Введение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Введение

Жизненный путь Ирода, известного под титулом Великий, отмечен удивительным сочетанием смелых авантюр и успехов на государственной стезе и мелодраматических событий и катастроф в личной жизни. В то же время трудно припомнить равного по его положению деятеля, о котором так мало известно за пределами круга специалистов и который был бы объектом такого множества неверных и путаных оценок. Отчасти потому, что он оказался на стыке еврейской и греко-римской цивилизаций, на ничейной земле двух культур, и для любого исследователя было бы слишком неосмотрительным считать, что он может уверенно по ней ступать. Ибо Ирод достиг вершин славы и власти в конце I века до н.э. когда на императорском троне находился Август. Тот положил конец десятилетиями раздиравшим обширный римский мир потрясениям и гражданским войнам, а затем коренным образом перестроил сложный механизм управления империей. Он же перекроил и укрепил ее протяженные границы. Но для отдаленных пограничных областей он сохранил особое положение, оставшееся от предшественников, правивших в последние годы республики, таких, как Помпей, Цезарь и Марк Антоний.

Собственно империя состояла из римских провинций под началом римских правителей, но за пределами фактических границ правили туземные цари, пользовавшиеся доверием Рима и управлявшие своими территориями в качестве римских клиентов, обладая внутренней самостоятельностью при условии лояльного следования имперской политике. Некоторые из этих монархов-клиентов обладали непревзойденными качествами, и, пожалуй, самым выдающимся из них был Ирод Великий. Когда Марк Антоний правил восточными владениями Рима, Ирод принадлежал к числу самых преданных его сотрудников, а после того как Октавиан (в будущем Август) одержал победу над Антонием и занял его место, Ирод остался. Его вотчиной была Иудея.

По римским имперским понятиям того времени Ирод представляется периферийной, второстепенной фигурой; несомненно, нужной, даже незаменимой — и долгое время образцом того, какими должны быть зависимые правители такого рода. Однако для нас, черпающих значительную часть преданий не только у Рима или Афин, но и у Израиля, Ирод никак не может считаться периферийной фигурой: он правил самим Иерусалимом, центром того самого другого мира. Однако он и его деятельность представляют первостепенный интерес в равной мере для евреев и христиан. При его жизни и под его управлением еврейское государство развивалось темпами, часто остававшимися незамеченными из-за предвзятых представлений о политике самого Ирода. Именно во время его царствования закладывались предпосылки христианства, это был исторический период, непосредственно предшествующий рождению Иисуса Христа. Вполне вероятно, что Христос родился еще при жизни Ирода. Согласно одной из самых устойчивых легенд нашего мира, Ирод узнал о его рождении от восточных мудрецов, сообщивших о рождении в Вифлееме Царя Иудейского. «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (Мф. 2, 16).

Избиение младенцев — это все, что большинство людей когда-либо слышали об Ироде Великом, а о живучести легенды свидетельствует количество европейских произведений искусства, которые посвящены этой теме. Однако когда мы подойдем к последнему периоду продолжительной жизни Ирода, станет ясно, что это не подлинная история, а миф или народное сказание: мрачное свидетельство воздействия на воображение современников наводящей ужас личности этого человека.

Существовали и существуют другие сказания и легенды об Ироде. Наш долг — извлечь из этих наделенных богатым воображением творений по возможности достоверные исторические реалии. Верно, такие попытки могут быть предприняты лишь с большой долей сомнения. Трудно выяснить что-либо наверняка о людях, живших две тысячи лет назад, — особенно если они были весьма спорными фигурами. Прежде всего, «факты» из их жизни подаются выборочно, то есть вводят в заблуждение; во-вторых, их сохранение до наших времен обусловлено еще целым рядом выборочных случайностей. В-третьих, мы сами, стремясь упорядочить материал, не можем — как бы мы ни старались — не навязать своей доли селективности, то есть вносим дополнительный элемент вымысла. Однако надо попытаться. А в отношении Ирода такая задача особенно заслуживает усилий, поскольку он был выдающейся личностью, щедро наделенной особыми чертами, по сей день представляющими неувядающий интерес.

После повествования Матфея об избиении младенцев авторы Нового Завета продолжают создавать проблемы для биографов Ирода, предпочитая голословно употреблять имя Ирод применительно к трем различным лицам, одно из которых, по существу, не носило этого имени. Что касается лица, о котором идет речь в этой книге, мы обнаруживаем, что от описания его жизненного пути, в основном завершившегося к моменту рождения Христа, отмахиваются ради сказочки об избиении младенцев. Такое внимание к этой ужасной сказке неизбежно во многом способствовало тому, что христиане не видели в Ироде подходящего предмета исследования.

Это нежелание подкреплялось неодобрительным отношением евреев не только к Ироду, но и к автору дошедшей до нас его старинной биографии. Им был Иосиф Флавий, основные сведения о котором приводятся в конце данной книги. Здесь только следует отметить, что он был иудеем, но, когда спустя 70 лет после смерти Ирода иудеи подняли восстание против римлян, он считал дело иудеев бессмысленным и, попав в плен к римлянам, перешел на их сторону и стал их открытым сторонником. Естественно, его деятельность не привлекает симпатий современных евреев и израильтян. Кстати, не нашла она одобрения и в оценках английских деятелей в области образования XIX и начала XX века. Кроме того, их сдерживал своеобразный греческий язык, на котором он писал, — совсем непохожий на классический аттический, считавшийся единственно достойным изучения. И все же отказ от изучения трудов Иосифа достоин сожаления, ибо при всех изъянах его личности и слога он остается весьма значительным автором.

Естественно, сокрытие трудов Иосифа отрицательно сказалось на относящихся к Ироду современных исследованиях, ограничило их. К тому же Ирод представляется еще одним коллаборационистом — он тоже сотрудничал с Римом. Однако истинную проблему, которую ставит изучение жизненного пути Ирода, следует формулировать совершенно иначе: как может малая страна совместить особый, свойственный ей жизненный уклад со значительной долей подчинения требованиям супердержавы?

Честолюбивым желанием Ирода было дать иудеям спокойствие и процветание в собственной, стране, сохранив сотрудничество с Римской империей и ее покровительство. Этой задаче он посвятил свою жизнь, и, поскольку был одарен выдающимися способностями, достигнутое им превзошло все разумные ожидания. Однако если судить по двум окончившимся страшным разгромом восстаниям иудеев на протяжении 150 лет после его смерти — их евреи называют Первой и Второй римскими войнами, — задача, которой посвятил себя Ирод, оказалась практически невыполнимой. За пределами Палестины римские императоры, как правило, поддерживали иудейскую диаспору против резко антисемитски настроенных греков и восточных жителей Египта, Сирии и Малой Азии. Но в Палестине отношения римлян с иудеями из-за полного отсутствия понимания с обеих сторон скоро закончились неудачей, какой римляне не испытывали ни в одной другой стране, в некоторых отношениях напоминавшей длительную историю безуспешных связей между Англией и Ирландией.

Чтобы достичь равновесия, с помощью которого следовало бы предотвращать подобные бедствия, Ироду на протяжении 40 лет приходилось ходить по крайне опасному и ненадежному политическому канату. Ему надо было в достаточной мере оставаться иудеем, чтобы удержать власть над своими подданными — иудеями, и в то же время быть в достаточной мере проримлянином, чтобы сохранить доверие Рима. К тому же, поскольку его царство находилось в восточной, эллинизированной части римского мира, ему, по существу, приходилось быть (да он и сам стремился к этому) грекофилом, дабы производить впечатление на своих многочисленных подданных и соседей неиудейского происхождения.

И даже если ему оказалось не по силам — а кому это было по силам? — окончательно, надолго решить национальный вопрос, несправедливо самоуверенно винить кого-либо за события, происшедшие спустя несколько поколений после его смерти. При жизни он очень много сделал и для римлян, и для греков, и для иудеев. Для римлян он был самым преданным из подвластных союзников. Для греков и других он был благодетелем и создателем вряд ли здесь превзойденных по масштабам общественных сооружений. Иудеи в других частях Римской империи с благодарностью вспоминали о нем долгое время после его смерти, ведь для всего иудейства он построил Иерусалимский храм, превзошедший храм Соломона. Он тратил огромные деньги. Но распоряжался средствами так умело, что, не прибегая к грабительским налогам, оставил после себя богатую страну.

Однако иудеи, проживающие в стране, по правде говоря, никогда не считали его иудеем. Они не давали ему забывать (напоминая в этом галилеян), что его предки совсем недавно вообще не были иудеями. Надо думать, что и греки, вопреки настойчивым утверждениям преданного ему историка (Николая), дававшего ему частные уроки, тоже не были вполне убеждены в его приверженности греческой культуре.

Его римскими старшими партнерами и повелителями оставались последовательно Марк Антоний и Август. Антоний, несмотря на близкие отношения с Клеопатрой, был убежден, что политика великой западной державы требовала наряду с Египтом существования государства палестинских иудеев, и потому никогда не позволял царице Египта, вопреки ее создающим ему трудности настойчивым увещеваниям, стереть с лица земли царство Ирода — хотя и готов был ради нее урезать его территорию. Одной из самых удивительных встреч в истории являлся, наверное, приезд Клеопатры к Ироду в Иерусалим в 34 году до н.э. Впоследствии он рассказывал довольно невероятную историю, что она пыталась его соблазнить. Кроме того, утверждал, что подумывал о ее убийстве, но потом передумал. Итак, она осталась жить, но не так долго, как он сам.

Ибо когда она с Антонием потерпела поражение от Октавиана, Ирод добился одного из многочисленных успехов в своей карьере, переметнувшись на сторону победителя, к полному его удовлетворению. С того времени он много лет был одной из главных опор империи Августа на востоке. Границы его царства — в известном смысле бывшие границами Рима, ибо их защита входила в обязанности монарха-клиента, — простирались до Газы, Голанских высот и далее, включая полоску земли за Иорданом почти до современного Аммана. Но на юге границы царства далеко не достигали Эйлата, Акабы и Красного моря. И несмотря на то, что в нем самом текла арабская кровь, Ирод неизменно имел натянутые отношения с Арабским государством, которое, как и его собственное, зависело от Рима и которое он сам всегда надеялся подчинить себе. Ирод — человек контрастов; одним из них был конфликт между приверженностью иудейской традиции и проримским эллинизмом. Еще, одним, свойственным его темпераменту и деятельности, было глубокое противоречие между просвещенным, цивилизованным рационализмом и необузданной кровожадной жестокостью. Из-за последнего качества возникла легенда об избиении младенцев, хотя это всего лишь одна из множества легенд, окружавших этого искушенного в политике и отмеченного жестокостью деятеля; некоторые из них страшные, другие почти хвалебные. Его жестокость в личной жизни в конечном счете до отвращения поразила даже много видавшего твердокаменного Августа. Несомненно, Ирод не мог отказать себе в удовольствии иметь слишком много жен и детей; его матримониальная история, служит веским доводом против многоженства. В последние десять лет жизни ему не удавалось манипулировать семейными интригами, и в результате он потерял контроль над событиями.

Бурные воды царствования, которые до того Ироду удивительным образом удавалось усмирять, чреваты множеством захватывающих воображение встречных течений. Успех проводимой Иродом политики «разделяй и властвуй», например, в значительной мере обусловлен ощутимой тягой к расколу в рядах современного ему иудейства, относительно чего к нам постоянно поступают новые, хотя и загадочные, сведения из свитков, обнаруженных в Кумране, близ Мертвого моря. Смерть Ирода и рождение Иисуса произошли почти в одно и то же время (некоторые утверждают, в один и тот же год), и уже тогда на протяжении многих лет росли сильные мессианские чаяния; правда, сам Ирод придерживался мнения, что если и существовал Мессия, то это был он сам. Вопреки общепринятым утверждениям о противном, он образовал вокруг себя значительное количество поддерживавших его влиятельных иудеев, которыми весьма дорожил, а также пользовался пассивной поддержкой довольно многих других нейтрально настроенных жителей. Но к концу его правления оппозиция возросла и ее выразителями были не только видные фарисеи более радикальных взглядов, но и подстрекаемые своими наставниками выходившие на улицы воинствующие ученики.

Почему Ирода звали Великим (титул достался ему случайно), будет рассмотрено в конце книги. Но поскольку он ему принадлежит, заслуживает ли его Ирод? В мире в I веке до н.э. было трудно, если ты не видный римлянин или парфянин — так сказать, видная фигура западной великой державы или ее восточного соперника, — достичь высокого положения. За возможным исключением Клеопатры, Ирод приблизился к нему в большей степени, нежели какой-либо другой неримлянин или непарфянин его времени. Во всяком случае, он был фигурой, возвышавшейся практически над всеми современниками в силу своих многосторонних талантов. Внутри римского космополиса он превратил Иудею в большое, пользующееся благами мира, процветающее царство. И если, несмотря ни на что, он оказался неспособным сохранить Иудею и иудаизм от грядущих массовых бедствий, то они будут наблюдаться долгое время после его смерти, он же приложил все свои блестящие способности и сделал все, чтобы предотвратить их.

Майкл Грант Каттайола, 1971