11 Эдинбург

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

11

Эдинбург

Что делать бедному рыцарю?

На женщине был белый плащ с красным тамплиерским крестом на груди – слева, где сердце, – плащ типа мантии, скрепленный золотой брошью на горле и ниспадавший почти до земли. Он скрывал всю фигуру, как саван, так что видны были лишь голова, кончики туфель и кисти рук. Женщина протянула руки вперед ладонями вверх.

– Закройте глаза, – медленно проговорила она.

Я быстро огляделся по сторонам. Расшатанный стул подо мной жалобно скрипнул. Мы находились в крошечной часовне с высоким сводчатым потолком. Слева от меня, через узкий проход, сидели Скэбис, Хьюго Соскин и Джон и Джой Миллер. Справа – Тоби и Герда, немецкие тамплиеры из Ренн-ле-Шато. Оглянувшись назад, я увидел Ядерного Джо и Вивьетт, ту самую даму, которой Скэбис помог спуститься с горы в непогоду, когда мы ездили в Монсегюр.

Все сто с лишним человек, собравшихся в часовне, закрыли глаза. Даже Скэбис. А я продолжал наблюдать за женщиной в белом плаще, стоявшей на ступенях, ведущих к алтарю, и попутно заметил, что деревянная дверь часовни слегка приоткрыта. За дверью ходили какие-то люди, человек пять-шесть. Как и женщина на алтарных ступенях, они были одеты в белые плащи с вышитыми тамплиерскими крестами. Один из них, высокий седой мужчина с аккуратно подстриженными волосами, держал перед собой большой меч, обхватив рукоятку двумя руками. Клинок стоял вертикально, вверх острием. Мужчина заметил, что я на него смотрю, и пронзил меня взглядом – таким же холодным и острым, как меч у него в руках. Я поспешно отвел глаза, тяжело сглотнул и крепко зажмурился.

Мне казалось, что я очутился в каком-то дурацком сне. Может быть, в вещем сне своффхэмского коробейника. Только это был никакой не сон. Я действительно сидел на расшатанном хлипком стуле в маленькой каменной часовне с высоким сводчатым потолком. Вместе со Скэбисом, Хьюго и остальными. В компании странных людей в белых плащах и сурового дядьки с огромным мечом.

Я ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что не сплю. Да, все это происходило со мной наяву. Я действительно присутствовал на церемонии посвящения в тамплиеры. Поскольку я не знаком сданным обрядом и не хотел бы быть несправедливым к суровому дядьке с большим мечом, сразу скажу, что суровые дядьки с большими мечами – это, вполне вероятно, нормальное явление на церемонии посвящения в орден рыцарей Храма.

Но я забегаю вперед. Прежде чем приступить к описанию тамплиерского обряда, наверное, надо сказать, что мы со Скэбисом все же приехали в Шотландию на трехдневный семинар Общества Соньера, проходивший в здании школы Ньюбаттлского аббатства в Далките, маленьком городке в нескольких милях к юго-востоку от Эдинбурга. Если вы помните, это была моя идея. Скэбис воспринял мое предложение вполне однозначно: «Ты хочешь ехать в Шотландию в ноябре?! У тебя как с головой?» На что я ответил: «Купи две пары теплых носков». В общем, я был настроен весьма решительно. Тем более что семинар попадал на субботу, когда «Брентфорд» играл на выезде с «Хаддерсфилдом».

Мы решили поехать на скэбисовской машине. Выезд назначили на утро пятницы, чтобы к вечеру быть в Эдинбурге. По пути мы заехали за Хьюго в «имение» Генри Линкольна в Котсуолдсе. На меня произвело впечатление количество пере» водных изданий «Священной крови и Святого Грааля», занимавших длиннющую книжную полку. Я и не знал, что «Священную кровь» перевели на столько языков. Сам Генри уехал в Шотландию еще в начале недели, вместе с Джоном и Джой.

Надо сказать, что устроители семинара выбрали для его проведения самое что ни на есть подходящее место. Школа в Ньюбаттлском аббатстве, современный колледж двадцать первого века, располагается в здании шестнадцатого века, которое построено на месте монастыря, возведенного в двенадцатом веке. Сквозь высокие окна гостиной на первом этаже, где проходили лекции, открывается потрясающий вид на парк. Да и сама обстановка поражает воображение: высокие потолки, хрустальные люстры, картины на стенах. Конный портрет короля Карла I кисти Антониса Ван Дейка провисел в этом здании более трехсот лет. Существуют свидетельства, что Карл хотел купить у аббатства эту картину и был согласен отдать столько золота, сколько за нее запросят, но в ответ на свое щедрое предложение получил пусть и вежливый, но отказ. В 1960-х годах картину перевезли в Национальную галерею в Лондоне.

Среди прочих достопримечательностей колледжа стоит упомянуть монастырскую крипту с древней часовней, где теперь сделали комнату отдыха для студентов, а также столовую – или трапезную, – где нас кормили (вкусно и регулярно, замечу в скобках). В крипте хранится большой деревянный сундук для сокровищ, выброшенный на берег вместе с другими обломками многочисленных галеонов испанской Непобедимой Армады, потопленных сэром Френсисом Дрейком у восточного побережья Шотландии в 1588 году. То обстоятельство, что сундук был закрыт на два висячих замка, стало излюбленной темой для обсуждения у тех членов Общества Соньера, которых интересовали не столько религия, история и геометрия, сколько золото и прочие ценности материального свойства.

Мне было очень приятно увидеться с Хьюго. Хотя после нашей «гулянки» с Обществом Соньера в Ренн-ле-Шато прошло почти два месяца, Хьюго так и не вылечил свой страшный кашель.

– Ничего не понимаю, – сказал он, бросая монеты в сигаретный автомат, установленный в крипте. – И мой врач тоже, кх-кх-кх-кх-кх.

Также было приятно узнать, что Ядерного Джо еще не похитили. Он прилетел из Филадельфии за день до открытия семинара и, несмотря на долгий перелет и радикальную смену часовых поясов, выглядел на удивление цветущим и свежим – гораздо свежее и цветущее, чем после спуска от Монсегюра под проливным дождем. И, разумеется, я был рад встрече с Тоби и Гердой, которые пересказали нам самые свежие «сплетни» из Ренн-ле-Шато.

– Ходят слухи, что некий родственник Соньера запросил разрешение перенести тело священника с реннского кладбища в новую гробницу, выстроенную у него в саду, – сказал Тоби. – А Тони скорее всего придется менять название ресторана. Вроде как Ватикан зарегистрировал «La Pomme Bleue» на себя.

– В общем, в Ренн-ле-Шато все по-старому, – заключила Герда. – Как был дурдом, так и остался.

Я завел много новых знакомств, отчасти благодаря тому, что вызвался помогать Джой с импровизированным баром, который она учредила в крипте. Бар работал во время обеда и после ужина. Моя зарплата бармена исчислялась пластиковыми стаканчиками.

– Тебе в фунтах стерлингов или в евро? – каждый раз спрашивала меня Джой, поднимая над головой две бутылки вина: в одной руке – красного, в другой – белого. Она знакомила меня с каждым страждущим, подходившим ко мне за выпивкой, так что под конец третьего дня я успел перезнакомиться почти со всеми участниками семинара, которых было около двухсот человек. По большей части шотландцы и жители Северной Англии, хотя было несколько человек из центральных графств, Восточной Англии и Уэльса. Также присутствовал многочисленный лондонский контингент.

Я наблюдал за людьми, обращая особое внимание на эмблематические украшения. Большинство участников семинара носили скромные маленькие значки, приколотые к лацканам пиджаков, хотя попадались отдельные товарищи с броскими и необычными булавками для галстуков, кулонами или перстнями. Мужчины отдавали предпочтение тамплиерской символике, женщины – египетским анкам. Также присутствовали символы инь и ян, большеглазые головы инопланетных пришельцев, пентаграммы и знаки зодиака. К примеру, Джон никогда не снимал маленький значок с красным крестом тамплиеров, а Ядерный Джо носил на правой руке массивный серебряный перстень с тем же тамплиерским крестом. Впрочем, Джо – это не показатель. Чего стоит один его галстук с портретом мультяшного кролика Багса Банни!

Зато в тесной группе из семи человек, сидевших в самом последнем ряду в лекционном зале, никакой мультяшно-кроличьей атрибутики не наблюдалось. Это были серьезные, представительные мужчины либо под, либо чуть за пятьдесят; все – в элегантных черных костюмах и накрахмаленных белых рубашках; все отмеченные благородной сединой. У троих были висячие усы, также подернутые сединой. Они все время о чем-то шептались с заговорщицким видом, и смотрелось все это весьма зловеще.

– Дяденьки наверняка из Сионской общины, – шепнул мне Скэбис.

На самом деле это были тамплиеры из Австрии. Очень приятные, милые люди. И ни капельки не зловещие. А шептались они потому, что четверо из семи почти не говорили по-английски, и их товарищи по ходу лекционной сессии переводили им наиболее яркие фрагменты из выступлений докладчиков. Их самый главный начальник, как выяснилось, был большим мастером показывать фокусы и с удовольствием демонстрировал свое умение. Однажды я видел, как он что-то там «наколдовал», и из руки Джой испарилась 50-пенсовая монета, а потом он достал эту монету у нее из-за уха.

Из всех докладчиков, выступавших на семинаре, только Генри Линкольн и Гай Паттон из Группы по исследованию Ренн-ле-Шато рассказывали непосредственно о Ренне, хотя тайна Соньера так или иначе упоминалась почти в каждом докладе – например, в предложенном Линн Пикнетт радикальном переосмыслении взгляда на личность Марии Магдалины, которой, как мы помним, посвящена церковь в Ренне. Линн, черноволосая красавица с алебастровой кожей, личность поистине культовая в эзотерических кругах, была немного похожа на Сьюзи Сиу, подругу Скэбиса по старой панковской гвардии и, вполне вероятно, в 1970-х годах ходила в вызывающих мини-юбках из хлорвинила и густо подводила глаза черной тушью. Ее взгляд на Марию Магдалину – «Она сделала больше, чем спела «Не знаю, как мне любить его» в «Jesus Christ Superstar» – основывался на так называемых апокрифических евангелиях, или евангелиях гностиков, собрании древних текстов, дающих принципиально иную картину истории раннего христианства по сравнению с каноническим текстом Нового Завета, составленным, как известно, под сильным влиянием римско-католической церкви.

Линн говорила о том, что Мария Магдалина играет ведущую роль в евангелиях гностиков. Начать с того, что она написала свое собственное евангелие. Тексты гностиков однозначно указывают на то, что Мария была апостолом и, вполне вероятно, первым помощником и заместителем Иисуса. Также они намекают, что Иисус и Мария, возможно, были любовниками. Линн привела доказательства в подтверждение версии, что Мария была чернокожей, родом из Египта или Эфиопии. «Магдалина», по утверждению Линн, это был титул, причем титул очень почетный, поскольку он означает «величественная» или «возвышенная». Иными словами, Мария в евангелиях гностиков разительно отличается от «кающейся блудницы», в которую превратила римская католическая церковь.

– Как и Ева, Мария Магдалина стала именем нарицательным, «торговой маркой» для женской греховности и бесстыдства, грубым, тупым инструментом, который церковь использует для бичевания и унижения женщин. Мы долго терпели, но наше терпение закончилось. Отныне и впредь мы не позволим себя унижать, – закончила Линн под громовые аплодисменты с Джой в роли ведущей.

Мне также очень понравилась лекция Ивора Эдвардса о Джеке Потрошителе. Коренастый мужчина зловещего вида (согласно аннотации на обложке его книги о Потрошителе, он сам был профессиональным преступником с тридцатилетним стажем), Ивор начал с того, что среди авторов, пишущих о Потрошителе, существует жестокая конкуренция.

– Они готовы вцепиться друг другу в глотку, – объявил он е невеселой усмешкой.

В своем докладе он рассказывал о том, что существует определенная геометрическая закономерность в приложении к тем местам, где Джек Потрошитель умерщвлял своих жертв. Также явно прослеживается закономерность как в особенном расположении расчлененных тел, так и в датах убийств, что дает все основания предположить, что убийства являлись частью магического ритуала, причем связанного с черной магией. По мнению Ивора, под таинственной личностью Потрошителя скрывался бывший армейский хирург, член тайного общества под названием Орден Александрии. В тот же вечер, за ужином, Ивор сказал нам со Скэбисом, что у него есть практический навык владения ножом как оружием.

– Я одно время работал на скотобойне, как раз потрошителем, – сказал он. – Могу выпотрошить корову за пять секунд. Передайте, пожалуйста, кетчуп.

Завтраки, ужины, обеденные перерывы и перерывы на чай давали возможность пообщаться с докладчиками «один на один» и обменяться мнениями с другими участниками конференции. Помимо животрепещущей темы потрошения коров, мы со Скэбисом приняли участие в обсуждении проблем путешествия во времени, лей-линий, комплекса предупредительных мер во избежание быть похищенными инопланетными пришельцами, мощности двигателя папского лимузина, количества алхимиков, необходимого, чтобы сменить перегоревшую лампочку (ни одного: алхимики не меняют перегоревшие лампочки, они преобразуют металлы) и чернильных обезьянок. Угадайте с трех раз кто поднял тему чернильных обезьянок. Мы также узнали, в чем разница между сатанизмом и люциферизмом – от строгой дамы с прической, которая получается, видимо, путем непосредственного подключения двух пальцев к общегосударственной электроэнергосистеме.

– Люцифер – лучезарное существо. Он не злой и не темный. Он несет свет в этот мир, – строго сказала нам дама с наэлектризованными волосами. На следующий день она изложила свою точку зрения в пространной лекции, вызвавшей в зале умеренный гул одобрения.

Некоторые из тех, с кем мы разговаривали в перерывах между лекциями, чуть ли не бились в экстазе, рассказывая о параде планет, который они называли Большой Гармонией и который случился в ночь с пятницы на субботу – как раз накануне открытия конференции. Солнце, Луна, Марс, Юпитер, Сатурн и малая планета Хирон выстроились в небе вокруг Земли таким образом, что получилась шестиконечная звезда. Кто-то сказал, что подобная конфигурация сложилась впервые за последние две тысячи лет. Больше того, она совпала с полным лунным затмением. Я понимал, что подобное расположение планет – явление действительно выдающееся с астрономической точки зрения, однако мне было неясно, чего все так радуются. Тем более при отсутствии доступа к телескопу.

– Все дело в энергии, которую высвобождает Большая Гармония, – объяснил нам со Скэбисом один из энтузиастов оной Гармонии, невзрачный мужчина с водянисто-серыми глазами и перманентной улыбкой. – Мастера высшей степени посвящения говорят, что нам надо использовать эту энергию и устремить свой взгляд к звездам. Близится новая эра. Век человеческой расы подходит к концу. Очень скоро мы все покинем эту планету…

Едва «гармонист» открыл рот, Скэбис полностью отключился – и включился лишь на окончании последней фразы:

– …так что уже пора начинать думать о том, как мы вернемся домой.

– Полностью с вами согласен, – сказал Скэбис. – Мы, наверное, поедем по M1. Сюда мы ехали по М6, и это был настоящий кошмар.

Изредка мы со Скэбисом и Хьюго отлучались к ручью в монастырском саду, чтобы выкурить косячок. Изрядно потрепанный скэбисовский экземпляр «Кода да Винчи» вновь сослужил нам хорошую службу. К концу конференции мы добили название на обложке до «К да Вин».

В субботу вечером мы надолго зависли в бильярдной, которую Скэбис нашел по ходу проверки дверей в коридоре, проходящем вдоль крипты.

– Ну вот, самое что ни на есть подходящее место для практического применения сакральной геометрии, – сказал Хьюго, хватая кий, который он тут же воткнул Скэбису в ухо. Разумеется, не специально. Мне тоже хотелось сыграть, но я уступил первую партию Хьюго и Скэбису. Они играли часа четыре (или мне просто так показалось). В итоге Скэбис выиграл со счетом 86:47, причем две трети забитых шаров он закатил совершенно случайно. Впрочем, я не особо следил за игрой. Как раз перед тем как затеять снукер, мы ходили к ручью, и все трое были укурены в хлам.

Утром в воскресенье наша дружная троица решила проехаться по «местам боевой славы» рыцарей-тамплиеров. Я имею в виду настоящих тамплиеров: древних, исходных, – а не их современных последователей. Я где-то читал, что западный пригород Эдинбурга Карри в свое время был городом-крепостью тамплиеров. Однако мы не заметили там ничего тамплиерского. Обычный маленький городок с большим парком, оккупированным малолетними преступниками на велосипедах и с бессчетным количеством забегаловок с рыбно-картофельным меню. Следующим пунктом программы должен был идти лес посаженный в форме креста тамплиеров где-то в Пентлендских горах. Я видел его фотографии с воздуха (собственно, только так на него и надо смотреть), и мне очень хотелось туда попасть. Однако мы не нашли ни одной дороги, ведущей в Пентлендс, кие горы, и решили отправиться в деревушку с многообещающим названием Темпл.

В течение 150 лет, начиная с середины двенадцатого века это селение было так называемой Верховной обителью шотландских рыцарей-тамплиеров, откуда и происходит его название. За эти полтора века орден установил крепкие дружеские отношения с влиятельным и благородным семейством Сен-Клеров, в поместье которых был выстроен храм. Род Сен-Клеров ведет начало от французских Жизоров. Сен-Клеры прибыли в Британию вместе с Вильгельмом Завоевателем и сражались бок о бок с Вильгельмом в битве при Гастингсе в 1066 году. Генрих Сен-Клер сопровождал Годфруа Бульонского в первом крестовом походе, а Катерина Сен-Клер была женой Гуго де Пейна, основателя ордена тамплиеров, или ордена «Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломонова», как он тогда назывался. Именно в поместье Жизоров, родоначальников Сен-Клеров, предположительно состоялся обряд «Рубки вяза», окончательный разрыв между тамплиерами и Сионской общиной, когда они разделились на две отдельные организации. Также стоит упомянуть, что среди первых Великих магистров Сионской общины были двое Сен-Клеров.

Как мы помним, в четверг, 12 марта 1307 года, за день до «блицкрига», предпринятого Филиппом Красивым в рамках великого плана по уничтожению всех тамплиеров, тамплиерский морской флот отбыл из Ля-Рошели в Шотландию. Тамплиеры, приехавшие в Шотландию, нашли убежище у Сен-Клеров. В 1312 году, когда Папа Клемент V, ставленник Филиппа Красивого, издал декрет, объявивший орден тамплиеров вне закона, в Шотландию прибыла еще целая группа храмовников. Они знали, что шотландский король Роберт Брюс, большой недруг Клемента, не подчинится папскому декрету и не станет подвергать их гонениям. Во-первых, Роберт и сам был отлучен от церкви Его святейшеством – за убийство конкурирующего претендента на шотландский престол, и не где-нибудь, а на церковном алтаре, а во-вторых, Роберту были нужны союзники в войне с Англией. Существует гипотеза, что Роберт Брюс сумел одержать победу над английской армией (превосходящей шотландскую не только по численности, но и по качеству вооружения) в битве при Баннокберне в 1314 году только благодаря неожиданному появлению на поле боя отряда тамплиеров под предводительством одного из Сен-Клеров.

Церковь в Темпле была построена при Роберте Брюсе. Сейчас от нее остались одни развалины: четыре внешние стены, и все. С точки зрения архитектуры, там нет ничего примечательного, однако высоко на восточной стене имеется любопытная надпись: «VISSAC MIHM». Скэбис предположил, что в переводе с латыни это значит «Принимаем кредитные карточки VISA». Самое интересное, что есть в Темпле, – это древние надгробия на кладбище. Самое старое захоронение, которое нам удалось обнаружить, – могила человека, умершего в 1621 году. Многие скульптурные украшения на надгробиях связаны с масонской символикой, в частности, со странными ритуалами, которые, по общему мнению, произошли от обрядов ордена тамплиеров. Среди символов, встречающихся на надгробиях, присутствуют колонны, арки, замковые камни, компасы и угольники, замки и ключи, черепа и скрещенные кости. Хотя череп со скрещенными костями по традиции связывают с пиратами и в настоящее время воспринимают его как символ смерти вообще, впервые эта эмблема появилась на флаге военно-морского флота тамплиеров.

Невзирая на неумолимый ход времени, которое, как известно, не щадит никого и ничто, надгробия на старом кладбище в Темпле сохранились на удивление хорошо. По большей части они не затянуты мхом, не задушены плющом. Не заросли сорняками. Хотя сама церковь давно превратилась в развалины, за церковным кладбищем, похоже, ухаживают, причем ухаживают добросовестно. Мы приехали в поминальное воскресенье,[18] и на траве рядом с восточной стеной бывшей церкви лежал венок из красных маков. На карточке было написано, что это венок от «Великого приорства Шотландии».

Пока мы со Скэбисом и Хьюго гадали, что это такое, «Великое приорство Шотландии», с чем его едят и едят ли вообще, на кладбище вошел человек. Он выгуливал собаку и удивился, увидев нас. Мы разговорились. Он был англичанином, но уже много лет жил в Шотландии. Очень приятный, улыбчивый человек, с весьма оригинальными представлениями о тамплиерах.

– Веселые были ребята, – сказал он. – Но их разогнали за взяточничество и коррупцию. И вообще за разврат. Они владели сетью гостиниц, постоялых дворов и пивных. Они вообще много чем занимались, хотя я точно не знаю, чем именно. Как бы там ни было, у них была целая сеть постоялых дворов вдоль дороги в Святую Землю. Вроде как для крестоносцев. Ради разнообразия. Чтобы воины Христовы не кисли по замкам. А потом пошли слухи, что у них там творится такое, что благонравному христианину никак не пристало. Ну и коррупция, опять же. В общем, прикрыли их лавочку. Крестоносцы, я думаю, были не очень довольны. Ведь они тоже люди, им тоже хотелось повеселиться, выпить там, закусить, поорать песни. Ну, в общем, развлечься. И кому это мешало? Я так думаю, эти их постоялые дворы чем-то напоминали гостиницы «Берни». Ну или типа того.

Так что, может быть, «VISSAC MIHM» действительно значило что-то типа «Принимаем кредитные карточки VISA».

Ближе к обеду, по возвращении в аббатство, мы со Скэбисом встретили Джой в коридоре, ведущем в крипту, и остановились поболтать. Мы стояли и мирно общались, и вдруг мимо промчалась группа австрийских тамплиеров в полном составе – просвистела, как вихрь элегантных костюмов и висячих седых усов. Они переговаривались на бегу, громко смеялись и вообще выглядели взбудораженными и приятно взволнованными. Спустя пару минут они снова промчались мимо, но уже в обратном направлении, по-прежнему громко смеясь. Дверь в конце коридора с грохотом захлопнулась у них за спиной.

– И что это было? – спросило Джой.

– Без понятия, – сказал Скэбис. – Похоже, они ломанулись в часовню.

– И очень зря, – сухо заметила Джой. – Потому что уже скоро обед. Да, может быть, у них срочное дело. Может быть, они ищут Грааль. Но всякое срочное дело, даже поиск Грааля, можно отложить хотя бы до после обеда.

Причина столь бурной активности австрийской группы прояснилась уже ближе к вечеру, когда стало известно, что Генри Линкольна принимают в почетные члены шотландского ордена тамплиеров – а такое случается крайне редко. В последний раз это произошло больше десяти лет назад, когда в почетные тамплиеры приняли ныне покойного Майкла Бентина, создателя знаменитой радиопередачи «The Goon Show» («Шоу балбесов»), предвосхитившей убойный юмор Монти Пайтона, ведущего «Potty Time», детской телепрограммы 1970-х годов, а также искусного лозоходца, эксперта по паранормальным явлениям и ярого поборника эзотерики во всех проявлениях.

Ради подобного случая Генри даже сменил свой «фирменный» сафари-жилет на костюм с галстуком. Однако на церемонию инициации пришел босиком. Он сидел на стуле лицом к алтарю и спиной к членам Общества Соньера. Часовня была совсем крошечной, так что сидячих мест хватило не всем и доброй половине собравшихся пришлось стоять. Все с нетерпением ждали начала. И вот взволнованный гул голосов сменился почтительной тишиной – к алтарю вышла женщина в белом плаще с красным тамплиерским крестом на груди. Она протянула руки вперед, ладонями вверх, и медленно проговорила:

– Закройте глаза.

Следующие полчаса – это был подлинный сюрреализм. Церемония началась с краткой медитации под руководством женщины в белом плаще, которая говорила о Большой Гармонии – параде планет, состоявшемся позапрошлой ночью – и просила собравшихся представить себе два треугольника, которые сошлись в небесах в форме шестиконечной звезды. Когда мы открыли глаза, в часовню вошли еще семь человек в белых плащах. Пятеро мужчин и две женщины. Среди этих мужчин был высокий красавец с аккуратной мефистофельской бородкой, которого в первый день семинара Джой представила мне как герольда шотландских тамплиеров. Судя по герольду и его братьям по ордену, мефистофельские бородки были столь же строго желательным атрибутом шотландских тамплиеров, как и висячие усы – тамплиеров австрийских.

– Братья-рыцари, узрите меч, – объявил герольд, и мужчина в черном костюме, стоявший на входе в часовню, торжественно распахнул дверь. Я так понял, что это был своего рода тамплиерский вышибала. В часовню вошел тот самый суровый дядька с мечом, которого я видел сквозь приоткрытую дверь минут пять назад. Он держал меч двумя руками, прямо перед собой. Острием вверх. Он подошел к алтарю, повернул клинок острием вниз, поцеловал рукоять и с низким поклоном возложил меч на низенький квадратный столик у подножия алтарных ступеней. Другой тамплиер зажег красные свечи, стоявшие в золоченых подсвечниках – по одной на всех четырех уголках стола. Это действие сопровождалось чтением отрывков из Библии.

– Четыре свечи по углам. Очень даже готичненько, – шепнул Скэбис Хьюго, имея в виду анекдот про разговор двух подруг: «Вчера у нас дома свет отключили, так я ванну при свечах принимала». – «Гламурненько!» – «Да ну! Лежишь в полумраке, как в гробу, да еще четыре свечи по углам ванны стоят». – «Готичненько!» Хьюго сдавленно кашлянул, пытаясь не рассмеяться, и его тут же скрутил приступ неудержимого кашля.

– Во имя Господа нашего, Иисуса Христа объявляю данный собор открытым, – возвестил герольд под раскатистый кашель Хьюго, гремящий в тесном пространстве часовни. – Соратники во Христе, вспомним, в чем наши служение и долг. Служить Храму верой и правдой, чтить медитацию, дисциплину и честный рыцарский бой, поддерживать братьев своих и сестер по ордену. Братья-рыцари, почтим меч как должно.

Далее последовала церемония лобызания меча, хотя лишь меченосец приложился к священному оружию губами. Все остальные участники действа целовали два пальца (указательный и средний) и прикладывали их к рукояти. Потом они обходили стол – их плащи развевались в опасной близости от горящих свечей – и поднимали вверх правую руку широким жестом от левого бедра наружу, вытянув указательный и средний пальцы. В целом все это напоминало знаменитую позу Джона Траволты из «Лихорадки субботним вечером». Я все ждал, когда же каменный пол часовни вдруг вспыхнет квадратами разноцветных дискотечных огней.

На протяжении всей церемонии CD-плейер у меня в голове играл композицию «Остаться в живых» группы «Bee Gees». Потом герольд произнес краткую речь о «праведности» и «священном долге», после чего Генри Линкольна попросили преклонить колени перед столом, на котором покоился меч. Человек, к которому обращались «Верховный приор», возложил меч поочередно на оба плеча Генри, после чего Генри поднялся с коленей, и на него надели белый тамплиерский плащ и вручили серебряный кубок.

– В честь и во славу ордена, – проскандировали тамплиеры, когда Генри отпил из кубка.

– В память Гуго де Пейна, основателя ордена, и всех мучеников Храма Иерусалимского, – добавил герольд.

Потом была краткая молитва, которой все и завершилось. Свечи задули, меч вынесли из часовни. Генри Линкольн получил посвящение в тамплиеры и в этой связи был доволен и счастлив.

Церемония была увлекательной и интересной, однако признаюсь, на протяжении всего получаса я испытывал странное беспокойство, В голову лезли всякие тревожные мысли. Эти люди в белых тамплиерских плащах… они действительно преемники Гуго де Пейна, Бертрана де Бланшфора и Жака де Моле? Или все это лишь маскарад? Также меня удивило, что церемония посвящения была столь откровенно религиозной (даже притом, что тамплиеры – бедные рыцари Христовы) и что на нее допустили непосвященных. Может, я что-то неправильно понял, но это же вроде как тайное общество? Нет, разумеется, я не жалуюсь. Это было незабываемое впечатление.

По окончании церемонии мы со Скэбисом и Хьюго засели на лестнице, ведущей в крипту, и принялись строить догадки о том, чем занимаются современные тамплиеры в рамках «служения ордену» и надо ли теперь обращаться к Линкольну «сэр Генри». Хьюго не сомневался, что Генри будет настаивать на «сэре».

– Теперь он и мне запретит называть себя «папой», – сказал он с тяжким вздохом. – Наверняка.

Также мы обсудили вопрос, передается ли данный титул по наследству, и эта мысль очень понравилась Хьюго. Он даже выступил с предложением, чтобы отныне и впредь мы обращались к нему «мой сеньор», но тут на лестнице появился Тоби. – Тоби, ты-то нам и нужен, – обратился к нему Скэбис. – Просвети нас, пожалуйста, чем вообще занимаются тамплиеры? Я в том смысле, что время теперь другое, и вы больше не ходите, препоясанные мечами, и не рубите злых сарацин в капусту.

– Ну, мы проводим собрания, говорим об истории, геральдике и вообще, – ответил Тоби. Описание было предельно невнятным, собственно, каким и положено быть описанию деятельности тайного общества. – Хотя в особо торжественных случаях мы все-таки носим мечи. На самом деле не самая приятная обязанность. И особенно на званых обедах. Меч – штука длинная и неудобная, и надо быть осторожным, когда садишься. Если убрать меч назад, может так получиться, что официант на него наступит. А если вперед, можно задеть человека, сидящего напротив, и проткнуть ему ноту. Вот такая дилемма. Что делать бедному рыцарю?

Местечко Рослин располагается всего в паре миль от Ньюбаттла. Это крошечная деревенька, неприметная точка на карте справа от Пентлендских гор, однако именно здесь находится одно из самых удивительных святилищ в Британии. Может быть, даже и в мире. Часовня Рослин, построенная в пятнадцатом веке на средства сэра Уильяма Сен-Клера, вдохновляла поэтов (Уильяма Вордсворта и сэра Вальтера Скотта) и впечатляла особ королевской крови (королева Виктория назвала ее «жемчужиной», когда посетила Рослин в 1842 году), хотя однажды ее назвали «прибежищем языческих идолов, в котором не осталось места истинному благочестию и Слову Господню» (из церковных документов пресвитерия Далкита за 1589 год).

Утром последнего дня конференции Джон и Джой организовали для избранной группы товарищей экскурсию в часовню Рослин. Нашим гидом был Джим Манро, местный историк, очень приятный, улыбчивый дядька. Мы со Скэбисом сразу спросили его, что означает надпись на церкви в Темпле, «VISSAC MIHM», на что он ответил: «Не знаю. Я уже столько лет бьюсь над этой загадкой», – но что касается часовни Рослин, никто в Целом мире не знал о ней больше, чем Джим Манро.

– Я родился и вырос в Рослине, – сказал он, когда мы собрались у входа в часовню. – Моим учителем по Рослину был человек, проработавший экскурсоводом в часовне около шестидесяти лет. Его отец тоже работал экскурсоводом в часовне и прослужил в этой должности около семидесяти лет. Я масон с 1965 года, в настоящее время являюсь членом двадцати трех лож и ношу звание мастера рослинской ложи Сен– Клер и ложи Роберта Бернса. Я прошел несколько степеней посвящения – Королевская арка, Красный крест Константина, Тайный путь, Конклав, – но я всегда забываю пароли. Вечная моя беда. Впрочем, я отвлекаюсь. Самое главное, что надо знать о Рослине: это место в высшей степени тамплиерское и масонское.

Точно так же, как в средние века род Сен-Клеров был тесным образом связан с орденом тамплиеров, у их потомков установились теснейшие связи с масонами. В одном документе семнадцатого века Сен-Клеров называют «потомственными Великими Мастерами вольных каменщиков Шотландии», а самая давняя запись, которая указывает на их связь с древним строительным искусством, относится к 1441 году, когда сэр Уильям Сен-Клер получил звание Великого Мастера шотландской гильдии ремесленников. Пять лет спустя, в 1446 году, в Рослине началось строительство церкви. Сэр Уильям пригласил в Шотландию лучших мастеров Европы: каменщиков и плотников, кузнецов и литейщиков, шлифовальщиков и резчиков, – но прежде велел выстроить город Рослин и дал каждому из прибывших мастеров дом и землю. Однако строительство церкви так и не было завершено. То, что мы сейчас знаем как часовню Рослин, это лишь малая часть грандиозного проекта сэра Уильяма, который умер в 1484 году, и в отсутствие руководителя работы сами собой прекратились.

– Сэр Уильям был иллюминатом, – рассказывал Джим Манро. – Его знания в области символики и священной архитектуры были поистине безграничны. Он самолично составил проектные планы для церкви в Рослине и надзирал за ходом работ. Здесь все продумано и выверено до мельчайших деталей. Все находится на своем месте. Потому что сэр Уильям построил Рослин с определенной целью: передать тайное послание. Не зря же часовню еще называют собором кодов. Проблема в том, что сэр Уильям не оставил ключа к своим шифрам – хотя, вероятно, он просто не видел в том надобности, поскольку в пятнадцатом веке эти символы были понятны каждому. Даже неграмотные, непосвященные прихожане видели в каждом узоре определенный символистический смысл. К сожалению, в наш просвещенный двадцать первый век мы забыли значение этих символов.

Мысль о тайных посланиях, зашифрованных в убранстве церквей, не была откровением для присутствовавших на экскурсии. Однако символика часовни Рослин разительным образом отличается от символики церкви Марии Магдалины в Ренн-ле-Шато. Если церковь Беранже Соньера – это пестрый калейдоскоп ярких красок, то часовня Рослин – сплошной одноцветный камень грязно-белого цвета. Но так было не всегда. Анемичный оттенок стен, словно страдающих малокровием, – это непредвиденный результат специальной обработки, проведенной в 1920-х и 1950-х годах с целью предотвратить отсыревание каменной кладки. К несчастью, в ходе «лечения» вся краска смылась, а защитная пленка, призванная оберегать стены от сырости, лишь «заперла» влагу внутри, что, разумеется, не способствовало лучшей сохранности древнего здания.

Джим Манро пользовался лазерной указкой, чтобы обращать наше внимание на наиболее интересные детали. Часовня Рослин относительно небольшая, но внутри нет ни единого дюйма «пустого» пространства. Стены, колонны, цилиндрический свод – все сплошь покрыто резными узорами символистического значения. И далеко не все символы – ангелы и кресты. Также присутствуют: львы и драконы, птицы, короны, Узлы, рыцари в латах, щиты, ракушки, солнца, луны и звезды (в пятиконечном варианте), пляшущие скелеты, фигуры, играющие на музыкальных инструментах, сэр Уильям Сен-Клер (глядящий с вершины колонны), Иоанн Креститель («С афропрической! – воскликнула Линн Пикнетт. – Рэт, посмотри. У него афроприческа!»), посмертная маска Роберта Брюса, ангел, подвешенный вверх ногами на веревке, более ста резных изображений зеленого человечка, древнего божества плодородия и олицетворения духа растений, и бесчисленные узоры с древесно-цветочно-растительными мотивами. Среди растений имеется, в частности, кукуруза – американская зерновая культура, предположительно неизвестная в Европе во времена, когда строился Рослин, – что подтверждает претензии Сен-Клеров, что дед сэра Уильяма, Генри Сен-Клер, якобы открыл Америку еще в 1398 году, задолго до Христофора Колумба.

В глубине часовни стоят две большие колонны, покрытые искусной резьбой. Первая – с геометрическим орнаментом вторая – с растительным. Это так называемые колонна мастера и колонна ученика. Согласно легенде, мастер-каменщик, работавший над колоннами, уехал в Рим вместе с сэром Уильямом с целью осмотра архитектурно-художественных образцов, и во время отсутствия наставника его ученик, отдавшись порыву вдохновения, закончил работу один. Вернувшись из поездки, мастер увидел произведение ученика, и сердце его преисполнилось зависти. В приступе ревнивой злобы он ударил юношу кельмой – молотком каменщика – и раскроил ему череп. Скульптурное изображение головы убитого ученика с зияющей раной на виске располагается на свесе крыши. Это больше похоже на вымысел, нежели на исторический факт, однако тут явно просматривается параллель с историей смерти Хирама Абифа, мастера-строителя Соломонова храма в Иерусалиме, убитого тремя подмастерьями, с которыми он не пожелал делиться секретами мастерства. Хирам Абиф, получивший смертельный удар кельмой в голову, считается мучеником, погибшим за достоинство мастера. Ритуальное воспроизведение убийства Хирама Абифа относится к числу важнейших масонских обрядов.

По мнению некоторых исследователей, колонна мастера и колонна ученика – это точные копии двух колонн, которые некогда украшали вход в храм Соломона, и что по замыслу сэра Уильяма церковь в Рослине должна была стать репродукцией Иерусалимского храма. Также есть мнение, что Рослин – это Библия в камне и что изначально это строение предназначалось не для богослужения, а для ученых занятий – и для хранения некоей священной реликвии. Какие только догадки не строились о родовой усыпальнице Сен-Клеров в подвале часовни! Якобы там хранится (на выбор): сокровище Иерусалима, Ковчег Завета, нетленное тело (или голова) Иисуса, крест, на котором его распяли, древние рукописные свитки с описанием подлинной жизни Иисуса и первых лет христианства, и, разумеется, Святой Грааль. Но какие бы тайны ни хранил Рослин, их ревниво оберегают духи сэра Уильяма и девятнадцати тамплиеров из рода Сен-Клеров, похороненных в усыпальнице под часовней в полном рыцарском облачении и при оружии. Насчет усыпальницы также не существует единого мнения. Одни утверждают, что вход в нее запечатан, другие – что он до сих пор не найден.

Джим Манро рассказывал не только об истории и архитектуре Рослина. Он также отметил, что эта часовня – «средоточие силы, энергетический центр». Она стоит на лей-линии, которая проходит через лес в Пентлендских горах (тот самый, в форме креста тамплиеров), через городок Темпл, через северо-восточный угол часовни и дальше – до самого Иерусалима. Эту линию обнаружил Майкл Бентин, который часто бывал в Рослине.

– Майкл объяснил мне теорию лей-линий и научил пользоваться кристаллами, – сказал Джим. – А до знакомства с Бентином я был непрошибаемым скептиком.

Джим отвел нашу группу в дальний угол часовни за колонной мастера и попросил нескольких добровольцев «обменяться» с ним энергией. Вызвались четверо. Они по очереди вставали напротив Джима и повторяли движения его руки, чертящей в воздухе замысловатые знаки. Первые три раза все завершилось тем, что руки Джима сходились у него перед грудью, как будто он держал невидимый мяч.

– Вы сопротивляетесь, – говорил Джим. – А сопротивляться не надо.

И только с четвертым партнером, высоким мужчиной с квадратной челюстью и коротким армейским «ежиком», у Джима получилось передать невидимый мяч. По окончании сеанса одна из трех неудачливых добровольцев, дама в очках размером с суповые тарелки, спросила у Джима, почему у нее ничего не вышло с «обменом» энергией.

– Я вас не чувствовал, – сказал Джим с извиняющейся улыбкой. – Иногда так бывает. У всех все по-разному. Каждый верит во что-то свое. А кто-то вообще ни во что не верит.

– Но я верю, – настойчиво проговорила дама в очках-тарелках. – Я целительница, так что я, безусловно, верю. У меня вечно проблемы с электромагнитными полями. Быть может, вы это как раз и почувствовали. Моя аура сбивает радиочастоты. Когда я рядом, в приемнике постоянно идут помехи. Проблема не здесь. – Она постучала себя пальцем по виску. – Проблема в энергетической кодировке.

Обмен энергией не относится к числу зрелищных мероприятий! Я, конечно, не ждал никаких пробегающих искр, электрических дуг или вспышек слепящего света, но в глубине души, видимо, все же рассчитывал хотя бы на слабенькое свечение (согласно легенде, когда умирает кто-то из Сен-Клеров, часовня Рослин начинает светиться, как будто объятая пламенем). Но посмотреть было не на что. Собственно, так и должно быть. Внутренняя энергия – это такая штука, на которую нельзя посмотреть. Ее можно только почувствовать. Я почти пожалел, что не вызвался добровольцем. Хотя, с другой стороны, я бы вряд ли что-то почувствовал. И проблема не в энергетической кодировке. Проблема как раз в голове.

Скэбис был за рулем, Хьюго развалился на заднем сиденье, а я сидел впереди с картой, разложенной на коленях, и работал за штурмана. Мы решили, что будет удобнее ехать домой сразу из Рослина. Скэбис глубокомысленно заявил, что дорога от Эдинбурга до Лондона займет меньше времени, чем от Лондона до Эдинбурга.

– В обратную сторону мы едем под гору.

Для середины ноября день выдался на удивление теплым и ясным. В часовне было прохладно – хотя «прохладно» это еще мягко сказано, – я изрядно замерз и теперь отогревался в машине. Солнце светило в окно, печка работала на полную мощность, но я все равно никак не мог согреться. И Скэбис тоже. И Хьюго. Мы слегка приглушили печку, только когда начали задыхаться. Помню, я еще подумал, что теперь знаю на собственном опыте, что означает выражение «промерзнуть до мозга костей». К тому времени, когда мы подъехали к границе с Англией (там мы со Скэбисом поменялись: я сел за руль, а он перебрался на место штурмана), у меня опять разболелись ладони – как в хот день, когда мы вместе с Обществом Соньера ездили в церковь в Сен-Сальвере во Франции.

На подъезде к Озерному краю Скэбис и Хьюго задрыхли. Их тяжелое дыхание периодически расцветало руладами храпа, который достойно соперничал с шумом мотора. Периодически кто-то из них открывал глаза, но тут же опять засыпал. В один из таких моментов Хьюго пробормотал в полусне:

– Как это мило с вашей стороны вывести на прогулку двух старых грибов в нашем лице, – и вновь отключился. Мы со Скэбисом договорились, что он снова сядет за руль где-нибудь ближе к Манчестеру. Манчестер мы проехали уже затемно, но Скэбис даже не пошевелился. Впрочем, я не стал возмущаться и распихивать спящего сменщика. Мне хотелось побыть одному и как следует подумать о некоторых вещах, которые я узнал на конференции – и не только во время лекций. Народ там собрался действительно неординарный. Этакая эзотерическая бригада, где у каждого свои представления, идеи и интересы. На первый взгляд – если отрешиться от значков с разнообразной символикой, перстней и кулонов – это были самые обыкновенные люди. Во всяком случае, подавляющее большинство. Учителя, инженеры, библиотекари, медсестры, садовники, инструкторы автошкол, градостроители. Мамы и папы, младшие братья и любимые тетушки. Просто люди. И все-таки – не такие, как все. Люди с альтернативным мышлением. Инакомыслящие. Иные. В Лангедоке в тринадцатом веке они могли быть катарами. В девятнадцатом веке в Париже – завсегдатаями «Ша Нуар». А те, кому в 1977 году было пятнадцать, наверняка увлекались панк-роком.

«Дело даже не в истине, дело в вере», – сказал Генри Линкольн в своем выступлении на конференции. Я не помню, по какому поводу он это сказал, но сама фраза накрепко врезалась в память. Может быть, потому что странно было услышать такое от человека, который всегда выступал за то, что нельзя полагаться на факты, которые не являются «очевидными и доказуемыми». Хотя, с другой стороны, в эзотерических кругах вера действительно значит многое. Большинство из тех, с кем я познакомился в Шотландии и во время автобусной экскурсии в Ренн-ле-Шато, скорее всего не считали себя христианами (и даже те, кто считал, исповедовали христианство, явно далекое от его традиционного варианта: взять тот же обряд лобызания меча) но они не были ни атеистами, ни агностиками. Они все были убежденными мистиками и верили в некие запредельные, сверхъестественные силы. Каждый верил во что-то свое, может быть странное и непонятное для других – но, главное, он в это верил.

Мы уже подъезжали в Бирмингему, мои двое попутчиков по-прежнему пребывали в полном коматозе, а я погрузился в раздумья на тему «А во что верю я?». Собственно, в последнее время я только об этом и думал, но так ничего и не выдумал. Я уже начал подозревать, что я действительно непробиваемый скептик и в силу данной особенности организма не могу верить во что-то такое, чего нельзя увидеть глазами, потрогать руками, услышать ушами, почувствовать носом или попробовать на вкус. В качестве человека разумного я представлял собой базовую модель, оснащенную лишь пятью чувствами, а не шестью – как в продвинутой версии. Поэтому я никогда не вступлю в тайное общество. И не буду похищен инопланетными пришельцами. И не увижу призрака. И не стану святым и героем, поскольку святости и героизма во мне ни на грош.

– Я безнадежно нормальный человек. В самом обыденном, скучном смысле, – усмехнулся я и на долю секунды отпустил руль. Даже не то чтобы отпустил, а просто расслабил пальцы. И тут же вспомнил про боль в ладонях. Погруженный в раздумья, я совершенно о ней забыл, тем более что мягкая вибрация руля заменяла массажер, а боль была не настолько сильной, чтобы на ней заморачиваться. Но она не прошла. Ладони по-прежнему ныли. Я пару раз согнул-разогнул пальцы, и у меня по спине пробежал холодок. Может быть, я не такой уж и скептик. Может быть, у меня тоже есть некое шестое чувство, просто я не умею им пользоваться. Может быть, я еще стану героем.