Информация к размышлению. «Брайтенбах»

Информация к размышлению. «Брайтенбах»

История началась в 1929 году, когда работавший в политической полиции Леман отправил своего знакомого, безработного полицейского Эрнста Кура в советское посольство для установления контактов. Напрямую он действовать не стал. Контакт был установлен, и вскоре Леман под кодовым именем А-201 появился на страницах документов советской разведки. Через некоторое время Кур отправился в Швецию, где ему был куплен магазинчик, ставший одной из явок. Сотрудничество Лемана с русскими продолжалось уже напрямую.

К тому моменту Леман являлся старшим референтом отдела. Из 45 лет своей жизни 18 он прослужил в полиции и имел огромный опыт, а также доступ к совершенно секретным документам. Почему солидный прусский чиновник решил пойти на контакты с русскими? История об этом умалчивает. Скорее всего, Леман ясно увидел перспективу прихода нацистов к власти и видел в Советском Союзе единственную силу, способную им противостоять. Достоверно известно, что работал он не ради вознаграждения, хотя и не отказывался от него. В 1932 году Леман был назначен главой подразделения по борьбе с «коммунистическим шпионажем» — любопытная шутка судьбы. После прихода нацистов к власти Леману удалось удержаться на своём посту, пережив волны чисток. Из сотрудника политической полиции он превратился в служащего гестапо. Естественно, поступающая от него информация становилась всё более ценной.

Связь держали следующим образом: сначала с ним напрямую общался Василий Зарубин, сотрудник нелегальной берлинской резидентуры. Потом, после отзыва Зарубина в Москву, в роли связника выступала некая Клеменс, владелица конспиративной квартиры. Через неё материалы уходили в советское посольство, а Леману передавались задания.

Нацисты не разбрасывались опытными контрразведчиками, и советский агент быстро продвигался по службе. В 1938 году ему пришлось вступить в НСДАП. После этого Леману поручили контрразведывательное обеспечение объектов военной промышленности рейха, а в 1941 году — обеспечение безопасности сооружаемых военных объектов. Всё это время он, ежедневно рискуя жизнью, поставлял в Москву ценнейшую информацию. Он передавал данные о структуре и кадрах абвера и гестапо, добывал ключи к используемым в Германии шифрам и сами тексты шифротелеграмм. Ещё до расправы со штурмовиками — «ночи длинных ножей» 1934 года — Леман информировал Центр о том, что Гитлер готовится разделаться со своими недавними сподвижниками. Отправлял он и другие сведения о перипетиях борьбы за власть в свежесозданном Третьем рейхе. Ещё более важной была информация о военных разработках на объектах, безопасность которых курировал Леман. Так, в 1935 году он сообщил о работе немецких учёных над созданием боевых ракет — будущих «Фау». Далее шла информация о новых бронетранспортёрах, истребителях, подводных лодках… Конечно, это были не чертежи, в большинстве случаев Леман даже не знал технических подробностей, но и сведения об общем направлении развития военной техники имели очень большое значение.

Именно от Лемана, получившего кодовую кличку «Брайтенбах», в Москве узнали о расположении пяти секретных полигонов для испытания новых типов оружия. Впоследствии, уже в годы войны, это помогло нанести по полигонам удары дальними бомбардировщиками. Леман сообщил и подробности о попытках изготовления синтетического горючего из бурого угля. И этот перечень далеко не полон.

Несмотря на всё своё мужество, «Брайтенбах» не был «железным человеком». На встречи с представителями советской стороны он часто приходил очень нервным, много говорил об опасности, которой подвергается. По его просьбе для него изготовили паспорт на другое имя — на случай, если придётся в экстренном порядке покинуть Германию. Связь с «Брайтенбахом» нередко прерывалась по разным причинам, в том числе и из-за кадровой чехарды в советской резидентуре в Берлине. К 1938 году, например, связь почти прекратилась, и в 1940 году Леман был вынужден обратиться в советское посольство с резким заявлением: если в его услугах более не заинтересованы, он немедленно увольняется из гестапо. С ним немедленно встретился советский резидент Александр Коротков, о котором я ещё расскажу ниже. У Короткова были чёткие инструкции от самого Берии, гласившие:

Никаких специальных заданий «Брайтенбаху» давать не следует. Нужно брать всё, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, то, что он будет знать о работе различных разведок против СССР в виде документов и личных докладов источника.

В Москве понимали, какой опасности подвергается Леман, и старались его беречь. Весной 1941 года «Брайтенбах» передаёт данные, говорящие о том, что Германия в скором времени собирается напасть на СССР. Девятнадцатого июня он сообщил, что лично видел текст приказа, в котором нападение на СССР назначено на 22-е число. И после начала войны он продолжал работу через радиста «Бека».

Как же произошёл провал? Почти случайно — таких нелепых и трагических случайностей хватает в истории любой разведки мира. В сентябре 1942 года гестапо вышло на след «Бека» и вскоре схватило его. Такое в конце концов случалось с каждым радистом — бесконечно уходить от гестапо с его совершенными средствами радиоразведки было попросту невозможно. На допросе «Бек» дал притворное согласие работать на гестапо и участвовать в радиоигре. В первой же своей радиограмме он дал заранее согласованный условный сигнал, который должен был проинформировать Москву о том, что «пианист» работает под контролем. Но из-за плохих условий приёма условный сигнал не был услышан. В руках гестапо оказался настоящий телефон Лемана. Дальше, как говорится, всё было делом техники. В декабре 1942 года «Брайтенбах» был схвачен и на скорую руку расстрелян. Похоже, Мюллер просто побоялся докладывать «наверх» о том, что в рядах его службы оказался советский шпион.

Имеет ли Леман что-то общее со Штирлицем? Разумеется. Оба они ходили в эсэсовской форме, оба передавали информацию в Центр, у обоих, наконец, было по две ноги и две руки. В общем, вроде бы и всё. Леман никогда не был советским полковником Исаевым, придумавшим себе хитрую легенду и усердно косящим под немца. Вспомним историю Штирлица: в 1922 году вместе с остатками белых уехал в Китай, чтобы вести разведку среди эмигрантов, а затем отправился в Австралию, где в германском консульстве в Сиднее заявил о себе как о немце, обворованном в Китае. Там он год проработал в отеле у хозяина-немца, затем устроился в германское консульство в Нью-Йорке, вступил в НСДАП, а затем и в СС.

А было ли в принципе возможно существование такого разведчика? Многие полагают, что нет. Например, доктор исторических наук Анатолий Малышев на заданный ему вопрос ответил так:

Едва ли не самая главная проблема деятельности разведчика, подобного Штирлицу, — языковая. Практически невозможно неносителю языка освоить его так, чтобы казаться носителем. У Семёнова есть на этот счёт собственный сюжетный ход: будущий Штирлиц-де с отцом-меньшевиком в раннем детстве жил в Германии. В таком случае, безусловно, у Исаева мог быть совершенный выговор. Впрочем, история знает и более сложные случаи. Один из самых известных советских нелегалов, Конон Молодый — деревенский уроженец, успешно выдававший себя за американского бизнесмена.

Другая большая сложность заключается в том, что почти все советские супершпионы — и тот же Молодый и Филби — работали в государствах пусть недружественных, но с которыми по крайней мере нет состояния войны. «Штирлиц» же работает в стане настоящего врага: прецедентов такого рода, насколько я знаю, не было: все источники советской разведки в нацистской Германии были европейцами.

Разумеется, Малышев прав не до конца: знаменитый разведчик Николай Кузнецов, ни разу не побывав в Германии, не просто в совершенстве овладел немецким языком, но и освоил некоторые его диалекты, что позволило ему долгое время ходить в мундире офицера вермахта и общаться с немцами. Но это — уникальный случай. Ни одного русского среди источников советской разведки в Германии действительно не было.