Еда, жилье, больницы, театр

Еда, жилье, больницы, театр

В мае 1932 г. Рудольф Волтерс приехал в Москву, где получил назначение в Новосибирск, проектировать тамошний вокзал. Всю дорогу до Новосибирска вагон сопровождала стая 5 – 10-летних беспризорников. Они ехали в тамбурах, в ящиках для инструментов под вагонами, на крыше. От этого тень вагона, бегущая вдоль рельсов, приобретала фантасмагорические очертания.

Первое впечатление от Новосибирска: по улице, ведущей к вокзалу, солдаты с примкнутыми штыками гонят толпу грязных и измученных, нагруженных скарбом крестьян всех возрастов – человек двести. Впоследствии Волтерс наблюдал эту картину едва ли не ежедневно.

От венгерского инженера-строителя, с которым Волтерса сначала поселили в одной комнате гостиницы, он с разочарованием узнал, что вокзал в Новосибирске уже строится. Но новый коллега успокоил – уже готовые фундаменты вокзала взорвали, потому что был принят новый проект. Но и второй проект подлежит переделке, так что работы у Волтерса будет много.

Новосибирск, важнейший железнодорожный узел Сибири с населением около 200 тысяч человек, представлял собой тогда, на взгляд Волтерса, хаотическое море деревянных изб. Только на главной улице – невероятно длинном и прямом, уходящем прямо в степь Красном проспекте – стояли несколько новых каменных зданий. Очень мало машин, в основном немецкие грузовики. Главный аттракцион – два легковых «паккарда». На одном ездил генерал «сибирской армии», на другом – «партийный шеф».

Население Новосибирска очень плохо одето и еще хуже обуто. В основном все носили лапти. В глаза бросалось огромное количество военных на улицах. Перед лавками на главной улице стоит охрана с примкнутыми штыками.

Поразительным для «буржуя» Волтерса оказалось классовое расслоение советского общества. По сравнению с советскими служащими, иностранные специалисты снабжались «по-княжески», причем сами русские воспринимали это как должное. Волтерс получил продуктовую книжку, по которой мог отовариваться в специальном магазине для иностранцев. Там продавались одежда и обувь, но не всех размеров, граммофоны, но без пластинок и иголок, еда – соответственно нормам, предписанным владельцу карточек, молоко и яйца – «если они там случайно оказывались».

Над прилавком в распределителе для иностранцев висел большой плакат по-немецки: «Ленин живет в сердце каждого честного рабочего», а витрины были декорированы красными тканями и портретами Ленина и Сталина.

Открытых магазинов было мало, продукты в них – плохие и дорогие. Все снабжались через «закрытые» лавки на предприятиях. Русские инженеры по карточкам вовсе не получали белого хлеба, масла, молока, яиц. При этом они часто платили за продукты питания вдесятеро большую цену, чем иностранцы. Специальные продуктовые карточки превращали иностранцев в привилегированный класс. Такими же привилегиями обладали высшие чиновники, партийные функционеры, военные и ГПУ. У них были свои закрытые магазины.

При этом снабжение продуктами предприятий было неодинаковым. Лучше всего снабжались сибирский золотодобывающий трест и предприятия Наркомата тяжелой промышленности. Кроме того, внутри предприятий снабжение инженеров и руководства сильно отличалось от снабжения рабочих. При одинаковых ценах рабочие получали меньший набор продуктов и в намного меньших количествах.

На железнодорожном предприятии, где работал Волтерс, было три закрытых столовых. Одна предназначалась для рабочих и мелких служащих с зарплатой от 80 до 150 рублей в месяц. Обед в ней стоил полтора рубля и был очень плохим. Вторая обслуживала начальство среднего уровня и инженеров с окладами от 200 до 500 рублей. Обед в ней стоил 4 рубля. Третья столовая предназначалась для высшего руководства с окладами от 600 до 900 рублей. Столы были со скатертями, и обслуживали здесь официантки. Обед был вполне приличным и стоил 2,5 рубля. Волтерс был приписан к этой столовой. Большинство инженеров и техников предприятия даже не знало о ее существовании. Допуск во все три столовые тщательнейшим образом контролировался.

Еще более дикой была ситуация с жильем. Самым роскошным жильем в городе, по словам Волтерса, были две современные трехкомнатные квартиры. В одной жил начальник военного округа, в другой – начальник местного ГПУ. Отдельные двухкомнатные квартиры имели только высшие чиновники и партийцы. И немногие женатые иностранные специалисты. Женатые русские инженеры имели одну комнату. С очень большой семьей – две. Холостые на отдельную комнату рассчитывать не могли.

«Как живут мелкие служащие и рабочие, я не хочу описывать. Мне никто не поверит, если я скажу, что холостые рабочие живут по 20 – 30 человек в одной комнате в казармах или бараках, многие семьи делят одну комнату и так далее... В России пропаганда непрерывно грохочет уже 15 лет, так что товарищи действительно верят, что по сравнению с немецкими рабочими они живут в раю»[16].

За несколько месяцев до приезда Волтерса в Москве произошла художественная революция. Сталин фактически отменил современную архитектуру и ввел неоклассицизм. Официально объяснялось это возросшими культурными потребностями масс. Одновременно была прекращена разработка массового жилья в масштабе всей страны и изменены нормы проектирования. Волтерс получил комнату в здании, построенном уже по новым нормам. Комната размером 3x5 метров имела высоту 4,5 метра.

Введение таких норм как бы официально фиксировало принципиальный отказ сталинского правительства от обеспечения населения жильем. Жилые дома в цивилизованном виде в СССР отныне строились в планово-минимальном количестве и только для расселения начальства разных уровней.

В это же время в Новосибирске началось возведение огромного театра, достроенного с большой помпой уже во время войны. Волтерс замечает: «Здание <старого> театра было маленьким, уродливым и очень редко полным. Это не помешало государству начать строительство гигантского театра на 4000 человек. Неслыханное безумие, которое горько отомстит за себя»[17].

То, что медицинское обслуживание населения в 30-х гг. было плохим, легко себе представить. Но каким оно было в реальности – об этом мне лично читать и слышать не приходилось. Волтерс с несколько похоронным юмором описывает, как неумело пытались лечить его от тяжелейшей простуды молодые, но совершенно неопытные, хотя и высокопоставленные советские врачи. Помочь ему смогла только пожилая врач с дореволюционным стажем и притом вполне элементарными методами.

Зимой 1933 г. в Новосибирске разразилась тяжелейшая эпидемия сыпного тифа – в течение нескольких месяцев в больницы в день доставлялось до 300 заболевших (малая доля от общего числа). Около 40% процентов из них умирало. Единственным методом лечения от сыпного тифа был хороший и внимательный уход. Но больницы Новосибирска могли обеспечить едой только 20% больных. Остальным еду из дома должны были приносить родственники. Волтерс замечает: «Сколько несчастных пролетариев было при этом просто забыто!»

В порядке профилактики сыпного тифа по всему городу отапливаемые подъезды и лестницы очищались от беспризорных детей, которые ночами искали там спасения от холода. Их безжалостно выставляли на мороз. Этот эпизод – одно из самых жутких мест в книге Волтерса.