Начало восхождения

Начало восхождения

Как рассказывает Григорий Распутин в своем «Дневнике», в 1902 году, находясь в Афоне во время одного из своих странствований, он привлек внимание какого-то священнослужителя, произнесшего слова, которые сыграли в дальнейшей судьбе «старца» решающую роль: «Вижу, сила большая в тебе. <…> Теперь ты мне ближе брата, точно мною рожден. Скажу тебе, что поведу тебя к архимандриту Феофану²² – святой он старец. Духовник царицын – титулярный. С тем – ты в его душу войдешь, как в мою вошел, что судьба твоя великая, дорога перед тобой – широкая. Понравишься ему – перед тобой – великий путь. А уж он об тебе – наслышан»²³.

Илиодор подтверждает: первые слухи о том, что «в Сибири, в Томской и Тобольской губернии, объявился великий пророк, прозорливый муж, чудотворец и подвижник, по имени Григорий», пошли по Петербургской духовной академии в ноябре-декабре 1902 года. «В религиозных кружках студенческой молодежи, группировавшихся вокруг истинного аскета, тогдашнего инспектора академии – архимандрита Феофана, рассуждения о новоявленном пророке велись на разные лады»²⁴.

Решающий рывок на пути в Петербург Распутину помог сделать бывший начальник Корейской духовной миссии, викарий Казанской епархии Хрисанф Щетковский, с которым Григория свела миллионерша Башмакова (из села Реполова, на реке Иртыше, Тобольского уезда), познакомившаяся со «старцем» в 1903 году на богомолье в Абалакском монастыре, где Распутин сумел успешно утешить недавно овдовевшую купчиху. В итоге она решила составить протекцию «старцу» и повезла его сперва в Казань, к Хрисанфу, затем в Киев, Москву и, наконец, в Петербург. Здесь Башмакова представила его своему знакомому – популярному и авторитетному православному деятелю Иоанну Кронштадтскому. «Этот – настоящий, не верхотурский», – отзывался Распутин об Иоанне²⁵, на которого, как говорят, сумел произвести «большое впечатление»²⁶.

Илиодор, правда, пишет о том, что прибывшего в Петербург в дни Великого поста 1903 года (Материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, впрочем, датируют это событие поздней осенью 1904 года) «великого старца Григория» сопровождал лично Хрисанф Щетковский. Однако более вероятной представляется версия, согласно которой Распутин приехал в столицу Российской империи с рекомендательным письмом, составленным Хрисанфом Щетковским на имя ректора Петербургской духовной академии Сергия Страгородского.

Свой первый визит к отцу Сергию «опытный странник» Григорий вспоминает так: «Выхожу из Александро-Невской лавры, спрашиваю некоего епископа духовной академии Сергия. Полиция подошла, „какой ты есть епископу друг, ты хулиган, приятель“. По милости Божией пробежал задними воротами, разыскал швейцара с помощью привратников. Швейцар оказал мне милость, дав в шею; я стал перед ним на колени, он что-то особенное понял во мне и доложил епископу; епископ призвал меня, увидел, и вот мы стали беседовать тогда…»²⁷

Добившись расположения со стороны епископа Сергия, Распутин тогда же, вероятно, познакомился с инспектором академии и императорским духовником архимандритом Феофаном, вскоре ставшим епископом и сменившим Сергия на посту ректора академии. В. Н. Коковцов рассказывает о встрече Распутина и Феофана так: «Этот человек пришел к епископу Феофану после долгих месяцев скитания по разным отдаленным монастырям и собираясь направиться, по его словам, к святым местам. Он рассказал епископу свою прошлую жизнь, полную самых предосудительных поступков, покаялся во всем и просил наставить его на новый путь… И по мере того, что он стал открывать ему свою душу, Распутин все больше и больше заинтересовывал Преосвященного своим религиозным настроением, переходившим временами в какой-то экстаз, и в эти минуты он доходил, по словам епископа, до такого глубокого молитвенного настроения, которое епископ встречал только в редких случаях среди наиболее выдающихся представителей нашего монашества»²⁸. Как говорил позднее Феофан, «в беседах Распутин обнаруживал тогда не книжную начитанность, а добытое опытом понимание тонких духовных переживаний. И проницательность, доходившую до прозрения…»²⁹ Григорий повествует об этой исторической аудиенции так: «Повели это меня к отцу Феофану. Подошел я к нему под благословение. Впилися в глаза мы: я – в него, он – в меня… И так то у меня на душе легко стало. Будто не я к нему за ключами, а он ко мне. „Гляди, – думаю, – меня не переглядишь… Моим будешь! Будешь, будешь!“ И стал он моим»³⁰.

Феофан вскоре свел Распутина со студентом Петербургской духовной академии донским уроженцем Илиодором (Сергеем Труфановым) и саратовским епископом Гермогеном. Так возникла своего рода группа духовной поддержки «старца Григория», состоявшая из влиятельных консервативно настроенных церковников, входивших в черносотенный Союз русского народа.

О глубине впечатления, произведенного Распутиным на царского духовника, свидетельствует, в частности, то, что вскоре «старец» стал жить в квартире у Феофана. (Оттуда вскоре Григорий переселился в апартаменты инженера и действительного тайного советника В. Лохтина, жена которого, Ольга Лохтина, с ноября 1905 года стала поклонницей «старца». Затем какое-то время Распутин прожил в доме журналиста Георгия (Григория) Петровича Сазонова на Кирочной, 12, после чего переехал на Литейный пр., 37. В 1912–1913 годах Распутин проживал в доме 70 по Николаевской улице и лишь с конца 1913 года въехал в отдельную квартиру – вначале на Английском проспекте (дом 3, квартира 10), а с 1 мая 1914 года – на Гороховой (дом 64, квартира 20).)

Распутин был интересен князьям церкви по вполне объяснимым причинам. Дело в том, что именно в 1904–1905 годах, наряду с общеполитическим, имел место мощный кризис Русской православной церкви. Церковные иерархи – как сторонники, так и противники серьезных реформ – судорожно искали пути сближения с паствой. В то же время сильное давление, которое оказывала на царя оппозиционно-революционная стихия, вынуждало консервативно настроенных церковников думать о способах контрвоздействия на волю и помыслы императорской четы.

По свидетельству М. В. Родзянко, «состоялось тайное соглашение высокопоставленных церковников в том смысле, что на болезненно настроенную душу молодой императрицы должна разумно влиять Православная церковь… Богобоязненный старец, каким он (Феофан. – А. К., Д. К.) представлял себе Распутина, именно этой ясной простотой вернее ответит на запросы государыни»³¹, а тем самым будет проложен надежный путь и к сердцу государя. Матрена Распутина также пишет, что Феофан, Гермоген и Илиодор хотели использовать Распутина при дворе в интересах Союза русского народа.

Духовных покровителей Григория, судя по всему, не особо смутило то обстоятельство, что еще в начале 1904 года приехавший в Петербург волынский епископ Антоний, находясь в Александро-Невской лавре, высказался по поводу Григория Распутина вполне определенно: «Не верьте ему, он – обманщик; он в Казани на бабе ездил; такой человек не может быть праведником»³².