КОРЕЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XV–XVI ВЕКЕ

КОРЕЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XV–XVI ВЕКЕ

В корейском государстве Чосон, находившемся под властью династии Ли (1392–1897), после политического и экономического подъема при правлении вана[6] Седжона (1418–1450) с середины XV в. началась структурная перестройка, затронувшая многие области управления и изменившая соотношение между государственным и частным землевладением. Ориентация на «идеалы древности», отдававшие предпочтение государственной собственности на землю, привела к тому, что правители время от времени препятствовали переходу земель в частные руки и превращению свободных крестьян (янъинов) в лично зависимых (ноби). Но тенденция к приватизации земли и личной зависимости всё больше усиливалась, поэтому проводимое перераспределение лишь ненадолго могло решить экономические и социальные проблемы. Другие же способы экономического регулирования не соответствовали корейским традициям. В конце XV — начале XVI в. на троне Чосона часто оказывались либо малолетние, либо не слишком интересующиеся государственными делами правители (эти две характеристики могли сочетаться), что способствовало снижению контроля государства за ситуацией как в провинции, так и в столице. В то же время ваны, принимавшие активное участие в государственном управлении, часто проводили разнонаправленную политику, так что чиновники и остальное население не всегда успевали приспосабливаться к изменениям политического курса.

В середине XV в. страна столкнулась с периодом политической нестабильности, вызванным борьбой за власть внутри правящей династии. Узурпировавший через пять лет после смерти Седжона престол ван Седжо (1455–1468) отправил в ссылку свергнутого племянника и жестоко расправился с оппозицией, попытавшейся добиться возвращения изгнанника. Стремясь укрепить государство и его «обороноспособность», новый ван увеличил численность военнообязанных, построил ряд крепостей на границе и в стратегически важных административных центрах, упорядочил организацию сухопутных войск и флота. Такая политика была до определенной степени оправдана усилением в это время внешней угрозы со стороны чжурчжэней и ослаблением династии Мин в Китае. Для претворения в жизнь крупных строительных проектов и укрепления армии требовались средства, отсутствовавшие у государства, что привело к росту налогов и увеличению количества различных повинностей. Действия властей вызвали широкое недовольство как в столице, так и в провинциях, что выразилось в нескольких восстаниях, разгоревшихся в конце правления Седжо. Политика Седжо явно противоречила установкам неоконфуцианства, становившегося в этот период в Корее вслед за Китаем государственной идеологией. Неоконфуцианство учило правителей опираться на чиновников и стремиться к проведению мирной политики. Неприятие ваном подобных идеалов привело к притеснениям конфуцианских ученых, поддержке буддизма, даосизма и народных верований.

Но во время правления вана Сон Джона (1470–1494) началась «обратная реакция». Ван приблизил к себе группу молодых ученых — саримов («лес ученых»), большинство из которых происходили из провинции и принадлежали к сторонникам неоконфуцианства. В правление Сонджона началось и противостояние двух основных группировок чиновников, которое продолжалось на протяжении большей части XVI в. Первую из них представляли уже упомянутые саримы, вторую — хунгупха — чиновники «старого поколения», сторонники традиционного конфуцианства, выражавшие интересы столичной «аристократии». Но возрождение неоконфуцианских традиций управления было прервано правлением князя Ёнсана (Ёнсан-гуна, 1494–1506, гун — «князь»), лишенного потомками за недостойное правление титула вана и посмертного храмового имени.

Ёнсан-гун был сыном второй жены вана Сонджона по имени Юн. Обвиненная в поведении, недостойном ее высокого сана (подозрение в заговоре против мужа), Юн была лишена своего положения и сослана в провинцию, когда ее сыну было три года. Через три года ее вновь обвинили в подготовке заговора, и она получила от Сонджона приказ совершить самоубийство. От Ёнсана скрывали произошедшее с его матерью даже после того, как он стал правителем Чосона. Вступив на престол в 18 лет, Ёнсан-гун проявил себя как талантливый политик, стремившийся укрепить границы на Северо-Западе и защитить побережье от японских пиратов, увеличить производство оружия и содействовать изданию исторических и географических произведений.

Но в 1498 г. произошел конфликт, связанный с подготовкой «черновой» хроники династии, описывавшей недавние события. Ёнсан воспротивился правдивому изложению событий, связанных с воцарением вана Седжо, на котором настаивали саримы. Данный конфликт, многочисленные жалобы и петиции от представителей нового чиновничества и интриги «старых» чиновников привели к казням и ссылкам саримов, пытавшихся противостоять усилению власти вана. Сам правитель перестал интересоваться государственными делами и проводил время, развлекаясь самыми изощренными способами. Пиры и охотничьи забавы Ёнсан-гуна разоряли казну; ради организации охотничьих угодий было приказано снести все здания на определенном расстоянии от Ханяна. В то же время члены правящего дома захватывали пахотные земли, леса, рыболовные угодья и даже реки, что превратило клан правителя в крупнейшего земельного собственника в стране. Увеличивались налоги, росли коррупция и произвол на местах.

Ситуация стала еще хуже после того, как Ёнсан-гун узнал о судьбе своей матери. Все причастные к делу лица и чиновники, включая бабушку правителя, были убиты, репрессии коснулись и сановников, не имевших никакого отношения к смерти Юн. Достаточной причиной для гонений считалась критика действий правителя. Часть институтов управления, которая могла как-либо влиять на вана (включая дворцовые совещательные органы), была упразднена. Употребление и преподавание простого по сравнению с китайской иероглификой корейского алфавита (хангыль), с помощью которого записывались содержавшие критику петиции или трактаты, было запрещено по всей стране. В 1506 г. представители оставшихся придворных хунгупха свергли Ёнсана и отправили его в ссылку. На трон был возведен родной брат свергнутого правителя, ставший ваном Чунджоном (1506–1544). Он усилил гонения на буддизм и возобновил поддержку неоконфуцианства.

Роль, сыгранная хунгупха в смещении Ёнсана, способствовала сохранению влияния этой группировки в течение 10 лет, но затем возобновилось их противостояние с молодыми саримами. В этот период сложилась оригинальная политическая система и была разработана особая политическая культура корейского общества XVI в., заложены основы сохранения власти династии Ли на протяжении трех последующих столетий. За группировками чиновников стояли интересы тех или иных слоев населения и районов страны. Во многом это было связано с развитием сети местных частных конфуцианских религиозных институтов, являвшихся одновременно школами. Они получили название «храмов славы» (совонов), некоторые из которых стали «привилегированными» и получали от государства земли, ноби (крепостных крестьян), освобождение от налогов и повинностей.

Саримы, добившиеся во второй половине XVI в. ведущей роли в управлении, к концу столетия начали образовывать «партии», названные по сторонам света (Западная, Восточная, Северная, Южная). Борьба за власть между различными группировками и «партиями» часто была связана с борьбой внутри королевского дома, обострившейся в середине века. Вместо малолетнего вана Мёнджона (1546–1567) правила его мать, последовательница буддизма. Часть саримов осудила ее действия, направленные на восстановление позиций этой религии, и была вынуждена уйти в оппозицию, другая же относилась к буддизму и даосизму вполне терпимо. Во время правления вана Сонджо (1567–1608) саримы окончательно заняли лидирующую позицию. Но усиливались идейные противоречия между ними самими, отразившиеся в разных системах жизненных ценностей. Саримы, происходившие из относительно отдаленных, не очень богатых провинций, мало связанных с окружающим миром, выступали за необходимость сосредоточиться на совершенствовании моральных ценностей. В то же время ученые чиновники из провинций, близких к столице и портовым городам, отстаивали важность развития сельского хозяйства и торговли, которые могут принести богатство.

Стремление к обогащению отражало дух времени. Государство постепенно теряло контроль над земельным фондом страны, росли крупные частные земельные владения. Законными и незаконными способами члены семьи вана, представители знати, группировки чиновников, богатые торговцы и ростовщики захватывали различные виды земель и угодий, иногда даже целые уезды. Крестьяне в этих условиях часто уходили со своих наделов, так как не могли выплачивать налоги и исполнять повинности; продавали участки крупным собственникам и оказывались арендаторами своей же земли или становились наемными рабочими; бродяжничали, шли в буддийские монастыри. Эти же процессы вели и к увеличению числа ноби. Налоговые недоимки с покинувших свою землю или неплатежеспособных крестьян чиновники пытались получить с их соседей. Кризис в сельском хозяйстве усугублялся постепенным разрушением ирригационной системы, на ремонт которой не хватало казенных денег. Недовольство крестьян выражалось в коллективных жалобах и протестах, бегстве в глухие места, волнениях и восстаниях. Наиболее крупное восстание, длившееся два года (1559–1560), началось в Хванхэ под руководством Лима Ккокчона. Корейский «Робин Гуд» захватывал богатства чиновников и открывал государственные зернохранилища, раздавая их запасы бедным. Движение затронуло и соседние провинции, отряды восставших доходили до столицы, где они нападали на правительственные учреждения и дома богачей, освобождали из тюрем заключенных. Возможно, именно эти события послужили основой для известного корейского романа конца XVI — начала XVII в. «Сказание о Хон Гильдоне».

Процесс перехода земель к крупным частным землевладельцам затронул и военные поселения, благодаря которым должны были снабжаться органы управления армией и флотом, гарнизоны крепостей и военных портов. Их земли расхищались местными властями, что значительно ослабляло обороноспособность страны. Корейская армия была оснащена устаревшими видами вооружения. Во многом положение корейских войск было связано с приходом к власти саримов, выступавших за «нравственную политику» и не видевших необходимости в наращивании военной мощи. Север Кореи продолжал подвергаться нападениям чжурчжэней. Предпринятая в 1540 г. операция, в ходе которой корейские войска вытеснили обосновавшихся у Амноккана кочевников и, перейдя Туманган, нанесли удар по жившим там племенам, на определенное время обеспечила спокойствие на северных границах. С 80-х годов XVI в. нападения чжурчженей возобновились. Однако главные внешнеполитические трудности были связаны с Японией. Для японских купцов были открыты три корейских порта, но жившие в них японские поселенцы отказывались подчиняться местным властям. Кроме того, южное побережье Кореи на протяжении нескольких веков служило местом для пиратских набегов японцев. Корейское правительство несколько раз в течение XVI в. разрывало отношения с Японией. Связи с Китаем продолжали поддерживаться в форме обмена посольствами с подарками, формально представлявшими собой дань от вассального государства. «Варвары»-чжурчжэни рассматривались Чосоном как вассалы, обязанные данью уже ему.

Пагода храма Вонгакса. 1467 г. Сеул

Несмотря на политические и экономические трудности, с которыми сталкивался Чосон в конце XV–XVI в., в этот период продолжалось развитие корейской культуры. Во время правления вана Седжо по всей Корее появились крепости и военные укрепления; членами королевской семьи был возведен ряд храмов, в числе которых пагода буддийского храма Вонгакса в Сеуле (1467). Но дальнейшее развитие архитектуры было связано со строительством по всей стране скромных по форме комплексов «храмов славы». Совоны окружались красивейшими парками с бамбуковыми рощами, ручьями и беседками. В живописи продолжалось развитие традиций пейзажа. Виды природы сочетались с изображением людей и «жанровыми сценками», иллюстрирующими жизнь Чосона.

Среди многочисленных литературных произведений этой эпохи до нас дошли сочинения отпрысков знатных родов, саримов и других чиновников, лиц более низкого происхождения, в том числе выходцев из ноби. Многие из них критиковали правительство Чосона, высмеивали его политическую систему и чиновников. Бросивший карьеру чиновника и ставший отшельником поэт Лим Чже перед смертью сказал: «Среди четырех морей нет государства, не провозгласившего себя империей. Только наша страна не смогла этого сделать. Поэтому стоит ли горевать, что родился и умираешь в таком государстве?» Эти слова отразили политическую реальность XVI в. В то время, как различные части мира оказывались все более связанными друг с другом, Чосон проявлял мало заинтересованности в налаживании внешних контактов, развитии морской, да и сухопутной внутренней торговли. Вопрос о том, насколько был нужен Корее другой путь развития, активная внешняя политика и включение в систему международной торговли, обсуждался в самом корейском обществе XVI в. Считалось, что не корейцы заимствовали что-то у соседей, а соседи перенимали у них, не корейцы хотели что-то продать, а у них хотели купить. Но «наслаждаться» самодостаточностью и не замечать происходившие в экономике перемены Чосон мог позволить себе лишь на протяжении относительно мирных XV и XVI столетий. Вторжение японцев в конце XVI в. резко изменило всю жизнь государства.