«Делатель королей»
«Делатель королей»
В 2008 году в Испании широко отмечалось 200-летие начала войны за независимость против французских захватчиков. Эта война, продолжавшаяся в стране с 1808-го по 1814 год, стала величественным и трагичным эпизодом наполеоновских войн. В ней принимали участие не только вооруженные силы Испании, но и Португалии, а также их союзники – британцы. Получившая название Полуостровной, или Пиренейской войны, она приняла формы всенародной партизанской борьбы, а также положила начало революционному движению либерально настроенных военных. Как и любые другие военные события, эта война, еще одно название которой – война за независимость Испании – имеет свою предысторию.
В начале XIX века Наполеон Бонапарт в своем безрассудном стремлении к мировому господству всеми силами старался достичь своей цели. Ощущая себя хозяином почти всей Европы, честолюбивый император думал над тем, как подчинить себе главных своих противников – Великобританию и Россию. Но, как уже известно, битва при Трафальгаре, закончившаяся полным разгромом франко-испанского флота, поставила крест на его планах. «Непобедимая» армия Франции оказывалась бессильной перед несколькими километрами воды, отделяющей Англию от континента. Тогда Наполеон предпринял попытку нанести удар врагу другим путем: с осени 1806 года, как мы знаем, была введена так называемая континентальная блокада, то есть запрет для европейских стран на торговлю с Англией.
В 1807 году Наполеон заключил с Александром I унизительный для России Тильзитский договор, согласно которому та обязалась присоединиться к континентальной блокаде Великобритании, а также помогать Франции во всякой наступательной и оборонительной войне. Таким образом, с Россией – одним из двух главных своих врагов – Франция заключила временный мир. Теперь можно было направить удар против другого своего основного врага – Великобритании. Континентальная блокада, которая проводилась теперь с особенной строгостью, должна была окончательно подорвать экономическую мощь Англии. Но эффективной эта мера могла быть лишь при условии, что к блокаде присоединятся все государства Европы. Однако те энтузиазма отнюдь не проявляли, ведь никто не производил столько товаров и не покупал столько сырья, сколько англичане. Наполеон, тем не менее, был непреклонен: «Я не потерплю в Европе ни одного английского посла. Я объявляю войну любой державе, которая не вышлет английских послов в течение двух месяцев!»
Но и этого Наполеону показалось мало. Среди мер, которые должны были показать ненавистной Англии опасность гнева французского императора, не последнее место занимало покорение Португалии, многовековой союзницы англичан. Это государство оказалось практически единственным королевством Европы, продолжавшим, несмотря на запрет, поддерживать отношения с Британией. Португалия по договору 1703 года «была в некотором роде английской колонией», тесно связанной с Британскими островами экономически и политически. На эту серьезную проблему императору никак «нельзя было не обращать внимания. Поэтому в середине 1807 года именно эта старейшая континентальная союзница Англии привлекла к себе зловещее недовольство Наполеона». Французский император твердо решил завоевать Португалию. Он был настолько уверен в своей непогрешимости и вседозволенности, что даже не потрудился подыскать какой-либо повод для начала военных действий против нее. Единственным предлогом, если можно так считать, послужил разговор императора с португальским послом, о котором В. Бешанов пишет следующее: «15 октября 1807 года на большом дипломатическом приеме в Фонтенбло Наполеон обратился с резкими словами к португальскому послу. Перепуганный регент из дома Браганса немедленно объявил войну Англии и выслал английского посла. Конечно, это была инсценировка, но она уже и не имела никакого значения. Что бы ни предприняло португальское правительство, ничто бы не удовлетворило Наполеона. Судьба Португалии была решена».
Однако для осуществления этих планов французской армии нужно было пройти через Испанию, но стоило ли обращать внимание на такое препятствие? Стоило ли вообще сохранять фикцию испанской независимости? Ведь фактически Испания давно была игрушкой в руках Наполеона, а ее премьер-министр Мануэль Годой служил орудием французского императора, которым он пользовался для осуществления своих честолюбивых планов. Годой, который в переписке с Наполеоном называл себя «предметом милости Вашего Величества, орудием Вашего благоволения», в сложившихся обстоятельствах старался извлечь максимум выгоды для самого себя. Так, с конца 1806 года премьер-министр Испании стал вынашивать идею стать королем Португалии. Наполеон Бонапарт был не против «до известной степени» пойти ему навстречу. В результате 27 октября 1807 года в Фонтенбло был подписан тайный договор между Францией и Испанией о разделе Португалии. Согласно этому договору, подписанному парижским уполномоченным Годоя доном Эухенио Искьердо, большая и лучшая, стратегически важная часть страны (около 2 млн жителей) отходила Франции, а для властвования Годою лично выделялась небольшая территория – Альгарвское княжество, насчитывающее всего 400 тысяч жителей. «Наполеон, без сомнения, смотрел на это франко-испанское соглашение как на забавнейшую шутку, какую ему когда-либо случалось придумать. Опасаясь, чтобы ее не разгадали слишком рано, он положительно запретил Карлу IV сообщать о соглашении испанским министрам. От французского посла в Мадриде тоже скрывали условия этой сделки», – писал дипломат, историк и публицист И. М. Майский в очерке «Испания. 1808–1917».
После договора, заключенного в Фонтенбло, перед Наполеоном со всей остротой встал вопрос о том, не «урегулировать» ли заодно с португальскими делами и испанские, посадив на королевский трон Испании верного ему человека. Впрочем, историки до сих пор спорят о том, какую же конечную цель преследовал Наполеон, наводняя Испанию своими войсками. Одни утверждают, что он больше заботился об интересах своей семьи, желая посадить на испанский престол своего старшего брата Жозефа. Другие считают, что первоочередной задачей для французского императора было обеспечение континентального барьера для Англии. Такого мнения, например, придерживается М. Артола Гальего. Если верить ему, Испания и Россия оказались втянутыми в конфликт между Англией и Францией, и Наполеон в первую очередь хотел видеть зависимую от него Испанию союзником в борьбе против Англии, а не стремился вытеснить испанских Бурбонов. Только когда Карл IV и его сын Фердинанд стали казаться ему ненадежными кандидатурами, Наполеону пришла в голову мысль утвердить на испанском престоле собственную семью. «Император подумал, что испанцам надоели Бурбоны, отсталость и религиозное мракобесие, царившее в их стране, что они в конце концов примут Жозефа как освободителя и что присоединение Испании к империи пройдет безболезненно», – писал профессор истории Мадридского университета Рафаэль Санчес Монтеро. С этим мнением согласен и его коллега из университета Барселоны Рикардо Гарсия Карсель, который считает, что Наполеон в общем-то искренне хотел не только расширить границы своей империи, но и избавить испанцев от владычества ретроградов Бурбонов – предложить им более современную монархию, основанную на передовых для того времени идеях Французской революции. Ведь, в конце концов, династия Бурбонов, которая правила Испанией к тому времени всего сто лет, была тоже французского происхождения. Вместе с тем Р. Карсель отмечал: «Испанская династия полностью разложилась, погрязла в разврате и финансовых долгах. И монарх, и наследник могли вызывать лишь презрение. Они фактически бросили страну на произвол судьбы. Но вся трагедия в том, что Бурбоны были для неграмотного народа «своими», символами их родины, а французы – иностранцами, в добрые намерения которых народ не верил. Отсюда и его отчаянное сопротивление захватчикам и поддержка Бурбонов».
А вот что писал о целях испанской кампании А. Манфред: «Шампаньи в докладе, опубликованном в “Moniteur” и редактированном Наполеоном, заявлял, что эта война ведется ради безопасности Франции; она призвана освободить Испанию от ига “тиранов моря… врагов мира” – Англии… В разговорах с глазу на глаз, без посторонних Наполеон выражал свои мысли гораздо более откровенно. “Надо, чтобы Испания стала французской… Это ради Франции я завоевываю Испанию”, – говорил он Редереру, предлагая ему пост министра финансов при короле Жозефе».
Как бы там ни было, операция по завладению испанским троном, по мысли Наполеона, не должна была вызвать никаких затруднений, поскольку испанский король, безвольный и слабохарактерный Карл IV, во всех вопросах подчинялся мнению Мануэля Годоя. Рассудив, что более удобного случая сделать Испанию частью огромной всеевропейской империи трудно придумать, французский император приступил к осуществлению своего плана.
В то время Наполеон и представить себе не мог, с каким мощным сопротивлением испанского народа ему придется столкнуться, осуществляя задуманное. Он совершенно не учел фактор патриотического сознания испанцев, которые будут яростно бороться против любых посягательств иностранцев на свои устои, на свою родину и на свой миропорядок. В подтверждение этого И. М. Майский писал: «Он видел перед собой только испанский двор, испанскую аристократию, в конец разложившиеся и немощные, и был уверен, что с их стороны ему нечего опасаться какого-либо сопротивления. В этом Наполеон не ошибался. Но он не видел, да и не хотел видеть испанского народа, в котором веками накопившиеся запасы взрывчатой энергии как раз теперь стали переходить из стадии количественной в стадию качественную. И тут Наполеон сделал одну из величайших ошибок своей жизни. Как бы то ни было, но, подписав договор в Фонтенбло, Наполеон дал приказ о наступлении на Португалию. Лавина тронулась и покатилась, становясь с каждым мигом все грозней и неудержимей».
С военной точки зрения Наполеон не считал ни Португалию, ни Испанию серьезным противником, а намечающийся поход легкомысленно называл «военной прогулкой». Его секретарь Луи Бурьенн в подтверждение этого говорил о том, что «вторжение в Португалию не представило трудностей. Это было парадным прохождением – не войной». Французский император рассчитывал быстро пересечь территорию Испании и покончить с непокорной Португалией за несколько недель. 15 октября 1807 года он направил португальскому послу графу де Лима ультиматум, в котором заявил: «Если Португалия не выполняет моих требований, дом Браганса не будет править в Европе уже через два месяца». Организации похода уделялось совсем мало внимания, о чем говорит тот факт, что сам Наполеон отправился 16 октября 1807 года из Парижа в Милан, а затем в Венецию, куда он и прибыл «в тот самый день, в который Жюно, перейдя Испанию, овладевал Абрантесом, пограничным португальским городом». И только когда 19 октября император вернулся в Париж, в его «порядок дня была поставлена война в Испании».
Официальная парижская газета «Монитор» опубликовала по этому поводу категоричное правительственное сообщение, в котором говорилось, что предстоящее низвержение Брагансского дома будет «новым доказательством гибели, неизбежно ожидающей всех, кто действует заодно с англичанами».
Относительно королевского дома Браганса и общего состояния дел в самой Португалии автор книги «Новое жизнеописание Наполеона» Виллиан Слоон писал: «Брагансский дом подвергся нравственному и физическому вырождению… Необходимо заметить, что португальский народ, в противоположность испанскому, был проникнут демократическими принципами. Состоялось безмолвное соглашение, по которому ввиду громадной дани, выплачивавшейся Португалией Франции за разрешение соблюдать нейтралитет, Наполеон будет смотреть сквозь пальцы на торговлю португальцев с Англией, являвшуюся необходимой для благосостояния и, казалось, даже для самого существования их отчизны. Берлинский и Миланский декреты имели, однако, характер серьезных боевых мероприятий, и французский император настаивал на точном их выполнении. Португальский регент доводился зятем Карлу IV, королю Испанскому, но, тем не менее, после Тильзитского мира мадридский двор сообща с французским императорским двором решился побудить португальское правительство к закрытию всех портов англичанам и к буквальному выполнению наполеоновских декретов. Регенту, дону Жуану, предложено было выслать из Лиссабона английского посланника, арестовать всех английских подданных и конфисковать все английские товары. Дон Жуан объявил, что соглашается на все, за исключением ареста ни в чем не повинных торговцев. Это неполное согласие признано было достаточным предлогом для начала враждебных действий. Французского посла в Лондоне немедленно отозвали, а Жюно получил приказание тотчас же вступить в Испанию и двинуться оттуда в Португалию».
Направляя свои войска в Испанию, Наполеон еще не знал, что совершает, возможно, величайший военный и политический просчет в своей карьере. По меткому выражению историографа Тюлара, французский император, сунувшись в «испанское осиное гнездо», «посеял тем самым семя своей гибели», ибо вторжение в эту страну и внесение пусть и разумных, просвещенных, но чужеземных веяний привели к всенародному восстанию, затяжной войне и, в конечном счете, сыграло трагическую роль в судьбе Французской империи. Но сам Наполеон осознает это лишь годы спустя. Бывший властитель половины Европы, уже будучи в заточении на острове Святой Елены, назовет свой поход в Страну Басков одной из своих самых больших ошибок в жизни: «Несчастная испанская война погубила меня. Она стала настоящей язвой – первой причиной поражения Франции. Если бы я мог предвидеть, что это предприятие принесет мне столько бед и огорчений, я никогда не затеял бы его. Но после сделанных шагов уже невозможно было отступать».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.