История одного конвоя (2 сентября)

История одного конвоя

(2 сентября)

Организация эвакуации из Одессы раненых и мирного населения всегда была головной болью командования Одесского оборонительного района. Первые проблемы с эвакуацией начались еще до подхода румынских частей к городу, когда пароход «Ленин», везший из Одессы, по разным версиям, от 1200 до 4000 человек эвакуируемых и призывников, 27 июля при неясных обстоятельствах затонул под Севастополем от сильного взрыва. Была ли это торпеда, выпущенная подводной лодкой, или транспорт подорвался на мине, осталось невыясненным. Учитывая, что виновными в катастрофе были признаны военные лоцманы — приговоренный 12 августа военным трибуналом Черноморского флота к расстрелу лейтенант Свистун и старший лейтенант Штепенко, приговоренный «к 8 годам тюремного заключения с отбытием наказания после войны», трибунал скорей всего склонялся к версии подрыва на мине. Сколько человек погибло в этой катастрофе, так и осталось невыясненным! Как записал в своем дневнике командующий Черноморским флотом, вице-адмирал Октябрьский: «29 июля. Принял у себя на БФКП капитана П.Х. „Ленин“ тов. Борисенко и нашего военного лоцмана тов. Свистуна. Оба остались живы после той ужасной катастрофы. Очень много погибло женщин, стариков, детей. А сколько? Капитан не знал, сколько на борту у него было людей. Это непостижимо, но это так. Будут уточнять в Одессе. 31 июля. Наконец кое-что уточнили в связи с походом из Одессы на Кавказ П.Х. „Ленин“. Все шло по линии гражданской и Морфлота. П.Х. „Ленин“ взял на борт около (точно никто не знает) 1250 пассажиров и 350 тонн груза (цветные металлы в слитках). На борт прибыл наш военно-морской лоцман тов. Свистун, и П.Х. „Ленин“ вышел из Одессы. По всем данным, ориентировочно погибло до 900 человек…»

Для сопровождения транспортов постоянно не хватало боевых кораблей, которых с увеличением интенсивности налетов вражеской авиации требовалось все больше. В августе штаб Черноморского флота попытался частично решить эту проблему, направив в Одессу отряд шхун под командованием капитан-лейтенанта Корнеева для эвакуации населения в ближайшие не занятые противником порты побережья, в основном в Крым. Командование Одесской военно-морской базы отменило эвакуацию по этим направлениям, сочтя крымские порты не приспособленными для приема эвакуируемых, и предпочло продолжать эвакуацию на Кавказ большими транспортами.

В дальнейшем к эвакуации шхунами и сейнерами все-таки вернулись, но произошло это уже позже, во время обороны Севастополя, когда налеты вражеской авиации приняли крайне ожесточенный характер. Как показала практика, такой способ эвакуации все-таки оправдал себя, так как маленькие верткие суда меньше привлекали к себе внимание авиации противника и гораздо реже становились ее жертвами.

Если в июле транспорты, следуя в составе конвоя из нескольких вооруженных судов, могли обходиться без прикрытия боевых кораблей, то в августе транспорты могли следовать из Одессы в Севастополь и на Кавказ, только имея сильное охранение. Однако обеспечивать такое охранение по мере ухудшения обстановки становилось все более непросто.

2 сентября из Одессы должен был отправляться очередной крупный конвой в составе транспортов «Крым», «Армения» и «Василий Чапаев», вывозивших 7 тысяч человек. Организовать его прикрытие оказалось сложнее, чем обычно. Накануне вечером в Севастополь ушел крейсер «Червона Украина» в сопровождении эсминца «Шаумян» и канонерской лодки «Красный Аджаристан», отправлявшихся на ремонт.

В связи с полученным предупреждением командующего флотом о появлении вражеских торпедоносцев тихоходные перегруженные транспорты отправлять с крейсером не стали, чтобы не ограничивать его подвижность, и теперь возник вопрос: какие силы Одесская военно-морская база может выделить для их прикрытия? Положение усугублялось еще и тем, что в связи с опасностью торпедных атак Октябрьский требовал и особого усиления охранения судов с пассажирами (как поступающих пополнений, так и эвакуируемых).

Командование базы, учитывая возросшую угрозу от вражеской авиации, решило выделить в охранение эсминцы «Сообразительный» и «Беспощадный» как имеющих сильную зенитную артиллерию. Однако эсминцы отличались не только зенитной артиллерией. Они имели и мощные 130-мм орудия, осколочно-фугасные снаряды которых с радиусом разлета осколков около 300 м легко прижимали пехоту противника к земле. Такое решение неожиданно вызвало многочисленные возражения. Первым забеспокоился флагманский артиллерист базы, капитан 2-го ранга Филиппов и, придя к заместителю начальника штаба базы Деревянко, сообщил, что возможностей береговых батарей не хватит для обеспечения стабилизации фронта в такой обстановке.

Договориться с Филипповым, отвечающим только за огневую поддержку пехоты, оказалось довольно просто. Деревянко успокоил Филиппова, сообщив ему, что «у Вас две канлодки, эсминец и дадим еще крейсер „Коминтерн“ и сторожевой корабль „Кубань“». Флагманский артиллерист базы дальше возражать не стал, но присутствовавшим при разговоре начальнику штаба Приморской армии Крылову и командующему артиллерией армии Рыжи этих аргументов оказалось недостаточно.

Начальник штаба армии, лучше флотских штабистов знавший обстановку, складывающуюся на передовой, был предельно резок в своих суждениях:

«Вы, товарищ Деревянко, за эти полдня оторвались от сухопутного фронта. Три часа назад противник крупными силами ударил встык морского и пограничного полков и вклинился в нашу оборону, продвинувшись на километр. Это в районе злополучной высоты 53,0, с которой враг проскочил на 21-ю батарею. Все может повториться. Фланги полков открыты, и их нечем сомкнуть. Резервов нет. А Вы со своим предложением вроде второго удара по командованию армии».

Теперь, в свою очередь, не выдержал Филиппов, недавно сам протестовавший против решения командования базы:

«Но это Вы неудачно, товарищ Крылов, выразились. Вы просто не представляете, какая угроза появилась на море — торпедоносная авиация. А на судах тысячи беспомощных…»

Крылов не дослушал Филиппова до конца, предложив:

— «Идемте к командарму».

Однако командарм Софронов, к которому прибыли все заинтересованные стороны, ничего решать не стал, а отправился к командующему ООР контр-адмиралу Жукову. Пока командование армии согласовывало этот вопрос с командованием ООР, Деревянко отправился к командиру ОМВБ контр-адмиралу Кулишову, сообщив ему о произошедшем разговоре и своем плане организации огня на завтра. Выслушав его, Кулишов сказал только: «Мы очень рискуем, снимая с фронта сразу два новых эсминца», однако решения никакого не принял и связался по телефону с Жуковым. Жуков, которому на этот момент были уже известны мнения и армии, и флота по поводу снятия эсминцев с передовой и отвечающий как за удержание сухопутных рубежей, так и за отправку конвоев, решения, тем не менее, принимать не стал и решил, что по такому вопросу необходимо решение Военного совета.

Но и Военный совет не торопился брать на себя ответственность в вопросе, неверное решение которого легко могло обернуться крупной катастрофой на море или не менее серьезным прорывом противника на суше. Член Военного совета, дивизионный комиссар Воронин был за то, чтобы задержать оба эсминца на сутки, а другой член Военного совета, секретарь Одесского обкома, бригадный комиссар Колыбанов заявил, что полагается на решение Жукова.

Жуков, впрочем, решения по существу вопроса так и не принял, резюмировав, что в этом вопросе командиру базы надлежит действовать самостоятельно, обязательно обеспечив поддержку пехоты. Таким образом круг замкнулся на Кулишове. В конце концов его решением были сформированы три конвоя[169]. В охранение двух конвоев были назначены по новому эсминцу, а третий охраняли 4 малых охотника. Командование первыми двумя конвоями было возложено на командиров эсминцев Воркова и Негоду. А третьим командовал командир дивизиона малых охотников Гнатенко.

Эсминцы были отозваны с позиций. На конференции командиров боевых кораблей и капитанов транспортов, проведенной капитаном 3-го ранга Деревянко, был дан подробный инструктаж по вопросам уклонения от атак торпедоносцев и выпущенных торпед и по отражению налетов противника огнем.

С наступлением темноты конвои вышли. Отразив в пути несколько незначительных атак авиации противника, все они благополучно прибыли в кавказские порты.

Однако опасность нападений торпедоносцев была абсолютно реальной, и не всем транспортам удалось ее избежать. Почти через месяц, 3 октября самый крупный и быстроходный из всех черноморских транспортов «Днепр» вышел из Новороссийска в Севастополь, откуда он должен был направиться дальше в Одессу, чтобы принять участие в эвакуации частей Приморской армии. Транспорт следовал в составе конвоя вместе с транспортами «Абхазия» и «Чехов» под охраной эсминца «Смышленый» и тральщика «Якорь».

Перед отправлением конвоя командиры всех кораблей возражали против порядка его следования, утвержденного штабом Новороссийской военно-морской базы. Капитаны просили разрешения выходить из порта не северным фарватером, как им это предписывалось, а южным — подальше от зоны действия торпедоносцев, и не во второй половине дня, а с заходом солнца, чтобы к рассвету быть вне опасного района. Командир «Днепра»[170] капитан 3-го ранга Моргунов, кроме того, просил разрешения не включать его в общий конвой вместе с тихоходными транспортами, а используя большую скорость судна, выйти вместе с эсминцем «Смышленый» с наступлением темноты южным фарватером и на полном ходу проскочить за ночь подальше от опасной зоны. В этом был свой резон, так как «Днепр», значительно превосходивший по размерам остальные корабли и способный за один рейс перевозить 5–6 тыс. человек, неизбежно привлекал внимание вражеской авиации.

Однако к мнениям командиров в штабе не прислушались, и конвой покинул базу в точном соответствии с принятым планом. В сумерках, в 19 часов 20 минут юго-западнее мыса Утриш транспорт был атакован шестью торпедоносцами противника, атаковавшими на малой высоте с дистанции около 1000 м. Заградительный огонь эсминца в таких условиях оказался неэффективным. Командир корабля Моргунов на полном ходу сумел уклониться от 5 торпед, но последняя попала прямо в среднюю часть транспорта. Через 10 минут «Днепр», получивший тяжелые повреждения, ушел под воду. Тральщик «Якорь» подобрал из воды 163 человека. При взрыве торпеды на транспорте погибло 40 моряков, в числе которых оказались командир корабля Моргунов и комиссар корабля Бубличенко.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.