СТРАНА И НАРОД

СТРАНА И НАРОД

От древнего Востока, «где столь многое вызывает в нас изумление», «История тайных обществ» ведет нас в страну, «при одном имени которой, — по превосходному выражению одного великого немецкого мыслителя, — образованному человеку, в особенности немцу, становится хорошо на душе. Ибо Греция была страной свободы, гуманизма, красоты. Здесь человечество достигло высшего расцвета, какой только был возможен при условиях жизни древнего мира; здесь представлялась полная свобода для гармоничного развития личности, здесь возможна была удачная попытка облечь всю жизнь, во всех ее разнообразных проявлениях, в художественные формы».

Греция, самая южная страна полуострова, протянувшегося к югу между Адриатическим, Черным и Эгейским морями представляет собою узкую и изрезанную водными пространствами горную страну, которая везде, вследствие «пластического строения поверхности, представляет соединение горной предальпийской Швейцарии и изрезанной фиордами Скандинавии, но под кротким, светлым небом Востока».

Мощные горные цепи, отчасти покрытые некогда высокими лиственными лесами, в самых различных направлениях пересекают окруженную морем страну, создавая природу, «бесконечно разнообразную, часто поражающую своеобразной красотой», переходят дальше к востоку на группу островов Эгейского моря и образуют естественный мост к близлежащему малоазиатскому берегу. С этих гор во все стороны бегут бесконечные реки, но в засушливую летнюю пору они часто пересыхают под палящими лучами южного солнца. Отсюда чувствительный недостаток годной для земледелия почвы в бедной водою стране; при постоянном росте населения это делало необходимым все увеличивавшийся ввоз хлеба из плодородных припонтийских стран, из Фракии и Сицилии, из неисчерпаемых житниц Египта.

Ниже лежащие скаты гор представляли прекрасные пастбища для скотоводства, которым в древности занимались с большою любовью.

На севере, среди плодородных, изобилующих пастбищами пейзажей Фессалии, мощный Олимп — пограничный страж Греции — воздымает свою покрытую вечными снегами священную голову, ниже раскинулся мрачный бор, а дальше к югу — роскошные лиственные леса, там и здесь пересекаемые крупными отвесными обрывами и горными утесами. Между неприступным обиталищем богов и возвышающейся к югу от него причудливой скалистой массой Оссы протекает под тесно сплетающимися ветвями лавров и платанов живописный Пиньос, извиваясь среди роскошных лугов, образуя многократно воспетую Темпейскую долину — родину заселивших города греческих народностей и их знаменитейших героев. Эта местность представляет собой изумительное сочетание нежной прелести речной долины с дикостью и грандиозностью глубокого и узкого ущелья.

На южной границе Фессалии лежит знаменитый Фермопильский проход, единственно доступный путь в среднюю Грецию. На том месте, где пролилась лучшая кровь греческого народа, до сих пор еще клокочут неиссякаемые горячие источники, от которых эта местность получила свое название.

К западу от Фессалии, по направлению к Адриатическому морю, тянется дикая береговая страна Эпир. Суровая и неприступная, она представлялась грекам страной варваров. Но все же Эпир с гордостью называл себя родиной греческого народа. Ведь именно здесь, в замкнутой котловине, среди густых дубовых лесов, находилось древнее святилище с его знаменитым оракулом.

Через Эпир к Ионическому морю несет свои бурные воды прославленный сагами Ахелос, самая большая река Греции. Она отделяет плодородную холмистую страну Акарпании от мрачных гор Этолии.

Не имеющий истории полудикий народ, населяющий эту замкнутую, негостеприимную страну, не играл никакой роли в культурной жизни Греции. Гораздо большее значение имели восточные области, расположенные по берегам Коринфского залива, — Локрида, Дорида, Фокида и Беотия.

В маленькой Фокиде, на южном склоне священной горы Парнас — истинном центре всей Греции и всей жизни греческого народа — в торжественном спокойствии красовались Дельфы, богатейший и роскошнейший, но, как и все привлекавшие паломников местности, наиболее развращенный город этой области. Дивный храм Аполлона, из паросского мрамора, стоял на полукруглом склоне горы между двумя отвесными скалистыми стенами. Здесь, под божественным кровом, было собрано множество мастерских произведений искусства, бесценных сокровищ и благочестивых жертвоприношений народов, царей и городов, которые прибегали к дельфийскому святилищу, прося у бога совета, разъяснений и указаний.

Храм состоял из трех частей преддверия, на стенах которого можно было прочесть глубокомысленные изречения семи мудрецов, залы для народа и святилища, откуда лестница вела в подземную таинственную пещеру оракула, где из бездны выходили одурманивавшие испарения. Над расщелиной был воздвигнут бронзовый треножник, украшенный лавровыми ветвями, — седалище прорицательной Пифии.

На склоне горы выше храма бил из земли Кастальский источник, холодные, прозрачные воды его питали священную лавровую рощу, в которой бог будто бы некогда собственноручно сорвал победный лавр, убив своими стрелами дракона Пифона, то есть вредные испарения, тогда?то на этом месте был воздвигнут храм.

К юго — востоку от Парнаса трижды «рассеченный» горный проход Схисте вел в плодородную, изобилующую горами Беотию, «Орхестру бога войны», в которой произошла не одна кровавая битва. (Орхестра — в древнегреческом театре — круглая площадка, на которой выступали хоры и актеры.) Главный город густонаселенной Беотии — семивратные Фивы, арена трагического сказания об Эдипе и родине Пиндара, «царя лирических поэтов, в песнях которого лирическое искусство греков достигло высшего расцвета».

В центре Беотийской равнины находится изобилующее рыбой Копайское озеро, к которому относятся смутные сказания об ужасных наводнениях и потонувших городах, и на берегах которого в седые доисторические времена обитали искусные минийцы, смелые моряки — пелазги.

Горные проходы через дикий Киферон вели в Аттику, юго — восточный полуостров Греции.

Эта маленькая страна, хотя и плохо орошенная, но с мягким и здоровым климатом, чистым, бодрящим воздухом и удивительно ясным небом, с резко очерченным рельефом гор, окаймляющих голубой горизонт и отливающих изумительными красками, Аттика, «клочок земли, столь прославленный в истории развития человеческого духа», воспеваемый без устали поэтами старого и нового времени, делится отрогами Киферона на две части. К западу расположилась Элевсинская равнина, посвященная за свое плодородие богине изобилия, Деметре. На восточной стороне лежит Марафонская равнина, знаменитое место битвы и победы афинян.

Между речками Кефисом и Плиссом находился главный город страны, богатые, украшенные храмами Афины, с их возвышающимся на крутой скале величественным Акрополем, в который можно было проникнуть только с западной стороны. Здесь Перикл выстроил великолепные Пропилеи с прекрасной мраморной лестницей, по которой можно было взобраться на самую вершину горы. Здесь возвышался Парфенон, храм девственной богини Афины, украшенный самыми лучшими скульптурными произведениями Фидия. «Грандиозность размеров, блеск мрамора, безупречное соотношение частей наполняли сердце зрителя ясностью и спокойствием. Парфенон — это венец художественного совершенства». К северу от Парфенона находился самый древний и самый священный храм города, Эрехтейон, с древней деревянной статуей Афины; здесь бил источник соленой воды, пробившийся из земли под могучим ударом трезубца Посейдона, и росло священное оливковое дерево, посаженное самой богиней.

Весь Акрополь, все пространство, находившееся под открытым небом, и все прохладные портики были уставлены статуями богов и людей. Все сияло здесь ослепительным блеском мрамора, меди и золота. Вблизи Пропилей на художественном пьедестале возвышалась колоссальная статуя Афины, покровительницы города. Блестящее в лучах солнца острие ее копья было видно далеко с моря и возвещало возвращавшемуся на родину мореплавателю близость родной земли.

Гордостью страны было оливковое дерево: оно считалось благороднейшим продуктом аттической почвы. К северу от Афин на холме Колон шумела священная оливковая роща богини города. Туда отправился некогда замаливать свои, совершенные по неведению, прегрешения преследуемый роковой судьбой престарелый фиванский царь, и здесь он нашел наконец столь желанное успокоение. И Софокл имел право заставить хор аттических старцев прославлять:

Есть тут дерево

Несравненное —

Не слыхал о нем

Я ни в Азии,

Ни на острове

На Пелоновом

У дорян —

И не сажено

И не сеяно

Самородное

Устрашение

Копий вражеских —

И цветет у нас

В изобилии

Сизолистая маслина,

Воскормительница детства.

Направляясь к северо — западу от Аттики, через небольшое государство и через Истмийский перешеек, мы попадаем из Коринфа в Пелопоннес, нынешнюю Морею.

В самой узкой части перешейка, среди соснового леса, находилось святилище Посейдона, вблизи которого устраивались Истмийские игры. Неподалеку отсюда находился также богатый Коринф, и возвышалась на крутой скале величественная крепость его, Акрокоринф. Ряд великолепных зданий украшал многолюдный город, отличавшийся распущенностью нравов. Особенно опасен был чужеземцу храм Афродиты, с его тысячью гиеродул, «гостеприимных дев, служительниц сговора», как их лукаво называет Пиндар; греческая пословица предостерегает: «Не всякому мужчине я могу посоветовать путешествие в Коринф».

В центре Пелопоннеса находится горная страна Аркадия, греческая Швейцария, замкнутая от окружающего мира; обитатели ее, «бедные невзыскательные пастухи», в течение долгого времени вели простую привольную жизнь и, почти совершенно не принимая участие в культурной жизни Греции, сохранили древнюю чистоту нравов даже тогда, когда вся остальная Греция дошла уже почти до полного нравственного разложения. Вот почему поэты так превозносили Аркадию, пресловутую страну невинности и мира. Но когда новейшая сентиментальная поэзия говорит об «аркадских пастушках», — будто обвеваемые нежными зефирами, под сладкий любовный шепот в прохладе тенистых лесов они беспечно пасли свои веселые стада и под ласкающие звуки свирели водили веселые хороводы, — то это описание лишь в самой незначительной степени соответствует грубым нравам народа, этих отважных, необузданных ландскнехтов древности.

Аркадия была со всех сторон окружена высококультурными береговыми странами, игравшими важную роль в развитии греческого народа.

На северном берегу процветал древний Ахейский союз, с его двенадцатью городами, и полный таинственности Стикс: низвергаясь в бездну с черной скалы, среди дикой угрюмой местности, он представлялся древним прообразом реки подземного мира.

На западе расположились плодородные, блистающие дивными коврами цветов, луга Элиды, орошаемые мрачными волнами Алфея, который, подобно всем главным рекам Пелопоннеса, вырывается из аркадских ущелий. В священной долине Олимпии, неподалеку от его устья, устраивались в честь Зевса олимпийские игры, на которые даже из самых отдаленных местностей стекались греческие народы; и здесь же велась оживленная меновая торговля. Предохраняемая от войны и опустошения международным правом, Олимпия сообщала всей стране характер святости.

К Элиде с юга примыкала Мессения, прелестная, но в политическом отношении одна из самых несчастных стран Пелопоннеса. Богато орошенная многочисленными реками, прорезанная лесистыми горами и покрытыми роскошными травами холмами, огражденная аркадской горной страной от холодных северных ветров, а с юга доступная смягчающему влиянию моря, Мессения представляла собою вечно зеленеющий цветущий сад с роскошной южной флорой. Густые рощи лавровых деревьев, тысячецветные олеандровые и апельсиновые деревья, испуская нежный аромат, доставляли тень залитым солнцем берегам рек; стройные оливковые леса и обширные рощи шелковицы окаймляли прекрасно возделанные поля.

Границу между Мессенией и лежащей к востоку от нее древней Лаконией, государством спартанцев, составлял Тайгет, высочайшая гора Пелопоннеса. Эта дикая горная возвышенность была хорошо орошена в своих нижних частях и изобиловала стадами и дичью. Параллельно Тайгету широко раскинулся высокий Парнон, заканчивающийся мрачным мысом Малеа. Пространство между этими горами занимала плодородная долина реки Эрота, которая некогда катила свои стремительные волны у подножия не защищенного стенами главного города Спарты.

На севере Лаконию ограничивала Арголида. Морским заливом она делилась на две части: восточную, плодородную, «откармливающую коней», и на каменистую, бедную водой, «вечно томимую жаждой» — западную.

В этом маленьком государстве греческая жизнь широко развернулась уже в седой древности. Здесь, среди дикого уединения, покрытые густым мхом и быстро разрастающимися лишаями, лежат колоссальные развалины «прорезанных широкими улицами, богатых золотом Микен». Один из главнейших городов гомеровской Греции, Микены были некогда блестящей резиденцией могучего, но отягченного проклятием рода Пелопидов.

Вся Греция окружена венком цветущих островов. В Эгейском море, вокруг острова бога солнца, Делоса, расположились Кикладские и Спорадские острова, которые, вероятно, составляют остатки материка, некогда простиравшегося до самой Азии и поглощенного вследствие сильных землетрясений морскими волнами. Отличаясь изумительным плодородием и превосходным климатом, большая часть этих островов играла важную роль в истории греческой культуры. На этих островах, залитых солнечным светом, созревал виноград, цвели лавровые, кипарисовые и оливковые деревья; в их горах добывались драгоценные металлы и дорогие сорта мрамора, из которого строились многочисленные храмы.

Вблизи западных берегов Греции также расположены многочисленные острова; самый большой и плодородный из них, Керкира, прославленный Гомером, считался счастливым островом гостеприимного народа феаков, безмятежно наслаждавшихся жизнью. Неподалеку лежит каменистая Итака, знаменитая родина мудрого Одиссея.

Такова, в общих чертах, была страна, где достигла полного расцвета богатая, многообразная культура самого одаренного народа в мире. Естественное положение страны, необычайное плодородие почвы и превосходный климат, быть может, сыграли выдающуюся роль в этом расцвете культуры и предначертали главные формы социальной жизни.

Море повсюду «благотворно» влияло на судьбы страны и постоянно указывало жителям на «все движущую и все связующую» стихию; оно содействовало сношениям с чужими странами и народами, поощряло к мореплаванию с торговыми и военными целями. Изрезанные морем, красиво очерченные берега, с бесчисленными маленькими и большими бухтами, сменялись бесконечно разнообразными, причудливыми рельефами гор, крутыми отвесными скалами, тенистыми лесами, плодородными равнинами и живописными долинами. Здесь развивалась общественная жизнь, процветали искусства; там охота на диких зверей пробуждала отвагу в людских сердцах.

Высокие цепи гор, резко разграничивавшие друг от друга отдельные области, способствовали развитию всевозможных индивидуальных особенностей различных племен и естественно содействовали основанию множества маленьких самостоятельных общин; вместе с тем естественно пробуждалось страстное стремление к совершенно обособленному, совершенно независимому существованию, какого мы не встречаем даже в Германии, в самую тяжелую эпоху ее существования. В течение многих веков почти вся Греция представляла собою бесконечный ряд совершенно независимых друг от друга городов. О стремлении к политическому объединению всей Греции здесь не было еще и речи. И все же именно эта политическая разобщенность предохранила греков от опошления и умственной неподвижности, от условной шаблонности социальной жизни, столь свойственной нашим современным государствам; с другой стороны, нельзя все же отрицать, что благодаря этому обстоятельству природная пламенная страстность греческого народа превратилась в ожесточенную партийность, в коварное интриганство, в безмерный эгоизм, в самое постыдное корыстолюбие. Здоровый климат, богатства прекрасной южной природы, яркое солнце, улыбающееся земле с глубокого синего неба и придающее всему пейзажу чудные яркие краски, чистый, целебный воздух гор и моря, свежее дуновение которого с трех сторон овевает страну: все это вселяло бодрость и энергию в сердца греков и предохраняло душу и тело от слабости и апатии.

Так, полная противоположностей, но в одинаковой степени чуждая недостаткам суеверных и тропических стран, плодородная, но требующая от земледельца труда и нередко подвергающая суровым испытаниям изобретательность и энергию человека, изобилующая прекрасными образцами для искусства, горная и морская страна в одно и то же время — такова была Греция. Эта страна являлась достойной родиной народа, отличавшегося необыкновенной умственной подвижностью, пламенной фантазией, блестящими дарованиями, острым умом, глубокою отзывчивостью на все хорошее, благородное и прекрасное. В Греции человечество впервые дошло до полного самообразования, осознало свою природу, преисполнилось чувством собственного достоинства. Здесь лучшие умы достигли истинной гармонии душевной жизни и красоты в проявлении ее. Им удалось установить «художественную гармонию между духом и материей, то единство между чувственностью и духовностью, между действительностью и идеалом, то художественное понимание и устроение жизни, до какого человечество никогда более не могло возвыситься. Грекам удалось примирить дуализм духа и материи в идее чисто человеческого, наполнявшей их религию, их искусство и науку, определявшей их государственный строй, все их существование, вложившей в священные уста великого трагика прекрасную песнь победоносного человечества». Во времена, предшествовавшие каким-либо преданиям и какому?либо историческому знанию, на греческом полуострове и отчасти на соседних островах расположились многочисленные большие и маленькие племена, которые в существенных чертах были сходны между собою и которых впоследствии называли пелазгами.

Эти племена, родственные итальянцам и кельтам, принадлежали к южноевропейской ветви великой индогерманской расы и переселились в Грецию с севера, по всей вероятности, из отдаленных лесистых местностей Германии.

В эпоху пелазгов греки уже вышли из варварского состояния. Некоторые племена достигли в то время сложных форм жизни. Главным занятием их было уже не скотоводство, а земледелие. Чтобы предохранить свое имущество и свои святыни от алчных набегов соседних племен, они воздвигали мощные каменные укрытия, несокрушимые остатки которых можно видеть еще и в настоящее время. Другие же, обитавшие в богатых лесами и лугами гористых местностях, вели еще, главным образом, трудовую и бедную жизнь пастухов и охотников. Среди древних греков они являлись беспокойным, воинственным элементом.

Простой патриархальный земледельческий и пастушеский образ жизни пелазгов, по — видимому, ничем не нарушался в течение долгого времени, пока, наконец, различного рода обстоятельства не вызвали коренного переворота в прежних условиях их существования.

Первое влияние на юный, богато одаренный народ оказала более высокая цивилизация финикиян; эти хитрые и отважные купцы, пираты и искатели приключений, которых жажда барышей влекла из покрытой пальмовыми лесами родины на широкий простор неведомой чужбины, которые в XIII в. до Р. X. проникли уже до самой Греции, основали здесь значительные склады товаров и открыли широкие пути для своей неустанной предприимчивости.

От сидонцев позаимствовали древние греки разнообразные познания, нравы и религиозные верования. Находясь в периоде расцвета всех своих духовных сил, греки совершенно переработали, соответственно особенностям своего народного духа, всю восточную культуру и придали ей национальный отпечаток.

К этим влияниям, занесенным с далекого Востока, присоединилось также сильное брожение внутри страны, вызванное, главным образом, неравенством в социальном положении обитателей равнин и горных местностей. И вот война, вечный спутник человеческого рода и его страшный враг, начала проявлять свою разрушительную силу. Враждебные столкновения между варварскими горными племенами сменялись опустошительными набегами алчных пастухов на общины, заселявшие низменности и достигшие уже известного благосостояния. Вскоре оружие было направлено и против независимых финикян. «Солнце Гомера в течение нескольких человеческих поколений освещало декорации, основными красками которых были кровь и огонь».

Бурная героическая эпоха, изобилующая ужасными сценами, превратила патриархальных старейшин в воинственных предводителей, вокруг которых собралась военная аристократия, вышедшая из среды земледельцев — пелазгов. Мифы и сказания о Данае, Персее,

Пелопе, Кадме, Геракле, Тесее свидетельствуют о том, насколько живо сохранились воспоминания достопамятной эпохи. Героическая эпоха, блистающая множеством идеальных образов, изобилующая высокими подвигами, трогательными происшествиями, долго еще жила во впечатлительном сердце народа, в его пылком воображении в виде прекрасного мира грез, когда «действительность давно уже потеряла свою поэтическую окраску».

Греческий ум, склонный создавать легенды, перенес деяния и события, пережитые целыми племенами в течение целых эпох, на отдельных героев. Самой мощной легендарной фигурой является, как известно, Геракл, сын Зевса и Алкмены. Он представляет собою образец непреоборимой телесной силы и непоколебимого мужества, пример всяческого геройства; вместе с тем этот герой, благодаря мужественной, тяжелой борьбе, благодаря своей жизни, полной труда и самоотречения, был принят в среду небожителей; этот герой являл собою «образец высочайшей нравственной силы, возможной на земле, в условиях человеческой жизни»; он был идеалом, приковавшим взоры спартанской аристократии в самую блестящую эпоху Спарты.

Афинским героем, подобным Гераклу, былТесей, его друг и последователь, истинный основатель и устроитель Афинского государства.

Подобно греческим сказаниям других индоевропейских народов, греческая легенда также любит соединять своих избранников в великих общих подвигах, в опасных военных предприятиях и морских странствиях. Самыми прославленными из общих героических подвигов были блестящий поход Аргонавтов и яростный набег «Семерых на Фивы», «яркая картина переходного периода от пелазгической эпохи к греческой истории, самое наглядное изображение финикийской колонизации и ее последствий». Но в самом блестящем поэтическом освещении представлена десятилетняя троянская война, считающаяся самым крупным подвигом греков, объединившая почти всех героев доисторической эпохи.

Среди племен и государств этой героико — романтической эпохи, фигурировавших отчасти также и в греческий период, выдающуюся роль сыграли дорийцы, обитавшие в северной Фессалии, беотийцы на реке Пиньосе, минийцы на озере Копаиде, ионийцы в Мегаре и Аттике, обитавшие, рядом с ахейцами, и на северном Пелопоннесе.

Но уже и в те времена между отдельными враждующими областями происходило примирение на почве культа, и под покровом божьего мира возникали новые, более прочные жизненные устои. Таковы союзы Амфиктионов, договоры о божьем мире, заключавшиеся между несколькими племенами, для символического совершения торжественных жертвоприношений. Первый договор такого рода, содержавший в себе первые основные положения международного права, был заключен дорийцами, когда они жили еще около Олимпа; когда они перешли в новые места поселения, центр этого религиозного союза был перенесен на Парнас к Дельфийскому оракулу Аполлона.

Греческая жизнь успела уже достичь необычайного расцвета, когда новое стихийное передвижение народов потрясло весь полуостров.

Спустя 60—100 лет после завоевания Трои фессалийцы были оттеснены иллирийцами из Эпира в прелестную долину Пиньоса и изгнали дорийцев из их владений. Часть из них осела в центральной Греции, главная же масса, со своими предводителями из рода Геракла во главе, перевалила за Коринфский залив и, после продолжительной, упорной борьбы, завоевала большую часть Пелопоннеса. Дорийцы стремились подчинить себе всю Элладу, но мужество афинян положило предел их неудержимому натиску.

Как некогда в Ханаане завоевание финикийских приморских государств сынами израильскими имело следствием усиленное переселение на острова и западные берега Средиземного моря, так и передвижение народов, известное под названием «дорического переселения», вызвало грандиозное переселение на Восток; это передвижение обогатило жизнь Греции во всех отношениях и оказало мощное всемирно — историческое влияние на дальнейшие судьбы нации. Ионийцы и ахейцы, вслед за которыми позже двинулись толпы дорийских переселенцев из Пелопоннеса, заняли группу островов между Аттикой и берегами Лидии и основали здесь многочисленные цветущие общины, которые по своему благосостоянию и роскоши, по утонченным формам жизни вскоре превзошли метрополию.

С расселением полных сил и жизни греческих племен по островам Эгейского моря и западным берегам Леванта, в юной, отважной Греции сильно развилась страсть к странствованиям. Море, соединявшее отдельные колонии водными путями, суля большие барыши, манило греческих моряков к смелым путешествиям, к достижению отдаленных берегов неведомого, внушавшего некогда страх, западного моря. Они проложили пути для новых переселенцев, которые постепенно большими массами осели на «варварских» берегах; благодаря своему богатому и многостороннему жизненному опыту, а также привычке к порядку и законности и стремлению к высоким формам жизни, они с изумительным искусством создали культурную жизнь и завели разнообразные сношения с другими народами. «Всюду, куда проникали греческий язык и творческий дух греков, где искусство и организаторская деятельность эллинов создавали их особый разумный мир, там исчезало варварство, смягчались грубые нравы, воцарялся закон и порядок». В Африку, Сицилию и Италию, в южную Галлию и Испанию, а затем и на плодородные берега Черного моря проник дух эллинов. И такие города, как Византия, Кирены, Тарент, Кротон, Сибарис, Сиракузы, Массилия, в течение целых столетий служили достойными представителями греческих нравов, культуры и творчества.

К середине VI в. до Р. X. великое колонизационное движение по островам и берегам Средиземного моря приостановилось.

В самой Греции, и в политическом, и в гражданском отношениях, сказывалось столь свойственное грекам могучее стремление к независимому существованию. Лишь немногие области, как дорийская Лакония и ионийская Аттика, образовали единые государства. И только кровавые столкновения греческого мира с могущественным Востоком соединили, хотя и ненадолго, все греческие государства.

Эпоха этих войн составляет блестящую страницу в греческой истории. Но лишь только они прекратились, и угрожающая со стороны Азии опасность, казалось, миновала, прежние порядки снова вступили в свои права и привели к гибельному междоусобию соперничавшие государства, Афины и Спарту, которые одинаково претендовали на первейшую роль в Элладе. Вызвавший столько раздоров вопрос о главенстве мог быть окончательно разрешен только мечом. Так возгоралась междоусобная война, с беспримерною жестокостью тянувшаяся 27 лет подряд, пока, наконец, силы обоих государств не истощились окончательно.

Первое место среди всех греческих государств временно заняли тогда Фивы, во главе которых стояли великие государственные мужи, Эпаминонд и Пелопид.

Между тем македонский царь Филипп все более и более расширял свои владения. Независимости и свободе греческой нации стала угрожать опасность. Но когда греки решили наконец оказать энергичный отпор, было уже слишком поздно. Греция пала жертвой военного искусства Македонии.

Великий сын Филиппа, Александр, вполне подчинил Элладу своей власти. Этот «царь, преисполненный великих замыслов, герой до мозга костей», напоминающий свой идеал, Ахилла, стал во главе греческой нации, чтобы выполнить давно задуманный план мести ненавистным персам, которые когда?то наглым высокомерием оскверняли греческие храмы и алтари; он хотел завоевать чудесную страну, о великолепии и неисчерпаемых сокровищах которой поэзия и предание передавали изумительные вещи, и «завершить ту борьбу, которую издавна вели между собою Европа и Азия». Так, говорит Гегель, греческая жизнь юношей была начата, юношей завершена, да и сама подобна юношескому возрасту истории.

Позднейшее время является лишь слабым отзвуком прежнего величия. После смерти Александра греческие государства частью сделались провинциями Македонии, частью стали зависимыми союзниками македонских царей. Полному подчинению власти последних воспрепятствовали этолийский и ахейский союзы городов, «последний сильный отпрыск, выросший из корней засохшего древа греческой победы».

Но могущество ахейского союза возбудило зависть других государств. Чтобы сломить его гегемонию, Этолия соединилась со Спартой, которая, благодаря внутреннему возрождению, придавшему ей свежие силы, очнулась от долговременной спячки. Тяжелая борьба безвозвратно поглотила последние силы Греции; угасла любовь к отечеству, заглохло национальное чувство, иссякла религиозность. Наконец, во внутренние дела воюющих государств вмешался жаждавший власти Рим, — и Греция, ставшая провинцией, погрузилась во всеобъемлющее лоно мирового царства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.