дружиной, приближенными и женщинами. Выработался настоящий «дорожный образ жизни», казавшийся, например, тому же Константину Багрянородному весьма суровым. В процессе полюдья вождь-правитель объезжал подвластные территории, собирая дань и получая разного рода подтверждения своей власти. Полюдье сопровождалось ритуализованными действиями — пирами, охотой, торжественными клятвами в верности и т. д. Наличие полюдья означает наличие недостаточно упрочившихся вассальных отношений. В первый период своего владычества нечто наподобие полюдья будут осуществлять на Руси монгольские ханы, не разъезжая, впрочем, сами, а посылая ближайших родичей… Наиболее удобным временем для древнерусского полюдья было холодное, зимнее время, именно тогда пути были лучше, ехать было легче…

Древнерусское полюдье описано все тем же Константином Багрянородным и Львом Диаконом, которые, впрочем, сами полюдья не видели, не участвовали в подобных поездках, а писали по рассказам информаторов.

Полюдье было связано и с вывозом сырья на Балканский полуостров, вывозили мед, воск, кожи, меха. Однако приблизительно к XII веку полюдье постепенно сходит на нет, на смену доходам «от сбора дани» пришли доходы от «домена» — собственно княжеского хозяйства, установилась система взимания различного рода пошлин — подобие первичной системы налогообложения. Преобладание славянского элемента свело на нет и скандинавские традиции дружинного, воинского судоходства, «морского, речного похода» с целью вывоза сырья и ввоза преимущественно предметов роскоши. Тип подобного воина постепенно заменяется типом «мирного купца» — «торгового гостя». Приток древнерусского пушного сырья в западную Европу и на Восток не прекращался…

С древнерусским полюдьем связано одно занятное недоразумение. Имеются свидетельства о ввозе на арабский восток «франкских мечей». Древнерусская летописная традиция сообщает предание о дани «мечами», данной хазарам. И наконец Константин Багрянородный сообщает о вывозе «мечей» из «скифских земель». Но мы уже знаем, что «франкские мечи» деланы в Западной Европе. Вывозить мечи из Киевской Руси, казалось бы, не имело смысла, хотя бы по той простой причине, что оружия там изготовлялось мало, «оружейницей» Европы и Востока Киевская Русь явно не могла быть. Но тогда почему же Константин Багрянородный говорит о вывозе «мечей»? И что это была за «дань мечами»?.. В греческом языке существует слово «?????» существует также менее употребительное «?????»; оба эти слова означают и меч, и саблю, и рапиру, и шпагу, и шашку… Но тогда, быть может Константин Багрянородный имел в виду именно сабли? Может быть, именно хазаро-мадьярские сабли везли в Константинополь дружины мореходов? Нет, оказывается, Константин Багрянородный употребил совсем другое слово. Слово это — «?????????»; означает оно — «прекрасный, исключительной красоты юноша». Стало быть, речь идет вовсе не о торговле оружием, а о торговле рабами, теми самыми «северными», «славянскими» невольниками, светлокожими и высокорослыми. Этих юношей получали в «составе дани» во время полюдья. Но древнерусский «меч» нам здесь еще пригодится. «Взять дань мечами» означало… взять дань молодыми людьми. Вот откуда путаница! «Меч» означало «мужскую единицу» рода, человека, мужчину, могущего носить оружие. Впоследствии образовались древнерусские, уже собственно именные прозвания: Меч(а), Мяч(а), Мечник, Мечк(а)(о) и т. д. Первые «русы» принесли свое обозначение меча — «шверд», с этим словом связалось в древнерусском языке табуированное, «непристойное» обозначение мужского полового органа, откуда загадочное «старый хрен», то есть — первоначально — еще пригодный для ношения оружия…

Однако вернемся к полюдью Игоря, имевшему для него трагические последствия. На территории племенного объединения древлян он, судя но всему, превысил свои «полюдные» полномочия и, согласно Льву Диакону, привязан к двум деревьям и разорван на части. В Повести временных лет древлянские послы объясняют Ольге: «… мужа твоего убихомъ, бяше бо мужъ твой аки волкъ восхищая и грабя». Эта казнь Игоря произошла по инициативе древлянского правителя Мала. «Мал» — славянское слово, но в тексте летописи оно наверняка означает не собственное «именное прозвание» правителя древлян; то есть не он себя так называл, а его противники Рюриковичи. «Мал» — это «мелкий скот», «мелкая скотинка», «овца»; то есть «Мал» было уничижительным прозванием. Однако древлянский князь предложил Ольге брачный союз, на что она ответила вооруженным нападением, разорив древлянские земли, но затем установив «уроки» — устойчивые размеры дани. Интересно, что брачный союз Ольге предлагал и византийский император. Что же, она была так замечательно хороша собой? Это, конечно, неизвестно, но брачный союз означает в данном случае союз военно-дипломатический. Ни на одно подобное предложение Ольга не ответила согласием. Вероятно, ее «право власти» было все же ограничено; приближенные, возможно, полагали ее кем-то вроде «регента» при Святославе; возможно, вокруг будущего правителя Святослава уже создавалась «своя партия», ограничивающая «права» Ольги; не забудем и о том, что «права» эти были архаическими, матриархальными.

Мы уже сказали о том, что Ольга первой из Рюриковичей (если не считать легендарных Асколда и Дира) приняла христианство. Но, судя по всему, побудили ее к этому не «идейные соображения», а политический расчет. Необходимо было наладить отношения с Византией, она представлялась Рюриковне Ольге стабильным, сильным государственным образованием, на поддержку которого возможно было опереться в борьбе против «непосредственных соседей»: кочевников, Волжской Болгарии и Хазарского каганата. Император (все тот же Константин Багрянородный) принял Ольгу с почетом. У него имелись свои соображения о расширении сфер влияния империи. Любопытно, что Ольгу сопровождала женская свита. Время ее правления было и временем «русских амазонок»?..

Но после краткого матриархального правления патриархат с новыми силами вступил в свои права в лице сына Ольги. Это, пожалуй, самый яркий из первых Рюриковичей. Полководец, завоеватель, «автор» замечательного клича «Иду на вы!», своеобразный «древнерусский Александр Македонский»… В летописи проскальзывают робкие обвинения в адрес этого воинственного правителя, его обвиняют в том, что он бросал Киев «на произвол судьбы». Впрочем, он отправлялся в походы столь часто вовсе не из «пристрастия к войне». Дело в том, что в решающую фазу вступила борьба Рюриковичей с «соперниками», с теми самыми соседями, о которых мы сказали выше. Что же являлось предметом этой борьбы? Разумеется, власть над славянскими племенными образованиями, не обладавшими воинской организаций; Святослав и его соперники видели в них те самые «народы», которые возможно «резать или стричь»…

Святослав представлял собою явление достаточно оригинальнее. Он был первым Рюриковичем, носившим уже славянское титульное прозвание. Разумеется, он не получил это имя при рождении, а стал титуловаться им впоследствии. Что означало «Святослав»? «Правитель колдовской славы»? (Не забудем, что Святослав — язычник и потому корень «свят» здесь не может иметь привычного нам значения). Или же все-таки — «человек, прославленный на весь мир»? Второе — вероятнее. Можно предположить, что титульные прозвания славянских правителей и полководцев были калькированы, «переложены» из скандинавских, собственно германских и греческого языков; там подобные «княжие имена» были первичны. Постепенно славянские княжие имена в сочетании с христианскими греческими вытеснили именные прозвания скандинавского происхождения; Рюрики, Олеги, Игори — исчезли…

Сам факт того, что сын Ольги титуловался по-славянски, очень значим. Это означало его привычку к славянской уже среде, признание себя именно славянским вождем. Правление Святослава — наивысшая точка развития дружинного «полководчества». Его дружинное войско, вероятно, уже почти славянское по составу, еще сохраняет боевой дух «нордманнов». Кстати, одной из причин постоянных походов является и то, что подобное войско не должно, что называется, простаивать, и постоянно должно быть награждаемо, «стимулируемо», должно получать то, что именуется поэтически «богатой добычей». В дальнейшем в Древней Руси «далекие героические» и, в частности, «водные» походы пойдут на спад. Окончательно сформируется древнерусская народность и придет время феодальной городской цивилизации. «Задержится» дружинное полководчество, например, в Свейских землях; поэтому, когда уже во второй половине XIII века князь Андрей Ярославич попадет к свейскому правителю ярлу Биргеру, он окажется в государственном образовании, значительно отставшем в культурном и бытовом отношении от его родной Руси…

Современники воспринимали Святослава как воплощение архетипического образа полководца, для которого его войско и есть «народ», таким был Александр Македонский, такими были вожди норманнских дружин, таким явится впоследствии на Балканский полуостров основатель великой империй османов — Осман-гази… Подобный полководец открыто является своим воинам, ест и пьет вместе с ними, одевается так же, как они… Об Османе-гази автор хроники «Зерцало истины» Мехмед Нешри напишет, что после смерти великого полководца осталось из имущества — хорошее оружие, пара стоптанных сапог да одежда из простой, грубой и прочной ткани. Также и Святослав — «.. воз по себе не возяше, ни котла; ни мяс варя, но потонку на углех испек ядаше; ни шатра имяше, но подклад послав и седло в головах; тако же и прочие вой его вси деяху…» Для подобного правителя-полководца на пике развития системы дружинного полководчества действительно «народом» являются его дружинники, которых он должен постоянно водить в походы на как бы «узаконенные» для «добычи» территории; поскольку дружинный воин при своей выносливости и неприхотливости в походе обходился на деле очень недешево: дорого стоили вооружение, лошади, одежда дружинника, зачастую дружинники возили в походы за собою своих женщин, в короткие периоды своей «мирной» жизни даже самый незначительный член дружинной корпорации, простой «старый хрен», и тот стремился окружить себя, своих женщин и детей «добытой» роскошью…

Но на каких же территориях возможно «добывать», что называется, «законно»? Здесь не существовало общих правил. Так, на ранних этапах христианизации часто возникали конфликты в среде скандинавских дружиноводителей (на скандинавских территориях); вопрос ставился так: могут ли христиане убивать и грабить христиан? В конце концов решили, что да, могут… В сущности, круг был довольно замкнутый: «присоединив», обложив данью то или иное племенное образование, правитель лишался некоего неписаного права «добычи» на уже подвластной территории; так, например, произошло со Святославом, когда он захватил земли вятичей, заставив их платить дань не хазарам, а ему… Большая, «героическая» дружина захватывала все новые и новые земли, одновременно требуя для своего полноценного содержания все новой и новой «добычи»…

Походы Святослава безусловно сыграли исторически позитивную роль, «разметив», что называется, границы будущей Руси. Однако с оценкой этих походов, в частности, советской исторической наукой, возникали определенные трудности. Согласно господствовавшим в советской исторической науке концептуальным принципам, существуют завоевательные — «плохие» войны и «освободительные» — «хорошие». Отсюда миф о Святославе — «освободителе» балканских болгар от «византийского ига» и «защитнике» Киевской Руси от «набегов кочевников». Слабость «оценочных» исторических концепций нам уже известна. Попробуем показать несостоятельность попытки «расставлять оценки» и в случае Святослава.