1.8. Ты победил, Галилеянин…

1.8. Ты победил, Галилеянин…

Все самые влиятельные придворные, признанные знатоки в искусстве лести, высмеяли хорошо продуманные планы цезаря и тот успех, что им сопутствовал. Повсюду распространялись глупые шутки, например, что он «больше походил на козла, чем на человека». «Его победы начинают приедаться», — заявляли они. «Краснобайствующий прыщ», «обезьяна в пурпуре», «грек-любитель», этими и другими именами называли его.

Римский историк Аммиан Марцеллин[73] об отношении византийского истеблишмента к будущему императору Юлиану

Ситуация в корне переменилась лишь через двести пятьдесят лет, при римском императоре Юлиане Отступнике.[74] Признание, сделанное им Галилеянину, то есть Христу, я вынес наверх, чтобы назвать подглаву. Фраза оказалась последней из тех, что слетели с губ этого просвещенного монарха, сочетавшего в себе достоинства храброго солдата, искусного полководца и утонченного философа. В сражении с персидскими катафрактариями[75] кто-то из телохранителей нанес ему предательский удар в спину, поставив точку в правлении, не продлившемся и двух лет. Юлиан Отступник упал под копыта своего боевого коня…

Вероятно, нам следует остановиться на этом. Примечательная деталь: драматическая судьба последнего поклонника солнечного бога Митры на имперском троне вдохновила двух известных авторов XIX столетия, Генрика Ибсена и Дмитрия Мережковского, на создание произведений с перекликающимися названиями. Я имею в виду историческую драму «Кесарь и Галилеянин» и философский роман «Христос и Антихрист».[76]

Итак, император-язычник родился в роскошном константинопольском дворце консула Флавия Юлия Констанция и его второй жены Василины. Отец будущего Отступника, Юлий Констанций, был не кем-нибудь, а младшим братом императора Константина Великого,[77] одного из самых могущественных римских властелинов за всю историю, так что общественное положение семьи было соответствующим. Однако оно не принесло Юлиану счастья. Его маму унесла послеродовая горячка, круглым сиротой Юлиана сделал двоюродный брат. Ему не исполнилось и шести лет, когда скоропостижно, в разгар лихорадочных приготовлений к походу против воинственных персов, скончался его могущественный дядя Константин Великий. В столице полыхнул военный мятеж (337), по всей видимости, организованный сыном опочившего императора Констанцием,[78] принявшим самые решительные меры к тому, чтобы единым махом устранить конкурентов на престол. Резня удалась на славу, в ее ходе были убиты оба брата Константина Великого (приходившиеся соискателю родными дядьями, один из них был отцом Юлиана) и семь его племянников. Надо сказать, смертоубийство было в семье основателя Константинополя и будущего «святого и равноапостольного царя» обыденностью, в свое время Константин Великий велел зарезать собственного первенца Флавия Валерия Криспа.[79] Надо думать, император приревновал сына к военной славе, а когда же молодая супруга, красавица Флавия Фауста (290–326) наплела ему, будто пасынок добивается ее, терпение Константина Великого лопнуло. Малолетний сын убитого Криспа, по ходу приходившийся императору Константину старшим внуком, при этом куда-то загадочно исчез. Впрочем, жену император, раскаявшись в содеянном, тоже в скором времени казнил. Правда, потом возвел ей мавзолей…

Одним словом, друзья, будущему Отступнику выпало то еще детство, однозначно не сахарное, без папы, без мамы, среди врагов. Вот и не верь после таких историй, что не в деньгах счастье. Единственные уцелевшие кузены нового императора Констанция II, Юлиан и Галл,[80] находились под неусыпным присмотром спецслужб. Им, правда, дали прекрасное образование, однако я не думаю, будто, общаясь с выдающимися философами и риторами своего времени, в том числе с софистом Либанием, учителем знаменитого богослова Иоанна Златоуста, братья хотя бы на минуту забывали, что живут на пороховой бочке. Что она пороховая, подтвердилось в 354 г., когда старший из братьев, Галл, был убит по распоряжению подозрительного и вероломного императора. Юлиану в тот год исполнилось всего двадцать два. Правда, перед тем как казнить кузена, Констанций II произвел его в младшие соправители, то есть в цезари, для верности еще и женив на одной из своих сестер. Очень скоро она стала вдовой.

И Юлиану светил тот же финал, без шуток. И верно, уже в следующем, 355 г. Констанций назначил Юлиана цезарем, а потом выдал за него другую свою сестру. Определенная система просматривалась, не находите?

Представляю себе чувства Юлиана, когда император оказал ему столь высокую честь. Да он смело мог считать себя покойником. Шерлоку Холмсу вполне хватило часа или что-то около того, чтобы, сопоставив намерение выйти замуж, неотложный ремонт в доме, тихий свист после полуночи и скоропостижную кончину старшей из падчериц злодея доктора со страниц «Пестрой ленты» Конан Дойля, сделать правильные выводы в отношении участи, уготованной ее младшей сестре. Думается, Юлиан тоже не был простаком.

Впрочем, и Констанция II можно понять. Он, как бы это сказать, стал заложником собственной маниакальной подозрительности, помноженной на не менее сильно развитую кровожадность. Эти черты психологического портрета императора весьма убедительно описал все тот же римский историк Марцеллин.[81] К 355 г., когда императору пришлось задействовать Юлиана, у него просто не оставалось ни единого близкого родственника по отцовской линии. Кузены давно лежали в земле, родные, единоутробные братья, Константин и Констант (все трое, кстати, были сыновьями той самой коварной императрицы Флавии Фаусты, оклеветавшей пасынка Криспа), изничтожили друг дружку в междоусобной войне. Ну а назначать цезарей с улицы у римлян тогда еще в привычку не вошло.

Провозгласив двоюродного брата преемником, Констанций II немедленно сослал его на Рейн, служивший римским императорам чем-то вроде Кавказа для российских самодержцев XIX в. Боевые действия там не утихали, а шанс расстаться с жизнью от руки воинственных германских варваров был весьма велик. Спровадив Юлиана одной рукой, Констанций другой дал отмашку придворным острецам, чтобы брались за черный PR. Его образчик, пересказанный историком Марцеллином, я привел в эпиграфе к подглаве. Помимо всего прочего, новоявленного цезаря обвиняли в том, что, будучи почитателем солнечного бога Митры, проводит дни и ночи напролет, наблюдая за небесными светилами и порой за этим занятием впадает в транс. Примечательная деталь: Юлиан верил в существование нескольких миров, полагая духовный — абсолютом, а чувственный, то есть материальный, его отражением в искривленном зеркале.

Правда, по прибытии в Галлию у Юлиана, пожалуй, было не слишком много свободного времени. Не знаю, надеялся ли Констанций, что его подопечный усядется в лужу, к счастью, ничего подобного не произошло. Напротив, Юлиан оказался на удивление удачливым стратегом. Храбрость и чистосердечие сделали его очень популярным среди солдат, они и спасли полководцу жизнь, провозгласив своим императором. Констанций II, застигнутый этой скверной вестью в разгар приготовлений к походу против персов, уже лет сто как сидевших у римлян занозой в заднице, не знал, против кого повернуть войска. Смерть от простуды избавила императора от решения этой дилеммы. Констанций скончался поздней осенью 361 г. Под новый год легионы нового императора вступили в Константинополь.