Развлечения горожан в старом Китае: секреты Ланьлинского насмешника
Развлечения горожан в старом Китае: секреты Ланьлинского насмешника
Несмотря на торжество неоконфуцианской морали, зажиточные горожане наслаждались радостями чувственной жизни. Кроме жен и наложниц, к их услугам были проститутки. Публичные дома – «зеленые терема», появились в Китае еще в VII веке до н. э. Их основание связывают с чиновником Гуань Чжуном, сделавшим проституцию источником доходов для страны. Государственные «зеленые терема» существовали почти 2 тысячи лет. Особенно они процветали в период династии Тан (618–906), когда императоры, ученые и поэты искали общества лучших из «опавших листьев». Эти куртизанки не только пели, танцевали и музицировали, но были хорошо образованы, сами сочиняли стихи и песни, а одна из них, Юй Сюаньцзи (844–871), стала выдающейся поэтессой. Но большинство опавших листьев, именуемых также «перепелками», «куропатками» или просто «курицами», обслуживали горожан. Они делились на категории – от содержанок богатых купцов, до «казарменных девок». На низшей ступени стояли «морские шлюхи», обслуживающие, кроме китайцев, иностранных моряков и прочих «заморских чертей».
Впрочем, не только «морские шлюхи» работали у воды – в Китае, с его реками, каналами и морскими заливами, были распространены плавучие публичные дома, именуемые «цветочными лодками». Лучшие из них были настоящими плавучими дворцами с банями и ресторанами, а самые скромные представляли простые сампаны, занавешенные вдоль бортов парусом. Независимо от класса «цветочных лодок», клиента всегда угощали чаем, были с ним вежливы, а предварительный разговор о деньгах считался неучтивым. Услугами проституток пользовались не только юноши, обучающиеся искусству «облака и дождя», но отцы семейств. Секс с проститутками считался не только приятным, но полезным – ведь, «куропатки» или «курицы», как звали проституток, трудами своими приобрели мощный инь, укрепляющий ян мужчины. Лишь в XVI в. до китайских врачей дошло, что, кроме инь, «курицы» приносят венерические болезни. Постепенно государственные «зеленые терема» сменяются частными, а с приходом маньчжурской династии Цин (XVII в.), государство отказалось от управления проституцией.
Развлечения городских жителей средневекового Китая отображены в великом романе XVI в. «Цзинь, Пин, Мэй», или «Цветы сливы в золотой вазе», созданным автором, писавшим под псевдонимом Ланьлинский насмешник. Скандально знаменитый роман поистине кладезь сведений о досуге зажиточных горожан эпохи династии Мин. Другие источники подтверждают, что описанные обычаи не выдумка автора, а роман является зеркалом нравов тех времен. Восхищает язык романа – простой и сочный, без средневековой витиеватости и выспренности. Характерно, что описывая сексуальные забавы, автор использует современный ему жаргон, а не термины даосских пособий по «Искусству брачных покоев» – там нет никаких ян и инь.
Главный герой романа, хозяин доходной лавки лекарственных трав Симэнь Цин, – не дон Жуан и не Казанова, а скорее, один из героев де Сада, но без садизма. Симэнь Цин, или просто Симэнь, увлечен самим процессом секса. Он не так стремится к смене женщин, хотя ценит разнообразие, как хочет ежедневно получать максимум наслаждений. В этом ему помогает снадобье, полученное от тибетского монаха. Свой аппетит он реализует, занимаясь сексом со своими и чужими женами, вдовами, певичками, служанками и со своим слугой Шутуном. Возможности для исполнения желаний ему дают деньги. Благодаря деньгам, кутила и лентяй, который и в лавке-то не бывает, там есть приказчики, пользуется уважением и влиянием. Симэнь не только неотразим для женщин, но умеет подкупить кого нужно и получает почетное звание помощника тысяцкого императорской гвардии, то есть, чиновника пятого ранга.
Сексуальные подвиги Симэня прямо противоположны идеям даосизма, совершая их, он не приобретает долголетия, тем более, бессмертия, а утрачивает здоровье и в 33 года гибнет. Книга завершается тем, что 15-летний сын Симэня, родившийся в день его смерти и ставший как бы его новым земным воплощением, должен пойти в монахи. Прекращение рода – самое страшное наказание для китайца, и кара за распутную жизнь Симэнь Цина. Подобная концовка отчетливо показывает буддистские симпатии Ланьлинского насмешника. Тем не менее, роман по-раблезиански сочен, а его герои, далекие от духовных исканий автора, радуются чувственной жизни, какую ведут.
Эротические сцены романа вживе передают как зажиточные китайцы ублажали плоть. Тут важно все – вкусная еда, вино, убранство спальной, благовония, женская прическа, напоминающая черное облако, белые соблазнительные бедра и, самые различные приспособления, разжигающие страсть. Все обычно начиналось с «игры на флейте» или минета. Чаще всего любовники переходили к музыкальным упражнениям после первого поцелуя. Но «игра на флейте» могла быть сольным номером и даже заключительным аккордом. Так одна из жен Симэня, ненасытная Цзиньлянь или Золотой Лотос, после ночи, проведенный в любовных забавах, не хочет выпускать мужа из кровати:
«…– Твое тело такое теплое, а снаружи так холодно, – запротестовала она, – я не хочу, чтобы ты простыл. Почему бы тебе снова не направить это мне в рот?
Симэнь Цин был тронут и польщен ее предупредительностью:
– Я уверен, что ни одна другая женщина так бы обо мне не позаботилась, – сказал он.
Золотой Лотос приоткрыла рот чуть шире, и он направил туда член.
Она торопливо глотала, не позволяя ни капле пролиться на лицо.
Закончив, он спросил: – Как было на вкус?
– Немного солоновато, – ответила Золотой Лотос. – У тебя есть ароматные листья чая, чтобы отбить запах?
– Чай в мешочке, в кармане рукава моей куртки. Угощайся.
Золотой Лотос потянулась к белой куртке, брошенной на стойку кровати, нашла мешочек и сыпанула листьев в рот».[171]
Здесь налицо явный вызов учению даосов. Драгоценное семя, цзин, вместо укрепления ян, тратится на забавы, не связанные с продлением рода. Симэнь мог знать об этом смутно, но никак не автор «Цветов сливы в золотой вазе». В романе нет сцен куннилингуса и онанизма, но это не значит, что китайцы прекратили их практику. В известном романе Ли Юя «Подстилка из плоти» (XVII в.) встречается как куннилингус, так и женская мастурбация. Что касается мужского онанизма, то даосы его осуждали за растрату цзин (хотя онанизм без потери семени входил в число даосских упражнений). В среде героев «Цветов сливы в золотой вазе» и «Подстилки из плоти», избалованных доступностью женщин, в онанизме нужды не было. Нет в этих городских романах и скотоложства.[172] Зато там хватает всевозможных приспособлений для усиления сексуальных удовольствий. Ниже описано боевое снаряжение все того же Симэня. Любопытна и обстановка, предшествующая этой демонстрации:
«Госпожа Услада Сердца пригласила его пройти в спальню, где был уже накрыт стол для пиршества. На нем стояли разнообразные блюда из курицы, утки и мяса, а также острые блюда. Сев, он расстегнул одежды в предвкушении пира, и она поднесла ему чашу вина. Какое-то время они ели и пили, почти не переговариваясь, но ближе к концу пьянящее вино создало более свободную обстановку. Они сдвинули стулья и сидя обнялись, затем она забросила ему на колени ноги, и он дотронулся до них. С этим сигналом его готовности они встали и помогли друг другу раздеться, затем он отнес ее на кровать.
Она тщательно подготовила ложе. На нем лежала двойная подстилка с тем, чтобы им было удобно по ней кататься; покрывало было осыпано ароматным порошком с сильным запахом. Над изголовьем висела картина, изображающая резвящихся Зеленого Дракона и Белого Тигра, к стойкам кровати привязаны колокольчики. Госпожа Услада Сердца с удовольствием отметила, что эти роскошные приготовления были быстро и должным образом оценены, ибо еще перед тем, как он лег рядом, он был уже полностью возбужден. – Через минуту я буду с тобой, – пообещал он, затем извлек расшитый шелковый мешочек. Осторожно открыв его, он разложил у края покрывала следующие предметы: серебряную застежку, колпачок вечного желания, обработанные лекарствами ленты желания, серное кольцо похоти, яшмовое кольцо для яшмового черенка, возбуждающие похоть притирания, бирманский любовный бубенчик.
– Ну, как тебе нравятся мои приспособления для блуда? – спросил он.
Она почти утратила дар речи и не могла ничего сказать, лишь откинулась на подушку, являя собой картину страха и предвкушения. Рот ее приоткрылся, дыхание участилось, руки ослабли, но колена уже поднимались в воздух. Укрепив серебряный зажим на нефритовом стебле, он смазал его притиранием и расположился между ее колен. Оценив положение кратким нажатием на нефритовые врата, он отодвинулся и добавил серное кольцо, а также желто-голубую ленту. Усилившись таким образом, он с трудом вошел в беседку удовольствий, сразу заставив ее вскрикнуть от боли и наслаждения, как будто лезвие все глубже и глубже вонзалось в нее».[173]
Симэнь Цин очень дорожил «заветным узелком со снастями» (после его смерти он достался ненасытной Цзиньлянь). Еще он носил в кармане коробочку с ароматным чаем и шарик-возбудитель, чтобы «класть в горнило». «Снасти» Симэня описаны и в медицинских пособиях. Из них узнаем, что «колпачок вечного желания» напоминал эротический презерватив, «серное кольцо похоти» повышало чувствительность малых губ, «ленту желания» накрепко обвязывали вокруг основания «стебля» для поддержания эрекции, нефритовое кольцо с выступом или крючком одевали для поддержания эрекции и возбуждения клитора, а «бирманский бубенчик» представлял пустой серебряный шарик, размером с ягоду, который помещали во влагалище перед сношением; под воздействием тепла и движения на находящуюся внутри «бубенчика» дробинку было слышно постоянное позвякивание. Его часто использовали лесбиянки и при женской мастурбации.
Женская мастурбация, в отличие от мужской, не осуждалась и даже косвенно поощрялась. Китайцы верили в опасность эротических снов, заканчивающихся семяизвержением или женским оргазмом. Сны эти возникали при сношении спящих мужчин и женщин с духами. По китайской мифологии женские духи могли превращаться из лисиц в прекрасных женщин и ночью сближаться со спящими мужчинами и красть их ян. Были и мужские духи или бесы, сближавшиеся во сне с женщинами и часто доводившие их до смерти. Даосские пособия дают рекомендации женщинам, попавшим в объятия бесов:
«Поскольку этот вид сношений превосходит все, что бывает между людьми, то если сношения продолжаются долго, женщина становится околдованной, избегает упоминать о них, скрывает их, и не желает сообщать другим. Считая все это прекрасным, женщина умирает и никто не знает причины. Если у вас появилась эта болезнь, лучшее лечение – это совокупление с мужчиной без истечения его семени».[174]
Совет этот для многих женщин был недоступен. Ведь женщины в гаремах престарелых мужей годами жили без мужской ласки и не имели возможности пригласить целителя опасного недуга. Поэтому использовали средства вроде «бирманского бубенчика» или фаллосов из лакированного дерева или слоновой кости с волнистой поверхностью. Некоторые прикрепляли их к пятке и затем вводили во влагалище. Известны и природные средства. Одним из них был сухой черный гриб с тугой прилегающей шляпкой, сильно напоминающей головку мужского члена. Попадая во влажную среду влагалища, гриб разбухал и приобретал живую упругость и теплоту.
Китайские мужчины ценили анальный секс с женщинами. Его называли «цветы с заднего двора» или «стиль ученых». Поэты сравнивали женские ягодицы с полной луной и описывали как «нефритовый стебель» приближается к «полной луне». Но «стиль ученых» нравился не всем женщинам. Симэнь Цин был большим любителем «цветов с заднего двора», но срывать их ему позволяли далеко не все: согласные были либо низкого статуса, либо, как жена его приказчика, сами предпочитали этот способ любви: «Ей, например, доставляло удовольствие принимать гостей только с заднего двора. И сколько ее не упрашивали, она от этой затеи никак не отступала. Даже ее мужу, Хань Даого, приходилось срывать цветы на заднем дворике. Лишь разок другой в месяц она позволяла ему войти к ней прямо с улицы».[175] Из своих жен Симэнь уговорил заняться анальным сексом только похотливую Цзинлянь. Но и Золотой Лотос согласилась уступить его просьбам лишь в надежде на щедрые подарки:
«– Дорогая! – шептал он. – Дашь мне сегодня поиграть с цветком с заднего дворика, а?
– Вот бесстыдник! – поглядев на него, заругалась Цзиньлянь. – Что тебе, или с Шутуном мало? Ступай с ним играй!
– Брось, болтушка! – засмеялся Симэнь. – Зачем мне Шутун, если ты позволишь? Знаешь, как мне это по душе! Только доберусь до цветка, и брошу, а?
Цзиньлянь препиралась.
– С тобой не справишься, – сказала она наконец. – Только кольцо сними сперва, потом попробуй.
Симэнь снял серное кольцо, а серебряную подпругу оставил у корня. Он велел жене стать на кровати на четвереньки и повыше задрать зад, а сам слюной смочил черепашью головку и принялся туда-сюда толкать увлажненную маковку. Черепашья головка бодро топорщилась, так что через немалое время удалось погрузить лишь самый кончик. Лежавшая внизу Цзиньлянь, хмуря брови, сдерживалась и, закусив платок, терпела.
– Потише, дорогой! – воскликнула она. – Это ведь совсем не то, что прежде. У меня все нутро обжигает. Больно!
– Душа моя! – говорил он. – Что, сплоховала? Ладно, я тебе куплю шелковое платье с узорами.
– Платье у меня есть, – говорила она. – Я на Ли Гуйцзе пеструю шелковую юбку видела, с бахромой и пухом. Очень красиво! В городе, говорит, купила. Все носят, а у меня нет. Не знаю, сколько стоит. Купи мне такую, а?
– Не волнуйся! – уговаривал ее Симэнь. – Завтра же куплю».[176]
Упомянутый выше Шутун, – слуга Симэня и его любовник, был человек незаурядный. Он прекрасно пел и порой, во время пиршеств, одевался в женское платье и выступал, развлекая гостей. Бисексуальный, как его хозяин, Шутун вполне по-мужски развлекался со служанками. При удобном случае он исчезал из дома, проводил время с девками и возвращался пьяный. Симэнь все прощал, ведь Шутун был юн и красив. Хозяин был искренне привязан к слуге и проявлял заботу о его здоровье:
«Симэнь в порыве страсти обнял юношу, и они слились в жарком поцелуе. Затем Симэнь расстегнул ему халат, обхватил обеими руками пониже талии и сказал:
– Поменьше пей! Всю красоту свою испортишь!
– Не буду больше, господин, – прошептал Шутун».[177]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.