4. Чугунная поступь Drang nach Osten
4. Чугунная поступь Drang nach Osten
Не жги бересту – это горят города,
И пепел их стен ветер несет на Восток.
Дм. Фангорн
Ослеплен невежеством лукавым,
брат на брата поднял гордый меч…
Велеслав, «Гнев Богов»
Прибавило ли провальное цареградское сватовство Святославу уважения и любви к матери? Навряд ли. Смертельное оскорбление нанесли надменные ромеи не просто женщине из знатного рода – что уже было бы непростительно, – самой Руси, самим Русским Богам. Ольга же не двинула в ответ дружины за Русское море, не припомнила несостоявшемуся свояку Олегов Щит на Золотых воротах. «Отомстила» лишь злопамятно-бабьим: «Постоишь у меня в Почайне…» И на оскорбление не ответила, и слова не сдержала.
Ольга понимала, как встретят на Руси известие об ее поездке. Один из немногих достоверных моментов описания этой поездки в летописи: на прощальные напутствия патриарха княгиня отвечает: «Люди мои и сын мой – поганые; да сохранит меня бог ото всякого зла!» Какой панический ужас перед собственным народом, перед родным сыном сквозит в этих словах! После поездки Ольга уговаривала Святослава креститься. Это была ее последняя надежда, ее и всей христианской партии. Сын отвечал с брезгливым недоумением: «Меня моя же дружина засмеет». Один очень вообще-то неглупый историк умудрился написать по этому поводу вот что: «Для хищнической дружины, стремившейся к грабежам, убийствам и грубым чувственным удовольствиям, круг христианский с его любовью, кротостью и воздержанием должен был возбуждать смех и презрение». Как в таких случаях говорится – «не тем будь помянут», оттого я и не называю имени историка. Про «хищническую дружину» мы уже говорили. Но «христианский круг»-то – русы, в отличие, видимо, от этого историка, не по романам слезоточивым о первых христианах знали! Вспомните, что мы знаем про Византию. Не правда ли, как прекрасна любовь дяди Константина Багрянородного к родному племяннику, сыновей Романа Лакапина – к отцу! Какой кротостью веет от медного быка Феодосия Великого, в котором заживо сжигали людей, от ипподрома, окропленного кровью десятков тысяч православных христиан, погибших от рук палачей-единоверцев! Сколько воздержания в богохульных эскападах цесаря Михаила и его «патриарха» Грилла, в императоре Романе II и его кабацкой возлюбленной, вознесшейся с панели на престол! Дела «христианского круга» Византии не могли вызывать – и не вызывали – у самых небрезгливых язычников ничего, кроме омерзения, а в сочетании с беспримерным лицемерием слов «любви, кротости и воздержания» и впрямь «возбуждали смех и презрение»! К тому же отречься от веры предков для князя-воина было самым мерзким из человеческих деяний – изменой: «Как я захочу ин закон принять?!»
Очень интересно, как показали чуждость сына матери художники Радзивилловской летописи. На ее миниатюрах на голове Святослава в сцене беседы с матерью о вере и оплакивания умершей Ольги – тюрбан. Для века создания Радзивилловской летописи – символ «поганого», нехристя. В таком же тюрбане она изображает князя-колдуна, оборотня, Всеслава Брячиславича Полоцкого. Тюрбан – еще куда ни шло. В те же века северный летописец изобразит убийц конунга Олафа, крестителя Норвегии, то есть своих же, норвежских язычников, со смуглыми, горбоносыми лицами «сарацинов». Лукавая азиатская религия рядила в «азиатов» тех, кто защищал от нее Европу. Заставляла видеть в палестинских пророках – своих, а в собственных предках – чужаков-инородцев. Но и в этой лжи есть доля правды – преграды между членами одной семьи, возведенные новой верой, были так же неодолимы, как расстояние между Западом и Востоком, коим, как известно, «не сойтись никогда».
Перепуганная, лишившаяся последних надежд Ольга, очевидно, совсем потеряла голову. Иначе трудно объяснить то, что она – иного слова не подберешь – вытворила в 959 году. На сей раз ее послы появились при дворе другого христианского владыки – кайзера Священной Римской империи германской нации Оттона I.
Послы «Елены, королевы ругов» – ругами, по старой памяти, называли варягов-русь на Западе, – просили «епископа и священников», наставления в истинной христианской вере. По тем временам подобная просьба означала признание себя вассалом, данником, по-русски – подручником того, кого просишь.
Чтобы понять, как могли встретить на Руси весть о таких переговорах княгини, надо остановиться и повнимательнее приглядеться к тому, что из себя представляла столь пышно именуемая империя, в особенности – в отношении славян.
Во времена Ольги уже век как христианским попам и рахдонитам-работорговцам удалось развернуть при Карле-Давиде Великом… почему историки так охотно раздают титулы Великих палачам и разрушителям? Константин, Феодосий, Петр… так вот, удалось развернуть на Восток восьмивековой натиск тевтонов на юго-запад. Так началась трагическая взаимоистребительная война братских народов, тевтонов и славян, длившаяся тысячу лет. Печально знаменитый Drang nach Osten, оставивший след бесчисленных могил, стертых с лица земли городов и племен, и главное – взаимной неприязни, вражды былых братьев.
Послушайте, что пишут о землях, лежащих на востоке, христианские монахи Герборд и Эбон:
«Изобилие рыбы в море, реках, озерах и прудах настолько велико, что кажется прямо невероятным. На один денарий можно купить целый воз свежих сельдей, которые настолько хороши, что если бы мы стали рассказывать об их запахе и толщине, то рисковали бы быть обвиненными в чревоугодии. По всей стране множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей и кабанов, и разной другой дичи. В избытке имеются коровье масло, овечье молоко, баранье и козье сало, мед, пшеница, конопля, мак, всякого рода овощи и фрукты, и будь там еще виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно было бы принять эту страну как землю обетованную».
Не стоит почитать это захлебывающееся восхваление за невинные путевые записки миссионеров. Подобные рассказы зачитывали вслух по всей феодальной Европе, с ее деленой-переделеной землей, тесными городами, полями, истерзанными железными плугами в течение многих поколений.
Как звучали похвалы изобилию славянских земель в ушах голодных, полунищих швабских или франконских крестьян? Как внимали перечням дичи и охотничьих угодий младшие сыновья графов и баронов, лишенные доли в наследстве, а с ней и любимой забавы благородных? Как сволочь и рвань городов слушала рассказы о накрытых столах, доступных любому путнику, о сундуках и кладовых, на которые честные «варвары»-славяне не вешают даже замков?
Страшными словами завершает христианский соблазнитель свое описание. Он сравнивает земли славян с землею обетованной. Человек, знакомый с библейскими преданиями – а иных в христианской Европе не было, – знал, что Землей обетованной названа в Ветхом Завете Палестина. Единый бог благословил избранный им Израиль на захват этой «текущей молоком и медом» земли, а племена тружеников-язычников, создавших все ее богатства, милосердный господь иудеев и христиан обрек на поголовное истребление.
«Когда же введет тебя Господь, бог твой, в ту землю, с большими и хорошими городами, которых ты не строил, и с домами, наполненными всяким добром, которых ты не наполнял, с виноградниками и маслинами, которых ты не сажал, и будешь есть и насыщаться» (Втор. 7, 10–11). «А всю добычу городов тех и скот разграбили сыны Израилевы себе; людей же всех истребили мечом, так что истребили всех их, не оставили ни одной души» (Иис. Н., 17, 14).
Христиане называли – и называют – себя Новым Израилем. И не зря начавший Drang nach Osten Карл взял второе имя – Давид (мы уже вспоминали, говоря об Ольге, деяния этого «кроткого» царя в Земле обетованной (2 Цар. 12, 31).
Перечитайте теперь приведенное выше описание и многие подобные ему. Лишь глухой не расслышит набатного: «На восток, христиане! Смотрите, сколько богатств! Это – ваше! Это обетовано вам богом! Убейте язычников, разорите их храмы, переполненные, кстати, золотом и пурпуром, и обладайте всеми богатствами их земли! На восток, Новый Израиль! Так хочет бог!»
Каким лицемерием разит от строк монастырских хроник, клеймящих «жадность саксов», мешающую-де утверждению христианства в славянских землях! Кто же разжигал-то эту жадность?!
Тем же, кто все-таки помнил об исконном родстве славян и тевтонов, фанатики вроде Бруно-Бонифация Кверфуртского грозили проклятием: «Что за общение христианам с погаными, что за мир между Христом и Велиаром? Как знамя святого Креста может развеваться рядом с кровавым стягом дьявольского порождения – Сварожича?» Другой монах, Видукинд Корвейский, разъясняет: славяне тевтонам не родня. Тевтоны-де ведут род от первенца Ноя Иафета, которому отец предрек власть над миром (Быт. 9, 27). А вот славяне – от младшего сына Ноя, Хама, и его сына Ханаана. «И сказал (Ной. – Л. П.): проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих» (Быт. 9, 25). Значит, и славяне обречены быть рабами тевтонов – по Библии, по слову божьему. А кто не согласен…
В средневековой Европе не соглашаться со словом божьим было небезопасно даже императорам.
Видукинд не сам измыслил сплетню о рабском происхождении славян. Многие охотно распространяли ее. Например, в еврейском сочинении начала Х века «Иосиппон», в разделе о славянах сообщается: «А иные говорят, что они от сыновей Ханаана». О, эта омерзительно безответственная наглость! «Иные говорят», «есть мнение», «общеизвестно» … Какая она, оказывается, древняя! Походя, невзначай втоптана в грязь «свыше предопределенного» рабства целая семья народов от Дона до Эльбы, от Адриатики до Ладоги. Кто виноват? Никто. «Иные говорят». Куда уж Видукинду с его немецкой прямолинейностью!
Впрочем, соплеменник автора «Иосиппона», испанский работорговец Ибрагим ибн Якуб, вполне откровенен. Славянские земли он прямо называет «Новым Ханааном».
Но что за выгода ему и безвестному автору «Иосиппона» чернить славян? Церковь боролась с язычеством. Крестоносные орды тевтонов рвались к богатствам славянских земель. А они?
Швейцарский историк Адам Мец: «Основной товар, поставляемый Европой – рабы, – являлся монополией еврейской торговли». Знаменитый чех Любор Нидерле в книге «Славянские древности»: «Вся торговля славянскими рабами находилась в руках евреев». Специально привожу эти цитаты дословно, дабы не быть обвиненным в пристрастных измышлениях. И могу добавить – в раннем Средневековье еврейская торговля была представлена могущественной корпорацией купцов, так называемых рахдонитов. Это исторический факт, и вряд ли он может задеть чьи-то чувства. Впрочем, если кто-то считает себя наследником традиций расизма, ростовщичества и торговли людьми, тот вправе на меня обижаться.
Вот кто – попы и работорговцы, а вовсе не какие-то «фашисты» учили немцев видеть в славянине не брата, а раба и скотину. Недочеловека, одним словом. И если уж бороться с расизмом странным методом изъятия и уничтожения книг, то изымать и уничтожать надо не злосчастную «Main Kampf», а Библию. С ее богоизбранными и язычниками, самим богом определенными на рабство и истребление, с ее иафетами, рожденными властвовать, и ханаанами, рожденными подчиняться.
Ко временам Оттона гнусный посев дал пышные всходы. Саксы, те самые саксы, что бок о бок со славянами-велетами сражались против крестителей Карла-Давида, называли славян «собаками»! Еще бы, ведь сам милосердный Христос уподобил язычников псам (Мк. 7, 27, Мф. 15, 22–28)! Дроздяны еще не стали Дрезденом, а Липецк – Лейпцигом, но славянский порт Гам уже превратился в Гамбург и в Бремене (от слова «бремя») была почти не слышна славянская речь. Маркграф Герон, созвав на пир 50 славянских вождей, сжег их вместе с палатой, куда собрал доверчивых язычников. Его соратники по проповеди любви и милосердия огнем и мечом захватывали славянские города, знаменуя свои победы чудовищной резней. Отец Оттона, Генрих I Птицелов, взяв город славян-гломачей Гане, перебил всех взрослых, а детей и подростков угнал в рабство. Великолепные храмы, потрясавшие даже воспитанных в европейской культуре захватчиков искуснейшим зодчеством и великолепной резьбой, расписанной не тускнеющими, не выцветающими красками, сжигались, кумиры разбивались или шли в переплавку. Многие авторы сетовали на «германскую свирепость», извратившую «кроткое учение» Библии и заставившую славян до последнего сопротивляться крещению. Поневоле усомнишься в знакомстве этих авторов с Библией. Жестокости германцев скорее недотягивали до тех, что заповедал библейский бог своему народу в Земле обетованной.
Генрих I Птицелов
И конечно, за немецкими ратями стаями шакалов тянулись рахдониты. В те страшные годы столько овдовевших славянок, столько осиротевших славянских малышей угнали на Запад, что в языках Европы имя славянина на века стало клеймом раба. Sklave в немецком и slaef в голландском, английское slave и французское esclavе, esclavo в Испании отмечают позорный и страшный путь рахдонитских караванов. В португальском escravo, знакомом россиянину хотя бы по заставке сериала «Рабыня Изаура», – их последний след. Сколько книг написано о несчастьях черных невольников… напишет ли кто-нибудь книгу о невольниках белых, о славянах, которых рахдониты продавали их же одурманенным братьям-европейцам?
Торговля людьми происходила при полном попустительстве церкви, а иной раз – при ее живом участии. Ведь это же всего лишь язычники! Что до отношений работорговцев с императорским престолом, скажу лишь одно: супруга кайзера Оттона носила звучное имя Юдифь. До Реформации с ее повальной модой на ветхозаветные имена оставалось полтысячи лет. Сохранились и имена тех, кто получал еще в IX в. от престола монополию на торговлю людьми: рабби Донат и Самуель, лионцы Давид и Иосиф, сарагосец Авраам.
Оттон и Юдифь – у ног Христа…
Вот к кому пошла на поклон Ольга, «Елена, королева ругов». Вот чьего наставничества искала, чьего покровительства – и не только для себя, для Руси! Можно разве что добавить, что бандиты Оттона и Юдифи разбойничали в тех самых землях, откуда пришли в Киев и Новгород варяжские предки Святослава.
И надо обязательно отметить, что вовсе не все немцы позабыли Богов и прежнее братство. Мы уже говорили, что были и другие. Да живет в веках имя саксонца-язычника из королевского рода – Вихмана. Плечом к плечу со славянскими вождями Стойгневом и Наконом, в союзе с датскими викингами и мадьярами он противостоял обезумевшим соплеменникам. Но к судьбе Вихмана, Стойгнева и, в особенности, Накона мы еще вернемся.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.