Тайна «снарядного голода»
Тайна «снарядного голода»
С началом мировой войны армии всех воюющих государств столкнулись с дефицитом боеприпасов, особенно артиллерийских снарядов. Предвоенные запасы не были рассчитаны на ту интенсивность и масштаб боевых действий, которые были с самого начала характерны для сражений Первой мировой войны. В России, впрочем, даже до начала войны имевшиеся запасы снарядов и пуль признавались явно недостаточными. По большинству докладов по результатам военной игры, проведенной российским Генштабом 20–24 апреля 1914 года, ружейных патронов «едва достаточно для первых серьезных боев», а «на легкое орудье имелось 300 снарядов, т. е. количество также едва достаточное для тех же боев, после чего армейские склады иссякнут». Расчеты потерь также оказались занижены, поскольку была принята «норма средней убыли в 3 %, тогда как ожидается убыль до 15–20 %».
В промышленно развитых странах — в Германии, Англии, Франции, даже в Австро-Венгрии были оперативно размещены заказы на дополнительное производство боеприпасов, и снарядный голод в первые месяцы 1915 года был преодолен.
Иная ситуация сложилась в России, где промышленность так и не смогла вплоть до конца войны дать необходимое число снарядов, и «снарядный голод» — острейший дефицит боеприпасов был более или менее преодолен только к середине 1916 года за счет поставок от союзников по Антанте.
Относительная экономическая отсталость России хорошо характеризуется следующими показателями. В 1914 году национальный доход на душу населения в США составлял 377 долларов, в Великобритании — 244, в Германии — 184, во Франции — 153, в Италии — 108, в Австро-Венгрии — 57, в Российской империи — 42, в Японии — 36. Совокупный национальный продукт перечисленных стран Антанты и США составил 67 млрд долларов, а совокупный национальный доход Германии и Австро-Венгрии — только 15 млрд долларов, почти в 4,5 раза меньше.
С 1894 года по 1913 год годовой прирост душевого национального дохода в России увеличился с 67 до 101 рубля. За тот же период в Японии прирост увеличился с 24 до 60 рублей, в Италии со 104 до 230 рублей, в Австро-Венгрии — со 127 до 227 рублей, во Франции — с 233 до 355 рублей, в Германии — с 184 до 292 рублей, в Англии — с 273 до 463 рублей, в США — с 290 до 545 рублей. Как легко можно убедиться, по уровню развития Россия в начале XX века отнюдь не догоняла другие ведущие державы мира. Во многом это было следствием высоких темпов роста населения, по которым Российская империя уступала только США.
Русские войска вынуждены были отступать под натиском превосходящих их по огневой мощи сил противника, отвечая порой одним снарядом на десяток неприятельских. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов 7 (20) мая с тревогой сообщал начальнику Генштаба генералу Н. Н. Янушкевичу: «Остающийся в моем распоряжении запас легких (артиллерийских. — Б. С.) и ружейных патронов не покрывает даже четверти некомплекта их в войсках и полевых парках. Половина, а в некоторых армиях большая часть последних пуста. Увеличившийся за последние дни напор противника, который успел подвезти тяжелую артиллерию и, видимо, большой запас боевых припасов, повелительно требует пополнения их и у нас». Однако необходимого пополнения не было, в войсках продолжала ощущаться нехватка не только боеприпасов, но и винтовок. Генерал Николай Головин вспоминал, что однажды получил из штаба Юго-Западного фронта телеграмму «о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки». Он так прокомментировал это, к счастью так и не реализованное распоряжение: «Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась русская армия в кампанию 1915 года».
Артиллерийские снаряды, производившиеся Обществом Путиловских заводов в Санкт-Петербурге. Конец XIX в.
Уже в боях на Марне французские батареи израсходовали свои последние запасы снарядов, и 12–13 сентября многие из них уже не могли получить пополнение запасов. Немцы также жаловались на недостаток снарядов — 9 сентября 5-я армия имела только 5 грузовиков, которые должны были подвозить боеприпасы более чем за 60 км. Но здесь нехватка снарядов была скорее связана не с их отсутствием на складах, а с трудностями доставки боеприпасов на позиции. Во французской армии также были проблемы с обеспечением войск снарядами. 24 сентября Жоффр телеграфировал командующим армиями: «Тыловые запасы в данный момент исчерпаны. Если расход снарядов будет таким же, как до сих пор, через 15 дней войну придется закончить из-за нехватки боеприпасов. Я должен обратить все ваше внимание на исключительную важность этого предписания, от которого зависит спасение отечества». Фош был уведомлен, что в течение двух или трех недель не будет получать 75-мм снаряды.
Тяжелая артиллерия в нужном теперь количестве еще отсутствовала, заводы только разворачивали ее выпуск, а боеприпасы полевой артиллерии в значительной степени были уже израсходованы как немцами, так и союзниками.
Французы в начале войны рассчитывали, что ежедневное изготовление 14 000 снарядов для легкой пушки и 465 155-мм снарядов покроет реальную боевую потребность артиллерии. Такое количество боеприпасов предполагалось изготовлять на казенных заводах. Но уже в начале сентября производство упало до 7000 снарядов в день из-за оккупации немцами ряда городов Северной Франции, где находились казенные мастерские. Кроме того, расход снарядов оказался неожиданно велик и далеко перекрывал довоенный расчетный уровень. 17 сентября французское Главное командование потребовало от военного министерства увеличить производство как минимум до 40 000 снарядов в день, а после сражения на Эне — до 100 000 снарядов в день. Тем не менее за четыре месяца, с августа по ноябрь, общее количество вновь изготовленных снарядов для легкой артиллерии достигло всего лишь 2 035 000, т. е. в среднем составляло лишь 16 680 снарядов ежедневно.
У германцев по мобилизационному плану мирного времени для всех армий был предусмотрен ежемесячный расход боеприпасов: для легкой пушки — 200 000 снарядов, или 6660 снарядов в день, для легкой гаубицы — 70 000, для тяжелой гаубицы — 60 000 и для 21-см мортиры — 12 500. Но уже с октября 1914 года ежемесячная норма изготовлений снарядов была повышена до 460 000 для легкой пушки и 310 000 для легкой гаубицы, однако и этого количества не хватило для напряженных боев во Фландрии. Лишь к концу декабря 1914 года удалось довести выпуск до 1 250 000 снарядов для легкой пушки и 360 000 снарядов для легкой гаубицы ежемесячно. Ежедневно это означало производство 41 660 снарядов для легких пушек и 12 000 снарядов для легких мортир.
Германия имела резерв из 67 легких батарей и 17 батарей легких гаубиц и несла значительно меньшие потери в орудиях, чем ее противники. Поэтому в первые 2–3 месяца войны изготавливалось не более 15 орудий, а к концу года — около 100 орудий в месяц. Выпуск тяжелых орудий был налажен лишь к началу 1915 года, а за всю кампанию в 1914 году их было изготовлено только 20 штук. Производство порохов выросло с 200 т. по расчетам мирного времени до 4500 т. в декабре 1914 года. Австро-венгерская артиллерия в начале войны имела 500 снарядов на орудие, что было наименьшим показателем среди стран-участниц.
Осенью 1914 года расход снарядов на орудие составлял 5 снарядов в день. В начале 1915 года на одно орудие английской армии в день приходилось от 4 до 10 снарядов — в 6–7 раз меньше довоенных норм. Резерв орудий и пулеметов перед войной рассчитывался всего в 25 %. Член парламента капитан Райт сообщал: «Наш паек — два снаряда на пушку, восемь снарядов на батарею в день… В отношении снарядов мы посажены на голодный паек». Командующий английскими войсками во Франции Френч писал: «Снарядов хватает лишь на часовую бомбардировку небольшого участка вражеского фронта; в случае перехода немцев в контратаку нам нечем отбивать их нападение…» С патронами ситуация была лучше — французы имели 1,3 млрд патронов и к концу октября изготавливали 3,5 млн патронов в день. Германия имела к началу войны более 1 млрд патронов.
В России ситуация с патронами была не столь благополучна. На 1 марта 1916 года потребность в винтовочных патронах с января 1916 по июль 1917 года исчислялась в 7 млрд патронов (или, не считая пулеметов, 250 млн в месяц). Российские заводы даже при выполнении планов по расширению могли бы произвести порядка 2,5 млрд патронов, еще 3 млрд патронов было заказано в США, но не было гарантий, что американские патроны успеют доставить в срок.
Россия с мая 1916 года по апрель 1917 года смогла увеличить производство снарядов тяжелой артиллерии почти в пять раз — с 5000 до 19 000 снарядов вдень. Но Франция за тот же период увеличила производство с 35 000 до 96 000, а Великобритания — с 19 000 до 114 000 снарядов. Для полевой артиллерии рост был следующим: Россия — 85 000 и 93 000, Франция — 130 000 и 216 000, Великобритания — 52 000 и 179 000 снарядов в день. За первые три года войны (до выхода из нее России) на Западном фронте было израсходовано в 3–4 раза больше снарядов, чем на Восточном.
Невозможность обеспечения армии за счет собственного производства привела к необходимости закупок оружия, боеприпасов и снаряжения за рубежом. Только в США по военным и гражданским ведомствам было размещено заказов на сумму примерно в 1,3 млрд долларов.
Закупки иностранного оружия имели и оборотную сторону. На вооружении русской армии оказались винтовки десяти образцов, из которых только 2 русские — Мосина и Бердана. 6 типов винтовок поставляли союзники по Антанте — японская Арисака, американский Винчестер, итальянский Веттерли, французские Лебеля, Гра и Гра-Кропачека, а также 2 трофейные — австрийская Манлихера и германская Маузера. Все они требовали патронов разных калибров, что затрудняло снабжение.
За время войны в России было произведено 3 579 000 винтовок и 2 434 000 — закуплено за рубежом. Кроме того, было захвачено примерно 700 000 трофейных винтовок. При этом на протяжении всей войны не хватало примерно трети от необходимого числа винтовок.
Для пулеметов доля импорта была еще выше — 61 % (27 476 российских и 42 318 иностранных), при этом на 1 января 1917 года потребность в пулеметах была покрыта лишь на 12 %.
Правда, 12 715 76-мм орудий, 94 % от общего числа, были российского производства, тогда как из-за границы было поставлено только 586 штук. Однако на 1917 год поставки этих орудий покрывали лишь пятую часть потребностей — 3538 штук из требуемых 14 620. Таким образом, потребность на последний год войны была больше суммарного производства за три года войны. 80 % легких гаубиц (1694 из 2094) были отечественного производства, но в 1917 году при потребности в 2300 таких гаубиц армия получила только 435.
В тяжелой полевой артиллерии зависимость от импорта была значительно выше. Почти половина использованных русской армией тяжелых орудий, 451, поступило из-за границы, а 455 было изготовлено на российских заводах. Здесь в 1917 году потребности были удовлетворены лишь на две трети — 560 орудий из 900. Еще хуже положение было в тяжелой крепостной артиллерии, где 75 % орудий (406) пришлось импортировать, а русские заводы произвели только 147 орудий. Общее количество тяжелых орудий в русской армии к концу войны выросло в 6 раз, но во Франции рост был в 24 раза.
К концу войны в России было лишь 120 зенитных орудий, а в Германии — 2600. Здесь Россия тоже решающим образом зависела от поставок со стороны союзников.
Производство внутри России составляло 60 % всех патронов и 75 % всех снарядов, потребленных русской армией во время войны, но при этом до 62 % пороха (3,2 из 5,2 млн пудов) было импортировано, преимущественно от американской фирмы «Дюпон». Та же фирма начала постройку с нуля пироксилинового завода в октябре 1914 года, а уже в мае 1915 года завод уже заработал и весной 1916 года достиг мощности 448 т. Ни один из русских заводов в 1916 году, достигнув максимальной мощности, не давал более 16–18 т. пироксилина в сутки. Германия, в 1913 году выпустившая 74 000 т. взрывчатых веществ, за время войны произвела только бездымного пороха свыше 350 000 т.
Узким местом военной промышленности России оставалось производство авиационных моторов. До войны отделения завода Гнома в Москве и Риге производили не более 5 двигателей в месяц. У России в начале войны было 263 аэроплана и 46 аэростатов против 232 самолетов и 16 аэростатов у Германии. Но к началу войны материальная часть во многих русских отрядах была совершенно изношена, и большинство самолетов летало уже не менее двух лет.
В 1915 году производительность двух русских заводов авиационных моторов поднялась до 30 моторов в месяц, а в 1916 году — до 50. В первые годы войны русским заводам было заказано 1720 моторов, но к 1 мая 1916 года было готово лишь 472 мотора. В 1916 году «Гном и Рон» до 1 ноября в связи с освоением нового типа двигателя выпустил только 40 моторов, «Сальмсон» выпускал в среднем 65 моторов в месяц, а завод «Дека», работавший с сентября, — 10–15.
Всего за время войны русская армия получила, по разным оценкам, от 3490 до 5700 самолетов. Уже к 5 октября 1914 года, т. е. через два месяца войны, из 99 самолетов, находящихся на вооружении пяти армий Юго-Западного фронта, было потеряно в результате аварий 91.
Производство самолетов в Германии составило за войну около 48 000 самолетов. Англия и Франция за время войны произвели еще больше, чем Германия соответственно до 58 000 и до 68 000 самолетов. Только за 11 месяцев 1918 года французы произвели 23 669 самолетов и 44 563 мотора. Всего за август 1914 — ноябрь 1918 года во Франции было выпущено 92 386 авиамоторов, из которых 28 500 экспортировалось. Англичане за 9 месяцев 1918 года выпустили 26 685 самолетов и 29 561 мотор за 10 месяцев. Италия, по разным оценкам, за годы войны построила от 12 000 до 20 000 самолетов, а Австро-Венгрия — 5000. Даже США, вступившие в войну только в 1917 году, успели построить до перемирия до 15 000 самолетов и 28 500 моторов. При этом в 1914 году на заводах США было изготовлено лишь 11 моторов, в 1915 году— 20 и в 1916 году — 134. Но с вступлением в войну в 1917 году производство моторов подскочило до 2431, а в 1918 году — 34 241.
По автомобилям Россия также сильно зависела от союзников — всего за время войны было произведено в России и закуплено за границей 24 978 машин. До 1 октября 1917 года в войска было направлено 21 009 импортных автомобилей, еще 213 иностранных машин оставалось на складах. В 1910 году весь автопарк русской армии насчитывал 24 автомобиля, все импортного производства, а крупнейший и по сути единственный в России автомобильный Русско-Балтийский завод в 1912 году произвел 50 машин, в 1913 году — 127 и в 1914 году — 300 машин, а на 1915–1918 годы было заказано 1500 машин. С началом войны на снабжение армии поступило около 3000 легких и 430 грузовых автомобилей и до 1800 мотоциклов. Но плохое состояние большей части этих машин не обеспечивало продолжительной эксплуатации в военных условиях.
В США в 1900 году имелось 8000 машин, в 1910 году—468 000 машин, а в 1914 году — 2 миллиона, в том числе более 50 000 грузовиков.
В 1913 году Германия произвела 19 743 машин, включая 1850 грузовых автомобилей. К началу войны Франция и Англия имели по 100 000 машин, а Германия — 65 000 автомобилей и 20 000 мотоциклов.
На 1 сентября 1917 года в русской армии насчитывалось около 10 000 автомобилей, тогда как вдвое меньшая по численности французская армия имела 90 000 автомобилей. Только во время обороны Вердена 1250 3,5-тонных грузовиков перевезли к фронту 30 000 человек за 4 часа.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.