Кадровые вопросы

Кадровые вопросы

Ко времени прихода к руководству Харела во всем разведсообществе резко обострился кадровый вопрос.

Реальные объемы работ чрезвычайно возросли и продолжали возрастать. Население страны в тот период уже перевалило за миллион и продолжало возрастать благодаря в основном легальной «алии», но и это был не стихийный процесс, он требовал серьезного обеспечения и агентурного сопровождения, особенно при алии из недружественных Израилю стран. Существенны были и объемы нелегальной алии из арабских стран — в конечном итоге в Израиль переселились практически все евреи из смежных стран. Фильтрация и контроль за новыми переселенцами требовали увеличения штатов службы безопасности; в той же степени этого требовали задачи «работы» с палестинцами и борьбы с агентурой враждебных соседей.

Успешно расширялось поле дипломатического признания Израиля, по несколько раз в год происходили обмены посольствами и консульствами, открывались представительства; в каждом из них должны были работать специально подготовленные люди для организации тайной — бывали случаи, когда она оказывалась важнее официальной, — деятельности. Резидентов надо было подбирать и готовить.

Хороших кадров требовало сотрудничество в рамках «стратегических союзов»; настоятельно требовала увеличения резидентура и вся оперативная сеть в Европе — объемы и сотрудничества, и конфронтации все возрастали.

Большие кадровые проблемы стояли и перед военной разведкой, которая работала по преимуществу против соседних арабских стран. Проблемы «Аман» были особенно велики: значительная часть агентуры, преимущественно евреев, которые жили в арабских странах, отработала задания и возвратилась в Израиль, в том числе и с переселенцами. Засылать их вновь было крайне нецелесообразно: практически все в той или иной степени были засвечены перед службами безопасности арабских стран. Кроме того, работать у арабов было крайне мало добровольцев.

Основным источников кадров для разведки была Хагана и её структуры, Пальмах, Пал-ам и Шаи, но это был далеко не безграничный источник. К пятидесятым годам выходцы из Хаганы были уже не слишком молоды и как правило достаточно успешно делали военную, политическую или гражданскую карьеру и вовсе не массово стремились к перемене рода деятельности. Конечно, многих удавалось при необходимости убедить в том, что для блага Израиля необходимо осуществить опасную и порой неблагодарную работу за рубежом, но эти «многие» составляли только часть реальных потребностей нового времени. Требовались дополнительные кадровые резервы. Один из них был предложен армейским психологом доктором Давидом Руди и применен в «Амане». Это была весьма сомнительная концепция о том, что для разведки и спецопераций надо привлекать людей с авантюрной жилкой и даже криминальными наклонностями, попросту преступные элементы. Определенное историческое обоснование этому было — во многих странах мира авантюристы и люди с криминальными наклонностями становились разведчиками и даже создателями профессиональных разведслужб (скажем, тот же Видок), хотя, если внимательно анализировать, дело было не в ориентации личности, а в весьма редком сочетании личных качеств; подобные таланты были и есть, но это товар штучный и работать надо с каждым в отдельности, не выводя схем и концепций. Но на какое-то время эту концепцию поддержали не только руководитель «Амана» Биньямин Джибли, сам человек весьма резкий в поступках и суждениях, но и его заместитель, интеллектуал, в последующие годы профессор и активный борец за мир, Иешофат Харкаби. Практическим осуществлением «нового призыва» в военную разведку, формированием «подразделения 131» занимался полковник Мордехай Бен-Цур.

Подразделение 131 было одним из двух в отделе специальных операций (второе, «подразделение 132», занималось в основном контрпропагандой и ведением психологической войны). Прообразом его было «подразделение 101», созданное под командованием майора Ариэля Шарона и управляемое Генеральным Штабом.

Новый начальник Генштаба, один из самых ярких деятелей Израиля, генерал Моше Даян, санкционировал создание отдела спецопераций в военной разведке. Собственные формирования в «Амане» тоже были и сравнительно успешно действовали в арабских странах, проводя не столько разведывательные, сколько диверсионные операции. В их числе было несколько успешных перехватов транспортов с оружием, диверсии на аэродромах в Египте и Сирии, взрыв бывшей яхты Гитлера, переоборудованной в военный корабль; были и потери — несколько агентов были схвачены и казнены в Египте, ещё один — в Иордании.

Агенты с успешным опытом составили основу подразделения 131. В него вошли также оперативники из небольшого подразделения специальных операций, созданного в годы войны 1948 года в Политическом департаменте Гуриэля. Была впервые налажена система профессиональной подготовки, но вот привлечение агентуры оставалось проблемой. Опора на «людей с определенными проблемами» стала оборачиваться бедами. Наглядным примером может служить история с Мотке Кедаром.

Персональное досье.

Кедар родился в 1930 году в Польше. Тогда его звали Мордехай Кравицки. Мать бросила его в младенческом возрасте, и он вырос у деда, который привез его в Израиль. Кедар жил в Хадере, сельскохозяйственном городке неподалеку от автострады Тель-Авив — Хайфа. В юности он проявил себя как умный и способный парень, физически развитый и обладавший качествами лидера. В это же время у него проявились явные криминальные наклонности. Во время войны 1948 года Кедар служил в военно-морском флоте Израиля, но у него были, как выражаются на языке военной бюрократии, «проблемы с дисциплиной», доходящие до мародерства, и в конце концов он дезертировал. В начале 1950-х годов он вернулся в Хадер и сколотил небольшую банду. На счету банды были вооруженные ограбления, убийства, угоны автомобилей и сбыт краденого. Полиция несколько раз арестовывала Кедара, но доказательств для привлечения его к ответственности оказывалось недостаточно. Жители Хадеры боялись банды Кедара больше, чем местной полиции, и никто не хотел давать против него показаний. Потом он переехал в Тель-Авив, где стал завсегдатаем кафе, в которых собиралась богема, проводил время в компании женщин и вообще вел праздную жизнь, причем никто не знал, откуда Кедар брал деньги. По-видимому, он давались не так легко, в результате чего Мотке стал настолько раздражителен, что вынужден был обратиться к психиатру, доктору Давиду Руди.

Доктор Руди представил его генералу Иошафату Харкаби, который счел его пригодным для «подразделения 131». Военная разведка завербовала Кедара с прицелом на его использование в Египте. После необходимой подготовки и отработки легенды началась операция документализации. Полковник Ювал Нееман, отвечавший в то время в «Амане» за оперативную технику, дал Кедару последние инструкции в тель-авивском кафе «Таам тов» («Хороший вкус»). Начинающий разведчик должен был сперва отправиться в Аргентину, «обжить» там свою легенду и только потом проникнуть в Египет.

В ноябре 1957 года Кедара, естественно не сообщая истинных причин, вызвали в Израиль. Он прилетел первым классом из Парижа — и тут же, в аэропорту Лод, его и арестовали.

Оказалось, что в ноябре 1957 года в Аргентине Кедар убил еврейского коммерсанта и присвоил его деньги. Жертве было нанесено 80 ножевых ран. Это был «контактер» Кедара, который должен был помочь ему в закреплении легенды-биографии для предстоящей работы в Египте. Из-за окружающей это дело секретности мотив убийства или хотя бы повод для трагической ссоры (Мотке настаивал именно на версии ссоры) до сих пор не установлены. Часть денег убитого была обнаружена у Кедара, когда он прилетел в Тель-Авив. Судили Мотке закрытым судом и приговорили к пожизненному заключению. Полтора года, вплоть до мая 1959 года, почти никто, в том числе в разведсообществе, не знал, что стало с Мотке Кедаром. Даже охранники в тюрьме Рамле не знали, кем был этот новый заключенный и почему он содержался в полной изоляции. Только после 6 месяцев содержания в одиночке ему разрешили получасовые прогулки во дворе, и тоже в одиночестве.

Аври Эль-Ад, бывший офицер «подразделения 131» в Египте, который содержался в этой же тюрьме, рассказывает, что сам он был известен там как «Х-4». В соседней с ним камере в кандалах находился Мотке Кедар. Они перестукивались и с помощью азбуки Морзе играли в шахматы. «Отказывайся от лекарств, — однажды отстучал Кедар. — Если они деморализуют тебя — ты сломан». Но сам Кедар, действительно сильная личность, не сломался. В тюрьме ему удавалось поддерживать себя в хорошей форме физическими упражнениями и углублением в ведическую философию. После 17 лет заключения, 7 из которых он провел в одиночной камере, в 1974 году Кедар вышел на свободу и потребовал пересмотра своего дела. Полиция, прокуратура и спецслужбы наотрез отказались от этого. Правительство хранило молчание словно никакого дела и нет.

Надо сказать, что при всем драматизме произошедшего, для Кедара это оказалось ещё не самым худшим исходом. Иссер Харел спустя много лет признался, что некоторое время обсуждался вопрос о ликвидации Кедара с целью сокрытия его преступления. Считалось, что это позволит замести следы и избежать осложнений с Аргентиной. «Я с самого начала стоял на том, что мы не можем брать правосудие в свои руки, — писал Харел в одной из книг своих воспоминаний. — Для этого есть суды и судьи. Англичане могут убирать людей, но мы — нет».

С точки зрения Харела, дело Кедара явилось ещё одним подтверждением того, что разведка — слишком серьезное дело, чтобы её можно было доверить «Аману». Этот провал стал одним из существенных аргументов требовать, чтобы вся агентурная работа была сосредоточена в «Моссаде». Но это произошло несколько позже, после громкого «дела Лавона».

Подробно разбирать обстоятельства и перипетии деятельности и отставки видного политического деятеля пятидесятых, но крайне не подходящего для порученной ему в кабинете сменившего Бен-Гуриона Моше Шаретта должности военного министра, Пинхаса Лавона здесь неуместно. Следует остановиться только на специфике использования им «Аман» и спецподразделения 131. Началось это с того, что не большой специалист в военных вопросах вообще и в разведке в частности, министр Пинхас Лавон фактически вывел «Аман» из подчинения (а значит, и контроля) начальника Генштаба Моше Даяна и генерального секретаря минобороны Шимона Переса. Непосредственно подчинив себе и разведку, и спецподразделения, он оказал влияние на идеологию и стратегию разведработы. Влияние это произошло в крайне опасном направлении. Лавон, а вместе с ним и Джибли, и Бен-Цур начали осуществлять не столько разведывательные действия, сколько специальные операции против арабских стран, безосновательно полагая, что смогут с помощью диверсантов и террористов решить политические проблемы.

Основное направление удара приходилось на Египет. Там в начале 1952 года группа националистически настроенных египетских офицеров, поддерживавших тайные контакты с высокопоставленными сотрудниками ЦРУ на Ближнем Востоке — Кермитом (Кимом) Рузвельтом и Майлзом Коуплендом, — стала готовить государственный переворот с целью свержения короля Фарука. В июле того же года заговор увенчался успехом. Руководители заговора провозгласили республику и пригласили сотрудников ЦРУ в качестве своих наставников. В конечном счете из этой среды в 1954 году вышел подлинный лидер, подполковник Гамаль Абдель Насер. ЦРУ помогало обеспечивать личную охрану Насера. После свержения королевского режима в 1952 году начали активно продвигаться переговоры египтян с Англией об окончательном выводе из страны британских войск и восстановлении юрисдикции Египта над Суэцким каналом. Англия (и США) уступали требованиям нового режима и вскоре перед Израилем встал в практической плоскости вопрос: как себя поведет Египет, когда англичане уйдут и египетская армия войдет в непосредственное соприкосновение с израильской.

Кроме того, у очень многих в Израиле, в отличие от ряда стран Запада, не было никаких симпатий и иллюзий по поводу нового египетского правительства и Лавон считал необходимым принимать меры по его дискредитации и дестабилизации. Если дипломат Шаретт пытался организовать если не открытые, то хотя бы тайные переговоры с Египтом и в этом его поддерживали главы ряда государств (президент США Эйзенхауэр даже направил на Ближний Восток специального посланника, который вел переговоры в Каире и Тель-Авиве), то Лавон сделал ставку на силовые операции.

Теперь ясно, что дипломатические усилия, особенно тайная дипломатия, могли достичь положительных результатов. Не случайно Насер поручил осуществление тайных контактов своим военным атташе в Париже (полковнику Окашу) и Вашингтоне — они «работали» соответственно с израильскими дипломатами-разведчиками Шмуэлем Дивоном и Хаимом Герцогом. Доверенный представитель Насера Абдул Рахман Садек несколько раз осуществлял обмены посланиями между руководителями стран. Через посредников было сделано предложение Насеру провести прямую встречу с израильским премьером; египетский лидер ответил: «Если бы мы встретились, то наверное за пару часов достигли бы соглашения. Только это, вероятно, были бы последние часы моей жизни». Насер знал, что говорил: даже спустя два десятилетия сепаратный мир с Израилем стоил жизни его преемнику Садату. И все же можно было попытаться несколько нормализовать ситуацию, для начала добиться ограничения недружественных акции со стороны Египта — и как знать, возможно, если не предотвратить, то отодвинуть последующие войны. Но события стали развиваться иначе.

Первые разведывательные операции против Египта были проведены ещё на этапе формирования «подразделения 131» в 1951 и следующем году и несли во многом ознакомительный характер. В Египет был направлен агент военной разведки Абрахам Дар и независимо от него, с другим заданием, Макс Беннет.

Дар в совершенстве владел английским языком и имел опыт оперативной работы в «Алии-Бет». Во время войны 1948 года он был в отряде «Палмах» и с точки зрения спецслужб был вполне надежным человеком; но, как оказалось, он не выделялся ни тактическим разведывательным мастерством, ни аналитическими способностями и не обладал качествами лидера — хотя нельзя отрицать, что это оказался не худший израильский разведчик и последующая (хотя менее ответственная, если так вообще можно сказать об агентурных операциях) работа не вызывала особых сомнений в его профессионализме. Можно также сказать, что хотя Дар и не самый удачливый из разведчиков, судьба к нему была явно благосклонна.

В Египте он выступал под именем Джона Дарлинга, представителя английской электротехнической компании, хотя для работы под этой легендой у него был серьезный недостаток: внук еврея, родившегося в Адене, он был довольно смуглым, что, мягко говоря, не совсем вязалось с его английским паспортом.

«Имя Дарлинга, — вспоминал впоследствии Дар, — было выбрано не случайно. В Египте был английский офицер с такой фамилией, и мои «семейные связи» могли оказаться полезными». На первом этапе работа у Дара шла на удивление хорошо, — просто даже иногда складывалось впечатление, что ему кто-то подыгрывал. После того, как Дар обосновался в Египте под своей новой фамилией, — даже настоящий англичанин, майор Дарлинг вроде бы поверил в то, что они являются родственниками, — он начал заниматься тем, ради чего его сюда направили: создавать агентурную сеть, которая в нужный момент будет выполнять секретные задания; впрочем, этим задание агентуре, набранной из молодых каирских и александрийских евреев, не ограничивалось — они должны были составлять костяк отрядов самообороны.

Дару удалось создать две агентурные группы из молодых сионистов. В 1952 году их тайно вывозили в Израиль для специальной подготовки руководитель подразделения Бен-Цур некогда поработал агентом в Ираке и хорошо понимал, что реальная разведка требует профессионализма. Он, кстати, без энтузиазма относился к использованию местных евреев в арабских странах: да, конечно, это идейные борцы, готовые на самопожертвование, да, хорошо знают местные условия — и все же «на виду», всегда под подозрением во враждебном окружении, а их разоблачение может серьезно осложнить жизнь еврейских общин в этих странах.

Спецподготовка прошла плохо: инструкторам «подразделения 131» с большим трудом удалось обучить парней из Египта элементарным вещам вроде тайнописи, осуществления шифрованных радиопередач, которые оказались для них чем-то вроде ядерной физики. Одним из немногих исключений среди них оказался Эли Коэн, самородок, который спустя десятилетие стал «лучшим шпионом» Израиля. Также следует отметить, что и Дар, и руководство оперативного отдела сработало плохо — нельзя было не обратить внимание на то, что агенты подобраны, за единичным исключением, плохо и перспективы работы их в Египте крайне сомнительны. Тем не менее все они были возвращены в Каир и Александрию; связь между группами и резидентом (им был назначен Франк, он же Аври Эль-Ад, он же Аврахам Зайденверг; по решению Бен-Цура миссия не была поручена Дару, хотя тот не был засвечен контрразведкой) осуществляла любовница Дара, агент-женщина по имени Марсель Ниньо, которая на полученные от Израиля деньги открыла туристское агентство.

Агентурные группы находились в состоянии «спячки» в течение трех лет, пока в 1954 году не получили посланный по радио условный сигнал к началу операции «Сусанна». Фактически сеть была не готова к активизации. Не хватало элементарных вещей: устойчивой связи с центром, документального обеспечения на случай провала, даже резервной системы оповещения и предупреждения. Невысок был и уровень профессиональной подготовки; группы не были структурализованы в небольшие ячейки со своими командирами, что всегда снижает опасность провала. Собственно, предполагалось начать работу в 1956 году (Бен-Гурион, уходя в первую отставку, предупредил соратников: «Учтите, 1956 год будет самым тяжелым. Египет и Сирия к тому времени восстановят свои армии).

Но Лавон потребовал активных действий.

Персональное досье.

Аврахам Зайденверг был сыном австрийского политика-еврея. Его отец погиб в нацистском концлагере. Аврахам переехал в Израиль, сменил имя на Аври Эль-Ад и пошел на военную службу. Во время войны 1948 года он отличился в отряде «Палмах» и к 22 годам получил звание майора, но вскоре попал под суд за мародерство. Опозоренный, разведенный и безработный, Эль-Ад однако же показался оперативникам «подразделения 131» и Мордехаю Бен-Цуру превосходным материалом для шпионской миссии — вербовщики сочли, что ему нечего терять и он будет благодарен за возможность реабилитации.

Учитывая происхождение, образование, владение языками и внешность Зайденверга, лучшим вариантом легенды было выдавать его за немца или австрийца. Военная разведка позаимствовала имя одного из сравнительно недавних иммигрантов, киббутцника немецкого происхождения Пауля Франка, и нарекла этим именем своего нового рекрута.

«Франк» на 9 месяцев отправился в Германию, чтобы освежить свои знания о стране, обзавестись знакомствами, которые могут оказаться полезными в Египте и, естественно, «обкатать» свою легенду. Там же он по рекомендации «Аман» прошел очень болезненную, хотя очень необходимую с точки зрения прикрытия, операцию по ликвидации следов обрезания, — чтобы и в обнаженном виде никто не мог бы опознать в нем еврея. Немецкому хирургу «Франк» объяснил свое желание восстановить крайнюю плоть тем, что ему очень не нравится, когда сексуальные партнерши принимают его за еврея. Доктор ему посочувствовал. Месяцы, проведенные в Германии, вызвали некоторую тревогу в частности, «Франк» не избегал контактов с приезжими израильтянами. Туда был даже направлен подполковник Алмог из «Амана», но разобравшись на месте и побеседовав с Эль-Адом, пришел к выводу, что внедрение может продолжаться.

В декабре 1953 года «Пауль Франк» под видом богатого немецкого предпринимателя выехал в Египет. Его хорошо приняли в растущей немецкой колонии Египта, где в те годы скрывались многие нацисты и проживало большое число технических специалистов, привлеченных египтянами к работе в оборонной промышленности. Однако хорошее начало ещё не всегда залог успешного финала. Зайденверг-Франк, возглавив разведсеть в Каире, совершил едва ли не все возможные ошибки, зафиксированные в учебниках по разведке. С поразительной беспечностью игнорируя элементарные правила, внушенные ему во время подготовки, он «засветился» перед всей своей сетью, вместо конспиративного контакта с руководителями групп. «Роберт» — это был его оперативный псевдоним, — беседовал со всеми своими агентами и даже посещал их дома, знакомился с членами семей. В то же время не предпринял ничего для совершенствования, скажем, системы связи и сигнализации в группах, которая была поставлена на любительском уровне.

Можно предположить, что сеть эта неизбежно должна была провалиться, как только привлечет к себе внимание службы безопасности любыми особо острыми действиями — а операция «Сусанна», начатая 30 июня 1954 г., потребовала совершения диверсий и терактов. Однако взрываться должны были не египетские военные объекты. Это были кинотеатры, почтовые отделения, американские и английские учреждения — по весьма сомнительному предположению руководства разведкой, это якобы должно было вызвать недовольство Вашингтона и Лондона, создать впечатление ненадежности и нестабильности нового правительства Египта. Сам замысел операции «Сусанна» был, повторю ещё раз, бездарным — по сути, это была попытка механически перенести на совершенно другие исторические условия опыта диверсионно-террористической борьбы, которая осуществлялась в разных странах против оккупационных режимов. Но ко времени её начала еврейское государство превратилось в активного и важного участника международной политики. Получившая огласку попытка использовать нелепые и провокационные методы, особенно против Египта, для того, чтобы настроить западные державы против арабов, принесла Израилю только вред…

Операция началась со взрыва почты в Александрии. Молодые агенты Филип Натансон и Виктор Леви подорвали небольшие взрывные устройства, спрятанные в футляры от очков. Причиненный ущерб был незначительным, а египетская цензура запретила печатать об этом в газетах. В результате имидж Египта нисколько не пострадал, — но египетская охранка усилила контрразведывательные операции. Джибли и Бен-Цур посчитали необходимым продолжить диверсии. Неделю спустя условным сообщением через легальную израильскую радиостанцию разведсети были поставлены новые и более амбициозные задачи: заминировать александрийскую и каирскую библиотеки Американского информационного центра. Прогремели взрывы и в кинотеатрах, и на железнодорожном вокзале — и на этот раз местная и международная пресса сообщила о взрывах. В «подразделении 131» решили, что все идет хорошо и дали задание продолжать диверсии. И вот 23 июля в Каире взорвались ещё две бомбы, причем одна из них сработала в кармане Натансона…

Раненого Филипа арестовали на месте — и вся операция «Сусанна», призрак которой ещё несколько лет будет преследовать Израиль, рухнула. Раненого юношу жестокими пытками «раскололи» в первые же часы, а затем египетская служба безопасности арестовала практически всю сеть, состоявшую главным образом из местных евреев, знавших друг друга. Вскоре была арестована и связник, Марсель Ниньо. Арестовали и Макса Беннета, который из-за ошибки руководства был «засвечен» связью с этими разведгруппами. Только нескольким человекам, в том числе Франку (ему удалось бежать из Египта) и Эли Когену, который интуитивно соблюдал более строгие правила конспирации, чем другие молодые агенты, удалось избежать египетских застенков. Когена арестовали, поскольку взяли всех, кто был знаком с Леви, Дассом, Натансоном и прочими, но вскоре выпустили: он сумел построить убедительную линию доказательств своей невиновности на допросе. В 1955 году он присутствовал на публичной казни двух своих товарищей.

Остальных агентов приговорили к длительным срокам лишения свободы. После Суэцкой кампании 1956 года был предложен обмен арестованных агентов на египтян, находящихся в плену. Но тогда начальник штаба генерал Даян выступил против обмена, считая, что это скомпрометирует Израиль; горечь от «дела Лавона» заставила прислушаться к этому мнению. Только в 1968 году, после Шестидневной войны, Марсель Ниньо, Филипа Натансона, Роберта Дасса и Виктора Леви обменяли на несколько тысяч египетских военнопленных.

В числе проваленных оказался и разведчик-нелегал, самый ценный в то время агент в Египте Меир Беннет.

Персональное досье.

Меир (Макс) Беннет родился в 1918 году в Венгрии. В 1935 году его семья эмигрировала в Палестину. Беннет начал работать в «Алии-Бет», но вскоре его завербовали в военную разведку. Знание шести иностранных языков позволило ему выполнять задания в различных странах. В 1951 году, когда Беннет попал в Египет, он имел уже звание майора. Так же как и Зайденверг, Беннет работал в Египте под прикрытием немецкого паспорта. Работа под «немецким флагом» была очень удобна, поскольку многие в Израиле владеют немецким языком, а немца трудно заподозрить в том, что он работает на еврейское государство.

Но была и техническая причина: западногерманская разведка помогала израильтянам, снабжала их паспортами и другими документами. У истоков этих особых отношений между еврейским государством и «новой» Германией по иронии судьбы стоял бывший сторонник нацистов, генерал Рейнгард Гелен, который возглавлял работы абвера против СССР. После поражения Третьего рейха он был арестован американцами, но вместе со штабом отпущен на свободу. Американской и английской разведкам понравился «план» Гелена по налаживанию американо-германского сотрудничества против «красных». Гелен установил глубокие профессиональные связи с Израилем — новым домом тех, кто пережил преследования нацистов. В ЦРУ цинично полагали, что дело здесь не столько в «комплексе вины», сколько в том, что израильская разведка располагала сведениями о нацистском прошлом многих руководителей Западной Германии. В ЦРУ небезосновательно считали, что израильтяне дали понять немцам, что если те не будут с ними сотрудничать, эти сведения будут преданы огласке. Такой шантаж мог быть эффективным в отношении западных немцев — «денацификация в ФРГ прошла не так глубоко, как в ГДР. Кроме того, ФРГ и службу Гелена очень привлекал доступ к значительному потоку разведывательной информации, которую израильтяне получали от тысяч переселенцев из Советского Союза и стран Восточной Европы. Израильские разведслужбы уже показали класс своих аналитиков — умение использовать самую разрозненную информацию. Как уже отмечалось, информация широким потоком направлялась в ЦРУ; но если эта информация представляла интерес для Западной Германии — например, если она касалась военной или дипломатической активности советского блока, израильтяне могли передавать её немцам. «Техническое содействие» БНД позволило хорошо документировать легенду, по которой Беннет (в Египте он работал под именем Эмиля Витбейна) являлся бывшим нацистом и представлял реально существующую германскую компанию, изготовлявшую протезы.

Позже он стал консультантом, затем главным инженером на египетском автосборочном заводе компании «Форд». Самым крупным клиентом «Форда» была египетская армия, и это давало Беннету широкий доступ в военные круги и на военные базы Египта. В результате от Беннета стала поступать весьма значительная и достоверная информация, а его прикрытие срабатывало очень успешно. Работа могла бы ещё продолжаться долго и принести много пользы для Израиля; его провал произошел только из-за неправильных действий руководства.

Одним из первых симптомов ошибок «наверху» стала засветка местопребывания агента. Жена Беннета, Джин, оставшаяся в Израиле, не должна была знать, где он находится. Письма к ней Макс направлял на конспиративный адрес в Лондоне, откуда они должны были пересылаться в Израиль. Однажды один из его кураторов забыл отклеить египетские марки. Так Джин Беннет узнала о местонахождении Макса. В агентурной разведке мелочей нет, уже этот «прокол» мог обернуться провалом, окажись, например, Джин менее сдержанной, и уж во всяком случае следовало принять жесткие меры к усилению конспирации. Но на практике было допущено прямо противоположное и следующий «прокол» обернулся провалом и стоил жизни агенту, который скрупулезно выполнял поступавшие ему задания. «Это была идиотская ошибка его кураторов, — вспоминал впоследствии Аврахам Дар. — Оборвалась связь с группой Франка, и они выбрали самый легкий путь передачи ему денег. Правила конспирации запрещают контакты между различными разведгруппами, особенно если они выполняют разные задания. Но кураторы действовали глупо. Они Беннета заставили встречаться с Марсель Ниньо и Франком и передавать им деньги».

После ареста Натансона и ещё десяти членов разведгрупп до Беннета непременно бы добрались, вопрос был только во времени. Египетская контрразведка явно окрепла после того, как в ней начали работать «признанные мастера» — бывший шеф варшавского гестапо Леопольд Глейм (в Египте он назывался Али Нашер), советник Гиммлера Бернхард Бендер (в Египте работал как полковник Ибн Салем), руководитель гестапо в Дюссельдорфе Иоахим Дэмлинг и ещё несколько выкормышей нацизма. Беннет понимал, что надо уходить; у него были возможности экстренной эвакуации — но плохая подготовка других агентов лишила его последнего шанса. Марсель Ниньо после первых арестов агентуры несколько дней находилась на свободе — но «под колпаком» египетской контрразведки. По неопытности не обнаружив за собой слежку, растерянная Марсель явилась за советом и помощью прямо на квартиру Беннета. Египтяне ворвались вслед за ней к нему в квартиру и обнаружили Макса с включенным передатчиком на связи с Тель-Авивом. Как и остальных арестованных, его подвергли жестоким пыткам (о их тяжести можно судить хотя бы по тому, что Марсель Ниньо дважды пыталась покончить с собой; один раз ей удалось выброситься из окна — но её подлечили и продолжали пытать, пока не «сломали», а ещё одного арестованного еврея, который просто ничего не знал и не мог сказать, замучили до смерти). Так же не выдержали пыток и остальные арестованные. Не сломался только Беннет — и только ценой своей жизни. 21 декабря 1954 г. в тюремной камере он вскрыл себе вены и умер за день до того, как должен был предстать перед судом (он не знал, что в порядке «партнерских отношений» с подачи БНД правительство ФРГ объявило Беннета своим гражданином и вынести смертный приговор немцу в Египте вряд ли решились бы). Тело Беннета было отправлено в Италию для похорон, и только в 1959 году он был тайно перезахоронен в Израиле. И только в 1988 году Израиль официально признал Беннета своим агентом и на специальной церемонии в министерстве обороны в Тель-Авиве ему было посмертно присвоено звание подполковника.

В результате всего произошедшего резко усилились преследования евреев в Египте и других арабских странах, обострились отношения с египетским руководством и заметно пострадал престиж Израиля на международной арене. Специальная операция принесла в конечном итоге гораздо больше вреда, чем «пользы». Живущему в стеклянном доме нельзя швыряться камнями. В самом Израиле в результате «дела Лавона» (ответственность за провалы была возложена прежде всего на министерство обороны, которому подчинялся «Шерут Модиин»), были отправлены в отставку министр обороны и шеф «Амана» Джибли, один из инициаторов операции «Сузанна». Дисциплинарные взыскания понесли Бен-Цур и ряд работников военной разведки, которые курировали операцию.

Харел требовал, чтобы вообще вся агентурная работа была выведена из «Амана» и передана в «Моссад», но в конечном счете был достигнут компромисс. Ответственность за операции в арабских странах осталась в руках военной разведки, а Харел получил возможность расширить небольшой оперативный департамент «Моссад» и ориентировать его на проведение разведопераций в остальной части мира. Во главе департамента были поставлены Рафи Эйтан и Аврахам Шалом (урожденный Аврахам Вендор). Оба эти руководителя впоследствии станут известны как своими блестящими операциями, так и скандалами.

Военную разведку возглавил генерал-майор Харкаби. Последним штрихом в этом деле стала «разборка» с Зайденвергом, которому удалось бежать из Египта — и это одна из самых темных страниц в истории разведсообщества Израиля.

Харкаби продолжал доверять Эль-Аду. Но по версии, поддерживаемой самим Маленьким Иссером, Харелу, якобы обладавшему каким-то особым нюхом на предательство, удачный побег Абрахама из Египта показался подозрительным и возникли опасения, что Эль-Ад стал двойником — как за несколько лет до него Давид Маген. Харел тайно от Харкаби направил агентов «Шин Бет» в Европу для слежки за Эль-Адом. И вот через совсем немного времени агентам «Шин Бет» удалось установить, что в Бонне Эль-Ад встретился с офицером аппарата египетского военного атташе и якобы передал ему секретные документы израильской разведки. Доклада наблюдателей было достаточно для того, чтобы Харел окончательно пришел к печальному выводу: агент «Шерут Модиин» оказался предателем. Эль-Ада немедленно отозвали в Израиль и арестовали. Следствие продолжалось 9 месяцев, и в июле 1959 года он был предан суду за шпионаж в пользу Египта. Суд, который проходил в условиях необычной даже для Израиля секретности, приговорил Эль-Ада к 10 годам тюрьмы. Военная цензура запретила публиковать детали этого процесса и имена всех, кто был связан с этим делом. Газеты упоминали о нем как о «езек биш», то есть «гнилом деле». В этих публикациях Джибли назывался «старшим офицером», Бен-Цура называли «офицером запаса», а Эль-Ада — «третьим человеком».

Но другая версия этого дела весьма значительно отличается от этой — и нельзя сказать, что не имеет права на существование. Неоспоримым остается факт, что мастерам допросов из «Шин Бет» так и не удалось «сломать» Эль-Ада и добиться от него признания в том, что он сотрудничал с разведкой Египта, или в том, что он предал своих товарищей в Каире и Александрии. Отрицал Эль-Ад свою вину и на суде — и полной уверенности в его вине, по-видимому, у судей не было. Приговор кажется суровым; но если бы все обвинения против Эль-Ада соответствовали действительности и были признаны судьями, он бы получил как минимум вдвое больше, если не пожизненное заключение. Сам же Зайденверг после выхода из тюрьмы уехал в Калифорнию и там издал книгу о том, как Харел сфабриковал против него дело. Он также рассказал, что офицеры «подразделения 131» вступили в сговор, чтобы свалить вину за провал операции «Сусанна» на Пинхаса Лавона, который не мог вникать и не вникал в профессиональные моменты.

Самооправдания осужденных — не самый достоверный источник. Но логический анализ подсказывает, что сводить все к предательству одного человека — упрощенное решение. Характерные черты этой операции, например, причины и последовательность арестов, уход из под удара нескольких важных агентов (а Элиаху Когена, радиста, «обслуживавшего» разведгруппы, Эль-Ад уж «раскрыл» бы в первую очередь), довольно долгий промежуток времени, который был дан контрразведкой перед арестом Ниньо — все это свидетельствовало, что «раскрутка» шла не сверху, что египетская контрразведка раскрывала агентурную сеть последовательно, по цепочкам, а не пользовалась наводкой предателя.