До востребования
До востребования
Почтовое отделение Медичи стоит напротив Сената на улице Вожирар в том месте, где всегда бушует ветер, вероятно, из-за слишком большой длины улицы (улица Вожирар – самая длинная в Париже), просачиваясь в сердце левобережья.
Сразу после обеда женщины, которые сидели за прилавками, увидели, как двери распахнулись и группа мужчин ворвалась в здание, словно занесенная порывом ветра. Один из них, юрист, был одет в соответствующую одежду, а другой – который, казалось, концентрировал на себе все внимание – выглядел слишком глупо и слишком суетился, чтобы быть действительно важной персоной. Это и присутствие нескольких фоторепортеров убедило некоторых работниц почты в том, что происходит съемка фильма, и они потянулись за расческами и компактной пудрой.
Мало кто подумал бы, что пронырливый мужчина небольшого роста в плаще сомнительного вида заседает в Национальном собрании. С другой стороны, притворная ухмылка на его лице и странно дергающаяся походка создавали такой образ, что можно было легко представить себе его прокрадывающимся в парламентский туалет с бомбой. Он загасил сигарету, подошел к окошку с надписью «До востребования» и спросил, есть ли почта для господина Робера Песке. На стойке оказался конверт, который он оставил там лежать. Затем он обернулся и сказал, как плохой актер:
– Адвокат Дрейе-Дюрфе, будьте любезны взять это письмо, к которому я не притрагивался, положите его в портфель и поместите в сейф для следователя.
Юрист аккуратно взял письмо с прилавка, подержал его между большим и указательным пальцами и, обращаясь ко всем почтовым служащим, сказал:
– Я забираю это письмо, господин Песке, не тронутое вами, которое я положу в сейф, как вы сейчас попросили, где оно будет оставаться в распоряжении следователя. – Затем, повернувшись к взволнованной служащей, сказал тем же зычным голосом: – Я, адвокат Дрейе-Дюрфе, прошу вас сделать запись о том, что сейчас произошло.
– Да, сэр, – запинаясь, произнесла женщина, – вы хотите, чтобы я записала и слова тоже?
На лице адвоката появилось выражение неистощимого терпения.
– Слова прежде всего, уважаемая, если не возражаете.
С этими словами мэтр Дрейе-Дюрфе вышел из почтового отделения, сопровождаемый своим ухмыляющимся клиентом, который быстро закурил другую сигарету, спрятавшись от ветра за его черной мантией.
Робер Песке, бывший плотник, бывший депутат, осведомитель крайних правых и член нескольких преступных «патриотических» групп, без посторонней помощи решил загадку покушения на убийство. Двумя днями ранее группа журналистов слышала, как он сделал это поразительное заявление в конторе своего адвоката на улице Помп. Но теперь Песке пошел со своей козырной карты – письма, написанного и отправленного им самому себе за сорок восемь часов до событий.
Письмо было прочитано адвокатам и их двум клиентам в кабинете судьи Брауншвейга во Дворце правосудия. «Сейчас я опишу во всех подробностях фиктивное покушение в садах Обсерватории, которое произойдет в ночь с 15 на 16 октября согласно плану, разработанному господином Миттераном…»
Согласно письму Песке, Миттеран пришел к нему с планом, который должен был вытащить их обоих из политического небытия. Далее в письме в будущем времени описывалось все точно так, как произошло, начиная от кафе «Брассери Липп» и кончая садами Обсерватории. Песке ехал следом в своей «симке» с неприметным, но веселым крестьянином, который работал в его поместье в Бёврон-ан-Ож (коммуна во Франции в регионе Нижняя Нормандия. – Пер.). Пистолет-пулемет «стен» был позаимствован у приятеля. Единственные изменения, на которые Песке хотел указать судье, касались нескольких минут, в течение которых Миттеран лежал на мокрой траве в ожидании убийц. Сначала под деревьями целовались двое влюбленных, потом такси высаживало пассажира. Проехав вокруг квартала несколько раз, «симка» остановилась рядом с «Пежо-403», и Песке услышал голос из темноты: «Стреляй же ради бога! Какого черта ты там делаешь?» Дальше все пошло по плану: затарахтел пистолет-пулемет; Песке поехал на бульвар Монпарнас, припарковал машину и возвратился пешком вовремя, чтобы восхититься изящным спектаклем, разыгранным Миттераном перед камерами.
Судья положил на стол письмо и поднял глаза, чтобы увидеть необычную картину – полдюжины онемевших адвокатов. В первый и единственный раз Франсуа Миттеран казался потерявшим самообладание. Он побледнел и издал звук, который вполне мог быть рыданием. Он уже слышал хихиканье своих врагов и истерический смех двадцати шести миллионов избирателей. Его карьера рухнула. Правдой или нет было то, что написал Песке, это было унижение такого рода, от которого еще не оправлялся ни один политик.
Даже в этот свой худший час Лис вспомнил уроки, которые получил на войне. Человеку, который шесть раз убегал из лагеря для военнопленных, не так-то легко было нанести поражение. Конечно, было неудачей то, что Песке обвинил его в инсценировке покушения до обнародования письма, а Миттеран обвинил Песке в клевете. Такой же неудачей было то, что он позволил себе наслаждаться похвалами и сочувствием. После фокуса Песке с письмом до востребования он вряд ли мог утверждать, что совершенно невиновен. И все же было одно возможное объяснение, которое можно было принять за правду…
Это была версия событий, которую Миттеран изложил судье Брауншвейгу и народу. Он признался, что действительно встречался с Песке один или два раза перед покушением. Песке приходил к нему с ужасным сообщением: его старинные друзья из Французского Алжира, которым он был должен огромную сумму денег, приказали ему убить Миттерана. Если бы Песке отказался, то его непременно убили бы, и поэтому он умолял Миттерана помочь ему найти выход из создавшегося положения. Инсценировка покушения сняла бы Песке с этого крючка и уменьшила вероятность того, что кто-то еще попытается убить Миттерана. В духе христианского милосердия Миттеран согласился подыграть. Их последняя встреча должна была состояться в кафе «Брассери Липп». И хотя Песке не появился, остальная часть операции прошла по плану. И только когда Песке публично обвинил его в организации всего этого спектакля, Миттеран понял, что случилось: он стал жертвой заговора правого крыла с целью разрушить его политическую карьеру.
Хоть этот рассказ и не был полностью убедительным, он, по крайней мере, представил его в лучшем свете. На газеты это не произвело впечатления. Никто не ждал, что политики будут подчиняться закону, но они должны были сохранять определенное достоинство и выдержку. Один из наименее оскорбительных заголовков появился в газете «Орор»: «Подумать только, этот болван был министром внутренних дел!»
Судья Брауншвейг постарался выкрутиться из неприятной ситуации. Виновный должен был быть как-то наказан, но без ущерба репутации Французской Республики на международной арене. Мир должен знать, что Париж – это не Шанхай и не Касабланка. Песке и его друг были обвинены в незаконном хранении оружия, тогда как Миттеран, который потратил время комиссара Кло на бессмысленное расследование, был обвинен в неуважении к суду. Это были сравнительно незначительные обвинения, которые в любом случае, вероятно, будут отменены.
Неожиданно сенат проголосовал за лишение Миттерана сенаторской неприкосновенности, но к этому времени дело уже оказалось в бесконечном путаном царстве юридического судопроизводства, обветшавшие дела которого периодически уносят волны безразличия и тайных переговоров. Биографы и историки, отправившиеся на поиски неузнаваемых крупиц правды, видели, как из тумана появились различные скользкие личности – премьер-министр Дебре, которого обвиняли в отдаче приказа о незаконной казни в Алжире; адвокат Песке Тиксье-Виньянкур, который защищал террористов правого крыла и выдвигал свою кандидатуру на пост президента, и полный оптимизма руководитель избирательной кампании Тиксье-Виньянкура Жан-Мари Ле Пен. Эти люди были одними из тех, кого Миттеран подозревал в заговоре, нацеленном на разрушение его карьеры.
Ни один из них не признался в том, что был как-то замешан в этом деле.
Сам Песке был вынужден уехать из страны и с тех пор придумал так много версий этого инцидента, что даже если он теперь сделал бы честное признание, это было бы бесполезно. В письме, опубликованном в газете «Монд» в 1965 г., он неожиданно оказал поддержку Миттерану на президентских выборах признанием в том, что Миттеран организовал инсценировку покушения с добрыми намерениями. Однако позднее он отрекся от этого утверждения, заявив, что друзья Миттерана заплатили ему сорок тысяч франков за то, чтобы он написал это письмо. Само отречение принесло ему еще несколько франков, когда он опубликовал его в книге под названием «Мое реальное и инсценированное покушение на Миттерана: вся правда».
«Дело Обсерватории» дошло до своего практического завершения в ту зиму, когда комиссаром Кло была организована, по-видимому, ненужная реконструкция событий. «Пежо-403» сенатора Миттерана был отвезен на тихую улочку в Венсенском лесу, изрешечен пулями и разбит о дерево. Изначальная стрельба оставила его сравнительно целым. После «реконструкции» осталась лишь искореженная развалина без окон.
Теперь у Лиса начался период, который стал известен как «преодоление пустыни». Сначала поддержавший обвинение Миттерана президент де Голль передумал и решил, что об этом инциденте больше никогда не следует упоминать, а его собственная партия никогда не будет пытаться извлечь из нее для себя выгоду. Некоторые говорили, что он пытается защитить премьер-министра Мишеля Дебре от любых постыдных откровений, которые Миттеран может сделать, рассказывая о его роли в убийстве генерала в Алжире. Другие люди, близкие к де Голлю, говорили, что он хотел поддержать честь президентской должности, потому что – каким бы невероятным это ни казалось в то время – Миттеран мог однажды стать президентом. Разумеется, де Голль прекрасно знал, что Миттерану никогда не дадут забыть об этой истории. На протяжении многих лет после нее, хотя депутаты Национального собрания и обходили эту тему учтивым молчанием, было просто удивительно, как часто слово «Обсерватория» неожиданно возникало в их речах.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.