Екатерина II (правила с 1762 по 1796). «Великая беззаконница»

Екатерина II (правила с 1762 по 1796). «Великая беззаконница»

Вот о ком мы, кажется, знаем все и даже и более того. Величайшая правительница из династии Романовых к самим Романовым имела отношение весьма своеобразное. Одного из них, своего законного супруга, императора, она просто свергла беззаконно с престола и приказала убить. Другому, своему сыну Павлу, дала тщательное образование и воспитание, но к престолу при жизни своей так и не подпустила. И после ее внезапной смерти ему пришлось вступать (взбегать?!) на всероссийский престол, как бы оглядываясь, опасаясь: а вдруг сыщется завещание императрицы в пользу внука, Александра Павловича; а вдруг повредит Павлу известный манифест об отречении его отца от престола… Еще двух представителей династии Романовых, Константина и Александра Павловичей, своих внуков, императрица воспитывала и, кажется, в традициях французских просветителей XVIII столетия. Интересно, как могла она объяснять внукам свою собственную жизнь с позиций Дидро, Д’Аламбера и Монтескье?..

Свои детство и отрочество Екатерина описала в уже известных нам «Записках». Из этих ее собственных воспоминаний мы знаем, в какой простоте и невзыскательности ее воспитывали, как рано она увлеклась философией и как философически снисходительна была к этому экспансивному и простодушному мальчишке, своему будущему супругу…

Но все же повторим некоторые известные сведения о Екатерине Алексеевне – Софии-Августе-Фредерике. Она родилась 21 апреля 1729 года в городе Штетин в Померании. Отец ее, принц из княжеского рода Ангальтцербст-Бернбургского, был губернатором Прусской Померании, мать, как мы уже поминали, приходилась родною сестрой незадачливому жениху Елизаветы Петровны, епископу Любекскому.

С 1744 года София-Августа-Фредерика – в России. Здесь она принимает православие и имя Екатерины… Вспомним, как в свое время упрямился граф Вольдемар, не желая принимать православие; еще бы, перемена конфессии отрезала бы его от Европы… Но теперь, после Петра I, подобное уже не может произойти. Теперь переход в православие не отрежет принцессу от Европы и, в то же время, даст возможность воспользоваться в будущем поддержкой российских церковных иерархов…

С шестнадцати лет Екатерина – супруга великого князя Петра Федоровича, объявленного наследника престола. В своих «Записках» она пишет о том, как скудно ей жилось при Елизавете (ну, конечно, в губернаторском доме захолустного Штетина жилось богаче!). Но мы цену подобным жалобам знаем. Так жаловались уже и Екатерина Ивановна, герцогиня Мекленбургская, и Анна Ивановна, герцогиня Курляндская, и сама Елизавета. Всем им, оказывается, жилось очень плохо и скудно и бедно… И наилучшим способом поправить свои обстоятельства было, конечно, взобраться на всероссийский престол…

К власти Екатерину, как мы уже знаем, привела «революция» – беззаконный переворот. И вовсе не диво, что вместо упраздненной Тайной канцелярии пришлось ей учредить Тайную же экспедицию. Ведь это на ее глазах, вследствие ее действий целая страна изменила присяге, принесенной императору. И уж она-то знала, что, если не принимать вовремя меры, случиться может все что угодно…

Первым деянием Екатерины явилась известная Уложенная комиссия. Впрочем, решение созвать депутатов от дворянства и купечества для обсуждения проекта нового законодательства было принято опять же Петром III. Депутаты уже начали съезжаться в столицу, но в связи с переворотом все приостановилось.

Результатом екатерининской комиссии явились «Учреждения о губерниях» и «Жалованные грамоты дворянству». Эти документы не являли собою ничего экстраординарного. Продолжалось развитие именно того, что и должно было развиваться. То есть продолжалось дальнейшее развитие завоевательной армии, «берущей» именно количеством, а не «качеством»; равно как и развитие дворянской культуры. И все это, естественно, за счет еще более интенсивного развития крепостного права.

Внешняя политика Екатерины характеризуется окончательным завоеванием и закреплением за империей малороссийских, белорусских, а также курляндских и ливонских земель, то есть территорий современной Прибалтики.

Углубляется и расширяется конфронтация Российской империи со своей серьезной соперницей, империей Османской (Османским султанатом). Екатерина развивает намеченную все тем же Петром III линию поддержки балканских сепаратистов, способствуя ослаблению соперницы «изнутри». Известный «Греческий прожект» Потемкина, предусматривавший создание подконтрольного Российской империи греческого государства, которое бы управлялось одним из старших внуков Екатерины, Константином Павловичем, при всей своей видимой абсурдности всего лишь предвосхищал дальнейшее. Интересно, что Константин, родившийся в 1779 году, получает «византийское императорское» имя, по настоянию бабушки он изучал греческий язык; в числе занимавшихся воспитанием мальчика лиц было много греков. «Прожект», впрочем, так и остался «прожектом». Однако последовательная поддержка сепаратистов, расшатывание соперницы-империи «изнутри» хотя и обходились недешево, но приносили свои плоды. Центром для действий эмигрантов, «нужных России», должна была стать Одесса. В городе, не так давно основанном, уже находит приют экстремистская организация «Филики Гетерия», из Одессы начинается известное выступление Александра Ипсиланти. Впоследствии в Одессу щедро текут деньги Азиатского департамента, оплачиваемый таким образом болгарский писатель Иван Вазов пишет роман с характерным названием «Под игом».

Создаются особенные исторические сочинения, в которых всячески подчеркивается «единоверие» русских, греков и болгар; зависимость балканских народов от России (такими, например, были труды Юрия Венелина). Однако даже век с лишком спустя после рождения Константина Павловича не удалось установить контроль над Балканским полуостровом, новообразованные болгарское и греческое государства ушли из сферы российского влияния. Но можем ли мы сказать, что усилия Екатерины и ее преемников были напрасны? О нет! Именно должная «идеологическая обработка», начатая еще великой императрицей, позволила в конце второй мировой войны Советскому Союзу как модификации Российской империи закрепиться на Балканском полуострове…

Однако, хотя мы и забежали далеконько вперед, нельзя было не отметить последствия столь важных начинаний императрицы. Еще одним важным деянием Екатерины явилась, конечно, ликвидация польского государства. При наличии на территории Польши развитого этнического и конфессионального единства, фактически гомогенной структуры, напрасными оставались все «проекты обрусения Польши»; таким образом, эта ликвидация посеяла мучительную рознь между двумя славянскими народами – русскими и поляками; можно сказать, что в состав империи ввели (и все глубже вводили) своеобразную «бомбу замедленного действия»…

Екатерина правила Россией дольше всех предшествующих и последующих императоров и царей. Да уж, свершилось. Колокола рокового предначертания судьбы грянули над потомством бедного Андрея Ивановича Кобылы. Апогей! Величайшая правительница, небывало расширившая границы империи, – самый наглый в российской истории узурпатор…

Взойдя на престол фактически в качестве регента, временного правителя, Екатерина далее устраивает себе пышнейшую коронацию. Еще бы! Она – сама себе закон! «Над нею нет судей!» Запятнанная кровью, она интенсивно муссирует понятия «тиран» и «просвещенный монарх». Она переписывается с Вольтером. Она – «Семирамида севера» и «Тартюф в юбке и короне». С ее нелегкой руки Суворов дозволит российской армии такие зверства при известном взятии крепости Измаил, что о зверствах этих напишут Кольридж и Байрон. Фридрих II, естественно, станет союзником Екатерины, и никто не упрекнет ее за это в «антипатриотизме»…

Во имя своего «европейского имиджа» она принуждена заигрывать с европейским либерализмом. А между тем, выезд из России затруднен чрезвычайно, на российского подданного, приехавшего в Париж, взирают как на чудо. Впрочем, не так просто и въехать в империю, хотя для «полезных масс» и делаются исключения; так появляются при Екатерине в России греческие и немецкие колонисты.

А «вольное дворянство» между тем порождает своих, уже отечественных либералов. Начинается борьба с Новиковым и Радищевым по принципу: «я тебя породил, я тебя и убью»…

Первая, после Петра I, Екатерина предпринимает основательное, и даже, можно сказать, грандиозное, путешествие по своей империи, ознаменованное известными «потемкинскими деревнями». Увы, эта «модель поездки правителя» останется в действии надолго. Потому что при Екатерине уже четко обозначилось, насколько велик разрыв между действительностью реальной и тем, каковой эта самая действительность должна представляться в официозных писаниях…

И, конечно, правление Екатерины, само ее воцарение не могло не вызывать к жизни мощных самозванческих движений.

После Петра Великого Романовы – сами себе соперники. Их уже не свергают люди «со стороны». Усилиями Петра Великого Романовы обрели имя! И вовсе не случайно самые знаменитые самозванцы екатерининского времени – Пугачев и княжна Тараканова – именуют себя внуками Петра Великого.

Любопытно, что последним самозванцем, интриговавшим против Романовых и при этом активно искавшим помощи в Западной Европе, был некий Тимофей Анкудинов, выдававший себя за сына царя Василия Шуйского. Он так и не нашел поддержки в Риме и был после дальнейших странствий выдан в Москву (интересно, что из Голштинии), где и был казнен в 1653 году.

Несколько раз являлись в Европе лжесыновья сына Марины Мнишек, якобы чудесно спасшегося от казни. Но все это бывали явления незначительные, и след их пропадал почти тотчас.

И вот наконец-то появились самозванцы, действовавшие уже именем самих Романовых. Надо сказать, что разгадывание загадок самозванцев – очень увлекательное занятие и всегда и пребудет таковым. Нет, нет, успокойтесь, мы все равно сейчас не разгадаем тайну «княжны Таракановой». Но все-таки скажем несколько слов о том, каким закономерностям подчиняется такое явление, как самозванчество, то есть что должно быть обязательно, когда некое лицо решается выдавать себя за коронованную особу или за наследника престола. Во-первых, выдавать себя непременно следует за правителя или наследника, имеющего законные права на престол. Если брак родителей претендента признается незаконным еще в самом своем начале, то самозванцу приходится тратить дополнительные усилия для утверждения о законности этого брака (так, в частности, было с Дмитрием I). Выдавать себя за незаконного потомка царствовавшей особы просто не имеет смысла, это ведь все равно не даст никаких прав на престол.

От «безмужних цариц» на российском престоле произошел ряд легенд о «тайных браках» и рожденных от этих браков детях. И правда, для того чтобы объявить себя потомком такой «безмужней царицы», нужно, конечно, прежде всего, создать версию о ее тайном, но законном бракосочетании с одним из ее фаворитов. Но в случае известной «княжны Таракановой» подобная версия о своем происхождении еще вовсе не давала прав на престол. Ведь после Петра I права на российский престол обеспечивало только личное завещательное распоряжение правителя. Составить подобное завещание вовсе не так трудно. И женщина, выдававшая себя за дочь Елизаветы, подобное завещательное распоряжение при себе имела (кстати, это было завещание очень и очень любопытное, над ним явно потрудился человек, хорошо знакомый с принципами французского просвещения и понятиями о так называемой «просвещенной монархии». Но не так уже трудно было найти в Европе такого человека).

Конечно, «княжна Тараканова» вовсе не первая подобного рода «законная дочь». В известный Преображенский приказ уже попадали дела о детях царевны Софьи от тайного брака с Голицыным и от другого, конечно, не менее тайного брака с Федором Шакловитым. Там же рассматривались менее интересные дела о менее интересных детях царевен Марфы и Екатерины. Костомаров поминает о «деле», возбужденном по поводу слухов о том, что Анна Иоанновна ждет ребенка от Рейнгольда Левенвольде и намеревается этому ребенку завещать престол. Карла и Петра, обоих сыновей Бирона, также называли сыновьями Анны Иоанновны от ее «законного брака» с Бироном. В «сыновья» последней (от Бирона!) зачислен был даже один из фаворитов Елизаветы, Иван Иванович Шувалов. Впрочем, ни Карл, ни Петр, ни Шувалов не претендовали на российский престол.

И тут встает один занятный вопрос: а собственно, зачем создавать себе излишние хлопоты? Зачем это нужно: иметь детей от непременно законных и при этом очень тайных браков? Зачем при этом не показывать своих «законных детей», но писать в их пользу «тайные завещания»? А при этом Анна Иоанновна и Елизавета еще и оставили престол «вполне официально», одна – внучатому племяннику, другая – просто племяннику… А, может, проще, если уж так сильно захотелось, иметь незаконных детей и легализовать их специальными титулами и фамильными прозваниями? Но у Анны Иоанновны и таких детей, конечно, не было. Зато имелся такой ребенок у Екатерины II. И можно проследить его судьбу. Конечно, это ребенок внебрачный, никаких прав на престол не имеющий изначально. Положение его легализовано, у него есть титул, он – известное лицо (напомним, что в биографии самозванца всегда должны быть «чудесные спасения от попыток отравления» и «таинственные бегства». Вся жизнь самозванца до его внезапного появления «на люди» полна «тайн и чудес»). Незаконный же сын Екатерины от Григория Орлова, известный граф Бобринский, был, кстати, и рожден не по любовной прихоти. Рожден он совсем незадолго до предполагавшегося переворота. Отец мог предполагать, что за этим рождением последует и сам брак и желанное право на престол и власть. А мать? Мать могла предполагать, что отец именно так предполагает. И она этого отца, конечно, обманула, воспользовалась им и его братьями как ступеньками, гарантирующими восхождение на трон, а после променяла на других фаворитов. И правильно сделала: фаворитов надобно сменять, пока не обнаглели вконец.

Но кто же мог быть отцом мифической дочери Елизаветы? Называется, как правило, единственный кандидат, он же – герой «легенды о тайном браке», Алексей Разумовский. Это классический фаворит, бесполезный в делах правления, зато любимая (и дорогостоящая) игрушка в интимной жизни. Непонятно только, зачем рожать от него детей и, к тому же, сочетаться с ним законным браком…

Вот, например, мнение С. Н. Шубинского, автора популярных исторических очерков: «Елизавете шел тридцать третий год, и она была в полном расцвете красоты. Разные принцы-авантюристы, вроде Эммануила, инфанта португальского, принца Конти, графа Морица Саксонского и т. п., начали домогаться разрешения приехать в Россию.

Необходимо было положить конец этим проискам, иначе могло случиться, что который-нибудь приглянется императрице и, чего доброго, наденет «венец и шапку Мономаха». Представлялся для достижения цели единственный способ: связать тесными узами самодержицу с чисто русским человеком, и притом таким, который был бы предан духовенству и наименее был бы способен влиять на дела управления. Разумовский был самым подходящим во всех отношениях. Умному и ловкому Дубянскому нетрудно было подчинить себе суеверную и богомольную императрицу и уговорить ее превратить незаконную связь с Разумовским в освященную церковью форму брака…»

Это очень занятный текст. Но что для нас интересно? Разумеется, все попытки выдачи Елизаветы замуж с целью удаления ее из страны как нежелательной претендентки на престол заканчиваются с ее воцарением. Все! Больше некому и ни к чему заманивать в Россию иностранных принцев. И самой новоиспеченной императрице вступать в брак вовсе не хочется, незачем ограничивать себя как бы то ни было. И – многозначительная деталь, долженствующая сразу уничтожить толки о тайных браках и тайных же детях, – тотчас по воцарении Елизавета принимает все возможные меры для того, чтобы заполучить в Россию племянника, сына сестры, Анны Петровны, затем заботливая тетка спешит женить юношу, чтобы как можно скорее получить потомство от него. Престол должен быть закреплен за Романовыми-Нарышкиными, но сама императрица уже, судя по всему, не рассчитывает вступать в брак или иметь детей…

Определение «чисто русский человек» должно по логике обозначать в тексте Шубинского лицо православного вероисповедания. Но интересно, что и Дубянский, духовник императрицы, и Разумовский – выходцы из Малороссии. Этакая «малороссийская интрига», чуть не насильно влекущая под венец запуганную и послушную бедняжку-императрицу…

Но, наверное, еще интереснее послушать современников Елизаветы, то есть, как звучат их голоса под пытками в Тайной канцелярии. Вот тогда окажется, что (как и в случае с Анной Иоанновной) Разумовский – не единственный «тайный супруг и отец». В березовских допросах князей Долгоруковых всплывает версия наличия детей «мужеска и женска полу», прижитых цесаревною от… Шубина. Тайная канцелярия разбиралась с толками и слухами о детях Елизаветы от Бутурлина. И на протяжении всего царствования Елизаветы не прекращаются преследования лиц, толкующих о тайном браке с Разумовским и тайных детях от этого брака. За подобные толки наказывали плетьми и ссылали на дальний север. Распространению сплетен о детях императрицы от Разумовского способствовало и то, что среди ее окружения какое-то время находились племянники братьев Разумовских, сыновья их сестер; одна из которых была замужем за казацким полковником Ефимом Дарагановым.

Самозванка, впоследствии выдававшая себя за дочь Елизаветы, является в Европе в самом начале семидесятых годов. Это совсем юная женщина, не старше двадцати лет. Если следовать логике, то отцами ее, скорее, должны быть «наследовавшие» Разумовскому Шувалов или Бекетов. Версия о том, что эта женщина – дочь покойной императрицы и даже наследница всероссийского престола, формируется не сразу. Заметно, что в интриге самозванки активно участвуют польские аристократы… Далее, как нам хорошо известно, самозванка была захвачена и привезена в Россию, где и скончалась в заточении. Чего могла опасаться Екатерина? Разумеется, и ей и «всем» было ясно, что завещание, которое имеет при себе неизвестная женщина, подложное. (Любопытно, что, предоставив государю возможность избрать наиболее достойного наследника, Петр I положил начало детективу под названием «Подложное завещание»… Началось с возможного завещания самого Петра; завещание это якобы существовало и отдавало престол Анне Петровне и ее потомству. Петр завещание составить не успел. Но даже в тех случаях, когда завещание было налицо, это никого не смущало, потому что немедленно сочинялась легенда о другом завещании, тайном и «гораздо более правильном».) Было бы смешно думать, будто поверят самозванке и ее завещанию. Но бояться того, что Европа выйдет из повиновения, Екатерина могла. Ведь только что Россия четко заявила себя в качестве опасной для Европы соперницы при возможном разделе Балканского полуострова, который много позднее Бисмарк определит как «мягкое подбрюшье Европы». Уже ясно, что Османский султанат – умирающее, загнивающее политическое тело, «больной человек». Уже состоялся первый раздел Польши. Уже повержена Запорожская Сечь – «военное государство»… Вспомним сравнительно недавнее воссоединение Западной и Восточной Германий, по поводу которого европейские газеты заметили, что Европа проснулась, а в постели – слон… При Екатерине Европа также отлично поняла, что Российская империя – слон большой и беспокойный. И внешне, казалось бы, Европа все более признает Россию. Но история самозванки (немного напоминающая историю Дмитрия I) явно показывает, что Европа вовсе не против ослабления и развала Российской империи. Недаром самозванка получает явную поддержку в Париже, Лондоне и в столице католицизма – Риме. (Эта «поддержка», впрочем, осуществляется исключительно на словах и ни в чем «практическом» не проявляется…)

И, одновременно с появлением самозванки в Европе, является самозванец и в самой Российской империи. Этот человек выдает себя за Петра III. Впрочем, и до него являлись самозванцы, выдававшие себя за супруга Екатерины. Его свержение с престола, внезапная смерть, поспешные похороны – все это не могло не послужить питательной почвой для самозванчества. Новый «Петр III» (нам хорошо известно его имя – Емельян Пугачев) был, что называется, «профессиональным военным». Он вернулся в Россию, когда Петр III заключил мирный договор с Фридрихом II и соглашение о частичном отводе в Россию русских войск. Пугачевское движение, разумеется, начинается вовсе не там, где свирепствует крепостное право, а в регионах, все еще недостаточно интегрированных в состав империи, Поволжье, Яик (после подавления Пугачевского выступления река была переименована в Урал). Здесь все еще живут свободные мелкие землевладельцы, потомки русских, бежавших «от государства». Здесь же – территории «инородцев» – татар, башкир, калмыков, сопротивляющихся имперскому «прессингу». Здесь уже развертывалось антиромановское движение Степана Разина. Здесь еще помнят обещания первых Романовых, так и не исполненные. В своем Манифесте Пугачев и обещает исполнить эти обещания о возможности создания независимого кантонистского государства, обещает «вечную вольность». Причем, речь идет вовсе не о всей Российской империи, а именно об отделении от нее определенных регионов – Дон, Волга, Урал (Пугачев обещает пожаловать «башкирцев и казаков» «рекою»)…

Пожалуй ты нам, батюшка, Тихий Дон,

Со вершины до низу со всеми реками, потоками,

Со всеми лугами зелеными,

И с теми лесами темными…

Но уже для Пугачева и его сторонников символом «супротивной» династии выступает захватившая власть Екатерина. Что же касается «роли» имени Петра III, то она не так проста, как может показаться. Ясно, что Петр III заменяет в концепции Пугачева кого-то иного, «незаконно, несправедливо» свергнутого и погубленного первыми Романовыми; то лицо, за которое очевидно выдавал себя Степан Разин. При Разине речь открыто велась о «законности» Рюриковичей (будь то Дмитрий I, его жена Мария Мнишек или ее сын) и «беззаконности» узурпаторов Романовых. Но колоссальное явление личности Петра I не прошло даром. Теперь Романовы, как мы уже говорили, сами себе соперники. И все же выступление Пугачева и его сторонников – антиромановское по сути, грозящее династии свержением. Интересно, что сам Пугачев – «служилый человек», «шевалье», много повидавший, побывавший в Европе. Известно, что его поддерживали поляки, желавшие сохранить польскую государственность. Вольтер не исключал возможности того, что Пугачева поддержит Франция. И, наконец, самозванка, узнав о Пугачевском движении, начинает именовать Пугачева «братом», «кузеном» (ну, конечно, если он – «сын» Анны Петровны, то «дочери» Елизаветы Петровны он и приходится двоюродным братом!)…

Как же действует в этой опасной ситуации Екатерина? Восхищения достойно. «Великая беззаконница» принимает решительные меры. Она «сама себе закон и право». Громко, на всю Европу объявляет она о том, что против нее действуют самозванцы, «всклепавшие на себя чужие имена». Она смело ударяет по своим противникам единственной истиной, которой располагает – да, они действительно самозванцы, они поставили не на ту карту. Она объявила самозванцев вне закона. Неизвестную, выдающую себя за дочь Елизаветы, она просто захватывает в плен. Сделать это не так сложно, ведь за неизвестной не стоят войска. Но, конечно, это действие беззаконное. И тут встает занятный вопрос о том, насколько «законно» объявлять себя «представителем» какой бы то ни было монархической «фамилии», династии. Например, в конце ХХ века на территории Российской Федерации проживает по меньшей мере три человека, активно выдающих себя за… внуков Николая II, сыновей «чудесно спасшегося» царевича Алексея; один из этих самозванных «внуков» весьма активно претендует на несуществующий престол несуществующей Российской империи…

Екатерина уже объявила о том, что ее противники – самозванцы. Европа молчит, никаким возмущением не реагирует, когда Алексей Орлов увозит самозванную дочь Елизаветы в Санкт-Петербург…

Никакими подлинными российскими документами о самозванке мы не располагаем; что же касается сведений, хранящихся в зарубежных архивах, то они все еще не описаны и, соответственно, не проанализированы. В российском заточении самозванка скончалась менее чем через год…

Могло интересовать Екатерину, кто и каким образом участвовал в «создании образа» самозванной дочери Елизаветы? В известных нам копиях допросных документов самозванка называет ряд имен известных лиц – европейских политических деятелей. Никого из них, впрочем, не волнует ее заточение в России, и проверять сведения, сообщенные неизвестной, Екатерина явно не намеревается. Самозванка домогается встречи с императрицей. О чем неизвестная желала сообщить? О своем истинном происхождении? Смехотворная тайна! Некие тайны европейской политики? Вполне возможно, что «выдав» нечто подобное, она желала под этим предлогом просить себе снисхождения. Аудиенции она не получила. Несчастная уже никому не нужна: ни тем, которые «создали» ее в Европе, ни Екатерине в России. Похоже, «тайны» самозванки вовсе не заключают в себе ничего тайного для императрицы. Несчастная теперь всем нужна только мертвой. Была ли ее смерть естественной? Но Екатерина отлично знала, что хороший политический противник и претендент на престол – это мертвый политический противник и претендент на престол…

С неизвестной все же было сложнее, нежели с Пугачевым. Этот был «свой», российский, местные его корни вскрывались просто. Но для острастки других таких «местных», которые могут вздумать повторить нечто подобное, надобно было казнить его, как и Разина, публично. Самозванка же – «человек со стороны», из-за границы империи, ее публичная казнь только вызовет нежелательные слухи и разговоры. Зато ее бесследное, смертное исчезновение в России – острастка для всех тех, кто за границей пожелают повторить подобную авантюру…

Из небытия самозванку вывел молодой российский художник (польского, между прочим, происхождения) Николай Флавицкий. Картина его экспонируется в 1864 году («либеральный» период царствования Александра II, как мы уже поминали). У самозванки появляются шансы сделаться «российскою Марией Стюарт» – этаким романтическим символом борьбы с деспотизмом и тиранией (интересно, что именно в этом качестве – как мало мы меняемся! – выступит самозванка в пьесе советского драматурга Л. Зорина «Царская охота» с прозрачными намеками на советскую действительность семидесятых годов). Но тогда, во второй половине XIX столетия, посмертной судьбой самозванки занялось государство. Сначала появляется пространное описание авантюрных похождений неизвестной в Европе, сделанное Мельниковым-Печерским. Появится и известный роман Данилевского «Княжна Тараканова». В этом романе талантливый писатель впервые соединит легенду о «дочери Елизаветы» («княжне Таракановой», «Елизавете», «Алине», «Августе») с давно бытовавшей легендой о «таинственной монахине» («белая монахиня», «инокиня Досифея», «княжна Юсупова»). По Данилевскому, «истинная дочь Елизаветы» смиренно скончала жизнь в монастыре, а принявшая на себя ее звание и имя авантюристка окончила свои дни в заточении в крепости. Эта версия об «авантюристке и истинной дочери» в дальнейшем получила широкое хождение. Любопытно, что объявилась именно мнимая дочь, хотя Елизавете приписывали и детей «мужеска пола». А, впрочем, понятно: череда «женских правлений» Российской империи должна была закономерно вызвать устойчивый образ именно императрицы, а не императора. Но это именно за рубежом. В России же, где понятия мужского патриархального приоритета держались стойко, все эти женские правления были определенного рода вызовом «общественному мнению». Отсюда – народный образ «императрицы» как женщины, прежде всего, вопиюще аморальной. И даже и не надо было фантазировать, российские правительницы действительно были таковы. И даже в Екатерине, величайшей после Петра I на российском троне, и до сих пор «народ» видит развратную «Катьку», беззаконно свергнувшую законную мужскую власть. И кто посмеет сказать, что это неправда?..

Мы решили не разгадывать «загадку княжны Таракановой». И все-таки хочется сказать о некоторых фактах, не замеченных историками. В XVII веке на территории Османской империи распространилось религиозное движение, возглавлявшееся неким Саббатаем Цеви, своеобразно соединявшим в своих проповедях иудаизм и ислам. Движение саббатианцев распространилось среди иудеев Европы и постепенно переросло в секту так называемых франкистов – по имени уроженца Подолии Якоба Франка. Якоб Франк занимался мелкой торговлей, много переезжал из города в город в Германии, Польше и Османской империи. Он и его последователи занимали как бы промежуточное положение между католиками и иудаистами, будучи преследуемы и теми и другими. Учение Франка прибавило к теориям саббатианцев христианские компоненты. В 1759 году франкисты во главе с самим Франком торжественно принимают христианство. Восприемниками новообращенных были представители польской знати; таким образом франкисты вступили в среду польского дворянства. Однако после доносов о том, что франкисты продолжают исповедовать свое учение, Якоб Франк был на тринадцать лет заключен в крепость (с 1760 по 1772 год). После освобождения он проживал последовательно в Моравии, Австрии, затем в Германии. В Германии он жил до своей смерти в Оффенбахе, называя себя «бароном Оффенбахским». После его смерти в 1791 году франкисты постепенно растворились среди католиков Польши и Германии. О Еве, дочери Якоба Франка, ходили слухи, будто она является отраслью династии Романовых, будто пьет из бокала, на котором оттиснуто: «Е. Р.». Разумеется, отождествить Еву Франк с «княжной Таракановой» не представляется возможным; Ева Франк – личность вполне определенная и известная. Но нельзя не обратить внимания на то, что франкисты явно являлись своеобразной «питательной средой» для самых разнообразных разновидностей самозванчества. Поэтому не такими уж безосновательными можно считать мнения о «княжне Таракановой»: князя Петра Долгорукова («польская израэлитка», то есть еврейка); английского посла Гуннинга («дочь пражского трактирщика»); английского консула в Ливорно, Джона Дика («дочь нюрнбергского булочника»). Современники отмечали равнодушие загадочной женщины равно к православию и католицизму; затруднялись определить, какую религию она исповедует. Она имела определенные связи с Османской империей. Когда допрашивавший ее Голицын попросил ее сделать перевод русской фразы на арабский и персидский, поскольку она говорила о своем знании восточных языков, узница написала несколько строк «непонятными знаками». Для екатерининских «экспертов» написанное самозванкой так и осталось непонятным; сама она почти иронизировала по поводу их невежества. На каком же языке она написала эти строки? На древнееврейском? Ну, в общем ей уж было нечего терять, и она могла позволить себе насмешку над своими тюремщиками. Любопытно и то, что за несколько лет до появления «княжны Таракановой» известна была юная самозванка, выдававшая себя за дочь императора Франциска I; в 1770 году она была освобождена из тюремного заключения. Будущая «княжна Тараканова» (кстати, сама она никогда так не называла себя) впервые объявилась в 1770 году в Берлине и называла себя девицей Франк. Через год, в Генте, она уже называлась фамилией Шель. Что она имела в виду? «Schell» – «бубенец»? Или «schelm» – «плут»? Кажется, ей не чуждо было изощренное чувство юмора; и задолго до постмодернистов она воспринимала жизнь как некую своеобразную забавно-занимательную игру, этакий «стёб»… Ну вот, будем считать, что мы отдали дань непременным попыткам разгадать «тайну княжны Таракановой»…

Победа над Пугачевым была совсем иное, нежели победа над мнимой «дочерью Елизаветы». Выступление Пугачева, пожалуй, возможно назвать последним крупным антиромановским выступлением «внутренним», внутригосударственным. И снова «государственная армия» доказала свои преимущества над «войском вольных кантонистов».

4 декабря 1775 года умирает самозванка. 10 января 1775 года казнен Пугачев. Следствие по «делам» – самозванки и самозванца – велось, стало быть, одновременно, параллельно. Или все же это было единое следствие, потому что и дело было единое, одно?..

В любом случае, Екатерина одержала очередную победу.

Следует, конечно, остановиться и на частной, интимной жизни «Великой беззаконницы». Своими «Записками» она сама положила начало пристальному вниманию к ее интимной жизни. Достаточно назвать популярные книги Валишевского или менее известные книги автора, писавшего под псевдонимом «Мария Евгеньева». Но, впрочем, мы можем и не пользоваться достаточно вульгарными изложениями. Ведь у нас имеются воспоминания современников. Впрочем, их, скорее, следует называть «псевдомемуарами», авторы их не знают иного отношения к Екатерине, кроме апологетического. Однако все же интересно прочесть «Записки» Екатерины Романовны Дашковой, «Записки об императрице Екатерине Великой» одного из ее приближенных, A. M. Грибовского, а также «Записки» другого ее приближенного, А. В. Храповицкого…

Надо сказать, что при всей панегиричности интонаций авторам удается живое яркое изложение. Также можем мы получить множество в достаточной степени откровенных сведений об интимной жизни императрицы. Начало этой откровенности, как мы уже говорили, положила она сама. В этом она, безусловно, следовала традициям прекрасной французской мемуарной литературы, прежде всего – выдающемуся мемуаристу Сен-Симону, чьим портретом Петра Великого мы уже могли полюбоваться. В частности, изображая коронованных особ и лиц весьма знатного происхождения, Сен-Симон всячески подчеркивал их личностные, индивидуальные свойства и черты, как правило, не соответствовавшие занимаемому высокому положению; чрезвычайная живость портретных зарисовок достигалась и за счет своеобразного противопоставления неких «реальных черт» некоему заранее декларируемому мнению. Обычный стиль Сен-Симона: «она была прелестна, эта неуклюжая, нелюдимая, неряшливо одетая принцесса». Из мемуаристов екатерининского времени удается достичь в полной мере подобного эффекта живости, пожалуй, лишь самой Екатерине, да еще Болотову, которого по праву следовало бы назвать «Сен-Симоном российской провинции». Остальным «вспоминающим» все же не дает полностью «расслабиться» всегдашняя внутренняя цензура (одному лишь Болотову удается с удивительным очарованием перехитрить эту цензуру; стоит только вспомнить, как он сначала заверяет нас, что никогда не примет участия в заговоре против императора, затем с простодушием описывает свой поспешный выход в отставку и тотчас заявляет о том, какою неожиданностью для всех явились и сам заговор и успех заговорщиков)…

Но обратимся все же к интимной жизни великой императрицы. Фаворитизм в ее царствование сравним разве что с фаворитизмом парижским в царствование Людовика XIV, «короля-солнце». При этом можно отметить одну закономерность: если в первую половину царствования Екатерины фаворит – сильная личность, активно рвущаяся к власти, и в отношениях с этой личностью приходится лавировать, проявлять незаурядные дипломатические способности, особенно для того, чтобы удалить ее от себя, когда она уже исчерпала свои функции любовника и помощника, то во вторую половину царствования личность фаворита претерпевает естественные изменения. Положение Екатерины на престоле уже фактически неколебимо, одна лишь смерть может лишить ее трона и власти. И вот, энергических братьев Орловых и отчаянного прожектера Потемкина сменяют не столь требовательные юноши: Дмитриев-Мамонов, Ланской, Зубов… Хочется привести один отрывок из письма императрицы о смерти ее юного Ланского. Сколько простодушной искренности! И по сей день, кто решится на подобное откровенное признание: «я любила его за то, что он меня слушался»?..

«Я была счастлива, и мне было весело, и дни мои проходили так быстро, что я не знала, куда они деваются. Теперь не то: я погружена в глубокую скорбь. Моего счастья не стало. Я думала, что не переживу невознаградимой потери моего лучшего друга, постигшей меня неделю тому назад. Я надеялась, что он будет опорой моей старости; он усердно трудился над своим образованием, делал успехи, усваивал себе мои вкусы. Это был юноша, которого я воспитывала, признательный, с мягкой душой, честный, разделяющий мои огорчения, когда они случались, и радовавшийся моим радостям. Словом, я имею несчастие писать Вам, рыдая. Генерала Ланского нет более на свете. Злокачественная горячка в соединении с жабой свела его в могилу в пять суток, и моя комната, в которой мне прежде было так приятно, превратилась в пустыню…»

Впрочем, императрица знавала и чисто семейные радости. Вот она с удовольствием наблюдает, как старшие внуки, Александр и Константин, белят ограду; вот сожалеет о том, что семейство сына «умножается барышнями» и радуется рождению третьего мальчика-внука, «рыцаря-Николая» (будущего Николая I), вот заботливая бабушка тревожится о женихе для старшей внучки Александры… Но мы еще скажем о Екатерине – матери и бабушке, когда будем говорить о ее единственном сыне Павле Петровиче. Он, как никто, знал, что семейственные идиллии Екатерины могли иметь весьма зловещий подтекст…

И, конечно, говоря о Екатерине, нельзя не упомянуть о ее литературном творчестве. Помимо «Записок» она написала большое количество пьес, писала также сатирическую и нравоучительную прозу в стиле эпохи Просвещения; для старших внуков писала морализующие сказки. Была ли она интересным автором? Скорее, можно назвать ее небездарным подражателем. Как истинное литературное творчество, пожалуй, интересны только ее «Записки», в которых ей удалось создать яркий негативный образ собственного мужа и, тем самым, отчасти как бы обосновать совершенное ею его убийство. В этом смысле «Записки», пожалуй что, и беспрецедентное произведение.

Екатерина Великая прожила шестьдесят семь лет. Из них тридцать четыре года она правила Российской империей. В отличие от своего предшественника Петра Великого, она была очень невысокого роста, в юности даже хрупка, а в пожилые годы превратилась в маленькую кругленькую старушку. В быту ее, как и в быту ее предшественниц на российском престоле, сочетались непомерная роскошь и неряшливое равнодушие к элементарным удобствам. Но, впрочем, подобным парадоксальным бытовым устройством поражали все блистательные дворы (тот же двор Людовика XIV или же Карла II английского). Кажется, рационально и удобно обустроенный быт – прерогатива правителей, не склонных к роскоши (таких, например, как современница Екатерины Мария-Терезия австрийская).

«Екатерина Вторая, по словам Пушкина, «умерла, садясь на судно». Государыня лежала, с царственным презрением демонстрируя всему миру то, что обычно скрывают. Вокруг нее суетились смущенные, жалкие рабы всех состояний – от лакея до канцлера, передавали о случившемся шепотком, скабрезно поблескивая глазенками, а она была абсолютно спокойна. Ей было очень наплевать на все. Царица умерла, показывая людям, земле и небу даже не язык (мечта экзистенциалиста!), а прямо-таки жопу. Какая острая насмешка женщины-философа над земным величием собственной жизни!..» Из эссе Александра Севастьянова «Искусство умирать», журнал «Андрей»…

Ну вот, спасибо «Андрею», Александру Севастьянову и его тезке Александру Пушкину. Конечно, на совести «Великой беззаконницы» много такого, за что уважать вовсе и не стоит. Но все же она была великой, и легенда о ее смерти прелестна…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.