Глава одиннадцатая Последний арест
Глава одиннадцатая
Последний арест
Глеб Иванович Бокий лишился свободы 7 июня 1937 года, а ордер на арест и обыск зам. наркома НКВД СССР Вельский подписал только 16 июня. Где же содержался Бокий эти 9 дней, ведь даже в те годы в тюрьму без документов не помещали? И зачем необходимо было такое явное нарушение? Об этом будет рассказано чуть позже. А сначала еще об одном несоответствии.
В архиве органов государственной безопасности на Литейном, 4 я обнаружил протокол допроса Бокия от 17–18 мая 1937 года, в отличном виде, т. е. когда он находился еще на свободе! На 12 машинописных листах протокола изложены «преступления» Бокия, от морального разложения до шпионажа. В конце документа написано: «Мною прочитано, с моих слов записано правильно. 28 мая 1937 года. Бокий». Допрашивал его сам Вельский, совместно со следователем, неким Али. Протокол допроса отпечатан, но не завизирован и не подписан ни Бокием, ни Вельским, ни Али. Какие события происходили с 17 по 28 мая 1937 года и для чего предназначался данный протокол допроса, возможно, составленный без участия Бокия? (Такое в те годы могло иметь место).
Существует ряд версий о тех событиях. Одна из них состоит в следующем. Бокий хранил в Спецотделе «черную книгу» компроматов на высокопоставленных партийных и государственных особ (Т.И. Грекова). Исходя из этого, можно предположить, что с 17 мая по 7 июня Вельский и Али «по-хорошему» требовали от Бокия отдать книгу компроматов, шантажируя его «протоколом допроса» от 17–18 мая 1937 года. Далее, 7 июня нарком Ежов будто бы лично разговаривал с Глебом Ивановичем. Получив отказ в чем-то признаться или «отдать книгу», он приказал задержать его, и теперь до 16 июня Бокия допрашивали «по-настоящему».
Глеб Иванович «признался» в двух собственноручно написанных протоколах во всем, что ему инкриминировалось, но его признания, я глубоко убежден, носили издевательский характер, и вряд ли их можно считать полностью достоверными. Замечу, кстати, что в те годы следственного органа в госбезопасности не было, поэтому оперативный сотрудник занимался и проверкой оказавшегося в поле зрения НКВД человека, и выносил постановление на арест и обыск, и участвовал в его задержании, и, наконец, вел следствие, словом, он, оперативный сотрудник, был и швец, и жнец, и на дуде, игрец. По делу Бокия в роли такого сотрудника выступал Вельский, а помогал ему, т. е. делал черновую работу, Али.
В постановлении на арест говорилось, что Бокий — троцкист и член контрреволюционной масонской организации «Единое трудовое братство», занимавшейся шпионажем в пользу Англии, а также руководитель антисоветского спиритического кружка, где проводились сеансы, на которых предсказывалось будущее- что он был также организатором готовящегося покушения на Сталина.
Троцкистом Бокий не только не был, но и ни разу не поддержал политические акции троцкистов. Архивные материалы как раз подтверждают подобное умозаключение.
Во время профсоюзной дискуссии 1920–1921 годов, организованной Троцким, Глеб Иванович стоял на позиции Ленина и не разделял взглядов Троцкого в его выпадах против партии в 1923–1924 годах. И последнее. В развернувшейся в 1925–1927 годах борьбе с троцкистами и зиновьевцами Бокий, естественно, их не поддерживал, но, несмотря на это, он проявил свое благородство и порядочность — не мстил Зиновьеву, по вине которого имел множество неприятностей на своем жизненном пути.
Спиритизм, приписываемый Бокию, — это течение, сторонники которого верят в посмертное существование душ умерших и возможность общения с ними.
В настоящее время многие необъективные литераторы, оттеняя «негатив», умышленно или по незнанию умалчивают положительное в деятельности и характере Бокия. Всей своей деятельностью вплоть до ареста Глеб Иванович доказал преданность советской власти и никогда не находился на антисоветских позициях, хотя «свидетели» по его делу доказывали обратное, что со злорадством использовалось в открытой печати. У нас традиционно предпочитается замалчивать, как получались в те годы свидетельские показания.
На следствии Бокий отрицал какое-либо свое участие в шпионаже против страны и наличие связей с подобного рода преступниками. Так, Али спрашивал:
«Где в настоящее время находится Владимиров, рекомендовавший Вам Барченко?
Ответ: Владимиров в 1926 году или в 1927 году был расстрелян за шпионаж в пользу Англии».
Подобный ответ Бокия — насмешка над следователями. Можно допустить, что Али, видимо, понятия не имел, когда и за что был расстрелян Владимиров, но печально, что таким же невеждой в своих профессиональных вопросах был заместитель наркома НКВД Вельский.
Абсурдны и утверждения, что Бокий готовил покушение на Сталина фантастическими средствами и методами, путем взрыва Кремля.
И, наконец, пришло время разобраться с так называемой «контрреволюционной масонской организацией» — «Единым трудовым братством».
После срыва экспедиции в Тибет для поиска Шамбалы, Бокий организовал кружок по изучению «Древней науки», где читал лекции Барченко. Кружок посещали сотрудники Спецотдела. Вскоре выяснилось, что сотрудники- Спецотдела не подготовлены воспринимать такие идеи, и занятия прекратились. Бокий привел в кружок новых лиц из числа своих старых товарищей по Горному институту, среди которых были уже упоминавшиеся Москвин, член Коллегии НКВД Стомоняков Борис Спиридонович и др. Следователь задавал Бокию вопрос:
«Какую связь вы поддерживали с этими лицами помимо кружка?
Ответ: Все эти лица, как я уже рассказывал, являлись моими старыми товарищами по Горному институту. Помимо собраний, на которых Барченко читал нам рефераты о своем мистическом учении, у нас были установлены традиционные встречи, так называемые «свидания друзей». Раза три или четыре в году, я, Стомоняков, Москвин собирались у нашей старой знакомой Алтаевой[1] и проводили вместе 2–3 часа, после чего расходились и не встречались между собой до следующего раза».
«Вопрос: С какой целью вы производили эти сборища? Что делали на них?
Ответ: Мы собирались как старые друзья для того, чтобы просто провести вместе время. Никаких других задач мы не ставили».
Вывод один: следователи Бельский и Али и сфальсифицировали масонскую организацию «Единое трудовое братство».
В 1938 году Эдхем Али, а в 1939 году и Бельский, были арестованы и за нарушение социалистической законности приговорены к расстрелу.
Некоторые авторы, выполняя чей-то заказ, в своих произведениях упоминают лишь о «Едином трудовом братстве», придуманном следователями, ни слова не говоря о первых показаниях Бокия и судьбе следователей.
Человеческая жизнь наполнена разнообразными событиями и, по Шекспиру, еще и как «ткань из хороших и дурных ниток».
Естественно, это относится и к тем, кто являлся исполнителем преступлений тридцатых — сороковых годов. Их судьбы сложились по-разному. Одних расстреляли сразу же в ходе массовых репрессий, иных — позднее, некоторые умерли естественной смертью. Немало чекистов отдало жизнь на полях сражений Великой Отечественной войны. Какая-то часть еще жива…
В день празднования 50-летия Победы па Литейном, 4 в холле перед залом обратил на себя мое внимание стоявший особняком человек, грудь которого сплошь была увешана орденами и медалями. Среди них — ордена Ленина и Боевого Красного Знамени. Ветеран выглядел лет на восемьдесят, опирался на трость, но держмся бодро. Я подошел к нему.
— Здравствуйте, — я, назвав себя, сказал, что начал работать на Литейном, 4 в 1949 году. — Я вас впервые вижу на торжествах в здании. Извините, вы можете назвать себя?
— Таких, как я, здесь раз-два и обчелся, — сказал он и, не представившись, продолжал: — Интересно побывать там, где мне еще совсем юношей пришлось работать в тридцатые годы.
— Стало быть, период массового террора вам извесген не понаслышке?
— Да, в 1937–1938 годах я работал оперуполномоченным и подписывал постановления о расстрелах, — он испытующе посмотрел на меня.
— Вы сожалеете? Чувствуете себя виноватым?
— В тех условиях я не мог поступать по-иному. И другие на моем месте делали бы то же самое. Между прочим, среди них могли быть и вы. Легко бичевать людей и время по документам и слухам. Сегодняшние судьи в тех условиях были бы не только исправными исполнителями, но, может быть, проявили бы себя значительно коварней.
— Я не могу согласиться, что документы мало говорят. Мне удалось ознакомиться с архивными материалами того периода, в том числе и здесь, — я показал рукой на пол, так как архив находился на три этажа ниже, — они помогли мне понять позицию рядовых сотрудников вашего времени. Но если бы я работал в те годы таким, каким пришел сюда в 1949 году, повидавшим во время войны страдания и смерть, вероятнее всего, я бы вел себя иначе.
— К вашему сведению, — эмоционально отвечал ветеран, — когда выпадает винтик из машины, его заменяют новым. Так было и с людьми моего времени: несогласный уничтожался, а на смену подбирался другой, сплбшь и рядом даже более безжалостный и жестокий. Рядовые работники действовали в соответствии с существовавшими тогда приказами, законами, приказаниями непосредственных руководителей. Такова правда.
— Я смогу с вами встретиться вне стен управления?
— А зачем? У нас с вами большая разница в возрасте, да и интересы разные. Но вам при этом очень хочется пообщаться поближе с человеком того времени. Вывод один: скрытая причина. Какая?
— Хочется поглубже понять людей, как вы выразились, того времени. Те, с кем я общался до вас, произвели на меня впечатление, по сегодняшним понятиям, людей зомбированных.
— Вы хотите сказать — ненормальных?
— Мне бы не хотелось соглашаться с таким определением.
— Чего уж там, смысл тот же. В большинстве своем туда попадали вполне нормальные люди, но их ломали, корежили, обрабатывали до тех пор, пока они не превращались в послушных исполнителей приказов и приказаний, полагая, что все «сверху» — правильно и не может вызывать никаких сомнений.
— Меня тоже ломали… — хотел было возразить я.
— Но не успели — наступил 1953 год. Спасибо за беседу…
— У меня последний вопрос: за что вы были награждены самыми высокими орденами?
— За выполнение специальных заданий во время войны. Не за участие в массовых репрессиях, как вы, возможно, могли подумать, — язвительно уточнил он и направился в зал, куда двери были уже распахнуты, по их краям стояли солдаты охраны, а из глубины слышался торжественный марш…
15 ноября 1937 года комиссия в составе наркома НКВД, прокурора СССР и председателя Военной коллегии Верховного суда СССР приговорила Бокия к расстрелу, и в тот же день приговор был приведен в исполнение.
КОНЕЦ
Как уже упоминалось в самом начале повествования, просмотр множества архивных документов позволяет мне представить с большой достоверностью последние минуты Глеба Ивановича.
Приговор к высшей мере наказания (с немедленным приведением его в исполнение) Бокий выслушал без видимых эмоций, казалось, равнодушно. И сразу же конвоиры взяли его под руки и повели из зала суда. В коридоре их ждал исполнитель. Пропустив осужденного с конвоирами вперед, он вынул пистолет из кобуры, взвел курок и двинулся следом, а чуть позади него пристроились врач и прокурор.
Исполнитель лично знал Бокия, уважал его за большую силу воли и высокий профессионализм. Он многое повидал в этих мрачных коридорах и ничему не удивлялся, однако самообладание высокого начальника потрясло даже такого огрубевшего душой человека. Исполнитель не раз наблюдал — равнодушно или с мрачным пренебрежением — как шли иные «туда», в небытие, извиваясь и вырываясь из рук конвоиров, или крича и рыдая, или волоча онемевшие ватные ноги, подобно немощным старикам. И их можно понять. А вот влиятельный чекист, одно слово которого еще вчера являлось приказом к исполнению, немного сутулясь, печатал шаг, будто бы ничего не случилось, и он направляется на доклад к народному комиссару внутренних дел Н.И. Ежову.
— Отпустите его, — вдруг негромко сказал исполнитель.
Конвоиры послушно выполнили приказ, отстраняясь и пропуская мрачную процессию. И хотя до «места» было еще не близко, исполнитель вскинул пистолет на уровень затылка Бокия и выстрелил. Тот сделал еще шаг, качнулся, его ноги подкосились, потом он повалился назад. Убийца подхватил тело и положил на пол. Непроизвольно задержал взгляд на лице умирающего. Оно было бесстрастным, но из левого глаза выкатилась слеза и расплылась на щеке.
— Ты что сделал?! Почему здесь?! — придя в себя от шока, вскрикнул прокурор.
— Иди ты… — сквозь зубы прошипел исполнитель, вложил пистолет в кобуру и пошел прочь. Его качало из стороны в сторону, словно пьяного.
…Глеб Иванович Бокий в 1956 году реабилитирован посмертно. Он являлся делегатом XV–XVII съездов ВКП(б), избирался кандидатом в члены ВЦИК РСФСР со II по XII съезд Советов и ЦИК СССР первого и второго созывов. Он был награжден орденом Красного Знамени, двумя знаками «Почетный чекист» (№ 7 в 1922 и еще одним в 1932 году), боевым оружием от Коллегии ОГПУ в 1927 году. В те годы по рекам, каналам и Белому морю ходил пароход с именем «Глеб Бокий» на борту.