Приложение ОТ ЗАГОВОРА ВОЕННЫХ 1937 г. К ЗАГОВОРУ ВОЕННЫХ 1941 г.

Приложение

ОТ ЗАГОВОРА ВОЕННЫХ 1937 г. К ЗАГОВОРУ ВОЕННЫХ 1941 г.

А. Смирнов. БОЛЬШИЕ МАНЕВРЫ

Вот уже сорок лет в нашей историографии господствует тезис о репрессиях 1937–1938 годов как об одной из главных причин поражений Красной Армии в 1941-м. При этом считается, что репрессированные в 37-м командиры не только владели передовым оперативным и тактическим искусством, но и умели хорошо готовить войска. Большие маневры 1935–1936 годов, пишет, например, в своей последней работе известный военный историк В. А. Анфилов, «показали высокую боевую мощь Красной Армии, хорошую выучку красноармейцев и навыки командного состава»

Проверим тезис о высокой боевой выучке РККА, проанализировав действия ее войск на осенних маневрах 1936 года в Белорусском (БВО) и Киевском (КВО) военных округах. Эти округа являли собой наиболее мощные группировки Красной армии. Они первыми должны были вступить в бой с германским вермахтом. Наконец, возглавляли их командармы 1-го ранга И. П. Уборевич и И. Э. Якир, считающиеся едва ли не самыми талантливыми из военачальников, пострадавших от репрессий.

Замысел Полесских (конец августа 1936-го) и Шепетовских (сентябрь) маневров КВО, больших маневров БВО (сентябрь) и больших тактических учений под Полоцком (начало октября) соответствовал идее передовой по тем временам теории глубокой операции и глубокого боя: добиться решительного успеха за счет массированного применения техники и взаимодействия всех родов войск — пехоты, кавалерии, артиллерии, танков, авиации и воздушного десанта. Все маневры и бои, вытекавшие из замысла учений, войска осуществили и разыграли. Однако какова была бы эффективность их действий, окажись на месте условного противника реальный, германский? Рассмотрим вначале действия танковых соединений — главной ударной силы сухопутных войск РККА.

Эскадрильи легких бомбардировщиков и штурмовиков Р-5, ССС и Р-Зет, которые должны были расчистить путь наступающим танкам, сделать этого, по существу, не смогли. Их взаимодействие с механизированными бригадами и полками «не удавалось» (БВО), «терялось совершенно или осуществлялось эпизодически» (КВО): подводила организация связи между авиационными и танковыми штабами. В КВО хромало и взаимодействие танков с артиллерией. А ведь именно отсутствие авиационной и артиллерийской поддержки послужило одной из причин неудачи контрударов наших мехкорпусов в июне 41-го. Так, 28-я танковая дивизия, наступая 25 июня 1941 года западнее Шяуляя, потеряла от огня немецкой артиллерии до 3/4 своих танков.

Танкисты Якира и Уборевича наступали вслепую — разведка у них была плохо организована, не проявляла активности и (по оценке наблюдавшего за маневрами начальника Управления боевой подготовки (УБП) РККА командарма 2 ранга А. И. Седякина) «была недееспособна». В результате Т-26 из 15-й и 17-й мехбригад КВО неоднократно наносили удар «по пустому месту». БТ-5 и БТ-7 из 5-й и 21-й мехбригад БВО не смогли обнаружить засады (а действия из засад были излюбленным приемом немецких танкистов). Т-28 из 1-й танковой бригады БВО «внезапно» (!) очутились перед полосой танковых ловушек и надолбов и вынуждены были резко отвернуть в сторону — на еще не разведанный участок местности, где и застряли. «В действительности, — заключил комбриг В. Ф. Герасимов из УБП, — они были бы уничтожены». На войне так и случалось. Так, части 8-го мехкорпуса, атакуя 26 июня 1941 года под Бродами без предварительной разведки местности и расположения противника, уткнулись в болота, нарвались на позиции противотанковой артиллерии и задачу выполнить не смогли.

Вслепую танки действовали и непосредственно в «бою» — тут уже сказалась слабая выучка танкистов, не умевших ориентироваться и вести наблюдение из танка. А недостаточная подготовка механиков-водителей приводила к тому, что боевые порядки атакующих танковых частей «быстро расстраивались». В этом, впрочем, были виноваты и командиры взводов, рот и батальонов, не освоившие навыков радиосвязи и поэтому не умевшие наладить управление своими подразделениями. По этой же причине батальоны 15-й мехбригады на Шепетовских маневрах постоянно запаздывали с выполнением приказа на атаку, вступали в бой разрозненно. Несогласованность действий рот и батальонов была характерна и для других танковых соединений. Разрозненно атакуя под Прохоровкой 12 июля 1943 года, они были практически уничтожены танкистами СС…

Но еще большие потери в реальном бою с немцами понесла бы пехота Якира и Уборевича. Во-первых, она «всюду» шла в атаку на пулеметы «противника» не редкими цепями, а густыми «толпами из отделений». «При таких построениях атака была бы сорвана в действительности, захлебнулась в крови, — констатировал А. И. Седякин, сам участвовавший в подобных атаках в 1916-м и пять раз повисавший тогда на немецкой проволоке. — Причина: бойцы одиночные, отделения и взводы недоучены». В наступлении бойцы инстинктивно жались друг к другу, а слабо подготовленные командиры отделений и взводов не умели восстановить уставный боевой порядок.

Таким «толпам» не помогли бы и танки непосредственной поддержки пехоты, тем более что в КВО (даже в его лучших 24-й и 44-й стрелковых дивизиях) ни пехотинцы, ни танкисты взаимодействовать друг с другом не умели. Не спасла бы и артиллерийская поддержка атаки, тем более что в КВО «вопрос взаимодействия артиллерии с пехотой и танками» еще к лету 1937 года являлся «самым слабым», а в БВО артиллерийскую поддержку атаки часто вообще игнорировали.

Что касается пехоты Уборевича, то она вообще не умела вести наступательный ближний бой. На маневрах 1936 года ее «наступление» заключалось в равномерном движении вперед. Отсутствовало «взаимодействие огня и движения», то есть, отделения, взводы и роты шли в атаку, игнорируя огонь обороны, они не подготавливали свою атаку пулеметным огнем, не практиковали залегание и перебежки, самоокапывание, не метали гранат. «Конкретные приемы действий, — заключал А. И. Седякин, — автоматизм во взаимодействии… не освоены еще». Слабо обученной тактике ближнего боя оказалась и пехота КВО, и не только участвовавшие в Полесских маневрах 7, 46 и 60-я стрелковые дивизии, но и 44-я — одна из лучших у Якира.

Впрочем, эффективно подготовить свою атаку огнем пехота БВО и КВО все равно не смогла бы: как и вся Красная Армия накануне 1937 года, бойцы плохо стреляли из ручного пулемета ДП — основного автоматического оружия мелких подразделений. Так, 135-й стрелковый полк КВО на осенних инспекторских стрельбах 1936 года получил за стрельбу из ДП лишь 3,5 балла по 5-балльной системе, а 37-я стрелковая дивизия БВО — 2,511.

Но, даже прорвав оборону вермахта, пехота Якира и Уборевича оказалась бы беспомощной против германских контратак. В БВО прекрасно знали, что отличительной особенностью ведения боевых действий немцами было уничтожение прорвавшегося противника фланговыми контрударами мощных резервов. И тем не менее наступавшая пехота Уборевича совершенно не заботилась об охранении своих флангов — «даже путем наблюдения»! Этим же грешила и пехота КВО на Шепетовских маневрах. В БВО знали, что немцы всегда стремятся к внезапности удара; за столь инициативным, активным и хитрым противником нужен был глаз да глаз, но тем не менее пехота Уборевича сплошь и рядом наступала вслепую, совершенно не заботясь об организации разведки. «Не привилась», по оценке А. И. Седякина, разведка и в стрелковых дивизиях Якира — «у всех сверху донизу»! В 1941–1945 годах немцы многократно убеждались в том, что «русские чувствуют себя неуверенно при атаке во фланг, особенно если эта атака является внезапной», и что «в боях против русских» можно «добиться преимущества искусным маневрированием». Как видим, они могли бы убедиться в этом и в 36-м.

Подводя итог работе войск БВО и КВО на Белорусских и Полесских маневрах, А. И. Седякин вскрыл главный, на наш взгляд, порок РККА эпохи Тухачевского, Якира и Уборевича: «Тактическая выучка войск, особенно бойца, отделения, взвода, машины, танкового взвода, роты, не удовлетворяет меня. А ведь они-то и будут драться, брать в бою победу, успех «за рога». Еще нагляднее выразил эту мысль (уже после расстрела «талантливых военачальников» 21 ноября 1937 года) С. М. Буденный: «Мы подчас витаем в очень больших оперативно-стратегических масштабах, а чем мы будем оперировать, если рота не годится, взвод не годится, отделение не годится?»

Хуже всего было то, что подобная ситуация не обнаруживала никакой тенденции к улучшению. Так, разведку и охранение флангов в БВО игнорировали еще на осенних учениях 1935 года (когда за это поплатились «поражением» части 2, 29 и 43-й стрелковых дивизий). В КВО «слабость организации разведки» проявлялась еще на знаменитых Киевских маневрах 1935 года, где отмечали также и скученность боевых порядков атакующей пехоты. Слабую выучку одиночного бойца, отделения, взвода и роты, неумение командиров управлять огнем и «полное отсутствие взаимодействия огня и движения», когда «основной (и почти единственной) командой является громкое «Вперед», повторяемое всеми от ком[андира] батальона до командира отделения», войска БВО также демонстрировали еще в 35-м.

Может быть, что-либо изменилось в лучшую сторону за месяцы, оставшиеся до начала репрессий? Материалы, позволяющие оценить уровень боевой подготовки войск БВО и КВО в первой половине 1937 года, сохранились лишь по четырем из тридцати стрелковых дивизий — 37-й и 52-й БВО и 24-й и 96-й КВО. Выборка является совершенно случайной, но картина та же, что и осенью 1936-го… Вот, например, как оценивал командир 23-го стрелкового корпуса комдив К. П. Подлас боевую подготовку 111-го стрелкового полка 37-й дивизии в октябре 1936 года: «Хромает увязка взаимодействия всех родов войск… организация разведки… особенно в процессе боя… Взаимодействие огня и движения, боевые порядки, атака не на должной высоте». То же самое он вынужден был констатировать и после учений 111-го и 156-го (52-й дивизии) полков 7–13 мая 1937 года: «Управление огнем при наступлении, подготовка и поддержка атаки огнем, взаимодействие огня и движения являются слабым местом в подготовке командного] состава… Отделение в охранении и разведке отработано слабо. Обязанности бойца в бою большинство бойцов знают слабо». По огневой подготовке 111-й полк с октября 1936 года по май 1937-го «съехал» с «тройки» на «двойку».

В августе 1936 года А. И. Седякин счел, что 24-я дивизия КВО проделала «хорошую работу по тактической подготовке подразделений», что в ней «хорошо поставлено обучение ближнему бою», а «младшие командиры, лейтенанты и даже рядовые бойцы… действуют грамотно». Но на учениях в конце февраля 1937 года в частях 24-й и 96-й дивизий обнаружились многочисленные «недочеты в подготовке бойца и мелких подразделений…» «Строи и боевые порядки подразделений, — отмечал командир 17-го стрелкового корпуса комдив В. Э. Гермониус, — не всегда отвечают условиям обстановки… Управление при наступлении к[оманди]ры рот и бат[альо]нов теряли. Особенно плохо поддерживалась связь артиллерии с пехотой… Слабое внимание уделено вопросам борьбы внутри обороны противника» (то есть отражению неизбежных немецких контратак. — А.С.). Хуже, чем в 1936-м, оказались в марте — апреле 1937 года и результаты огневой подготовки пехоты 24-й и 96-й дивизий. «Плохие показатели в боевой подготовке (стрельба, аварийность)» продемонстрировал весной 1937 года и 45-й механизированный корпус КВО — главный герой Киевских маневров 35-го.

Вообще, бичом РККА накануне 1937 года была низкая требовательность командиров всех степеней и обусловленные ею многочисленные упрощения и условности в боевой подготовке войск. Бойцам позволяли не маскироваться на огневом рубеже, не окапываться при задержке наступления; от пулеметчика не требовали самостоятельно выбирать перед стрельбой позицию для пулемета, связиста не тренировали в беге и переползании с телефонным аппаратом и катушкой кабеля за спиной и т. д. и т. п. Приказы по частям и соединениям округов Якира и Уборевича пестрят фактами упрощения правил курса стрельб — тут и демаскирование окопов «противника» белым песком, и демонстрация движущейся мишени в течение не 5, а 10 секунд, и многое другое.

45-й мехкорпус, так восхитивший иностранных наблюдателей на Киевских маневрах 1935 года, обучался вождению «на плацу танкодрома на ровной местности» и, как выяснилось уже в июле 1937 года, даже небольшие препятствия брал «с большим трудом». Тогда же сменивший Якира командарм 2 ранга И. Ф. Федько обнаружил, что на дивизионных учениях «все необходимые артиллерийские] данные для поддержки пехоты и танков оказываются очковтирательными, показаны лишь на бумаге и не соответствуют реальной обстановке, поставленным задачам и местности».

«Это разгильдяйство, к которому мы привыкли сверху донизу, — признавалось на активе Наркомата обороны 10 июня 1937 года. — Ну, не выполнил и не выполнил». Таким образом, плохая боевая выучка войск во времена Уборевича и Якира была обусловлена не только низкой квалификацией командиров РККА, но и плохим воинским воспитанием. Об уровне последнего можно судить, например, по коллективному портрету комсостава 110-го стрелкового полка БВО, сделанному комдивом К. П. Подласом в октябре 1936 года: «Млад[шие] держатся со старшими фамильярно, распущенно, отставляет ногу, сидя принимает распоряжение, пререкания… Много рваного обмундирования, грязное, небритые, рваные сапоги и т. д.»…

Следует отметить, что пороки войск Уборевича и Якира были типичными и Особой Краснознаменной Дальневосточной армии знаменитого В. К. Блюхера. Таким образом, командиры, репрессированные в 37-м, не сумели (или не захотели) подготовить Красную Армию к войне с Германией.

Ю. Жуков. ЗАГОВОР ВОЕННЫХ 1937 г.

11 мая 1937 года «Правда» опубликовала — вместе с «Известиями», «Красной звездой», рядом других центральных газет — сообщение «В Наркомате обороны». В нем извещалось о создании военных советов при командующих военными округами, а также о важных перемещениях в высшем начсоставе Красной Армии. Командующего войсками Киевского военного округа ИЗ. Якира переместили на ту же должность в Ленинградский, И. Ф. Федько из Приморской группы ОК-ДВА в Киевский, П. Е. Дыбенко из Приволжского в Сибирский. Одновременно был смещен с должности замнаркома М. Н. Тухачевский, направленный командующим войсками Приволжского военного округа, а на его место в НКО назначен Б. М. Шапошников, до того командующий войсками Ленинградского военного округа. В последних двух перемещениях и крылась суть данных кадровых решений: они проводились только с одной целью — понижение Тухачевского в должности, отправка его из столицы в далекий провинциальный город.

Но не менее важной была и первая часть сообщения, по которой восстанавливался жесткий партийный контроль над начсоставом армии. Ведь отныне не только командующие войсками округов должны были все свои решения согласовывать с политработниками. «В отмену существующего порядка», в дополнение к структуре уже действовавших политуправлений и политотделов, подчинявшихся Политическому управлению РККА, на деле являвшемуся отделом ЦКВКП(б), воссоздавался и отмененный в конце декабря 1934 г. институт военных комиссаров — «во всех войсковых частях, начиная с полка и выше, и в учреждениях НКО».

Разумеется, оба эти решения были подготовлены и приняты отнюдь не Ворошиловым единолично, а всем узким руководством СССР. О военных советах и восстановлении института военных комиссаров — 8 мая, когда у Сталина в его кремлевском кабинете присутствовали Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов. О перемещении командующих войсками военных округов и понижении Тухачевского в должности — 10 мая, опять же у Сталина, на заседании с участием Молотова, Ворошилова, Кагановича, Ежова, Чубаря и Микояна. В заседаниях принимали участие члены ПБ и комиссий ПБ, образованных 14 апреля.

Характер решений свидетельствовал о неожиданно появившемся сомнении в безусловной лояльности высшего начсостава армии. Ну а такую настороженность, как можно предполагать с большой долей уверенности, должна была породить некая важная информация Ежова.

Ежов мог напомнить о том, что В. М. Примаков и В. К. Путна еще в августе 1935 г. признали себя участниками боевой группы троцкистско-зиновьевской организации; М. И. Гай, Г. Е. Прокофьев и З. И. Волович дали в апреле 1937 г. показания о связях Ягоды с М. Н. Тухачевским, А. И. Корком, Б. М. Шапошниковым и другими; А. С. Енукидзе и Р.А Петерсон взяли на себя и организацию, и руководство подготовкой переворота. Ежов мог указать и на нечто объединяющее не только арестованных, но и тех подозреваемых из числа высших военачальников, которые пока еще находились на свободе. Таким же общим для них являлась служба в РККА под непосредственным командованием Л. Д. Троцкого.

Так, в 1920 г., когда шла советско-польская война, в прямом подчинении у Троцкого находились командующий Западным фронтом Тухачевский и член реввоенсовета фронта И. Т. Смилга, впоследствии видный сторонник Троцкого. Непосредственно подчинялись Тухачевскому троцкист Г. Л. Пятаков — командующий 15-й армией, сторонники Зиновьева М. М. Лашевич и Г. Е. Евдокимов, последовательно командовавшие 7-й армией, В. К. Путна — командир 27-й стрелковой дивизии.

Кроме того, определенные подозрения Ежова вызвало поведение ряда советских военных, находившихся в Испании во время Каталонского путча. Так, например, в Барселоне в те дни как генеральный консул СССР находился не кто иной, как В. А. Антонов-Овсеенко, который вместе с Троцким возглавлял, по сути, Красную Армию, находясь на должности начальника Политуправления РККА с августа 1922-го по январь 1924 г. Сталин не только вспомнил о нем в заключительном слове на XIII партконференции, но еще и сообщил, что тот «прислал в ЦК и ЦКК совершенно неприличное по тону и абсолютно недопустимое по содержанию письмо с угрозой по адресу ЦК и ЦКК призвать к порядку «зарвавшихся вождей»».

Действительно, письмо, написанное Антоновым-Овсеенко 27 декабря 1923 г. в защиту Троцкого и упоминавшее из «вождей» только Сталина, было откровенно ультимативным. Мало того, оно сохраняло необычайную злободневность даже тринадцать с половиной лет спустя. Ведь в нем, в частности, говорилось: «…Партию и всю страну вместо серьезного разбора серьезных вопросов кормят личными нападками, заподозреваниями, желчной клеветой, и этот метод возводят в систему, как будто в сем и состоит широко возвещенный новый курс. Ясно, к чему это ведет. К глубочайшей деморализации и партии, и армии, и рабочих масс и к подрыву влияния нашей партии в Коминтерне, к ослаблению твердости и выдержанности линии Коминтерна… Знаю, что этот мой предостерегающий голос на тех, кто застыл в сознании своей непогрешимости историей отобранных вождей, не произведет ни малейшего впечатления. Но знайте — этот голос симптоматичен. Он выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою беззаветную преданность интересам партии, в целом интересам коммунистической революции… и их голос когда-либо призовет к порядку зазнавшихся «вождей», так, что они его услышат, даже несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту».

О такой — нет, даже не филиппике, а прямой угрозе — Ежов непременно должен был знать с того самого дня, как возглавил КПК, или в крайнем случае, когда начал писать свой теоретический труд об оппозиции, и прежде всего о троцкистской оппозиции. Ежов вполне мог связать Антонова-Овсеенко и с Каталонским путчем, и с теми показаниями, которые уже имелись у НКВД против Тухачевского и других пребывающих во главе армии военачальников.

Наконец, настораживали Ежова и такие факты биографий высшего начсостава РККА, которые могли свидетельствовать о связях некоторых военных с рейхсвером или даже с германским нацизмом. Ведь для узкого руководства не являлось секретом, что в 1928–1929 гг. командарм 1 ранга, тогда командующий Украинским военным округом ИЗ. Якир, комкоры Ж. Д. Зонберг, Р. Я. Лонгва учились в германской военной академии. Там же курс, но уже в 1931 г., прошли командующие Белорусским военным округом А. И. Егоров, Средне-Азиатским — П. Е. Дыбенко, Северо-Кавказским — И. П. Белов. В 1931–1933 гг. учились в Германии командующий Закавказским военным округом М. К. Левандовский, помощник командующего Украинским военным округом И. Н. Дубовой, начальник штаба Ленинградского военного округа С. П. Урицкий, командир 13-го стрелкового корпуса В. М. Примаков.

И все же как в апреле, так и в первой половине мая 1937 года Ежов не смог еще получить достаточно весомые доказательства существования военно-политического заговора, которые убедили бы узкое руководство. Даже очередной допрос Ягоды не принес желаемого. 13 мая он заявил своим следователям, Когану и Ларнеру, и без того хорошо им известное: летом 1936 г. «в протоколах следствия по делу троцкистской организации уже появились первые данные о наличии военной группы троцкистов в составе Шмидта, Зюка, Примакова и других. Вскоре я вынужден был пойти на аресты. Сначала, кажется, Шмидта, Зюка, а в дальнейшем и самого Примакова». Но такие показания доказывали лишь одно: если заговор в НКО и существовал, Ягода о нем ничего не знал, что весьма сомнительно.

Естественно, эти показания никак не могли удовлетворить Ежова. Потому-то 12 мая был арестован начальник Военной академии имени Фрунзе командарм 2-го ранга А. И. Корк, а 15 мая — временно не имевший должности комкор Б. М. Фельдман. Оба — на основании показаний М. Е. Медведева, арестованного ранее. Ну а тот еще 8 мая признал свое участие в троцкистской военной организации, возглавляемой Фельдманом, а уже через два дня, 10 мая, Медведев назвал и другие фамилии — Тухачевского как «возможного кандидата в диктаторы», Якира, Путну, Примакова и Корка.

19 мая очередные показания дал Ягода: «Корк являлся участником заговора правых, но имел самостоятельную, свою группу среди военных, которая объединяла и троцкистов. Я знаю, что помощник Корка по командованию Московским военным округом Горбачев тоже являлся участником заговора, хотя он и троцкист… Я знаю, что были и другие военные, участники заговора (Примаков, Путна, Шмидт и др.), но это стало мне известно значительно позже, уже по материалам следствия или от Воловича (о Примакове). Я хочу здесь заявить, что в конце 1933 г. Енукидзе в одной из бесед говорил о Тухачевском как о человеке, на которого они ориентируются и который будет с ними».

21 мая были арестованы начальник управления боевой подготовки РККА комкор К. А. Чайковский и начальник управления связи РККА комкор Р. В. Лонгва. 22 мая — маршал, кандидат в члены ЦК М. Н. Тухачевский и председатель Центрального совета ОСОАВИАХИМа комкор Р. П. Эйдеман. 25 мая — начальник военных сообщений РККА комкор Э. Ф. Аппога. 27 мая — начальник артиллерийского управления РККА комкор Н. А. Ефимов. 28 мая — командарм 1-го ранга член ЦК ИЗ. Якир. 29 мая — командарм 1-го ранга, кандидат в члены ЦК И. П. Уборевич. 31 мая у себя дома застрелился, вполне возможно, ожидая ареста, армейский комиссар 1-го ранга, член ЦКЯ.Б. Гамарник. Помимо них было арестовано еще около 50 военнослужащих.

Подобные чистки нуждались в объяснении, и такое объяснение было дано на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны, проходившем с 1 по 4 июня 1937 г. Дано оно было самим Сталиным.

Начал он с объяснения того, что же, по его мнению, представлял собой заговор, названный и в НКВД, и в докладе наркома обороны «военно-политическим». Основное внимание Сталин сосредоточил на второй составляющей названия, сразу же сделав ее главной. Политическими руководителями заговора он назвал прежде всего находившегося в далекой Мексике Троцкого и уже арестованных Бухарина и Рыкова. Только потом он назвал других руководителей: «Ягода, Тухачевский по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник — 13 человек». Заговор, сказал далее Сталин, «они организуют через Енукидзе, через Горбачева, Егорова, который тогда был начальником Школы (имени) ВЦИК, а Школа стояла в Кремле, Петерсона. Им говорят — организуйте группу, которая должна арестовать правительство…» Потом Сталин повторит то же еще несколько раз: «хотят арестовать правительство в Кремле»; они полагали, что «Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами, Московский округ — Корк и Горбачев — тоже у нас… И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело решенное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят московский гарнизон и всякая такая штука, а ты останешься на мели. Точно так рассуждает в своих показаниях Петерсон. Он разводит руками и говорит: «Это дело реальное»; «они хотели захватить Кремль… хотели обмануть Школу (имени) ВЦИК…»». Так перед участниками расширенного заседания Военного совета возникла более чем реальная картина подготовленного, но так и не состоявшегося государственного переворота.

Кроме того, Сталин упомянул и о двурушничестве военных — ведь они изменили родине, выдавали врагу важные военные сведения. «Уборевич, особенно Якир, Тухачевский занимались систематической информацией немецкого генерального штаба»; «Якир систематически информировал немецкий штаб»; Тухачевский «оперативный план наш, оперативный план — наше святое святых, передал немецкому рейхсверу».

Говоря о военачальниках, Сталин бросил в зал фразу: «Хотели из СССР сделать вторую Испанию». Для тех дней общий смысл ее был понятен каждому: в самую последнюю минуту был предотвращен военный мятеж. Но мятеж какого рода — франкистского? Вряд ли. Уж скорее всего, ограниченного масштаба, типа барселонского. Ведь большинство тех, кого упомянули и Ворошилов, и Сталин, служили либо в Московском военном округе, либо в Наркомате обороны, то есть опять же в Москве.

И тут приходится вновь вспомнить о старом, 1923 г., письме В. А. Антонова-Овсеенко, о котором Сталин вряд ли когда-либо забывал. В нем содержалась открытая угроза двинуть войска против ПБ и ЦКК, что в новых условиях выглядело бы именно как путч войск Московского военного округа, московского и кремлевского гарнизонов с единственной, уже открыто и однозначно названной целью — ареста узкого руководства во главе со Сталиным.

1 июня 1937 года «Правда» поместила короткое сообщение: «Бывший член ЦК ВКП(б) Я. Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством». А десять дней спустя появилась главная информация под обычным для таких случаев заголовком «В прокуратуре СССР»: «Дело арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского М. Н., Якира И. Э., Уборевича И. П., Корка А. И., Эйдемана Р. П., Фельдмана Б. М., Примакова В. М. и Путна В. К. рассмотрением закончено и передано в суд.

Указанные выше арестованные обвиняются в нарушении воинского долга (присяги), измене родине, измене народам СССР, измене Рабоче-крестьянской Красной Армии. Следственным материалом установлено участие обвиняемых, а также покончившего самоубийством Гамарника Я. Б. в антигосударственных связях с руководящими кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным органам этого государства шпионские сведения о состоянии Красной Армии, вели вредительскую работу по ослаблению мощи Красной Армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение Красной армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов.

Все обвиняемые в предъявляемых им обвинениях признали себя виновными полностью. Рассмотрение этого дела будет проходить сегодня, 11 июня, в закрытом судебном заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР».

На следующий день, но уже под заголовком «В Верховном суде СССР», появилось второе официальное сообщение: «По оглашении обвинительного заключения на вопрос председательствующего тов. Ульриха, признают ли подсудимые себя виновными в предъявленных им обвинениях, все подсудимые признали себя виновными в указанных выше преступлениях полностью… Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР всех подсудимых… признало виновными в нарушении воинского долга (присяги), измене Рабоче-крестьянской Красной Армии, измене родине и постановило: всех подсудимых лишить воинских званий, подсудимого Тухачевского — звания маршала Советского Союза, и приговорить всех к высшей мере уголовного наказания — расстрелу».

Наконец, 13 июня, теперь уже под рубрикой «Хроника», читателей уведомили: «Вчера, 12 июня, приведен в исполнение приговор Специального судебного присутствия в отношении осужденных к высшей мере уголовного наказания — Тухачевского М. Н., Якира ИЗ., Уборевича И. П., Корка А. И., Эйдемана Р. П., Фельдмана Б. М., Примакова В. М. и Путна В. К.».

М. Свирин. ЗАЧЕМ СТАЛИН УНИЧТОЖИЛ «ЛИНИЮ СТАЛИНА?»

Укрепрайонам (УР) в планах строительства Красной Армии отводилась очень важная роль. Согласно планам они должны были прикрыть важнейшие операционные направления и районы, от удержания которых зависела устойчивость обороны, и явиться опорными рубежами для действия полевых войск как в обороне, так и при переходе к решительному наступлению. В случае прорыва противника на соседних направлениях, УР должны были составить прочную опору для маневра силами и средствами. Согласно этим расчетам при инженерной подготовке вероятных театров военных действий главное внимание уделялось строительству УР.

В 1927–1937 гг. на линии старой западной государственной границы и в непосредственной оперативной глубине было построено 13 укрепрайонов, образовавших так называемую «Линию Сталина».

Укрепления старой госграницы назывались несокрушимыми и сравнивались с французской «Линией Мажино». Я помню рассказы отца, деда и многих других ветеранов, которые в первые дни войны были абсолютно уверены в том, что немцев обязательно остановят на линии старой границы. Эта вера в «линию Сталина» была абсолютной, и поэтому, когда война легко переместилась дальше в глубь нашей территории, народ испытал шок. Многих бойцов и простых советских граждан долгое время волновал вопрос: «Почему так легко преодолели немцы несокрушимые укрепления, если Красная Армия на протяжении трех месяцев с трудом проламывала «линию Маннергейма», считавшуюся более слабой?»

И вот спустя много лет после войны откуда-то сам собой родился ответ на этот вопрос: разоружили, мол, старую границу, перевезли все на новую, а оборонительные сооружения взорвали. И вздохнули все облегченно, удовлетворенные данным объяснением, как назойливую муху отгоняя от себя вопрос-сомнение: «Зачем было взрывать-то?»

Итак, версия, принятая после войны и пересказанная многократно, в том числе и в трудах так называемого «историка» В. Резуна, более известного под псевдонимом Виктора Суворова, основанная на воспоминаниях генерала П. Г. Григоренко (одного из строителей «линии Сталина») с сослуживцами, а также в многочисленных публикациях открытой послевоенной печати. Вот выдержки из «книги жизни» товарища Резуна, который свел воедино все рассказы, прославляющие мощь и оплакивающие судьбу несокрушимых укреплений на старой границе:

«Каждый УР — это воинское формирование, равное бригаде по численности личного состава, но по огневой мощи равное корпусу. Каждый УР включал в свой состав командование и штаб, от двух до восьми пулеметно-артиллерийских батальонов, артиллерийский полк, несколько отдельных батарей тяжелой капонирной артиллерии, танковый батальон, роту или батальон связи, инженерно-саперный батальон и другие подразделения. Каждый УР занимал район 100–180 км по фронту и 30–50 км в глубину… Каждый УР мог самостоятельно вести боевые действия длительное время в условиях изоляции».

Основу УР составляли долговременные огневые сооружения (ДОС), или долговременные огневые точки (ДОТ). Один из так называемых «стандартных» ДОТ «линии Сталина» — ДОТ № 112 53-го Ура в районе Могилев-

Подольский выглядел, по мнению все тех же авторов, следующим образом: «Это было сложное фортификационное подземное сооружение… В нем находились склады оружия, боеприпасов, продовольствия, санчасть, столовая, водопровод (действующий, кстати, поныне), красный уголок, наблюдательный и командный пункты. Вооружение дота — трехамбразурная пулеметная точка, в которой стояли на стационарных турелях три «Максима» и два орудийных полукапонира с 76-мм пушкой в каждом».

««Линия Сталина» строилась не у самых границ, но в глубине советской территории… Однако осенью 1939 года… все строительные работы на «Линии Сталина» были прекращены… Гарнизоны укрепленных районов на «Линии Сталина» были сначала сокращены, а затем полностью расформированы… И накануне самой войны — весной 1941 года — загремели мощные взрывы по всей 1200-километровой линии укреплений. Могучие железобетонные капониры — десятки тысяч долговременных оборонительных сооружений — были подняты в воздух по личному приказу Сталина». (Повторяю — все эти тезисы взяты из «книги жизни» В. Резуна «Ледокол»).

Вот так! Долго строили мощнейшую линию обороны, а потом своими руками ее и ликвидировали. Поэтому, мол, немцы как нож сквозь масло прошли до самой Москвы. Это объяснение устраивало всех, и в первую очередь — наших «выдающихся» военачальников и «талантливых» военных инженеров и строителей. А сегодня за него цепляются и новые «исследователи», пытаясь предложить свои толкования данного факта.

Подобно товарищу Резуну я задался вопросом «зачем было взрывать укрепления?», но в отличие от последнего я не стал искать ответ в воспоминаниях-оправданиях лиц, отвечавших за ее строительство, а потом заниматься научной фантастикой. Просто я попробовал найти ответ на данный вопрос в архивах, доступ в которые, по мнению иных «правдоискателей», перекрыт наглухо. Тем не менее, в архивы меня почему-то пустили и выдали все те документы периода 1936–1941 гг., которые имелись по данному вопросу. И вот тут-то я с удивлением обнаружил, что неприступность «Линии Сталина» в послевоенное время была, мягко говоря, преувеличена, и никакие укрепления на старой госгранице никто и никогда не уничтожал!..

Уже говорилось, что в 1927–1937 гг. на линии старой Западной госграницы и в непосредственной оперативной глубине от нее было построено 13 укрепрайонов. Однако их характеристики были намного более слабыми, чем о том ведали мемуаристы-строители (генерал Григоренко со товарищи). Протяженность по фронту каждого УР составляла в среднем 80–90 км, — правда, были отдельные гиганты, занимавшие до 200 км по фронту, но в глубину ни один не простирался на 50 км, а всего на 1–3, иногда до 5 км. Большинство долговременных сооружений в УР постройки 1931–1937 гг. были возведены из несортового бетона, нередко даже без стальной арматуры. Интересно также и то, что разработка и проектирование Укрепрайонов проводилось Главным Военно-Инженерным управлением по картам 1909–1913 гг., и потому в процессе строительства неоднократно возникали эксцессы, когда интересы военных вплотную сталкивались с интересами народного хозяйства и т. д. Например, согласно планам строительства один из ДОТов Тираспольского УР должен был быть возведен прямо посреди оросительного канала, прорытого в 1931 г. и не учтенного в планах и картах ГВИУ.

Вооружение 90 % построенных ДОТ и ДОС должно было составлять один, реже — два пулемета «Максим». Лишь до 10 % огневых точек (точнее — 9,3 %) имели орудийные полукапониры конструкции генерала Дурляхова обр. 1904 г. для 76-мм пушек обр. 1900 и 1902 гг., но пушек к 1 января 1939 г. было установлено лишь треть от потребного количества и те были изъяты со складов длительного хранения и были большей частью некомплектны.

В 1938–1939 гг. службами Наркомата Внутренних дел была проведена широкая инспекция укреплений старой госграницы, показавшая их практическую небоеспособность. Вот выдержки из некоторых протоколов упомянутой инспекции:

«НКО тов. Ворошилову 5 января 1939 г.

По сообщению Особого отдела БВО строительство Слуцкого УР идет весьма неудовлетворительно… Из 91 объекта, намеченного к строительству по плану 1938 г. построено только 13… Работа была развернута со значительным опозданием, так как чертежи и планы объектов были высланы из Инженерного управления с опозданием в несколько месяцев…

Л. Берия».

«НКО тов. Ворошилову

17 января 1939 г.

По сообщению НКВД Украины, строительство УР КОВО находится в явно неудовлетворительном состоянии. Утвержденный НКО план строительства на 1938 г. не выполнен, также как и планы предыдущих лет… Из 284 намеченных по плану сооружений на 2 декабря было забетонировано 60 сооружений, в том числе 30 ДОТ и 30 командно-наблюдательных пунктов из-за отсутствия чертежей, не представленных отделением инженерных войск КОВО, со строительства совершенно сняты… Присланные Инженерным управлением чертежи внутреннего оборудования сооружений имеют целый ряд серьезных недостатков, вследствие которых нарушается не только нормальная работа в них, но и пользование ими…

В строящемся Шепетовском УР совершенно выпали из плана строительства узлы 7, 8 и 9, в результате чего между Шепетовским и Староконстантиновским УР образовались неперекрытые ворота более 60 км…

В Новоград-Волынском УР в плане строительства не оказалось 19-го сооружения, утвержденного Генеральным штабом РККА… Отсутствуют чертежи внутреннего оборудования многих объектов… Запланированные материалы не соответствуют потребностям строительства…

Практика бетонирования сооружений на ряде объектов проводится вопреки существующим инструкциям НКО…

В Каменец-Подольском УР при бетонировании сооружений (в частности № 53) бетон возле амбразур утрамбован не был, в результате чего после бетонирования пришлось дополнительно заливать образовавшиеся пустые места, чем значительно снижена прочность сооружений…

В Остропольском УР бетонные стены оказались на 15 см тоньше установленного значения… Особенно много дефектов отмечено в строительстве Остропольского и Каменец-Подольского УР…

Л. Берия».

«НКО СССР тов. Ворошилову 13 февраля 1939 г.

Несмотря на долгое строительство и дооборудование Псковского и Островского УР, они не могут считаться в настоящее время боеспособными. Из-за неправильно спроектированного и построенного внутреннего оборудования большинства ДОТ они не могут быть заняты войсками… до половины сооружений на 20–40 см заполнены водой, появившейся из-за неправильной оценки глубины грунтовых вод. В то же время водопровод не работает… Электрооборудование укреп районов отсутствует… В жилых помещениях УР высокая влажность и спертый воздух…

Центры снабжения УР не построены… Продовольственные склады отсутствуют…

Из-за неграмотного планирования УР их огневые сооружения не могут вести огонь на дальность более 50–100 м, так местность имеет бугры, овраги и невырубленные леса. ДОС № 3, установлен на склоне оврага и не может быть замаскирован из-за постоянных оползней, а имеющийся в нем орудийный полукапонир бесполезен, так как располагается ниже уровня окружающей местности… Для расширения секторов обстрела необходимо снять около 120 000 кубометров земли, а также вырубить до 300 га леса и кустарника…

Амбразуры ДОТ рассчитаны на применение пулеметов «Максим», но оборудованы станками неизвестной конструкции, предназначенными, скорее всего, для пулемета Гочкиса, давно снятого с вооружения. Орудийные полукапониры не оборудованы броневыми заслонками и служат источником проникновения в ДОТ талых вод и осадков…

Артиллерийское вооружение УР состоит из 6 устаревших полевых орудий 1877 года, к которым нет снарядов…

Охрана территории УР не ведется. В ходе работы комиссия неоднократно встречала местных жителей, проходящих в непосредственной близости от огневых сооружений для сокращения пути между поселками…

Л. Берия».

«В ЦК КП(б) Украины

О состоянии КиУР

11 января 1939 г.

Киевский укрепрайон на сегодня представляет только лишь скелет предместной позиции, состоящей в основном из пулеметных сооружений… и совершенно не обеспечен положенным оборудованием.

Из 257 сооружений, имеющихся в районе, только 5 готовы к боевому действию… Левый и правый фланги не защищены и имеют свободный проход для противника (левый — 4 км, правый — 7 км).

В центре зоны УР… образован мешок (разрыв в 7 км), через который открыт свободный проход противнику непосредственно к Киеву.

Передний край долговременной полосы удален от центра Киева лишь на 15 км, что дает возможность обстрела противником Киева, не вторгаясь в укрепрайон…

Из 257 сооружений у 175 отсутствует нужный горизонт обстрела из-за рельефа местности (бугры, горы, крупный лес и кустарник).

Планировочные работы по УР, несмотря на указания правительства, оттягиваются выполнением на военное время, тогда как эти работы необходимо проводить немедленно. Только по 3-му участку необходимо для планировочных работ снять более 15 000 кубометров земли, а это не менее 4-х месяцев работы… Всего же… по укрепрайону необходимо снять не менее 300 000 кубометров земли и вырубить до 500 га леса и кустарника.

…140 огневых сооружений оборудованы пулеметными заслонками обр. 1930 г., которые при стрельбе закрываются автоматически и способствуют поражению бойцов из своих же пулеметов рикошетированными пулями.

О небоеспособности КиУР и непринятии мер комендантом КИУР Особый отдел КОВО неоднократно информировал командование КОВО, но, несмотря на это, до сего времени ничего не предпринято…

Зам. народного комиссара внутренних дел УССР

Б. Кобулов».

«В ЦК КП(б) Украины

О состоянии Могилев-Ямпольского

Укрепленного района

…На территории Могилев-Ямпольского укрепленного района имеется 297 огневых сооружений, из коих 279 ДОТов и 18 артиллерийских полукапониров…

Материальная часть огневых сооружений находится в неудовлетворительном состоянии.

На территории 2-го сектора обороны имеется 9 огневых артиллерийских полукапониров. Из них 3 сооружения — «Скала», «Партизан» и «Мюд» не имеют фильтровентилляционного оборудования…

В связи с происходящим переоборудованием огневых сооружений, артиллерийских полукапониров на территории УР в казематах царят хаос и беспорядок…

Электропроводка во многих ОПК перепутана и совершенно не обеспечивает их электроосвещение…

Полукапонирная артиллерия в огневых сооружениях находится в неудовлетворительном состоянии.

Все пушки собраны из некомплектных деталей разных пушек. Формуляров на пушки не имеется.

Пушки, находящиеся в сооружениях 1932 г., только в 1937 г. подверглись разборке и чистке, вследствие чего вся матчасть пушек внутри имеет следы ржавчины.

Пружины накатников пушек большей частью собраны неправильно (вместо левой поставлена головная правая пружина), что при стрельбе приводило к самоотвинчиванию головки цилиндра компрессора и ствол пушки после нескольких выстрелов мог сойти с установки.

В двух пушках вместо веретенного масла была налита олифа, забивающая отверстие маслопровода, что могло привести к разрыву цилиндра компрессора…

УР до сих пор не укомплектован средним комсоставом. Комсостав, приписанный из отдаленных мест и городов (Саратова, Москвы, Ленинграда), сможет прибыть в УР лишь через 5–6 дней после объявления мобилизации…

При существующих штатах рядового состава пульбаты не смогут выполнить возложенных на них задач, так как в роте по штату имеется 21 пулеметчик, а рота должна обслуживать 50 сооружений…

Кадрами артиллеристов пульбаты совершенно не обеспечены… При наличии артиллерии пульбаты по штатам совершенно не имеют артиллерийских мастеров, которые могли бы вести технический надзор за капонирной артиллерией…

Зам. наркома внутренних дел УССР Б. Кобулов».

Таких докладных записок и протоколов было составлено в конце 1938 — начале 1939 гг. великое множество.

Повторная инспекция УР старой границы проводилась в апреле-мае 1941 г. представителями Генерального штаба, Наркомата обороны и ЦК ВКП(б). Она в частности выявила следующее:

«1. Намеченные мероприятия по достройке и модернизации укреплений старой госграницы в настоящее время не проведены вследствие необходимости завершения к 1 июля 1941 г. строительных работ на укреплениях новой госграницы, но будут продолжены после указанного срока…

2. Кадрами гарнизоны УР в настоящее время не обеспечены. Средняя численность гарнизона составляет в настоящее время не более 30 % от штатной (реально — 13–20 %) и не может быть увеличена ввиду отсутствия жилья и тылового обеспечения… Штатная численность пульбатов также не соответствует задачам обороны укреплений, так как может частично прикрыть не более 60 % огневых сооружений.

3. Несмотря на то, что для усиления вооружения УР в 1938–1940 гг. в их распоряжение было передано большое количество артиллерийских средств, большая часть их составляет устаревшие легкие полевые орудия обр. 1877–1895 гг. без специальных станков и боеприпасов. Из сравнительно современных артиллерийских средств гарнизонам УР переданы лишь 26 76-мм орудий обр. 1902 г. и 8 76-мм полевых орудий обр. 1902/30 г. Из 200 заказанных капонирных пушек Л-17 не получено совершенно…

Установленные капонирные орудия укомплектованы неполностью… Состояние механизмов таково, что вести из них огонь нельзя, а часто и опасно для расчета. Формуляров эти орудия не имеют… Комплекты ЗИП утрачены… Должный уход за орудиями отсутствует…

4. Стрелковое вооружение ДОТ наполовину составляют пулеметы устаревшей конструкции и иностранных марок, к которым часто отсутствуют боеприпасы.

5. Танковые батальоны и танковые роты поддержки УР существуют только в отчетах, так как имеют устаревшую матчасть выпуска 1929–33 гг. с полностью выработанным ресурсом, не имеют пулеметного вооружения и могут ограниченно использоваться только в качестве неподвижных огневых точек. Горючего для танковых рот поддержки нигде нет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.