КОНЕЦ ВОЙНЕ (весна 1945 г.)

КОНЕЦ ВОЙНЕ (весна 1945 г.)

После капитуляции Германия прекратила официальную политическую деятельность, но стала предметом проявлений христианского милосердия. Папа окружил своей любящей заботой как голодающее население Германии, так и немецких военнопленных. Хотя я и был протестантом, он нашел соответствующие слова, чтобы также утешить и меня. Один из находившихся в Ватикане итальянских кардиналов специально навестил меня, чтобы сказать, что он не забудет Германию в ее несчастьях.

Под давлением союзников германские миссии в нейтральных странах были закрыты правительствами этих государств. В конце мая, когда правительство Деница (главком ВМС и гроссадмирал (с 1943 года) Дениц (1891 – 1980) 1 мая по завещанию Гитлера сменил его на посту рейхсканцлера и Верховного главнокомандующего. Сформировав 1 – 3 мая новое имперское правительство в Шлезвиг-Гольштейне, Дениц пытался интриговать с западными союзниками, но после демаршей с советской стороны был 23 мая арестован англичанами. В 1946 – 1956 годах отбывал срок в тюрьме. – Ред.) было арестовано союзниками, моя миссия также потеряла легальное право на существование. С того времени мы стали считаться частными гостями Ватикана, и власти этого государства обращались с нами с чрезвычайной предупредительностью.

Еще одной хорошей новостью стало полученное в апреле 1945 года известие о том, что наш сын Рихард, получивший ранение в Восточной Пруссии, был переведен на госпитальный корабль, находившийся в Копенгагене. Таким образом он чудесным образом избежал судьбы, постигшей остальную часть его полка (в ходе Восточно-Прусской операции советские войска 6 – 9 апреля взяли Кенигсберг, к 25 апреля овладели Земландским полуостровом и портом Пиллау. Остатки германских войск отступили на косу Фрише-Нерунг (Балтийская коса) и сдались после 9 мая. Всего немцы потеряли в Восточно-Прусской операции свыше 300 тысяч человек, из них две трети пленными. В боях погибло 127 тысяч советских воинов. – Ред.), позже он отправился в Линдау на озеро Констанц поправлять свое здоровье. Менее приятной оказалась новость, что наш старший сын Карл Фридрих вместе со своими коллегами атомными физиками был вывезен в неизвестном направлении из своей лаборатории в Хехингене.

В это время глубокой депрессии и беспокойства мы находили разрядку в беседах с нашими приятелями-соотечественниками, нас посещали многие, начиная от германских светских священников и кончая членами религиозных орденов. Чем хуже шли дела в Германии, тем большее чистосердечие проявляли германские священники, остававшиеся в Риме. И снова мне приходится отступить от повествования и перечислить тех, кто с 1943 по 1945 год оказал дружескую помощь и поддержку бывшим германским дипломатам в Ватикане. В список входят немцы из Кампо-Санто-Теутонико (немецкое кладбище, примыкающее к Ватикану, с церковью. – Ред.) и церкви Святого Ансельма на Авентине (римский холм. – Ред.), григорианцы (то есть армянская церковь. – Ред.), из папского германо-венгерского колледжа, чей выдающийся ректор П.Й. Цейгер первым познакомился с нами в Риме и был также одним из последних друзей, кого мне было суждено вновь увидеть, когда мы неожиданно встретились перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге. Список священников может показаться слишком долгим, и я не знаю, в каком порядке я должен перечислить их, выражая свою благодарность.

В Риме нашлось несколько человек, считавших, что я мог бы продолжать работать и после крушения гитлеровского режима. Однако вскоре выяснилось, что каждый, кто имел какое-либо отношение к режиму, как сторонник, спутник или даже тайный, но активный оппонент, теперь оказывался вне закона. Тогда же возникло представление, что любой порядочный немец не соответствует положению, принятому союзниками.

Вот почему так долго велись переговоры о беспрепятственном и свободном возвращении домой членов нашего посольства. Нам хотелось вернуться домой, и мы прямо говорили об этом весной 1945 года, но, оказавшись в Германии, мы не хотели стать пленниками в лагере (как многие в то время) только потому, что были дипломатами.

Летом 1944 года, за девять месяцев до конца войны, я писал:

«К нам, немцам, историческая судьба не была благосклонна, когда мы терпеливо и каждый раз заново отстраивали свой дом, чтобы в конце концов достигнуть процветания, наслаждаясь миром. Снова и снова разные силы пытались установить свой порядок в Европе, оставив от Германии пустое место. Ни в прошлом, ни в будущем никакой стабильный порядок нельзя установить таким способом.

Мы не революционеры, а если и совершали революцию, то только в интеллектуальной сфере. Другие страны должны это учесть, и чем скорее они это сделают, тем лучше. Чтобы не заставлять нас нарушить их мир, нас также надо оставить в мире. Немцы хотят внести максимально возможный вклад в мировую культуру, в котором нуждается наша дряхлая Европа. В свою очередь, Германия требует, чтобы ей отвели соответствующее место в европейском сообществе и предоставили такие же меры безопасности, какими наслаждаются все остальные страны.

Наши враги теперь вынашивают планы лишения потерпевшей поражение Германии всех прав на самооборону. Но односторонние действия вроде запрета на ношение оружия или охрану собственности бесполезны в отношении всего народа и достаточно спорны в правовом плане. Разрабатывая новый международный порядок, необходимо устранить потенциальные причины конфликтов. Восточная мудрость гласит: «Мир не начинается, когда заканчивается война, война заканчивается, когда начинается мир».

Незадолго до того, как я написал вышеприведенные строки, кардинал – государственный секретарь Маглионе сказал мне: «Надо думать о том, что случится после войны». Возможно, он думал о том, что противоборствующие стороны не стремятся к примирению. И даже сегодня мир не извлек элементарных уроков из этих двух великих и ужасных войн, благодаря которым мы вступили в период всеобщей зависимости, когда благополучие каждого зависит от всех.

Вся моя молодость прошла в период независимых национальных государств. Они образовались при Людовике XI, Елизавете (Франция. – Ред.) и Петре Великом (Россия, думаю, гораздо раньше, с 1480 года, когда Иван III покончил с игом монголо-татар. – Ред.). Германия вошла в их число гораздо позже, только при Бисмарке, и едва мы это сделали, как наступило время, когда свободное развитие национальных сил пришло к концу.

И в Германии времен Веймарской республики, и в Лиге Наций не утихали споры по вопросу «коллективной безопасности». Единственным средством ее достижения является коллективная гарантия неприкосновенности национальных границ, обеспеченная всей внешней политикой. Следует также помнить, что все времена гарантией мира для частной собственности была социальная справедливость. Пакт Келлога – Бриана (27 августа 1928 года) объявил войну вне закона, но не изгнал ее из мира.

Тем временем идея международных полицейских сил становилась все более и более туманной. Техническое развитие вооружений достигло такой стадии, что война оказывалась возможной только по воле великих держав, и в то же время такое развитие доказывало, что война – это безумие, которое не может иметь никаких моральных оправданий. Вот какой опыт вынесло из пережитого мое поколение.

Очевидно, что мир склонялся к тоталитаризму сверхдержав, то, на что малые народы смотрят с большим недоверием. Некоторые люди говорят о третьей мировой войне. Легко представить масштаб разрушений в такой войне. А в результате опять же будет создана тоталитарная сверхдержава.

Мне трудно представить, что кто-то мог пожелать, чтобы события развивались таким образом, вместо мирного совместного движения к сверхдержаве на основе федерального устройства. Конечно, для достижения такой цели необходимо пойти на жертвы. Такая цель требует национального самоограничения, удовлетворения потребностей собственников и всеобщего примирения. Кроме того, необходимо, чтобы между государствами и отдельными людьми установилось то, что в течение двух тысяч лет лежит в основе морали и отношений между индивидуумами: уважение к своему соседу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.