4.5. Гибель Константинополя

4.5. Гибель Константинополя

Это народ безнравственный, хищный больше, чем всякий другой, низкий и не имеющий ни малейшего понятия о флотской чести.

Византийский хронист Иоанн Киннам о венецианцах

Все вышеперечисленные скверные замашки венецианских политиков проявились в полной мере в отношениях республики Святого Марка с бывшей метрополией, Византийской империей, которая во второй половине XI в. буквально дышала на ладан, теснимая со всех сторон могущественными противниками. Катастрофа при Манцикерте, упоминавшаяся выше, а за ней — длинная череда неудач закончились для империи прогнозируемо — потерей всех малоазийских владений. Теперь прямо из окон императорского дворца открывался впечатляющий вид на результаты зубодробительных поражений. Посиживая на балконе, император мог, не напрягая зрения, разглядеть впечатляющие тучи пыли, поднимаемой победоносной турецкой конницей. Вынужденные вести войну на много фронтов сразу, византийцы изнывали от перенапряжения. «В этих условиях, — писал Николай Соколов, — самая наглая агрессия могла сойти за братскую помощь и дружескую поддержку. Венецианские дипломаты, всегда стремившиеся даже неблаговидным делам придать некое подобие законности, вымогали у империи одну уступку за другой, неизменно добиваясь со стороны своей жертвы признания, что эти уступки — заслуженное вознаграждение за очень важные услуги». Узнаете почерк?

Льготы, добытые венецианцами у византийского императора, превосходили те, что они выторговали у иерусалимского короля. В столице Греческой империи даже учредили должность прокуратора, занимавшегося охраной их интересов. Естественно, это не прошло без следа. «Это народ безнравственный, хищный больше, чем всякий другой, низкий и не имеющий ни малейшего понятия о флотской чести», — писал о венецианцах византийский хронист Иоанн Киннам.[152] А между тем еще был не вечер во взаимоотношениях Венеции с Византией. Они еще не перевернули последнюю страницу. Которая обещала быть исключительно мрачной. И слово свое сдержала.

Экономическая удавка, наброшенная венецианскими купцами на дряхлеющую империю, не раз провоцировала противодействие: то тут, то там вспыхивали стихийные волнения, народ громил венецианские кварталы и склады. Разумеется, эти выступления не остались без ответа.

Точка в противостоянии с бывшей метрополией была поставлена во время Четвертого крестового похода,[153] провозглашенного папой Иннокентием,[154] который спал и видел, как бы подчинить православную церковь. У венецианцев были свои интересы, а вечно голодное крестоносное ополчение мечтало хоть кого-нибудь обобрать. В этих обстоятельствах покорение воинственного мусульманского Египта (официально задекларированная цель похода), по ходу дела, никого не интересовало. Стало фикцией, дымовой завесой, пущенной исключительно для отвода глаз. И тем не менее тот факт, что крестовое воинство вместо Каира очутилось под стенами столицы христианского Константинополя — стопроцентная «заслуга» венецианских дипломатов. Результат кропотливого, самоотверженного труда. Это они устроили. Продумали, просчитали, реализовали.

Началось все с договора 1201 г., по которому венецианцы обязались перебросить сорокатысячную армию крестоносцев на восток. Не бесплатно, понятно, за кругленькую сумму 85 тысяч марок. Как и следовало ожидать, крестоносцы не смогли расплатиться, и их армия застряла в пункте сбора, на пустынных островах архипелага Лидо, буквально в «двух гребках» от Венеции.[155] И ни туда ни сюда. Олигархи республики Святого Марка категорически отказались переправлять войско в кредит, а заодно прекратили его снабжение. Разбежаться воинству мешало море, это хорошо, кто плавать умел, но такие счастливчики оказались в меньшинстве. Очутившись в безвыходном положении, рыцари приняли все условия перевозчиков, а именно это от них и требовалось.

Как только на островах доели последних лошадей, котов и крыс, туда прибыл слепой венецианский дож Энрике Дандоло,[156] личность загадочная и одновременно зловещая. На руках у дожа было предложение, отказаться от которого рыцари не могли, даже если б и захотели. Впрочем, строптивцы, вероятно, оказались в меньшинстве, уж слишком заманчивой была идея. Тем более просил-то Дандоло недорого, а барыши сулил — необыкновенные. Да и требовал сущую безделицу, рекомендовал всего лишь «слегка» подкорректировать маршрут, делов-то, чтобы вместо далекого и хорошо защищенного магометанского Каира обрушиться на слабый православный Константинополь. И плыть вдвое ближе, объяснял свою задумку Дандоло, и силы у обороняющихся не те, а богатств, разумеется, выше крыши.

Надо думать, венецианские дипломаты заранее предугадали ответ, даже лидеры и организаторы похода, включая Бонифация Монферратского, сменившего на посту скоропостижно и весьма кстати для республики Святого Марка скончавшегося амбициозного графа Тибо, племянника самого Ричарда Львиное Сердце,[157] не питали иллюзий по части способности своего воинства сокрушить могущество Айюбидов.[158] Для этого крестоносцев было маловато, да и уровень подготовки оставлял желать лучшего. Константинополь же — совсем другое дело, Византийская империя давно уже превратилась в тень своего былого величия. Словом, бери и грабь. Предложение Дандоло было встречено с большим энтузиазмом, еще бы, ведь столица Византии представлялась большинству нищих западноевропейских рыцарей и их челяди некоей заманчивой Голкондой.

Заодно отметим следующее: хлеб свой дипломаты республики Святого Марка однозначно ели не зря, повод к вторжению был подготовлен заранее — в распоряжении дожа оказался один из наследников византийского престола, незаконно свергнутый действующим императором-узурпатором.[159] Кто же откажется восстановить справедливость, ведь это самое что ни на есть богоугодное дело, согласитесь.

Не тратя времени понапрасну, венецианская эскадра с крестоносным десантом на борту вышла в море (8 октября 1202 г.), а уже 15 ноября 1202 г. «христово» воинство беззастенчиво грабило богатый далматинский город Задар, долгое время успешно конкурировавший с венецианцами. Некогда Задар действительно входил в состав Восточной Римской империи, но уже два века подчинялся католическим венгерским королям. Часть его населения составляли католики, другую — православные, кого-кого, а магометан в Задаре уж точно не было, впрочем, кому была какая разница? Город был взят после кровопролитного штурма и разнесен буквально по камешку. Правда, разгневанный папа Иннокентий III отлучил участников грабежа от церкви, и его довелось задабривать богатыми дарами, взятыми, надо думать, из закромов того же Задара.

Нимало не смущенное папским отлучением (вероятно, не особенно искренним), крестоносное воинство преспокойно отправилось дальше и вскоре высадилось под стенами Константинополя. Далее все развивалось стандартно. Действующий император бежал из осажденной столицы, «в малодушии, в трусости променяв блага всего народа на личное спасение», — как записал византийский хронист Никита Хониат.[160] Венецианцы посадили на вакантный престол своего ставленника Алексея Ангела, однако тому нечем было рассчитаться «за выполненные работы», казна оказалась пуста. Это, естественно, нисколько не устраивало венецианцев, в убыток они не работали никогда. Разъяренный Бонифаций Монферратский, по свидетельству того же Хониата, пообещал новоиспеченному императору вернуть его в ту же выгребную яму, откуда его вытащили совсем недавно.

Слово не разошлось с делом, последовала очередная осада. Весной 1204 г. после яростного штурма крестоносцы ворвались в столицу империи, начался не разгром, шабаш, которому бы позавидовали и вандалы, за шесть веков до того опустошившие Вечный город. Не уцелели ни дворцы византийской знати, ни христианские храмы, «христово воинство» выдирало золотые оклады икон, ломало кресты, набивало торбы священными сосудами. Было похищено или просто уничтожено множество бесценных памятников искусства, веками украшавших столицу Восточной Римской империи. Невероятные злодейства, которыми сопровождался грабеж, так потрясли современников, что даже в далеком Великом Новгороде летописец сделал запись об ужасающей судьбе Царя-города.

Как и следовало ожидать, при разделе почившей Византийской империи, преобразованной в Латинскую, венецианцы получили львиную долю пирога, три четверти всей добычи, как с куста. Причем поскольку венецианцы, в отличие от «крестоносных болванов», прекрасно знали и положение дел на территории поверженного противника, и ее границы, и чем где поживиться, при составлении так называемого договора «О разделе империи» они здорово облапошили рыцарей, наделив их целым рядом областей, которые Византия уже давно потеряла…

К сказанному остается добавить, что, захватывая христианскую Византию, венецианские дожи не забывали поддерживать прекрасные отношения с могущественными мусульманскими правителями, в том числе с султанами Египта.