Чем я взял Маму

Чем я взял Маму

О чем бы ни писал, все к одному вернуться надо. Как удержать власть над Мамой… Потому ей – замест Папы хоча. Бывает, найдет на яво такое. Хошу, мол, штоб по мояму было. Тогда он, как бык сорвавшись, делов понаделает? А все же нам всем хорошо известно, что большие дела делать – значит с Мамой в ладу быть.

«Вот ты, [Бадма³,]лекарственник, всяку хворь лечить умеешь. А можешь ты сделать таку хворь, штоб тобой человек болен?» Он не понял. Ну, пришлось ему растолковать. «Надо мне, – говорю, – штоб Мама все обо мне печаль носила. Штоб в кажном шаге обо мне мыслю имела. И окромя меня штоб никто ей не мог настоящего дать покоя и веселья».

Задумался Бадма… и грит потом: «Сие большим шарлатанством почитается, одначе есть такое. Вот, – грит, – она от твоего послуху не уходит?»

«Аж ни Боже мой! – говорю, – как дитя малое меня слушает и почитает, только это ежели я к ей часто наведываюсь. А ежели надолго отлучиться, так оно и тово… страшновато». – «Ну вот, – грит, – дам я тебе несколько платков шелковых… ну, пузырек тоже. Тебе ежели отлучиться надо, ты ей платочек дай, сперва не боле 4-х капель вспрысни и скажи: „Ежели, мол, тебе кака докука али печаль, мой платочек повяжь… так, штоб на виски замест кампрессу. Пройдет головка – спрячь, да штобы в темноте“. Такой платочек месяца на три хватит. Ну а ежели в отлучке, так ей другой пришли… попомни».

«А секрет с сим платочком такой, што повяжешь им голову, будто туман какой, тошно пьянеешь. Ну, так то приятно и легко… и будто слабость кака и ко сну клонит… И уже ни за што от яго не отвыкнешь».

А как я ей сказал, што повязываясь, то так мое имя поминать должна и обо мне думать, то уже, конешно, она верила, што сия сила от меня, Григория, исходит… Вот.

Боле 5 лет сими платками я Ее и Ево (Николая II и Александру Федоровну. —Д. К., И. Л.) тешил.