«ЕСТЬ ИДТИ К ПОЛЮСУ!»

«ЕСТЬ ИДТИ К ПОЛЮСУ!»

На пути к Северному полюсу, в расшатанной снежной бурей палатке скончался сын азовского рыбака Георгий Седов. Его спутники, матросы Линник и Пустошный, похоронили тело начальника. Это было 5 марта 1914 года.

Я разыскал лоцмана архангельской вахты Александра Матвеевича Пустошного, и он рассказал мне о последних днях знаменитого полярника.

В 1932 году А. В. Пустошный был еще крепок для своих лет. Одетый в форму Управления по обеспечению безопасности кораблевождения в северных морях, он был по-военному подобран и краснощек.

Село Пустошь на Северной Двине под Архангельском всегда поставляло проводников кораблей северному мореплаванию. Наследственный лоцман, Пустошный в течение своей жизни провел в устье Двины около трех тысяч судов. В каждую навигацию на борту лесовозов, плавающих под флагами всех стран, многие годы была видна крепкая фигура лоцмана из Пустоши.

Лоцман часто видел, как мимо него, дымя, проходила темная громада ледокола, на борту которого было написано: «Георгий Седов».

…В 1912 году в Архангельске на квартире лоцманского командира Елизаровского появился крепкий, широкий в плечах человек в морской форме.

Скоро имя этого человека облетело весь мир. Рыбацкий сын с хутора Кривая коса на Азовском море, приказчик бакалейной лавки, ключник генерала Иловайского (насильно отдан отцом), штурманский «офицер черной кости» и, наконец, старший лейтенант Георгий Седов.

С уважением и юношеской радостью смотрел на прославленного штурмана Александр Пустошный, лоцманский ученик. Молодой человек жадно читал книги о путешествиях в ледяные страны.

Как-то, воспользовавшись тем, что Седов сам заговорил с юношей, Пустошный заявил о своем желании идти в полярный поход.

— Молод ты еще, Пустошный! — ответил задумчиво старший лейтенант, разглядывая собеседника.

— Зато крепок! — услышал Седов в ответ.

Седов кивнул головой. Вскоре после этого он уехал в Петербург, чтобы через месяц снова вернуться в Архангельск.

Начались сборы… Седов неутомимо подготовлял сложный и опасный поход. Соломбальские плотники работали над постройкой разборной бани, дома и продуктового склада. В газетах появились объявления о сборе средств. Вот одно из них:

«С разрешения Г-на Министра Внутренних Дел Архангельским Обществом Изучения Русского Севера открыт сбор пожертвований на организацию экспедиции капитана Георгия Яковлевича Седова к Северному Полюсу. Пожертвования принимаются в канцелярии Общества (здание Городской Думы, рядом с Мещанской правой)».

На кое-как собранные деньги Седов купил у купца-норвежца судно «Св. мученик Фока», на котором тот возил селедку и тюленье сало. Корабль имел тройную обшивку из дуба в 27 сантиметров толщины.

25 августа 1912 года «Фока» вышел в историческое плавание. На судне не было радио. Его оставили, потому что нужно было взять во что бы то ни стало материалы для мачт.

Седов, Кушаков, будущий профессор, а тогда студент Визе, художник Пинегин, геолог Павлов, механик Зандер, великан матрос Юган Тобиссар, Пустошный, бывший золотоискатель Линник и другие пустились в опасное и отважное плавание. На борту «Фоки» было 22 человека.

Угольные ямы корабля были полны. Поэтому взятый за морским баром[5] уголь пришлось сложить на палубе. Судно едва сохраняло плавучесть.

26 августа «Фока» снялся с якоря и попрощался с «Социал-демократом» (кличка северодвинского плавучего маяка за его две огромные буквы «С. Д.»).

У Трех островов разразился шторм. Часть палубного груза с «Фоки» смыло волной, в том числе клетку с собаками и палубную шлюпку. Судно переждало шторм.

На пятые сутки «Фока» вошел в густой торосистый лед Баренцева моря. Во льдах судно находилось около трех суток. Тогда мореплаватели решили сменить курс и идти вдоль берегов Новой Земли к мысу Желания и оттуда уже плыть на север.

В Архангельской губе с «Фоки» была снята часть команды. Седов решил так потому, что предвидел зимовку, нужно было беречь провизию.

Снова к северу вдоль берегов Каменного острова! Полтора суток спустя в проливе Горбовых островов «Фока» наскочил на мель.

Корабль не мог сдвинуться с места, пока не сняли палубного груза. Но вот лед пришел в движение и столкнул судно с мели. Показались Панкратьевские острова. Но… впереди была полоса льдов.

— Будем зимовать, — сказал Седов, видя безуспешность продвижения судна.

На карте Севера появилась бухта Фоки.

Зимовка проходила хорошо. Люди не унывали, не падали духом. Седов читал команде книги о полярных плаваниях.

Баренц, Кабот, Норденшельд — Пустошный слышал эти имена из уст неутомимого начальника. В часы досуга люди веселились. Линник превращался в неплохого актера. У берегов Новой Земли работал самодеятельный театр.

Проводились серьезные научные работы. Неутомимый Седов ходил к мысу Желания, Визе и Павлов пересекали поперек Новую Землю, лоцманский ученик Пустошный стал здесь метеорологом-наблюдателем. Его учил Владимир Визе.

Матросы «Фоки» устроили заготовки леса-плавника, складывая его на берегу, чтобы потом взять на судно. Угля оставалось мало.

— Надо вернуть обратно еще часть людей, — решил Седов.

В половине марта 1913 года 5 человек отправились в одно из новоземельских зимовий. Остальным седовцам надо было идти дальше на север. Но бухта Фоки стала капканом для судна. «Фока» вмерз в крепкий лед. Два месяца подряд полярные моряки пилили лед, пробивая канал для выхода судна. Уже наступил август. Но «Фока» был беспомощен и недвижим. Только 3 сентября вечером, после двухдневного шторма, «Фока» пришел в движение.

— Все выбежали на палубу, — рассказывал Пустошный. — Видим, ледяную бухту взломало. Наш «Фока» начинает двигаться. Идем на юг, в обход льдов вокруг Панкратьевских островов. Вскоре увидели чистую воду. Пошли курсом на мыс Кап-Флора, на юго-запад Земли Франца-Иосифа. Там был расчет пополнить запасы топлива.

И вот 18 сентября «Фока» достиг бухты и Каменного мыса, где находились шесть построек прошлых экспедиций. Седовцы взяли здесь уголь и начали охотиться на моржей. Стрелки добыли 40 зверей и сложили шкуры вместе с салом в трюм (пригодятся на топливо!).

И снова «Фока» в плавании. Он идет к северу узким извилистым Британским каналом самого северного архипелага. На широте мыса Муррей громоздятся льды. Опять неудача! Механик Зандер докладывает Седову о том, что топливо кончилось.

Корабль снова стал на зимовку в бухте Тихой, напротив Рубини-Рока, или, как называет этот утес Пустошный, Рубиновой скалы.

Команда перебралась в кормовое помещение «Фоки», перенесла туда из трюма продукты. В трюмах остались одни крысы. Их было великое множество, и они выбегали даже на вторую палубу.

За Рубиновой скалой тянулась Земля Франца-Иосифа. Линник и Коноплев первыми пошли в экспедицию для изучения неведомого архипелага.

Во второй раз Седов пригласил с собой Пустотного и Линника. Втроем они бродили по западным берегам Британского канала.

Однажды, когда они готовились к ночлегу в палатке, Седов сказал Линнику и Пустошному:

— Самая великая цель — идти к Северному полюсу. До полюса отсюда не так далеко… Только шестьсот миль нужно преодолеть нам, чтобы совершить огромное дело. Пусть мы погибнем, но наука будет обогащена нашим открытием. Пойдете ли вы со мной?

Матросы дали свое согласие. Они беспредельно верили в железную волю и отвагу начальника.

Вернувшись на судно, где уже лежали больные цингой матрос Коноплев и машинист Коршунов, Седов, Пустошный и Линник начали сборы. Они приготовили нарты, чехлы для каяков, двадцать четыре ездовые собаки, провизию на восемь месяцев, патроны, ружья, приборы и шелковый флаг для водружения на полюсе.

Между тем на судне была цинга. В декабре 1913 — январе 1914 года цингой болели матрос Шестаков, штурман Сахаров, буфетчик Казино. Слабели десны и у самого Седова.

Начальник чувствовал недомогание и отлеживался в каюте. Однако в середине января он вызвал к себе Пустошного и Линийка.

— Что сделано? Все ли в порядке? — бодро спросил Седов.

— Все готово!

— Скоро пойдем к полюсу.

— Есть идти к полюсу! — ответили матросы.

Седов приказал перевести своих спутников на усиленное питание. Перед походом он обошел судно.

— Как собаки? Все ли в сохранности? Усильте их питание. Давайте им больше моржового мяса. Не пускайте Линника и Пустошного на тяжелые работы. Берегите их. Здоров ли ты, Пустошный? А ты, Линник?

…В пасмурный, неприветливый день 15 февраля участники похода с утра уложили грузы на двое нарт и запрягли по дюжине собак в каждую нарту. Собрались в салоне на прощальный обед. В конце обеда Георгий Седов прочел приказ о выходе к полюсу. Провожали их в полдень. Экипаж «Фоки» 10 миль шел месте с отважной тройкой. Прогремел прощальный ружейный салют.

— До свиданья! Ожидайте нас в августе, — твердым голосом сказал начальник.

Они двинулись на север. Начальник говорил, что в бухте Теплиц сделают привал и как следует отдохнут. Впереди светились бесконечные льды, попадались открытые полыньи и разводья. Сорокаградусный мороз жег лицо. На вторые сутки разбили палатку.

— Господин начальник, — обратился один из матросов к Седову.

— Нет, нет! — горячо сказал начальник. — Мы трое идем к общей цели. Сейчас мы — братья. Давайте звать друг друга по именам! Вот так: Григорий, Георгий, Александр.

Седов больше молчал. Если он и оживлялся, то говорил только о полюсе.

На седьмые сутки, когда показался остров Елизаветы, Седов начал жаловаться:

— Что-то у меня устают ноги… Одышка мучает… Но ничего! — Седов улыбался. — Дойдем до бухты Теплиц и как следует отдохнем!

На девятые сутки у Седова снова начали пухнуть ноги. Утром он с усилием стащил меховые сапоги, и его спутники увидели на бледной коже черные пятна.

— Пройдет! — утешал Седова Григорий Линник.

Пустошный и Линник растерли ноги Седова спиртом.

В тот же день начальник сел на переднюю нарту. Пустошный попеременно с Линником шли около нарты Седова. Он молчал, все время держа на ладони компас, как бы не доверяя ему. Но магнитная стрелка показывала на север. Нарты продвигались вперед по нескончаемому льду.

Изредка они делали привалы и приготовляли пищу: сухой бульон Скорикова, яичный порошок пеммикан, сухое молоко. Обед парили на примусе.

За десятым по счету ужином Пустошный и Линник сказали начальнику о том, что так тревожило их.

— Георгий Яковлевич! Вам нужно вернуться на судно. Вы погибнете!

Начальник взглянул на них и громко сказал:

— Нет, друзья! Лучше умереть в пути к полюсу, чем с позором вернуться обратно. Я не так болен, как это кажется. Дойдем до бухты Теплиц. Там зимовье герцога Абруццкого. Возьмем там продовольствие и керосин…

Пустошный вспоминал, что на седьмые сутки похода у их палатки появился медведь. Седов вместе с Линником погнались за ним. Начальник провалился в полынью.

С того дня у него появились озноб и боли в груди…

На одиннадцатые сутки, когда они увидели вдали землю Александры, Седов уже не мог двигаться. Его приходилось выносить из палатки в спальном мешке и укладывать на нарты. Начальник не высказывал ни одной жалобы. Находясь все время в сознании, он смотрел на компас. Нарты прыгали по торосистому льду. Над ледяной пустыней расстилался туман. В разводьях виднелись моржи. От острова Кедлица до острова Елизаветы тянулся торосистый лед. Изнемогавший Седов все время вел дневник.

— Не падайте духом! — утешал он товарищей. — Если я погибну, продолжайте вести дневник.

Пустошный и Линник записывали в тетради все, что видели. Но горизонт был постоянно скрыт туманом, не было видно и многочисленных островов. Снежный блеск временами поражал глаза. Они надели синие очки.

Так продолжалось до 1 марта. Товарищи растирали грудь и ноги Седова спиртом. Цинготные пятна с каждым днем все увеличивались. Десны Седова слабели. Он протирал их все время чистым носовым платком. На платке темнели пятна крови.

1 марта в сильную пургу Пустошный и Линник установили палатку в трех милях от мыса Бророк, на южной оконечности Земли Рудольфа, в пятнадцати милях от желанной бухты Теплиц. Стоял мороз в 60 градусов по Цельсию. У палатки замерзли четыре собаки.

Седов лежал в спальном мешке в глубине палатки.

— Эх, эх… Все пропало! — еще в сознании говорил он.

Утром 5 марта 1914 года начальник попросил сварить ему бульон (примус горел в палатке все время, хотя запасы керосина истощались). Но когда бульон был готов, Седов отказался от обеда:

— Ешьте вы, а я подожду!

Пустошный и Линник взялись за ложки. В молчании они ели бульон и вдруг услышали странный, необычный хрип. В ужасе они повернулись к больному. Седов лежал, приподнявшись в спальном мешке, упершись головой в заднюю стенку палатки. Линник вскочил, бросил ложку.

— Георгий Яковлевич, что с вами? Что случилось? — закричал Линник и приподнял тело Седова.

Но Седов был уже мертв. Потрясенные случившимся, товарищи долго молча смотрели друг на друга.

Наконец они подошли к телу начальника. Линник вынул чистый платок и покрыл им искаженное лицо Седова. За стеной палатки бушевала вьюга.

— …Мы остались одни, — рассказывал Пустошный, — среди огромной пустыни, недалеко от полюса, который мы хотели покорить. Шестого марта, когда буря утихла, мы вышли из палатки. Собак и нарты занесло снегом. Мы отрыли их. Из двадцати четырех собак в живых осталось восемнадцать. Тело начальника было положено на нарты. Мы двинулись в бухту Теплиц, но, не дойдя до нее шести миль, увидели, что вход в нее заполнен открытой водой на пространстве, которого нельзя было охватить глазом. Изнемогая, мы кое-как добрались до мыса Бророк и увидели высокий скалистый берег и большой глетчер, спадающий в воду. В пятидесяти саженях от глетчерной морены мы похоронили тело нашего начальника. Мы опустили его между двумя валунами, прикрыли сверху плоскими каменными плитами и заполнили пустоты мелкими камнями.

Георгий Седов лежит в каменной могиле и рядом с ним — шелковое знамя…