Деспина выходит из тени

Деспина выходит из тени

У значительной части российской элиты — удельных князей, старомосковского боярства, митрополита и его единомышленников — среди духовенства имелись причины считать себя в разной степени и по разным поводам обиженными верховной властью в лице Ивана III, но одних обид было слишком недостаточно, чтобы составить оппозиционную коалицию. У фрондеров не было ни внятной идеологии, ни ясной цели, которая могла бы их объединить. Единственным фактором, благоприятствующим складыванию оппозиции, служила фигура Софьи Палеолог, которая в качестве матери потенциального наследника престола Василия могла бы послужить центром сосредоточения противников великого князя.

О политической деятельности Деспины до Угорщины мы знаем немного. Существует устойчивое мнение о том, что честолюбию Софьи Русь обязана освобождением от ордынской зависимости: якобы гордая византийка пеняла своему мужу, что тот является ханским данником. Действительно, в середине 70-х годов XV века, после появления Софьи в Москве, в источниках появляются уничижительные эпитеты по отношению к ордынским ханам, что прежде не допускалось.

Отметив это обстоятельство, А. А. Горский полагает, что именно в начале — середине 70-х годов происходит идеологическое осмысление независимости, в окружении Ивана III складывается группировка, ратующая за непризнание ханского сюзеренитета. Самое позднее в 1476 году прекратилась выплата Орде «выхода». Но помимо хронологического совпадения о роли Деспины в разрыве с Ордой свидетельствует только сообщение имперского посла Герберштейна. А. А. Горский считает, что в Москве дипломат мог беседовать с Юрием Дмитриевичем Траханиотом, который приехал в свите Софьи вместе с отцом и вряд ли стремился возвеличить Софью. Неожиданное заключение: у Траханиота куда больше резона превозносить свою патронессу, чем принижать ее значение.

Стоит учесть и обстоятельства, при которых Герберштейн побывал в Московии и интересовался личностью Софьи Палеолог. Дипломат на службе Священной Римской империи германской нации Сигизмунд Герберштейн дважды побывал на Руси — первый раз в 1517 году в качестве посла императора Максимилиана I Габсбурга. Максимилиан в то время опекал своего внука Карла, который в 1516 году стал королем Испании. Последний мог считать себя наследником Византийского престола, поскольку брат Софьи Андрей Палеолог, являясь единственным законным представителем династии, имевшим права на утраченную византийскую корону, в свое время передал их Фердинанду и Изабелле Испанским.

Московские послы у императора Максимилиана. Немецкая гравюра XVI в.

Правда, существуют свидетельства о том, что пронырливый Андрей будто бы также передавал свои права французскому королю Карлу VIII. В это время Франция и Империя вели беспрерывные войны в Италии, — разумеется, не за византийское наследство, но и об этом факторе дипломаты обеих монархий не забывали.

В 1519 году после смерти Максимилиана коллегия германских курфюрстов избрала Карла V императором Священной Римской империи. Новый император отбивался от усиливающегося османского натиска. В этих условиях право на византийское наследство становилось еще одним морально-политическим аспектом данного противостояния. Правда, о престоле Палеологов Габсбургам оставалось лишь мечтать. В 1529 году Вену чуть не постигла участь Константинополя, когда турки осадили город на Дунае, имея за спиной покоренную Венгрию.

Но вернемся к дипломатической миссии Герберштейна. В Москве посол должен был уговорить великого князя Василия III отказаться от Смоленска в пользу Литвы. Несмотря на все красноречие Герберштейна, восхвалявшего намерение Максимилиана “ввести в мир” таких государей, как русский и литовский, уверений в необходимости мира между христианскими государями, чтобы дать отпор “иноверцам”, ему не удалось изменить позицию Кремля. Дипломат мог частично извинить свою неудачу, продемонстрировав читателям своей книги пассивность московских государей, способных бросить решительный вызов басурманам только в результате внешнего влияния, например, амбиций честолюбивой византийской принцессы.

Как мы помним, Венеция рассчитывала привлечь Москву к борьбе с османами. В 1473 году венецианский сенат обратился к великому князю московскому со словами: «Восточная империя, захваченная оттоманом, должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака». Что, если допустить, что антиоордынские инициативы Софьи порождены венецианскими симпатиями или личной неприязнью Деспины к поработившим ее родину туркам? В таком случае война между Москвой и Ордой скорее отдаляла перспективу присоединения Руси к антитурецкому фронту и ослабляла потенциальных союзников Венеции и врагов султана — Ивана III и хана Ахмата.

Считается, что зависимость от хана унижала гордую и независимую Палеологиню. Но о какой гордости и независимости можно говорить, если Софья помнила себя то беженкой на Корфу, то сиротой-бесприданницей при папском дворе. И самое главное — «великая» Византия стала выплачивать свой «выход» за столетие до описываемых событий — после битвы при Марице 26 сентября 1371 года, которая низвела империю до ранга вассального государства и данника султана. И зависимость эта не прекращалась до падения Константинополя и выражалась в самых разных формах.

Дед Зои Мануил II в юности несколько лет находился при султанском дворе в качестве заложника, присягнул султану в верности и даже был вынужден помогать своему сюзерену в захвате византийского города Филадельфии. Дядя Зои, будущий последний император Византии Константин IX, в бытность морейским деспотом сохранил за собою власть над Мистрой, центром византийских владений на Пелопоннесе, обязавшись в 1446 году в качестве турецкого вассала платить со своих земель харадж. Сама коронация Константина 6 января 1449 года состоялась после получения унизительного разрешения султана в скромной обстановке в Митрополии Мистры, после чего новый император отправился в столицу.

Иван III Васильевич топчет ханскую басму. Миниатюра из «Казанской истории»

Что касается отца Зои, то после падения Константинополя в 1453 году Фома Палеолог направил посольство султану. По итогам переговоров Морея обязалась выплачивать 10 000 дукатов ежегодно. Фома то заискивал перед Мехмедом II, призывая его помочь в подавлении восстания албанцев, то огрызался, прекращая платить дань, но его никак не назовешь героем сопротивления — он бросил Морею на произвол судьбы в то время, когда несколько городов продолжали упорно противостоять натиску турок.

Подытожим сказанное: выплата москвичами «выхода» Орде никоим образом не могла уязвить обостренное самолюбие византийской принцессы, а упреки на сей счет в адрес великого князя из уст Деспины выглядели бы попросту нелепо, поскольку москвичи слишком хорошо представляли себе унизительное положение Византии в последние десятилетия ее существования. Не будем забывать и другое: на Руси были твердо убеждены в том, что беды империи порождены в первую очередь ее отступничеством от православия — так что любые нравоучительные реплики на геополитические темы с византийской стороны встретили бы достойную отповедь.

Решающим доводом в пользу разрыва с Ордой стал неудачный поход Ахмата на Русь летом 1472 года, как раз накануне приезда Софьи. Эта неудача наглядно продемонстрировала уязвимость Орды, ограниченность ее военного потенциала, что ускорило принятие давно назревшего решения. Софья Палеолог могла способствовать разрыву с Ордой только следующим образом — сам по себе брачный союз с представительницей императорской династии в ряду прочих обстоятельств придал Ивану III уверенность в своих силах, подвиг на решительный разрыв с вековечной зависимостью.