«ДЕНЬГИ — НЕРВ ВОЙНЫ»

«ДЕНЬГИ — НЕРВ ВОЙНЫ»

Военное превосходство достигалось сочетанием экономической мощи с организационными преимуществами. Завоевывать чужие территории, чтобы за их счет покрыть военные расходы, было возможно тогда, когда покорялись земли не в Европе, а в Азии, Америке и Сибири. Война между европейскими державами требовала иных объемов финансирования. Основные средства поступали от сбора налогов, и общей была тенденция роста возможности государств изымать все большую часть доходов подданных. Это было непросто и грозило мятежами. Однако наличие регулярной армии позволяло государству справляться с этими угрозами (особенно после Фронды и современных ей европейских мятежей и революций). Главным было выстроить эффективную фискальную систему, но так, чтобы не подорвать возможности экономического развития страны.

Основная проблема заключалась в том, что налоги собирались медленно, а деньги требовались сейчас. Нужны были люди, которые хотели бы и могли финансировать правителя. Трудно представить себе купца, отказавшегося помочь султану, падишаху или царю. За просьбой могла последовать конфискация. Даже там, где политика «обрубания ветвей, чтобы лучше рос ствол», не провозглашалась открыто, возможность вмешательства власти удерживала накопление частного капитала на определенном уровне.

На Западе, где не существовало единой управляющей структуры, контролирующей все пространство христианского мира, власть рынка даже над самыми могущественными монархами стала реальностью. Монарх распоряжался лишь в своей стране, а деньги не признавали границ. Требовались иные отношения власти и капитала.

Приемы мобилизации денежных средств, опробованные итальянскими городами, получили большое распространение. Тосканские банкиры в Лионе кредитовали чудовищно раздутые военные расходы французского короля, генуэзцы давали в долг королю испанскому. Влияние генуэзцев возросло во второй половине века, после того как, по выражению историков, «испанский всадник загнал кобылу Фуггеров». Слишком тесная связь с Габсбургами неблагоприятно сказалась на южногерманских банковских домах, которые, хоть и получали торговые привилегии, монополии на разработку рудников и звонкие титулы, но были разорены банкротствами, объявляемыми испанским королем. Генуэзцы же, имея вековой опыт банковской деятельности, оказались лучше приспособлены к сложной игре. Свои средства они дополняли деньгами многочисленных кредиторов средней руки, у которых брали деньги под скромный процент, а затем предоставляли заем испанскому королю. Банкиры утверждали, что ссужают под 10 % годовых, тогда как королевские секретари уверяли, что генуэзцы получали не менее 30 %. Доходы Филиппа II зависели от прихода «серебряных галеонов» и от налогов, собираемых в Испании. Расходовать большую часть денег надо было в Антверпене, где деньги выплачивались солдатам, которые требовали жалования только в золоте. Генуэзцы наживались на конвертации серебра в золото (через Венецию серебро шло на Восток, где белый металл всегда был в цене) и на переводе векселей на Антверпен. Скупая королевские облигации («хурос») по выгодному курсу, они успешно спекулировали ими на Пьяченцских и Безансонских ярмарках, игравших роль своеобразного «фондового рынка», кроме того генуэзцы получали прибыли от торговли, не всегда законной, с Новым Светом. Неудивительно, что задолженность короны стремительно росла, и параллельно зрело недовольство короля алчностью банкиров. В 1575 г. Филипп II объявил о банкротстве и даже обрушил на генуэзцев репрессии. Но денег в казне не прибавилось, новых займов никто не дал, и у короля не осталось золота для выплаты жалования военным в Нидерландах. Да если бы оно и было, то отправить звонкую монету морем было нельзя из-за пиратов, а перевести деньги посредством векселей оказалось невозможным, никто не соглашался по ним платить. «Забастовка» банкиров имела роковые последствия: не получавшая жалования испанская армия взбунтовалась, в результате чего Антверпен был разгромлен и, в конце концов, ведущая роль в мировой торговле перешла к Амстердаму.

Правители Франции также зависели от займов итальянских банкиров, выплаты которым были приурочены к Лионским ярмаркам. Однако Валуа были осторожнее — они могли казнить своих финансовых чиновников («финансистов») или просто припугнуть их расследованием, но с банкирами старались отношений не портить. В XVII в. влияние итальянских банкиров уменьшится, но, несмотря на развитый фискальный аппарат, французский абсолютизм будет зависеть от деятельности компаний французских откупщиков.

В XVII в. мировым финансовым центром, «кассой Европы» стал Амстердам, главный товарный рынок, главное место акцепта (учета анонимных переводных векселей). Вслед за товарами на Амстердамскую биржу, созданную в 1602 г., текли потоки бумаг, которые превращались в деньги, перераспределяемые затем по всему миру. Изобилие капиталов позволяло заимствовать деньги под сравнительно небольшой процент. Их можно было тратить на организацию заморских экспедиций (Амстердамский банк был создан в 1609 г. в первую очередь для помощи Ост-Индской компании), на набор солдат и оснащение военных кораблей, на освоение к своей выгоде сопредельных стран, не говоря уже о спекуляциях. Голландские деньги приносили прибыль в России, на Цейлоне и Японии, в испанских колониях и в Севилье (несмотря на формальное состояние войны с Испанией до 1648 г.). Французы жаловались на засилье голландских купцов и их капиталов, а крупнейшие английские фирмы еще в начале XVIII в. вели документацию на голландском языке.

Кредит лежал в основе военного могущества Запада, но для кредита была необходима устойчивость денег. Чтобы оградить сделки от постоянных колебаний монетных курсов на крупнейших финансовых ярмарках, купцы и банкиры создавали «фиктивные деньги» для внутренних расчетов, такие «счетные деньги» были у венецианского банка Риальто и у Амстердамского банка.

В отличие от континентальных стран в Англии по ряду причин фиксированный курс фунта стерлингов не менялся с елизаветинских времен, производилась лишь перечеканка изношенной монеты. Решающий момент наступил в конце XVII в., когда неурожай 1694 г. привел к росту закупок продовольствия за границей, а необходимость оплачивать свою армию на континенте многократно увеличила отток туда серебра. На Амстердамской бирже обесценивались английские монеты, векселя и кредитные билеты недавно созданного (1694 г.) Английского банка. Острая нехватка наличных денег блокировала рынок бумаг и диктовала необходимость срочной перечеканки монеты. Общественное мнение склонялось к необходимости осуществить при этом девальвацию елизаветинского фунта как минимум на 20 %. Возобладала позиция философа и экономиста Джона Локка, выступившего за незыблемость фунта как гарантии неприкосновенности вложенных в Англию капиталов. Это подняло котировку фунта стерлингов в Амстердаме. Дополнительные меры, предпринятые новым директором Монетного двора Исааком Ньютоном, еще более укрепили финансовую систему Англии. Страна смогла окончательно перейти к долгосрочным займам. Многие были недовольны ростом государственного долга и зависимостью от иностранных банкиров. Но это давало возможность английскому правительству получать деньги под несопоставимо низкие проценты, если сравнивать с займами короля Франции. Уверенность кредиторов подкреплялась парламентским контролем над финансами. Это приведет к финансовому триумфу Лондона над Амстердамом, но пока до этого далеко. Запомним лишь, что к началу XVIII в. в Англии сильно разбогатеть на займах правительству было сложно, а вложения в другие сферы были не менее доходными, но более надежными.

Капитал обеспечивал Соединенным провинциям и Англии военное могущество при развитии либеральных принципов управления. Примечательно, что обе страны не будут привержены меркантилизму; отстаивая свободу торговли, обе проявляли реальную веротерпимость, предоставляли убежище эмигрантам всех мастей и первыми официально разрешили существование иудейских общин.

Однако, чем меньше у государств имелось финансовых возможностей, тем сильнее чувствовалась приверженность их правителей принудительным стратегиям управления, чтобы «идти в ногу со временем». Когда-то страны, сопредельные средневековым кочевым империям, оказывались перед выбором: ответить на вызов, создав мощное государство, или быть ими завоеванными. Теперь было необходимо предпринимать не меньшие усилия, чтобы устоять в мире, где произошла «военная революция», подкрепленная экономической мощью передовых стран. Выход виделся в том, чтобы, усиливая государство, командными методами преобразовывать общество и хозяйство, создать новую армию, использовать иностранные капиталы, технологии и знания к своей выгоде, чтобы защитить свои земли и хозяйство, а, при возможности, и самим поживиться за счет соседей. Территории стран, не успевших вовремя перестроиться, начинали быстро осваиваться соседями экономически, а затем и политически.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.