Глава 4 Войны средневековья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Войны средневековья

Эта глава играет роль всего лишь связующего звена между циклами древней и современной истории, ибо, как ни соблазнительны некоторые средневековые кампании, источники наших знаний о них являются куда более скудными и куда менее надежными, чем в отношении более ранних или более поздних времен. Дело в том, что научная истина в дедукции причин и результатов безопасного хода событий должна быть основой нашего анализа истории с опорой на установленные факты и проходить через определенный период, когда необходимо выбирать между противоречащими между собой историческими источниками и критикой этих источников. Правда в том, что вихри противоречий бушевали и бушуют скорее вокруг тактических, нежели стратегических деталей средневековой военной истории, но поднятая при этом пыль способна упрятать оба этих аспекта из виду для обычного исследователя войны и вызвать в нем совершенно излишние и ненужные сомнения в выводах, извлеченных из этого периода истории. Но, не включая все это в свой строгий анализ, мы можем слегка коснуться достоверных фактов из эпизодов средневековой военной истории, используя их как средство для пробуждения потенциального интереса и пользы.

На Западе в Средние века военный дух феодального «рыцарства» был враждебен военному искусству, но монотонная тупость курса такого военного развития освещается немногими яркими вспышками — по пропорции, возможно, не меньшей, чем в любой другой период в истории.

Норманны дали нам самые ранние проблески, а их потомки продолжали освещать течение средневековых войн, предпочитая не проливать норманнскую кровь; по крайней мере, цена, которую они ей придавали, подтолкнула их к использованию мозгов, а не крови, получая при этом заметную выгоду.

Эта дата, которую знает каждый школьник, даже если он не знает никакой другой, а именно 1066 год, освещена стратегией и тактикой настолько искусными, насколько решающими были и их результаты — решающими не только по непосредственному исходу, но и по влиянию на весь ход истории. Вторжение Вильгельма (герцога Нормандии) в Англию использовало прием стратегического отвлечения и тем самым победило в самом начале зарождения ценностей непрямых действий. Этим отвлечением стала высадка мятежного брата короля Гарольда — Тостига вместе со своим союзником королем Норвегии Гаральдом Гардрадом Старшим (король Норвегии в 1046–1066 гг., женат, кстати, на дочери Ярослава Мудрого, при дворе которого долго находился (служил также в Византии в качестве вождя варяжской дружины). — Ред.) на побережье Йоркшира. Хотя она, казалось, представляла меньшую непосредственную угрозу, чем вторжение Вильгельма, она созрела раньше и тем самым добавила эффективности планам Вильгельма, несмотря на то что этот первый десант был быстро разбит. Спустя два дня после уничтожения норвежских агрессоров у Стамфорд-Бриджа Вильгельм высадился на берегу Суссекса. И тут мы видим первое гениальное действие Вильгельма. Вместо того чтобы продвигаться на север, он вынудил Гарольда ринуться очертя голову на юг лишь с частью своих войск, начав опустошение Кента и Суссекса. Чем дальше на юг двигался Гарольд и чем скорее он давал сражение, тем дальше в пространстве и времени отделялся он от своих подкреплений. Этот расчет был оправданным, и Вильгельм вынудил Гарольда принять бой у берега Ла-Манша и решил тактический исход сражения непрямым воздействием — приказав части своих войск совершить ложное отступление, отчего были нарушены боевые порядки его оппонентов. И в заключительной фазе применение Вильгельмом навесной стрельбы его лучников, стрелявших под большим углом возвышения, что привело к смерти Гарольда, может быть классифицировано как непрямое воздействие.

Стратегия Вильгельма после этой победы в равной степени значительна, потому что вместо того, чтобы двинуться прямо на Лондон, он вначале обезопасил Дувр и свои морские коммуникации, а достигнув предместий Лондона, избежал прямого штурма, а вместо этого обошел город по кругу с запада и севера, неся с собой опустошение, так что, оказавшись под угрозой голода, столица сдалась, когда Вильгельм дошел до Беркемстеда.

В следующем столетии мир вновь стал свидетелем норманнского военного гения и одной из самых удивительных кампаний в истории. Это было завоевание большей части Ирландии, а также отражение мощной норвежской агрессии графом Стронгбоу и несколькими сотнями рыцарей из болот Уэльса — достижение, замечательное не только из-за крайней скудности средств и слабой проходимости лесистой и болотистой местности, но и из-за приспособляемости, с которой завоеватели перелили искусство войны в иную форму и подвергли изменению традиционные феодальные методы ведения войн. Они проявили свое искусство и расчетливость в том, что неоднократно заманивали своих противников на сражение в чистом поле, где их конные атаки имели полный успех, в том, как они использовали ложные отходы, уклонения от боя, атаки с тыла с целью расколоть вражеские боевые порядки, а также стратегические сюрпризы, ночные атаки и использование лучников, чтобы преодолеть сопротивление там, где они не могли выманить врага из-под защиты его оборонительных сооружений.

Однако XIII век оказался еще более богатым на стратегические плоды. Первые проблески отмечены в 1216 году, когда король Иоанн спас свое королевство, почти утратив его совсем. (К этому времени французский король Филипп II Август отнял у Иоанна большую часть владений на континенте. В том числе Нормандию, а в самой Англии в 1215 г. бароны, поддержанные горожанами, начали открытую войну против Иоанна, заставив его подписать так называемую Великую хартию вольностей. — Ред.) Спас с помощью кампании, в которой чистая стратегия не смешивалась со сражениями. Его средствами были подвижность, большая обороноспособность, которой тогда обладали крепости, и психологический фактор — неприязнь горожан к баронам и их иностранному союзнику — Людовику Французскому. Когда Людовик после высадки в восточном Кенте занял Лондон и Уинчестер, Иоанн был слишком слаб, чтобы оказать ему сопротивление в бою, а на большей части страны господствовали бароны. Но Иоанн все еще сохранял за собой крепости Виндзора, Рединга, Уоллингфорда и Оксфорда, которые доминировали над Темзой и разделяли силы баронов к северу и югу от этой реки, в то же время ключевой оплот обороны — Дувр — все еще оставался в тылу у Людовика. Иоанн отступил к Дорсету, но, когда ситуация прояснилась, он пошел в июле походом на север к Вустеру, обезопасив фронт со стороны Северна и тем самым создав барьер перед потоком мятежников, устремлявшихся далее на запад и юго-запад. После этого он двинулся на восток вдоль уже безопасной линии Темзы, сделав вид, что намеревается освободить Виндзор.

Чтобы укрепить осаждавших в этой вере, он послал отряд уэльских лучников обстрелять их лагерь ночью, а сам тем временем свернул на северо-восток и благодаря такому старту выиграл гонку к Кембриджу. Теперь он мог создать еще один барьер на путях, ведущих на север, в то время пока главные французские силы были связаны осадой Дувра, и его успех был в привлечении на свою сторону района, где господствовала оппозиция, вербовка солдат и разочарование, возникшее после неудачи повстанцев и их союзника, несмотря на то что сам Иоанн умер в октябре. Если он умер от чрезмерной любви к миногам, то они умирали от избытка стратегических твердынь.

Следующий успешный мятеж баронов был разгромлен мастерской стратегией принца Эдуарда, позднее, в 1265 году, ставшего Эдуардом I. Последствием поражения короля Генриха III у Льюиса стало установление господства партии баронов на большей части Англии, кроме болот Уэльса. В том направлении устремился Симон де Монфор (граф Лестерский. — Ред.), переправившись через Северн и продолжив свой триумфальный путь до самого Ньюпорта. Принц Эдуард, ускользнувший из рук баронской армии и воссоединившийся со своими сторонниками в пограничных графствах, расстроил планы де Монфора, захватив позади него мосты через реку Северн, а потом атаковав его тылы. Эдуард не только отбросил Монфора назад через реку Аск, но и набегом своих трех галер на Ньюпорт не дал осуществиться новому плану переброски вражеской армии назад в Англию. (В это время на континенте — от Испании до Руси и Константинополя, в также в зоне Крестовых походов происходили грандиозные и судьбоносные битвы. — Ред.) Так что де Монфор был вынужден пройти кружной путь и совершить изнурительный переход на север через опустошенные районы Уэльса, а в это время Эдуард отошел к Вустеру, чтобы удерживать в своих руках Северн от захвата соперником. Затем, когда сын Монфора ушел ему на помощь с армией из Восточной Англии, Эдуард использовал свое центральное положение, чтобы сокрушить каждого из них по отдельности, пока они разделены и ослеплены, маршем и контрмаршем, в котором использовалась подвижность для нанесения пары сотрясающих внезапных ударов.

Эдуарду как королю было суждено внести еще больший вклад в военную науку в своих войнах в Уэльсе не только благодаря разработке способа использования лука и сочетания кавалерийских атак с огнем лучников, но еще более своим стратегическим методом завоевания (разработанного тысячелетия назад киммерийцами и скифами. — Ред.). Проблема состояла в том, как покорить отважное и дикое горное племя (валлийцев. — Ред.), которое могло ускользнуть от сражения, отступая в родное низкогорье и вновь захватывая долины, когда захватчики прекращали боевые действия на зиму. Если средства Эдуарда были сравнительно ограничены, то у него имелось преимущество в том, что и территория боевых действий тоже была ограничена. Его решение состояло в сочетании мобильности и стратегических пунктов. Строя крепости в таких пунктах, соединяя их дорогами и заставляя врагов постоянно перемещаться, так что у тех не было возможности восстановиться физически и психологически или вернуть географическую территорию зимой, он разрушал и истощал их способность к сопротивлению. Так как его метод был отражением римской стратегии, то он затмил и наш собственный опыт, обретенный на северо-запад ной границе Индии.

Однако стратегические дарования Эдуарда не пережили его самого, и в Столетней войне нет ничего такого, что можно было перенять, кроме негатива, из стратегии его внука или правнука. Их бесцельные марши через Францию были, как правило, неэффективны, а те немногие, что принесли более серьезные результаты, стали следствием еще большей глупости их противников. Потому что в сражениях при Креси (1346) и Пуатье (1356) Эдуард III и Черный принц соответственно довели ситуацию до степени катастрофической. Не их заслуга, что очень неудачная позиция англичан побудила их прямолинейных оппонентов ринуться сломя голову в бой в совершенно неблагоприятных для них условиях, тем самым давая англичанам шанс спастись и выбраться из своего неудачного положения. Потому что в оборонительном сражении на месте, выбранном англичанами, длинные луки и неэффективная тактика французских рыцарей дали им гарантированное тактическое превосходство.

Но тяжесть этих поражений в боях пошла на пользу французам. Потому что в следующем десятилетии они стойко придерживались тактики Фабия Кунктатора, проводимой коннетаблем Дюгекленом. Стратегия, которую он реализовывал этой тактикой, состояла в том, чтобы уклоняться от боя с главными английскими силами, в то же время постоянно препятствуя их передвижению и захватывая территорию своих оппонентов. Весьма далекая от пассивного уклонения от битвы, его стратегия использовала мобильность и внезапность до такой степени, с какой могли соперничать немногие военачальники, — он перехватывал обозы, отрезал отдельные воинские части и захватывал изолированные гарнизоны. Дюгеклен всегда наносил удары там, где его меньше всего ждали, и его нападения на вражеские гарнизоны, часто по ночам, имели успех с помощью как его новых методов быстрого штурма, так и точного расчета при выборе целей, а именно тех гарнизонов, где солдаты были охвачены недовольством либо где население созрело для предательства (автор называет так помощь французов своим войскам в деле освобождения от оккупантов. — Ред.). К тому же он раздувал каждый костер местных волнений для немедленного отвлечения вражеского внимания и в конечном счете отбивания у врага занятой им территории.

Меньше чем за пять лет Дюгеклен сократил обширные английские владения (захваты. — Ред.) во Франции до тонкой полоски территории между Бордо и Байонной. И сделал он это без единого сражения. В самом деле, он никогда не настаивал на атаке даже небольшого английского отряда, если у противника была возможность создать оборонительные позиции. Другие военачальники придерживались, подобно кредиторам, принципа «Никакого наступления без гарантии»; принципом же Дюгеклена было «Никакой атаки без внезапности».

Следующая серьезная попытка англичан в зарубежных завоеваниях была, по крайней мере, вдохновлена методом и более трезвым расчетом цели и средств — после скоропалительного начала. Для Генриха V самая знаменитая кампания была самой дурацкой. В походе Эдуарда, кульминацией которого стала битва при Азенкуре (1415), французам надо было только перекрыть дорогу Генриху, чтобы голодом заставить его прекратить борьбу, но их командиры позабыли уроки Креси и учение Дюгеклена. Они полагали, что, имея четырехкратное превосходство в силах (французы имели при Азенкуре всего 4–6 тысяч, в том числе арбалетчиков и кнехтов. Англичане имели 9 тысяч, в том числе 1 тысячу рыцарей. И весь ход боя (наступление англичан и контратаки французов) подтверждает это. — Ред.), было бы позором использовать такое преимущество для чего-то иного, кроме прямой атаки. (Было наступление англичан и контратака французских рыцарей, отбитая английскими лучниками из-за переносных палисадов. — Ред.) И тем самым они подготовили еще более позорное повторение Креси и Пуатье. После своего спасения, однако, Генрих применил то, что можно назвать стратегией блокирования, стремясь к безостановочному завоеванию путем методических приращений территории, с населением которой устанавливались мирные отношения ради гарантии безопасности. (После битвы Генрих V, опасаясь подхода свежих сил французов, организовал резню пленных французских рыцарей. А в отношении мирного населения основной политикой были грабеж и террор. Что в ответ привело к партизанским действиям и явлению Жанны д’Арк. — Ред.) Интерес и цена последующих кампаний Генриха зиждутся скорее на их долгосрочных планах, чем на военной стратегии.

В области стратегии наше исследование Средневековья может завершиться Эдуардом IV, который в 1461 году захватил свой трон, а в 1471 году вернул его себе после изгнания с помощью исключительного применения мобильности. (То, как в 1429–1453 гг. французы разгромили англичан, автор опустил. — Ред.)

В первой кампании результат был достигнут главным образом благодаря быстроте суждения и передвижений. Эдуард воевал в Уэльсе с местными сторонниками Ланкастеров, когда ему сообщили о наступлении главной армии Ланкастеров с севера на Лондон. Развернувшись, он дошел до Глостера 20 февраля и тут узнал о победе Ланкастеров у Сент-Олбанс 17 февраля над войсками сторонников Йорков под командой Уорвика. От Сент-Олбанса до Лондона — 32 километра, от Глостера до Лондона — более 160 километров, и у войск Ланкастеров были три дня в запасе! Но 22 февраля у Берфорда к нему присоединился Уорвик, и дошла весть, что Лондонская корпорация все еще спорит об условиях сдачи, при этом городские ворота закрыты. Эдуард покинул Берфорд на следующий день, войдя в Лондон 26 февраля, а затем был провозглашен королем, в то время как разбитые сторонники Ланкастеров ретировались на север. Когда он стал их преследовать, то очень рисковал оказаться атакованным превосходящими силами противника на выбранной ими позиции у Тоутона, но ему сыграла на руку снежная метель и то, как это было использовано его подданным Фоконбергом, который засыпал ослепленных защитников стрелами до тех пор, пока те не решились искать смертельного освобождения в сумбурной атаке.

В 1471 году в стратегии Эдуарда было больше изящества и не меньше мобильности. Он утратил свою корону, но его шурин одолжил ему пятьдесят тысяч. Но и в этом случае его дополнительный «капитал» насчитывал лишь 1200 последователей и различные долгосрочные обязательства помощи от его прежних сторонников в Англии. Когда он в 1471 году решил вернуться в свою страну с континента (в 1470 г. бежал в Бургундию), берега Англии были взяты под контроль, чтобы не допустить его высадки, но, следуя линии наименьшего ожидания, он высадился на берегу Хамбери (эстуарий рек Трент и Уз. — Ред.) исходя из тонкого расчета, что, коль этот район симпатизирует ланкастерцам, то он будет неохраняем. Быстро передвигаясь до того, как могла распространиться весть о его высадке, а его враги успеют собраться, он добрался до Йорка. Отсюда он пошел маршем по дороге на Лондон и ловко обошел стороной отряд, выставленный, чтобы блокировать его в Тадкастере. Держась на дистанции от этого отряда, который развернулся и бросился преследовать его, он столкнулся с новой угрозой, которая ожидала его в Ньюарке (Ньюарк-он-Трент) и вынудила его ретироваться на восток. При этом Эдуард повернул на юго-запад на Лестер, где собрал еще больше своих приверженцев. Далее он направился в сторону Ковентри, где его главный оппонент Уорвик собирал свои войска. Увлекая своих преследователей дальше и все еще увеличивая свои ряды за счет врага, он повернул на юго-восток и пошел прямо на Лондон, который открыл перед ним свои ворота. Сейчас, чувствуя в себе достаточно сил, чтобы принять бой, он вышел навстречу своим давно сбитым с толку преследователям по их прибытии в Барнет; и сражение, усложнившееся из-за тумана, завершилось в его пользу.

В тот же день королева династии Ланкастеров Маргарита Анжуйская высадилась в Уаймуте с французскими наемниками. Собрав своих приверженцев на западе, она двинулась походным порядком на соединение с армией, которую граф Пемброкский собрал в Уэльсе. Снова за счет скорости Эдуард достиг края низкогорья Котсуолда-Хилс, а армия королевы в это время шла на север по дороге Бристоль — Глостер в долине, расположенной ниже. А потом после гонки в течение целого дня, когда одна армия находилась в долине, а другая — на холмах над ней, он настиг ее войска вечером у Тьюксбери, помешав ей переправиться через Северн у Глостера, для чего послал приказ констеблю запереть ворота. С рассвета было пройдено около шестидесяти пяти километров. Той ночью он расположился лагерем слишком близко к сторонникам Ланкастера, чтобы не дать им сбежать. Их позиция была крепкой в оборонительном плане, но Эдуард использовал свои бомбарды, а также лучников, чтобы привести их в раздражение и спровоцировать на вылазку, и таким образом завоевал решающее преимущество в утреннем сражении.

Стратегия Эдуарда IV была выдающейся по своей мобильности, но типичной для века, которому не хватало утонченности и хитрости. Дело в том, что средневековая стратегия обычно ставила перед собой простую и прямую цель — поиск немедленного сражения. Если бой и приводил к определенному результату, то обычно не в пользу тех, кто стремился к нему, если только не удавалось предварительно вынудить обороняющегося противника первым перейти в наступление.

Лучший пример стратегии Средних веков был дан не на Западе, а на Востоке. Потому что XIII век, отличительный и на Западе, стал выдающимся благодаря парализующему уроку в стратегии, преподанному европейскому рыцарству монголами. По масштабам и по качеству, по внезапности и мобильности, по стратегическому и тактическому непрямому воздействию их кампании соперничают (если не превосходят) с любой в истории. В завоевании Чингисханом Китая мы можем проследить использование крепости Датун для организации ряда успешных ловушек для противника, как позднее Бонапарт использовал для этого крепость Мантую. А разветвленными, обходными маневрами и взаимодействием трех армий он, в конце концов, разрушил моральное и военное единство империи Цзинь. (Империя чжурчженей (в будущем, с 1636 г., называвшихся маньчжурами), завоевавших в 1126–1127 гг. север Китая. Империя Цзинь пала в 1234 г. после героической борьбы под двойным ударом — монголов с севера и китайской империи Сун с юга. — Ред.) Когда в 1220 году (1219-м. — Ред.) он вторгся в Хорезмскую империю, чей центр власти располагался в современном Туркестане, одно войско отвлекало вражеское внимание к нападению из района Кашгара на юге, а потом появилась основная масса войск на севере, и под прикрытием ее действий сам Чингисхан со своей резервной армией выполнил еще более широкий обход и, скрывшись в пустыне Кызылкум, внезапно вышел на открытую местность у Бухары в тылу вражеских оборонительных линий и армий.

В 1241 году его военачальник Субудай отправился в поход с целью проучить Европу. (Это была армия Батыя, которая перед этим в 1236, 1237–1238 и 1239–1240 гг. последовательно разгромила Волжскую Булгарию, Северо-Восточную и Южную Русь. Субудай (Субэдэ) был военачальником сначала у Чингисхана, затем у Батыя. Батый, вторгшись в Центральную Европу, разделил свое войско на три отряда: свой, Петы и Субэдэ. — Ред.) В то время как один отряд как стратегическое боковое охранение шел через Галицию, отвлекая внимание польских, немецких и чешских войск (помимо нанесения им одно за другим поражений), главная армия тремя широко отстоящими друг от друга колоннами прошла через Венгрию до Дуная, а две внешние колонны, образуя прикрытие и охранение, облегчали продвижение центральной колонны. Потом, сойдясь на Дунае возле Грана (Эстергома) лишь для того, чтобы наткнуться на преграду из сборной венгерской армии (с участием воинов многих стран Европы. — Ред.) на дальнем берегу, монголы искусно выполненным отходом выманили своих противников из-за укрытия, которое давала река, и за пределы досягаемости подкреплений.

Наконец, быстрым ночным маневром и внезапностью на реке Шайо (приток Тисы) Субудай опрокинул и уничтожил венгерскую армию (в марте 1241 г. — Ред.), став властелином Центральной Европы, пока добровольно не отказался от завоеванного, к удивленному вздоху облегчения Европы, не имевшей сил изгнать его. (Монголы далее вышли к Адриатическому морю у Трогира и Сплита и затем через Сербию и Болгарию вернулись в степи (добивать половцев, укреплять свое иго над Русью). — Ред.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.