Советский разведчик Джордж Блэйк

Советский разведчик Джордж Блэйк

Имя Джорджа Блэйка хорошо известно, тем не менее его история не перестаёт вызывать живой интерес.

Родился Д. Блэйк в Голландии 22 ноября 1922 года. Его отец — англичанин Альберт Бихэр, бывший сотрудник британской разведки. Мать — голландка Кэтрин, урождённая Бейдервеллен. В молодости Джордж собирался стать пастором протестантской церкви. Когда началась немецкая оккупация, вступил в движение Сопротивления. В 1940 году был арестован и заключен в концлагерь Шерп, откуда ему удалось бежать. В 1942 году, спасаясь от нового ареста, он бежал через Францию и Испанию в Англию. Там поступил на воинскую службу во флот, а оттуда в разведку. Тогда-то он и стал Блэйком.

Из личного дела Блэйка: «Прекрасное знание немецкого, английского, французского и голландского языков. Проверен в бою, показал себя с хорошей стороны, отважен и решителен, перспективен для работы в разведке».

Джордж постоянно восхищался ролью Советского Союза в войне против фашизма, героизмом его народа. В 1950 году он оказался на войне в Корее. «Я видел, как американские бомбардировщики буквально стирали с лица земли корейские деревни, города… И я спрашивал себя: что нам нужно в этой войне? На чьей стороне я должен сражаться?» — вспоминал позднее Д. Блэйк.

Во время войны он оказался в плену в Северной Корее. Этот этап в его жизни стал решающим. Он сделал для себя окончательный вывод, на чьей стороне он должен быть. Именно там он добровольно стал агентом, а впоследствии штатным сотрудником советской разведки.

Здесь следует заметить, что его как кадрового разведчика Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС) Великобритании в своё время направили на учёбу на курсы русского языка при Кембриджском университете в Лондоне.

Занятия русским языком, чтение русской классики, общение с русскими людьми славянского факультета Кембриджа изменили отношение Блэйка к России и её народу. Вот что писал Блэйк по этому поводу в своей книге «Иного выбора нет»: «Вспоминая дни, проведенные в Кембридже, я теперь понимаю, что они были переломными, — мне открылись новые горизонты, я получил ключ к удивительным богатствам русской литературы, стал уже немного понимать русских людей, заинтересовался и полюбил их обычаи и традиции».

В одном из интервью середины 90-х годов Блэйк на вопрос: «Ради чего вы пошли на сотрудничество с нашей разведкой?» — ответил просто: «Во-первых, я боялся, что будет развязана 3-я мировая война, во-вторых, я верил в победу коммунизма. По этим причинам, кстати, с советской разведкой сотрудничали многие иностранцы».

Как человек, склонный к анализу, Блэйк сопоставлял свою позицию понимания мира и справедливости с тем, что происходило. «Холодная война», противостояние Востока и Запада поколебали идеологические устои Блэйка. Постепенно он пришёл к выводу о необходимости активного участия в противостоянии двух лагерей, но уже по другую сторону баррикад.

Он принял решение обратиться в советское посольство в Северной Корее, предложив свои услуги. Так в добровольном порядке и по идеологическим соображениям Джордж Блэйк стал на путь сотрудничества с советской разведкой, стал советским разведчиком.

Он категорически отказался от материального вознаграждения и твёрдо придерживался этого принципа в дальнейшем.

Здесь хотелось бы упомянуть молодого сотрудника управления КГБ по Приморскому краю Николая Андреевича Лоенко, который, находясь в командировке в Северной Корее, установил контакт с Блэйком. Вот его слова: «Фактически Джордж, наблюдая войны во всех их видах и размышляя над судьбами мира, сам пришёл к коммунистическому убеждению. Он сразу же поразил меня неподдельным интересом к нашей стране. Конечно, по своей эрудиции, уровню культуры Джордж превосходил меня, он хорошо разбирался в теории научного коммунизма. Мне оставалось ему только поддакивать. Короче говоря, идеологически воздействовать на него я не мог, потому, что больше нажимал на общечеловеческие интересы».

Весной 1953 года пленение Блэйка закончилось, и вместе с другими находившимися в плену сотрудниками английской дипломатической миссии он вернулся в Англию. После радостных встреч с родными, опросов представителями военной разведки и СИС, носивших формальный характер, Блэйк получил дополнительный отпуск, а в сентябре 1953 года приступил к работе в Сикрет Интеллидженс Сервис. Он был назначен на должность заместителя начальника отдела «У» СИС. Эта служба занималась проведением операций по внедрению техники подслушивания и съёму информации в представительствах СССР и союзных с ним государств, а также в частных квартирах работников этих учреждений. Ряд операций проводились совместно с ЦРУ США.

Вскоре после этого сотрудниками лондонской резидентуры советской разведки была разработана и осуществлена операция по восстановлению связи с Блэйком. Последовали 10 лет его активной и неоценимой по плодотворности разведывательной работы. Простое перечисление того, что было сделано Джорджем Блэйком, заняло бы очень много места. От него было получено огромное количество секретных документов английской разведки, раскрывающих её подрывные устремления против Советского Союза.

Тут следует вкратце рассказать об одном нашумевшем в своё время деле, непосредственным участником которого был сам Блэйк. Речь пойдёт об операции английских и американских спецслужб под кодовым названием «Голд» (золото), известной советскому читателю как «Берлинский туннель».

Ночью 22 апреля 1956 года советские связисты, «осуществляя срочный ремонт» телефонного кабеля, обеспечивающего связь между Восточным Берлином и Москвой, наткнулись на ответвление. Они обнаружили туннель, ведущий в американский сектор Западного Берлина.

Наша сторона не пошла на уничтожение установленной американцами и англичанами аппаратуры перехвата телефонных разговоров, а на следующий день организовала пресс-конференцию, на которой обвинила американцев в возмутительном вторжении на территорию советского сектора Берлина и заявила решительный протест. Собравшихся журналистов пригласили на «экскурсию» в туннель.

За несколько лет до этого события, в один из декабрьских дней 1953 года, в Лондоне проходило секретное совещание представителей ЦРУ США и Сикрет Интеллидженс Сервис Великобритании. В результате было принято решение о прокладке туннеля к линиям связи советских войск и линиям связи ГДР. Предприятие финансировали американцы: сложнейшее оборудование обязалась поставить английская сторона. В качестве заместителя начальника отдела «У» Джордж Блэйк принимал личное участие в этом совещании специалистов-разведчиков СИС и ЦРУ.

В берлинском районе Альтпиинике, где проходила граница американского сектора Берлина, американские военные власти построили корпуса станции подслушивания. От них был прорыт пятисотметровый туннель, оборудованный по последнему слову техники, для подключения подслушивающей, усилительной и прочей шпионской техники к телефонным кабелям на территории Германской Демократической Республики.

Казалось бы, всё шло хорошо, если бы не одно «но». Хотелось глубже втянуть «партнёров» в эту игру. И хотя разговоры, ведущиеся по этой линии, подвергались строгому контролю с целью не допустить ухода на Запад действительно ценной информации, всё же иногда приходилось допускать «утечку», чтобы «партнеры» ничего не заподозрили.

Тем не менее настало время, когда надо было кончать игру, но сделать это следовало так, чтобы Блэйк остался вне всяких подозрений. В один прекрасный день в апреле 1956 года американские военные разведчики, операторы аппаратов, подключенных к нашим линиям связи, вдруг услышали громкие голоса с противоположной стороны туннеля, со стороны ГДР. Операторы были так перепуганы, что бросились бежать, не успев ни снять, ни уничтожить аппаратуру. Туннель был вскрыт советскими и немецкими «связистами» под предлогом «обнаружения неполадок в каналах связи», что и «выявило» якобы подключенную аппаратуру. Эта дезинформация была запущена так умно, что даже специальная комиссия ЦРУ и СИС пришла к заключению, что это чистая случайность. Блэйка никто ни в чём не заподозрил, и он по-прежнему продолжал снабжать нас секретной информацией.

После скандального разоблачения, Когда все улики были налицо и играть в прятки отпала нужда, высокопоставленные деятели из ЦРУ всё же пытались утверждать, что мол, эта версия была самой результативной за последние годы. Тогда ни в Вашингтоне, ни в Лондоне не могли даже предположить главное — их акция оказалась обречённой ещё задолго до того, как были созданы чертежи этого «предприятия».

Само «обнаружение» туннеля было проведено искусно. Последовавшее за этим совместное расследование СИС и ЦРУ обстоятельств провала операции пришло к выводу о его чисто технических причинах. Об утечке информации не шло и речи. И только в 1961 году, после ареста Блэйка, СИС и ЦРУ стало известно, что советские власти были действительно ознакомлены с операцией «Туннель» ещё до того, как первая лопата вонзилась в землю. Блэйк сумел передать советской разведке сведения об этой операции американской и английской разведок ещё на стадии её первоначальной разработки.

В связи с предательством одного из руководителей польской разведки, М. Голеневского, английская контрразведка по косвенным данным вышла на Блэйка, и в 1961 году Блэйк был арестован и передан английскому суду. Судья пришёл к такому заключению: «Этот человек разрушил почти всё, что было создано британскими разведывательными службами с момента окончания Второй мировой войны».

Первые беседы ещё на стадии подозрений ничего не дали сотрудникам отдела контрразведки Интеллидженс Сервис, которые вели допросы Блэйка. Они не располагали ни конкретными данными, ни вещественными доказательствами его сотрудничества с советской разведкой. Допрашивающие, сами того, видимо, не ожидая, нашли нестандартный психологический ход. Как бы желая облегчить признание Блэйка и тем самым его участь, они заявили, что он пошёл на сотрудничество с Советами только потому, что он сотрудник британской разведки. Дальше последовал шантаж, и Блэйк пошел на сотрудничество. Блэйк был возмущён таким предположением. Ему захотелось объяснить, что действовал он по убеждению, что никто его не пытал, не шантажировал, и он пришёл к русским по собственному решению и предложил свои услуги. Эта внутренняя реакция — возможно, кто-то и посчитает ее противоречащей элементарному здравому смыслу и инстинкту самосохранения — оказалась в итоге полным признанием.

Но в этом и есть весь Джордж Блэйк — благородный человек, не допускающий сомнений в искренности своих поступков и принятых решений. Эту черту характера он проявлял не один раз, не шёл на компромиссы, когда дело касалось убеждений, принципов.

Подтверждением этому служит и поведение Блэйка во время суда. Адвокат Джереми Хатчинсон, выступавший в качестве защитника Блэйка, спросил его разрешения заявить в своем обращении к судье о том, что подсудимый глубоко сожалеет о содеянном. Это могло бы смягчить приговор. Блэйк ответил отказом, так как это он считал неправдой, ни о чём он не сожалеет и уверен в правильности своего сотрудничества. И если бы не арест, то продолжил бы контакты с русскими.

Дело рассматривалось в суде Олд Бейли — Центральном уголовном суде в Лондоне, — который приговорил Блэйка к 42 годам тюремного заключения. Это было беспрецедентное в истории английской юриспруденции наказание за подобного рода преступление. Разум Блэйка отказывался принимать такой приговор. Он испытывал чувство как бы нереальности происходящего, так как его освобождение должно было произойти только в 2003 году, т. е. в следующем тысячелетии. Если бы суд назначил бы ему 14 лет, то это, по словам Блэйка, произвело бы на него «куда более ужасное впечатление, — сорок два года находились вне пределов понимания». Но самое интересное состоит в том, что подобный срок подтолкнул Блэйка к мысли о побеге (не забудем, что он уже один раз бежал из-под стражи).

Все, что произошло в дальнейшем, укладывалось в философию Блэйка, его жизненную позицию. Джордж сравнительно быстро вошёл в режим тюремной жизни. Вел себя примерно и после 5 лет получил «повышение»: из мастерской, где шили мешки для дипломатической почты, его назначили в тюремную лавку — там заключенные покупали нехитрые припасы. Его навещала мать, жена и другие родственники. Это, с одной стороны, облегчало его пребывание в тюрьме, но с другой — было и большим моральным испытанием. Он чувствовал вину перед родственниками за то, что случилось, особенно перед женой, которая осталась одна с тремя сыновьями на руках.

Большой моральной поддержкой для Блэйка явились его беседы во время прогулок в тюремном дворе с советским разведчиком Гордоном Лонсдейлом, он же «Бен», он же Конан Трофимович Молодый, арестованный англичанами в результате предательства того же поляка Голеневского и осужденный на 25 лет в том же 1961 году.

Блэйк восхищался стойкостью и неизменно хорошим настроением, с которым Конон Молодый переносил выпавшие на его долю тюремные испытания. Вдвоём они часто обсуждали возможные пути оказаться наконец на свободе.

Конон Молодый вспоминал позже: «Однажды мы встретились с Джорджем на прогулке во дворе тюрьмы „Уормвуд Скрабз“, где я тоже отбывал наказание. Я ему сказал тогда: „Уверен, что оба будем праздновать 50-летие Октябрьской революции 7 ноября 1967 года в Москве“. Так оно и произошло. Оба они присутствовали на этом параде, а после парада пили „Советское шампанское“».

К. Молодый в 1964 году был обменян на агента английской разведки Гревилла Винна, арестованного по нашей просьбе в Будапеште за шпионаж и приговорённого к тюремному заключению в СССР, а Дж. Блэйк в 1966 году бежал из тюрьмы в Советский Союз.

Со временем Блэйк как бы втянулся в распорядок тюремной жизни и начал даже находить её терпимой. Чтобы поддерживать себя в рабочем состоянии, он возобновил занятия арабским языком, посещал занятия по английской литературе и класс любителей музыки, организованные в тюрьме по линии попечительства.

Смелый побег из тюрьмы был осуществлён Блэйком в духе традиций авантюрных романов Александра Дюма, разве что с применением современной техники. Тюрьма «Уормвуд Скрибз» славилась тем, что из неё никто никогда не бежал. Поэтому туда и помещали таких опасных преступников, как разоблачённые советские разведчики. Содержались там заключенные и не столь опасные. Среди них были два члена «Комитета-100» — Майкл Рэндл и Пэт Поттл, осуждённые на 18 месяцев тюремного заключения за организацию демонстрации у базы ВВС США в Уэзерсфильде. Так получилось, что они тоже посещали занятия по английской литературе и класс любителей музыки. «С самого начала между нами возникло, — вспоминал Блэйк, — полное взаимопонимание. Однажды, когда никто не мог нас услышать, они предложили помочь мне, чем смогут, если я решусь бежать. Я был очень тронут таким великодушием и ответил, что если смогу разработать конкретный план и буду нуждаться в их помощи, то обязательно дам им знать. Вскоре их освободили, и мы не успели ни о чём толком договориться».

Прошли годы, но друзья не забыли про Блэйка и регулярно присылали рождественские поздравительные открытки. Блэйк верил им, они ведь сами предложили помочь ему. Но прежде всего Блэйку требовался человек, который смог бы войти с ними в контакт и осуществить необходимые приготовления.

Таким человеком оказался Шон Берк, он посещал те же занятия по литературе, что и Майкл Рэндл, Пэт Потта и Блэйк. Он их знал довольно хорошо.

Блэйк открыто пишет об участии этих трёх людей в его побеге, так как они сами публично признали это, описав в своих книгах. В противном случае он конечно же хранил бы молчание.

Блэйк с Шоном Берном попали в тюрьму примерно в одно и то же время и вскоре познакомились. Шон был привлекательным мужчиной, довольно крепкого телосложения, и производил впечатление человека уравновешенного и добродушного. Он попал в тюрьму за то, что послал по почте бомбу полицейскому, который обвинил Шона в растлении малолетнего мальчика.

Восьмилетнее заключение Шона подходило к концу. Он зарекомендовал себя как прекрасный издатель тюремного журнала. Отношения Блэйка с Шоном переросли почти в дружбу. Блэйк решил, что настало время действовать.

Во время одной из ежедневных прогулок Блэйк изложил Шону своё намерение бежать и спросил его, не мог ли он помочь ему. Он сразу согласился. Блэйк предложил ему подумать несколько дней, прежде чем дать ответ; но он сказал, что всё уже решил и готов взяться задело. Шон относился к Блэйку с симпатией и считал его тюремный приговор чудовищным. По его словам, ничто не доставило бы ему такого удовольствия, как помочь Блэйку осуществить побег.

Блэйк с Шоном сразу же приступили к разработке операции. Главнейшим условием была надёжная связь. В общежитии, которое находилось на территории тюрьмы, в это время шёл ремонт. Там работали заключенные из сектора «Д», и среди них можно было найти кого-нибудь, кто согласился бы передавать записки. Блэйк с Шоном обратились к общему другу, которому оба симпатизировали и доверяли. Его звали Филипп, это был обаятельный человек, который в ответ на вопрос: «Какова ваша профессия?» — откровенно отвечал: «Вор». Они договорились, что, как только Шон выйдет из тюрьмы, он сразу же свяжется с Майклом и Питтом, с тем чтобы убедиться, что они по-прежнему готовы помочь Блэйку, и обсудить с ними дальнейшие действия.

Несколько недель спустя Шон был переведён в общежитие. Однажды вечером в начале ноября 1965 года Блэйк попрощался с Шоном, и последний приступил к работе. Первая часть операции началась.

Как только Шон оказался в общежитии и смог свободно передвигаться по Лондону до десяти часов вечера, он сразу же встретился с матерью Блэйка. В состоявшемся разговоре произошло недоразумение. Тогда Шон вместе с Майклом и Пэтом связались с матерью Блэйка. Была собрана сумма в 800 фунтов. На эти деньги в первую очередь был куплен автофургон для нелегального вывоза Блэйка из Лондона.

Оглядываясь назад, Блэйк благодарен своей сестре за то, что она дала безумно необходимую сумму денег Шону. Как потом стало явным, без участия Майкла и Пэта и их друзей побег Блэйка не имел никаких шансов увенчаться успехом.

Однажды у Блэйка произошел неприятный случай. Один из его сокамерников позвал его в свою камеру и показал ему письмо Шона, начинавшееся словами «Дорогой Джордж!» и содержавшее некоторые детали, не оставившие ни малейшего сомнения в том, что готовится побег. Де Курси, в руках которого оказалось это письмо, оказался верен своему слову. Он выполнил данное Блэйку обещание. В свою очередь Блэйк тоже сдержал обещание и информировал его о том, как шли дела.

В результате этой путаницы, о которой Блэйк предупредил Шона, его осенила идея: из тех денег, что ему теперь платили за работу, он купил «уоки-токи». Этот аппарат он тайно передал Блэйку через связного. Блэйк довольно конспиративно пользовался аппаратом и в основном в позднее вечернее время. Хранил он аппарат в надёжном месте.

Между тем подготовка к побегу подходила к концу. Шон купил подержанный автомобиль и снял маленькую квартиру в пяти минутах ходьбы от тюрьмы.

Шон побывал в Ирландии и вернулся уже под другой фамилией. После его возвращения был назначен день побега: 22 октября, в 6.15 вечера. В это время уже достаточно темно, а большинство заключенных уйдут смотреть еженедельное кино.

В среду перед операцией у нас состоялся окончательный разговор. Выбранное для него время совпадало с часом побега. Шон сидел в машине, припаркованной у боковых ворот больницы Хаммерсмита на Артиллерироу, узкой улочке, отделявшей её от стены тюрьмы, там же, где он будет ждать меня в условленный вечер. Шон спрятал рацию в букете цветов, как будто он собирался навестить кого-то в больнице.

Побег был спланирован таким образом, что не было нужды прибегать к насилию, так что друзья решили однозначно: Шон не станет брать с собой оружие и ни в коем случае не применять силу.

В субботу, во время обеда, у нас состоялся закрытый разговор. Никаких неожиданных помех не возникло. Стекло в нижнем углу окна за день до этого было вынуто. В последний момент оставалось лишь выломать железную перегородку. Обстановка вокруг была спокойная. Кругом тихо. Это были самые тихие часы за истекшую неделю.

Блэйк зашёл попрощаться с де Куром. Он пожелал ему удачи. В оставшееся время принял душ. В окно Блэйк увидел, что пошёл дождь. Скоро начнётся смеркаться и видимость ухудшится. Всё шло как нельзя лучше.

Не торопясь Блэйк выпил чай и почитал газету. Было 6.15.

Вот как описывает Блэйк дальнейшее развитие событий.

«Из камеры моего друга я по рации вызвал Шона. Тот вскоре отозвался: он уже на месте, по ту сторону тюремной стены.

— Всё в порядке? — спросил я.

— Да, — последовал ответ.

— Мы уже можем выламывать перегородку?

— Да, действуйте.

Филипп, с нетерпением ждавший рядом со мной, тут же ушёл. Спустя три минуты он вернулся.

— Что-то случилось? — спросил я. — Ты очень быстро вернулся.

— Нет, всё отлично, можешь идти.

Перегородка так проржавела, что одного рывка оказалось достаточно, чтобы она вылетела. Я опять вызвал Шона, и он тут же откликнулся.

— Перегородка сломана, ты готов?

— Что, уже? Можешь идти, я готов, — послышался голос Шона.

Я спрятал рацию под свитер, мой друг пожелал мне удачи, мы обменялись рукопожатием, и я пошёл к стене. Оказавшись внизу, я вызвал по рации Шона. Он немедленно ответил.

— Я снаружи и жду лестницу, — доложил я.

— Подожди минутку, у меня некие затруднения, — ответил Шон.

Некоторое время я подождал. Вдруг вновь громко раздался голос Шона:

— Извини, произошла ошибка. Сейчас я всё улажу.

— Пожалуйста, поторопись, — в отчаянии прокричал я, — у нас не остаётся времени.

— Ещё минутку, — ответил Шон и снова наступила тишина.

Я напряженно ждал, готовый броситься к стене, как только через неё перелетит верёвочная лестница. Примерно через пять минут, показавшиеся мне вечностью, Шон опять вышел на связь. На этот раз голос его звучал твёрдо и уверенно.

— Будь готов!

Тут же в свете лампы я увидел, как лестница перелетела через стену. Я, низко пригнувшись, бросился к стене, вцепился в лестницу и полез вверх. По лестнице я перелез через стену и прыгнул вниз. Упал неудачно и почувствовал боль в голове и руке. На мгновение потерял сознание, но Шон схватил меня и затащил в машину. Сам сел за руль, и машина рванула с места. Сразу мы свернули на пустынную улицу. Ещё несколько поворотов, и машина остановилась. Вошли в дом. Мы с Шоном перетянулись и пожали друг другу руки. „Получилось! Получилось!“ — почти одновременно воскликнули мы. Пока всё шло хорошо.

Шон пошёл отогнать машину. Я умылся и переоделся в приготовленную мне одежду. После того, как я тщательно промыл рану на голове, стало ясно, что она поверхностная. Я посмотрел на беспокоившее меня левое запястье. Рука была изогнута под каким-то страшным углом и начала опухать. Видимо запястье все-таки было повреждено.

Шон вернулся в 9.00. Он позвонил Майклу и Пэту и сообщил им радостное известие. Они ликовали. Шон принёс бутылку бренди, и мы выпили и начали смотреть выпуск новостей. „Чрезвычайное положение в западном Лондоне“, — объявил диктор, и на экране появилось моё бородатое лицо. Дальше пошёл комментарий о том, как был обнаружен мой побег из тюрьмы Уормвуд-Скрабс.

В тот вечер мы засиделись далеко за полночь. Наконец мы лепта спать, однако ночь прошла беспокойно. Шон всё бормотал: „Господи, получилось!“ — и ворочался. У меня же болела голова и рука, и я был слишком возбуждён, чтобы уснуть.

Когда я проснулся утром, моё запястье распухло и страшно болело. После завтрака Шон отправился покупать газеты. Через полчаса он вернулся и сообщил, что собирается навестить Майкла и попросить его разыскать врача. Около полудня Шон возвратился с новостью, что друзья бросились искать врача. В семь часов вечера к Блэйку прибыл Майкл с врачом. Доктор сделал все необходимое и наложил гипс.

Ещё до ухода врача появился Пэт со своей женой. Они захватили с собой выпить, и, теперь, Когда мы были вместе, состоялось нечто вроде праздничного вечера.»

Через два дня Блэйка переправили на другую квартиру. Но поскольку в данной квартире был душевнобольной человек, Блэйку подыскали более надёжную квартиру.

Помимо не покидавшего друзей чувства опасности, ощущение ненадёжного прибежища, постоянную тревогу вызывал Шон. Склонность к выпивке была частью его натуры, а Блэйк, естественно, не имел возможности заметить это в тюрьме. По складу характера Шон был рубаха-парень, и его друзья содрогались при одной мысли о том, что он мог выболтать случайным посетителям бара, — ведь помимо своей неосторожности Шон буквально горел желанием крикнуть всем и каждому, что не кто-нибудь, а именно он вытащил Джорджа Блэйка из тюрьмы.

Вскоре друзья стали обсуждать самый трудный этап операции: как вывезти Блэйка с Шоном из Англии и куда именно. Вариантов было много, в том числе и пластическая операция Блэйка. Но после долгих раздумий друзьям пришла идея спрятать его в багажнике автофургона и самим вывезти в безопасную страну. Этот план давал больше шансов на успех, и Блэйк сразу же принял его. Друзья приобрели дормобил (туристский вариант легкового автомобиля в виде фургона), в котором соорудили спальное место в кухонном шкафу (тайник).

Возник вопрос, в какую страну ехать: Египет, Югославия, Швеция, Швейцария, ГДР… В сложившейся обстановке, хотя раньше никогда такой вариант не рассматривался, Блэйк предложил лучший выход из всех: ехать в Советский Союз. И Шон поедет с ним. Поначалу Шон отвергал предложение Блэйка. Но после долгих обсуждений всех вариантов Шон дал согласие поехать с Блэйком в Советский Союз и переждать, пока не утихнет шум и не угаснет интерес к этому делу. Но как переправить Шона в СССР? Пэт предложил переклеить фотографию Шона на его паспорт. Примерно через неделю после благополучного прибытия в Восточный Берлин Блэйка Шон доберётся поездом до Парижа, а оттуда — самолётом до Западного Берлина. А там по своему британскому паспорту он перейдёт в Восточный Берлин через КПП «Чарли», обратится к часовому КПП советского военного городка в Карлсхорсте. О его пропуске договорится Блэйк с руководством Представительства КГБ при МГБ ГДР.

Когда переоборудование фургона было готово, можно было начинать путешествие. День был назначен —17 декабря. Друзья заказали билеты из Дувра в Остенде, и 17 декабря Майкл с семьёй заехал за Блэйком.

«Выехали мы, — пишет Блэйк, — после ужина. Сначала в тайнике мне было удобно, но потом стало не хватать воздуха. В пути мы остановились. Я вышел на свежий воздух — красота! Мне стало очень хорошо. И после короткой передышки я снова был готов вернуться в свой „тайник“.

Вскоре мы достигли Дувра, где сильно перенервничали при таможенном досмотре. Всё обошлось хорошо и мы въехали на паром. Через некоторое время мы прибыли в Остенде. Таможенный контроль мы прошли без проблем и поехали в хорошем настроении.

Издали я увидел огни восточно-германского КПП, недалеко от Берлина. Наше путешествие подходило к концу.

Я должен был выйти, а Майкл с женой и детьми поехали в Западный Берлин, а затем в Англию. Начали прощаться. „Спасибо за всё, что вы для меня сделали. Мы ещё отпразднуем это с шампанским. Верю, такой день настанет“, — сказал я. Они пожелали мне удачи, и мы вновь обменялись рукопожатиями. После того, как габаритные огни скрылись, я отправился на КПП. Я вышел из темноты в слепящий свет прожекторов и подошёл к пограничнику ГДР, стоявшему у опущенного шлагбаума.

Начальник пограничного поста ГДР помог мне связаться с советскими друзьями. Из Карлсхорста прибыли три товарища. Один из них спросил, что я собственно хочу. Я ему объяснил, кто я такой, и просил помочь мне поговорить с советскими товарищами из Карлсхорста. Но так как это был воскресный день, мне пришлось ждать до утра следующего дня. Ночью я хорошо поспал. После завтрака дверь комнаты распахнулась. На пороге, глядя на меня, стояли трое мужчин. В одном из них я сразу узнал Василия (В. А. Дождалёв — Н. Ш.), молодого человека, с которым у нас было немало приятных прогулок по лондонским предместьям. Увидев меня, он радостно воскликнул: „Это он! Это он!“ — и бросился обнимать меня. В машине по дороге в Берлин он объяснил, что это чисто случайное совпадение, что он оказался в Берлине. Василий, уже в чине генерала, был начальником отдела советской разведки и приехал в Берлин на служебное совещание. Он уже на следующий день собирался улетать, как вдруг среди ночи ему позвонил шеф КГБ в Берлине, знавший о нашей совместной работе в Лондоне, и сказал, что на восточно-германском КПП рядом с берлинским автобаном объявился человек, именующий себя Джорджем Блэйком. Не мог бы Василий съездить туда и провести опознание?

В Берлине со мной обращались как с героем, — пишет Блэйк, — а немецких товарищей особенно радовало, что я выбрал именно их город в качестве убежища. Я получил целый гардероб одежды. Вскоре мне сказали, что через пару дней специальным авиарейсом я буду доставлен в Москву. Подождём немного.

В Москве меня поселили в большой комфортабельной квартире, а пожилая экономка помогала мне по хозяйству. Через две недели ко мне присоединился Шон Берк. Строго придерживаясь выработанного нами плана, ему удалось благополучно добраться до Восточного Берлина.

К сожалению, история Шона имеет печальный конец. Пока мы вместе с ним жили в Москве, наши отношения расстроились. Главной причиной стало абсолютное расхождение во мнениях по поводу его будущего. Если бы Шон мог осесть в Советском Союзе, это было бы идеальным вариантом решения вопроса. Он ни в чём бы не испытывал недостатка.

Но, как я вскоре понял, Шон об этом и слышать не хотел. Идея уехать в Советский Союз ему уже с самого начала не очень нравилась. Приехал он в Москву неохотно и теперь стремился как можно скорее покинуть Советский Союз.»

Блэйку, конечно, не хотелось идти против Шона. Ведь именно Шон организовал побег Блэйка из Уормвуд-Скрабс. Но Пэт, Майкл и Энн нашли деньги для всей операции, спрятали Блэйка и в итоге сумели тайно вывезти его из Англии. Он был перед ними в большом долгу. Блэйк делал всё от него зависящее, чтобы убедить Шона остаться в Советском Союзе или уехать куда-нибудь под чужим именем. Однако это не изменило его намерения уехать в Англию. Противодействие Блэйка очень обижало его, и он так и не простил ему, что тот не принял его сторону. Их отношения ухудшались, и им всё труднее становилось жить вместе.

Шон много работал над своей книгой, но никогда не показывал Блэйку, о чём он там писал. К тому времени уже было решено отправить Шона в Ирландию, так как он не был англичанином.

Шон предстал перед ирландским судом, который дал согласие на его выдачу англичанам. Но хорошие адвокаты помогли ему и Верховный суд Ирландии отменил приговор.

Примерно через год Шон издал свою книгу, в которой совершенно проигнорировал замечания Блэйка.

Думаю, не будет лишним заметить, что Когда Блэйк находился ещё в тюрьме, его жена (у них было три сына) подала на развод. По этому поводу она советовалась с Блэйком и говорила, что нашла хорошего мужчину. Блэйк не стал возражать, и судом их брак был расторгнут.

К Блэйку неоднократно приезжала его мать. Жила у него иногда месяц-полтора. В 1968 году во время круиза по Волге Блэйк встретил свою будущую жену Иду. Через год они поженились. От этого брака у него уже взрослый сын Миша. Он с раннего детства знал, что его отец работал на разведку. Он окончил физический факультет МГУ, работает по профессии и живёт в Москве.

В Москве Блэйк был дружен с Кононом Молодым (Гордон Лонсдейл) и они дружили до ухода Конона из жизни. Помимо Конона Блэйк поддерживал дружеские отношения со своими земляками Дональдом Маклейном и Кимом Филби, которые тоже тайно сбежали из Англии, опасаясь ареста и суда. Оба они уже умерли.

Примерно через два года после прибытия в Моску Блэйк устроился на свою первую работу — переводчиком на голландский язык в издательстве «Прогресс». Однако это занятие его не слишком устраивало. Ещё на заре дружбы с Дональдом Маклейном последний предложил Блэйку перейти к нему в институт, где царила совершенно иная атмосфера. Благодаря его хорошим отношениям с Евгением Максимовичем Примаковым, в то время заместителем директора МГИМО, а также содействию КГБ его устроили в институт. Работа в МГИМО оказалась ещё одним важным шагом к тому, чтобы почувствовать себя полноценным членом общества и жить нормальной жизнью.

«Мы с Дональдом занимали соседние кабинеты, — пишет Блэйк, — часто виделись, вместе пили по утрам кофе, а днём — чай, который готовили сами.

Мои корни (мать, жена, три сына) остались в Англии. Долгое время мои сыновья, если и хотели меня видеть, то никак не проявляли своего желания. Но вот средний сын в возрасте 24 лет высказал твёрдое решение встретиться со мной.

Мы договорились, что летом он вместе с моей матерью приедет в ГДР, где мы и проведём три недели на одном из балтийских курортов. Встреча прошла на редкость удачно. Я поведал ему всю историю своей жизни так же, как изложил её в этой книге. Хотя, как и все члены моей семьи, он, возможно, и не одобрил то, чем я занимался, но понял мои мотивы и между нами не возникло разногласий. С самого начала нам было очень хорошо вместе: казалось, что мы знаем друг друга всю жизнь. Он отлично ладил с моей женой и своим русским сводным братом, говорившим по-английски свободно.

На следующий год два других сына, старший и младший, наверняка подбодрённые рассказами среднего, тоже решили приехать ко мне. Они приехали в марте на Белорусский вокзал. Вместе с Мишей я встречал их на платформе. Стоило им выйти из вагона, мы сразу узнали друг друга. Всю неделю мы без умолку проговорили. Всё прошло хорошо. При первой встрече на вокзале мы лишь обменялись рукопожатиями. Когда они уезжали, мы расцеловались.

С тех пор они каждый год приезжают в Москву, иногда со своими женами и детьми, регулярно звонят мне. Я часто брал их с собой путешествовать, показывая интересные места России.

Если своей свободой я обязан моим друзьям-англичанам, то почувствовать себя полноправным членом советского общества помогли мне главным образом мои друзья из КГБ. С самого начала они делали всё возможное, чтобы максимально облегчить мне непривычную жизнь, впрочем, точно также, же, как они делали это для Кима, Дональда — любого из нас.

Помощь моих друзей была бесценной для преодоления бюрократических препонов, весьма осложняющих жизнь в этой стране. Не представляю себе, чтобы бы я делал без их помощи. Опять же благодаря им начиная с 1973 года мне с семьёй было позволено выезжать каждое лето в одну из соцстран. Особенно хорошо нам запомнилось 90-летие моей матери, Когда на балтийском курорте в ГДР собралась вся семья и немецкие товарищи устроили по этому поводу грандиозный праздник, причём, я уверен, больше ради неё, чем ради меня. В последние пять лет жизни моей матери мы не встречались. Хотя, несмотря на преклонный возраст, у нее было всё ещё хорошее здоровье и она сохранила ясность мыслей. Мы часто общались по телефону. Нам обоим было за что благодарить судьбу. Она умерла в возрасте девяноста восьми лет, скорее от старости, чем от какой-то определённой болезни. Проснувшись однажды утром, она выпила приготовленную моей сестрой чашку чая, и ее, к сожалению, не стало.

Я много ездил по стране. Однажды во Владивостоке, выступая перед коллективом ФСБ, я не мог не отметить, что наконец-то выполнил задание, данное мне английской разведкой ещё в 1948 году. Мне действительно удалось проникнуть в самое сердце дальневосточной службы безопасности и установить дружеские отношения с её руководством. В этот день я возложил венок на могилу полковника Лоенко,[5] бывшего первым советским разведчиком, с которым я установил оперативный контакт в Корее в 1950 году.»

Джордж Блэйк активно участвует в жизни Ассоциации ветеранов внешней разведки, является почётным профессором Академии внешней разведки.

Время от времени руководство Службы внешней разведки приглашает меня посетить различные города РФ, где имеются региональные Управления ФСБ. Меня просят рассказать молодым сотрудникам о моей жизни и работе советского разведчика в надежде, что наша встреча поможет им в дальнейшей работе, а также с целью передачи опыта и традиций от старшего поколения разведчиков — младшему. Я с большим удовольствием делюсь воспоминаниями о замечательных разведчиках-нелегалах, с которыми имел счастье быть хорошо знаком.

Во время своих поездок я осознал, насколько огромной страной является Россия. У меня осталось особенно яркое впечатление о пребывании в Мурманске, а именно об осмотре атомной подводной лодки «Рязань». Моё посещение «Рязани» состоялось за несколько недель до трагических событий, произошедших с точно такой же АЛЛ «Курск», а потому оно особо живо запомнилось.

Как я уже отмечал, в МГИМО некоторое время работал научным сотрудником советский разведчик Дональд Маклейн (бежавший из Англии в СССР, избегая ареста). В разговоре с Дж. Блэйком последний выразил желание стать сотрудником института, если это возможно.

Вот что по этому поводу пишет в своей книге «Годы в большой политике» Е. М. Примаков, бывший директор Службы внешней разведки РФ с сентября 1991 года по 1996 год:

«Я был причастен к тому, что Блэйк был принят на работу в наш институт. Дональд Дональдонович как-то мне сказал, что к нам хочет поступить на работу Джордж Блэйк, который передал нам чертежи тоннеля, прорытого американцами в Берлине к кабелям секретной связи военного командования Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Ходатайствуя за своего друга, Дональд сказал, прищурившись: „Поверьте, хоть Блэйк и контрразведчик, но он умный“ (шутил).

Блэйк действительно оказался очень умным, способным и обаятельным человеком. Его с удовольствием приняли в институт. Перейдя на работу в разведку, я продолжал дружить с Георгием Ивановичем, так мы его называли в своих рядах».

Да, это действительно так, ведь как известно, Блэйк пришёл к сотрудничеству с советской разведкой исключительно на идеологической основе. Правительство Советского Союза высоко оценило вклад Блэйка в обеспечение безопасности нашей страны.

За большие заслуги перед нашей страной Джордж Блэйк награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, «За личное мужество», знаком «Почётный сотрудник госбезопасности», а также знаком «За службу в разведке» под № 1 и многими медалями. 22 ноября 2002 года Дж. Блэйк отметил 80-летний юбилей. Он полон сил и творческой энергии. Написал несколько книг.

Закончить очерк об этом замечательном разведчике и человеке уместнее всего его же словами: «Сегодня я могу сказать, что моя жизнь сложилась хорошо, возможно, лучше, чем, по мнению многих моих коллег-разведчиков, я заслуживаю».

Джорджу Блэйку — 80!

Путь Блэйка к юбилею был не прост!

В разведке это каждый понимает —

Не богатырь, не двухметровый рост,

Но пласт международный поднимает!

Работает не ради живота,

Работает за Правду, за идею!

Вот смысл его труда и высота!

Душа и сердце Блэйка не скудеет!

Сложна судьба разведчика, трудна,

Но Блэйк для нас давно разведчик века!

И хоть даётся жизнь всего одна,

Нет на земле счастливей человека.

За верность долгу Блэйка и за Честь!

За Преданность, за Смелость, за Удачу!

Такие люди, слава Богу есть!

И есть решение любой задачи!

За славный Юбилей и за любовь,

К Советскому Союзу и к России,

Давайте скажем Блэйку вновь и вновь:

Здоровья, счастья, друг, тебе и силы!

^{Владимир Данилов 22 октября 2002 года}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.